В середине сентября 1760 г. был сформирован специальный легкий отряд генерала Г. Г. Тотлебена (около 8 тыс. человек при 15 орудиях), который, отделившись от основной русской армии, форсированным маршем двинулся на Берлин, причем пехота была посажена на повозки. Первая попытка штурмовать ворота слабозащищенного города из-за неудачного командования Тотлебена закончилась провалом. 24 сентября отряд Тотлебена был усилен подошедшими войсками 3. Г. Чернышева (11,5 тыс.), а также войсками австрийцев под командой П. П. Ласси (14 тыс.). В ночь на 28 сентября все прусские войска внезапно покинули город и отошли к Шпандау. В тот же день Берлин капитулировал и обязался выплатить большую контрибуцию. Обойдясь весьма гуманно с самой столицей и ее жителями, союзники уничтожили военные предприятия города и окрестностей. Были взорваны крупные оружейные заводы в Берлине и Потсдаме, а пушечный литейный двор был так разорен, что, как сообщалось в рапорте Тотлебена, "в два года ни одной пушки в Берлине лить невозможно будет". Из города было вывезено все неуничтоженное оружие, провиант и фураж. Были сожжены также огромные (на всю армию Фридриха) годовые запасы амуниции и мундиров. 30 сентября, получив известие, что Фридрих II со своей армией спешит на помощь столице, отряды Чернышева, Тотлебена и Ласси покинули Берлин.
Значение экспедиции на Берлин было велико. Кроме большого морального ущерба противнику был нанесен крупный Материальный урон: разрушение оборонных предприятий и уничтожение запасов подорвали базу обеспечения прусской армии.
И все же, как и в предыдущие годы, кампания 1760 г. не принесла победы союзникам. Более того, Фридрих, вернувшись из-под Берлина в Саксонию в октябре 1760 г., дал под Торгау искавшему с ним встречи Дауну сражение. Разделив свою армию на две части, он с фронта и с тыла атаковал правое крыло австрийцев. Войска Дауна не выдержали атаки с тыла и потерпели поражение. Неудачной была и вторичная осада Кольберга русским десантным корпусом адмирала Мишукова.
Взять Кольберг удалось лишь в следующей - и последней для России - кампании 1761 г. В этой кампании союзники намеревались окончательно сломить Фридриха II. Русская армия под командованием Бутурлина (50 тыс. человек) два месяца искала в Силезии удобное место соединения с 75-тысячной армией нового австрийского командующего Лаудона, в то время как обе армии могли быть разбиты поодиночке 70-тысячной армией Фридриха, который непрерывно маневрировал, спасая свой последний оплот в Силезии - Бреславль. Когда в августе союзные армии наконец соединились, у них появилась возможность покончить с Фридрихом, который оказался в подготовленной им самим ловушке - укрепленном лагере Бунцельвиц. Однако командующие не сумели найти общий язык - русская армия отошла от Бунцельвица, а Фридрих, взорвав укрепления, вырвался на оперативный простор.
Значительно успешнее развивались военные действия в Померании, где корпус П. А. Румянцева осаждал Кольберг, который сдался 5 декабря 1761 г. Первоклассная по тем временам крепость и порт позволяли в следующую кампанию начать военные действия сразу с территории Бранденбурга в направлении Берлина. Однако этому не суждено было свершиться.
25 декабря 1761 г. умерла Елизавета, а Петр III тотчас порвал союз с Австрией и подписал мир с Пруссией. В марте 1762 г. он получил письмо от Фридриха II: "Я никогда не в состоянии заплатить за все, чем вам обязан… Я отчаялся бы в своем положении, но в величайшем из государей Европы нахожу еще верного друга: расчетам политики он предпочел чувство чести". В искренности Фридриха не приходится сомневаться: Пруссия, доведенная пятилетней войной почти до разорения, вряд ли бы выдержала еще одну кампанию.
Направляя уполномоченных в Петербург, Фридрих II дал им право согласиться на любые, даже тяжкие уступки, только бы вывести Россию из войны. Радости пруссаков не было предела - Петр III не только не предъявил каких-либо условий заключения мира, но и вернул все завоевания. "Таким образом, - писал Д. М. Масловский, - не оставалось сомнения в том, что вся кровавая работа армии погибла". Более того, 24 апреля 1762 г. с Пруссией был установлен "вечный мир" и генералу 3. Г. Чернышеву был дан приказ готовиться выступить с армией "союзной державы короля прусского" против вчерашних союзников. П. А. Румянцев начал - по приказу императора - готовить поход в Данию, чтобы наказать давних обидчиков предков Петра III. Лишь манифест 28 июня 1762 г. о восшествии Екатерины II прервал карикатурное продолжение кровавой драмы Семилетней войны.
ГЛАВА 4
НАСЛЕДНИКИ ВЛАСТИ
Петровский период правления вошел в историю как время окончательного оформления абсолютизма - режима, при котором власть безраздельно находилась в руках монарха. Завершение становления абсолютизма выразилось в победе бюрократических начал во всех звеньях управления, что привело к ликвидации последних институтов сословно-представительной монархии - Боярской думы и приказов; созданию сложной и разветвленной системы местных органов власти, подчиненных Сенату; упразднению некогда оппонировавшего самодержавию института патриаршества; изданию целого корпуса бюрократических установлений; наконец, к жесткой регламентации общественной и личной жизни подданных и формированию полицейского государства.
Сам Петр I в полной мере олицетворял неограниченного монарха, бесконтрольно распоряжаясь имуществом и даже жизнью своих подданных, по своему усмотрению назначая или увольняя чиновников всех рангов, держа в своих руках все нити исполнительной, законодательной и судебной власти, решая без чьего-либо ведения или контроля любые внутри- и внешнеполитические дела. Апофеозом самодержавной формы правления стал закон о праве монарха назначать наследника по своей воле, не считаясь ни с чьим мнением или традицией.
Концепция абсолютизма Петра I включала в себя как непременный элемент и определенные обязанности абсолютного монарха. Петр видел их в личном служении государству, в осуществлении разработанной им применительно к условиям России концепции "общего блага", понимаемой как достижение благополучия в стране через служение "государственному интересу" каждого сословия в соответствии с определенным ему местом в сословной иерархии, на верху которой находилось дворянство. Именно в петровский период были расширены и законодательно оформлены преимущества дворянства, что привело к усилению влияния господствующего класса в экономической и политической области при одновременном уменьшении его обязанностей перед государством.
Последующее развитие абсолютизма в России шло по пути сохранения неприкосновенности самодержавной власти, забвения в целом (как показала жизнь) эфемерных обязанностей монарха в деле служения "государственному интересу", усиления явно негативных сторон не ограниченной никем и ничем власти одного человека над миллионами своих подданных. Время Елизаветы стало в этом смысле примечательным.
Став абсолютным монархом, Елизавета столкнулась с рядом проблем, порожденных всей предшествующей историей абсолютизма в России. Совершив государственный переворот 25 ноября 1741 г., Елизавета свергла царствующего монарха. Именно поэтому вопрос о ее правах на престол был необычайно острым и актуальным. Он был затронут уже в первом манифесте Елизаветы от 25 ноября, где ее права на престол обосновывались таким образом: во время регентства Бирона и Анны Леопольдовны возобладали "как внешние, так и внутрь государства беспокойства и непорядки"; из-за этого "все наши как духовного, так и светского чинов верные подданные, а особливо лейб-гвардии наши полки всеподданнейше и единогласно нас просили, дабы мы для пресечения всех тех происшедших и впредь опасаемых беспокойств и непорядков, яко по крови ближняя, отеческий наш престол всемилостивейше восприять соизволили, и по тому нашему законному праву, по близости крови к самодержавным нашим вседрожайшим родителям… и по их всеподданнейшим наших верных единогласному прошению, тот наш отеческий всероссийский престол всемилостивейше восприять соизволили".
Три дня спустя - 28 ноября - вышел указ, в котором более пространно обосновывалась законность прав Елизаветы на престол ее отца и матери. В указе появились ссылки на так называемый Тестамент - завещание Екатерины I (1727 г.), согласно которому (в интерпретации его текста составителями указа 28 ноября) Елизавета якобы имела бесспорное право на престол после смерти Петра II, а также новые детали: интриган А. И. Остерман скрыл Тестамент, вследствие чего на престол была выбрана "мимо" Елизаветы Анна Ивановна; через десять лет тот же Остерман сочинил "Определение о наследнике" - сыне Анны Леопольдовны Иване Антоновиче, хотя он "никакой уже ко всероссийскому престолу принадлежащей претензии, линии и права" не имел, как и его братья и сестры.
Итак, права Елизаветы на престол обосновывались, во-первых, волеизъявлением подданных, просивших Елизавету взять власть в свои руки; во-вторых, близостью родства ("по крови") Петру Великому и, в-третьих, Тестаментом Екатерины I. Однако позже - в манифесте о коронации 1 января 1742 г. - упоминалось лишь одно обоснование, а именно второе: "Мы яко по крови ближняя на наследный родительский наш всероссийский престол…" Примечательно, что в важнейших государственных актах последующего времени ссылка на "близость по крови" становится единственным обоснованием прав Елизаветы на престол. Это не случайно, ибо другие обоснования сколько-нибудь веским аргументом в пользу прав Елизаветы быть не могли.
Довольно быстро Елизавета отказалась от ссылки на просьбы подданных, так как, став императрицей, "гвардейская кума" постаралась поскорее забыть, кому она обязана властью. После указа 28 ноября 1741 г. в государственных актах даже не упоминался Тестамент 1727 г., ибо из его текста вытекало, что Елизавета взошла на престол вопреки последней воле своей матери. Дело в том, что Елизавета не имела прав на престол ни после смерти Петра II в 1730 г., ни после смерти Анны Ивановны в 1740 г.
Как известно, Петр I отменил - в немалой степени под влиянием дела царевича Алексея - старый порядок престолонаследия, согласно которому престол наследовался по прямой мужской нисходящей линии, и ввел новый порядок, позволявший монарху назначать наследником того, кого он сочтет достойным наследия. Петр умер, так и не назвав имя своего преемника. Екатерина I, подписывая Тестамент, пыталась увязать в нем новый и старый законы о престолонаследии: ближайшим наследником провозглашался сын царевича Алексея великий князь Петр Алексеевич (Петр II), но затем в Тестаменте говорилось следующее: "…ежели великий князь без наследников преставится, то имеет по нем цесаревна Анна (Анна Петровна - старшая дочь Петра I. - Е. А.) со своими десцендентами (потомками. - Е. А.), а по ней цесаревна Елизавета с ея десцендентами, а потом великая княжна Наталья Алексеевна (дочь царевича Алексея. - Е. А.) с ея десцендентами наследовать, однако ж мужескаго пола наследники пред женскими предпочтение имеют". Ко времени смерти Петра II умерли Наталья Алексеевна и Анна Петровна, но Анна в 1728 г. родила в браке с голштинским герцогом Карлом Фридрихом мальчика - Карла Петра Ульриха. Иначе говоря, в 1730 г. Елизавета, согласно завещанию своей матери, не имела прав на престол, так как следовала за "десцендентом" своей старшей сестры.
Кстати, голштинские дипломаты после смерти Петра II пытались опротестовать решение верховников о выборе на русский престол курляндской герцогини Анны Ивановны ссылкой на Тестамент. Но демарши дипломатов не помогли, ибо решение верховников полностью отвечало их политическим целям. Да и впоследствии дипломаты, знавшие содержание Тестамента, не раз писали о преимущественных правах юного племянника перед теткой. Так, в ноябре 1742 г. француз д'Аллион сообщал, что герцог Голштинский, "как сын старшей дочери Петра Первого, имеет больше прав на престол, нежели его младшая дочь". Когда осенью 1742 г. Елизавета издала манифест о престолонаследии, согласно которому преемником объявлялся Петр Федорович, саксонский дипломат Пецольд не преминул заметить, что в манифесте "не сделано ни малейшего намека на завещание императрицы Екатерины, которым в первом манифесте царствующей императрицы доказывалось ее право на престол, но из которого, с другой стороны, также следует, что в настоящее время престолом должен владеть молодой герцог, так как он принял греко-христианскую веру".
Не удивительно, что ссылка на Тестамент была изъята из числа аргументов прав Елизаветы, а сам Тестамент так и не был опубликован в царствование дочери Петра.
Не имела Елизавета преимущественных прав и перед Иваном Антоновичем при возведении его на престол в 1740 г. В 1732 г. по указу Анны Ивановны Елизавета, как и все другие подданные, присягнула в верности тому наследнику, который будет определен Анной. Этим актом императрица восстановила в прежнем значении указ Петра I о праве самодержца назначать преемника по собственному усмотрению и одновременно ликвидировала юридическую силу Тестамента. Согласно букве закона Петра, Анна Ивановна, как самодержица, имела право это сделать. Миних на вопрос следственной комиссии 1742 г., почему он "не защищал" Тестамент при Анне Ивановне, не без основания отвечал: "…он разумел, что надобно поступать по указу настоящего государя, а не прежних монархов". Таким образом, Анна имела право назначить своим наследником Ивана Антоновича или кого-либо другого, а Елизавета не только не имела прав на престол по Тестаменту, но и нарушила утвержденный ее отцом закон о престолонаследии.
Поэтому понятно, как важно было для Елизаветы предотвратить контрмеры претендентов, имевших на престол больше прав, чем она.
Особое беспокойство Елизаветы вызывал голштинский герцог Карл Петр Ульрих, живший в Киле - столице северогерманского герцогства Голштиния. 5 февраля 1742 г., два месяца спустя после переворота, майор Н. Ф. Корф срочно доставил в Петербург 13-летнего племянника Елизаветы вместе с его обер-гофмаршалом О. Ф. Брюммером. Герцога крестили по православному обряду, нарекли Петром Федоровичем и затем объявили наследником престола. Такое быстрое развитие событий было обусловлено прежде всего соображениями безопасности власти Елизаветы. Существование вдали от России внука Петра Великого беспокоило еще Анну Ивановну. В 30-е годы XVIII в. в русских правительственных кругах вынашивались планы брака голштинского "чертушки" (так звала герцога Анна Ивановна) и Анны Леопольдовны с целью предупредить осложнения с престолонаследием в случае смерти Анны Ивановны. Елизавета одним ударом решила голштинскую проблему, призвав племянника в Россию и провозгласив его наследником.
Оперативность действий Елизаветы была в немалой степени обусловлена внешнеполитическими обстоятельствами. Дело в том, что к началу 40-х годов династическая ситуация в Швеции оказалась не менее запутанной, чем в России, и у Карла Петра Ульриха были шансы стать шведским королем. Династические связи так причудливо переплелись, что внук Петра I являлся одновременно внучатным племянником Карла XII, ибо бабкой Карла Петра Ульриха со стороны отца была старшая сестра шведского короля-полководца принцесса Гедвига София. Во время переговоров шведов и французов с Елизаветой в конце 1740 - начале 1741 г. затрагивался вопрос об участии голштинского герцога в военных действиях против русских на стороне шведов, так как шведское командование полагало, что одно присутствие в войске внука Петра Великого деморализует русскую армию и облегчит переворот Елизаветы.
После прихода к власти Елизавета, естественно, не хотела, чтобы шведы использовали против нее племянника. Ведь став шведским королем, он, ссылаясь на Тестамент и на право наследования по прямой мужской линии, вполне мог претендовать и на престол своего русского деда. Ситуация могла возникнуть необычайно острая, а этого Елизавета допустить не могла и не допустила. Английский посол Финч, обобщая ходившие по Петербургу слухи, писал в январе 1742 г.: "В торопливости, с которой выписали герцога голштинского, некоторые видят признак расположения к нему со стороны государыни, другие же - опасение, как бы он не сделался игрушкой в руках Франции и Швеции, орудием против нее, как сама она явилась их орудием против предшествующего правительства, выиграв при этом несомненно больше, чем ожидала, и по всей вероятности - даже больше, чем желала".
Вот поэтому 7 ноября 1742 г. в придворной церкви московского Яузского дворца в присутствии всех высших чинов государства герцог Карл Петр Ульрих был крещен в православие и вышел из церкви как Петр Федорович, крестник и наследник Елизаветы. Примечательной чертой ритуала была публичная присяга всех присутствовавших сановников и генералов в верности наследнику всероссийского престола. Но, сделав Петра Федоровича своим наследником, Елизавета полностью нейтрализовала его как наследника шведского престола. В августе 1743 г. шведам был передан акт отречения Петра Федоровича, где он писал: от "наследственных претензий и прочих требований, удовольствований, которых с нашей стороны доныне домогательства производились, отрицаемся и ни в какие времена о том дальнейшия притязания чинить не хотим, но оныя короне шведской совершенно уступаем".
Вместе с тем Петр Федорович лишь формально считался наследником русского престола. Он не имел связей в обществе, не оказывал влияния на государственные дела, ибо был отстранен от них и находился под постоянным бдительным надзором своей августейшей тетушки. Финч по этому поводу отмечал 23 января 1742 г.: Елизавета, "захватив юного герцога в свои руки, уверена теперь, что укрепилась на престоле, что теперь ей остается только короноваться. Для этого обряда (осуществление которого, кстати сказать, Елизавета тоже не затягивала. - Е. А.) она и собирается в Москву".
Кроме голштинской проблемы существовала не менее, а даже более острая брауншвейгская проблема. Она формулировалась так: что делать с ребенком-императором и Брауншвейгской фамилией? Согласно указу 28 ноября 1741 г., свергнутый император с родителями и сестрой должен был покинуть пределы России и отправиться в Брауншвейг. На содержание семейства предполагалось назначить специальную пенсию. В тот же день генерал-поручик В. Ф. Салтыков получил инструкцию, где говорилось, что он должен доставить Брауншвейгскую фамилию до Митавы - столицы независимого от России герцогства Курляндского - и в пути оказывать "их светлостям должное почтение, респект и учтивость… дабы они высочайшею милостию причину имели выхваляться и признание свое в том засвидетельствовать". Указы о подготовке помещений, подвод и припасов были срочно разосланы воеводам и комендантам городов, через которые пролегал путь кортежа. Но на следующий день Салтыков получил другую, тайную инструкцию. Она предписывала ему не мешкая, скрытно, минуя по ночам города, доставить арестованных к курляндской границе и выпроводить их за пределы России, а в дороге строго следить за тем, чтобы пленники не вступали ни с кем в разговоры и не вели переписку.