– Батал, в апацху, что в Синопе!
– Есть! – ответил водитель и повернул ключ зажигания.
Серебров и группа сотрудников центрального аппарата НКВД СССР заняли места в двух других машинах. Дежурный открыл ворота, и они выехали в город. Прямой как стрела проспект Сталина вывел их к зданию бывшей биржи. Оно осталось справа, и впереди в знойном мареве белокаменным миражом возникла величественная колоннада. Не доезжая до нее, водитель повернул налево, дорога, вильнув змейкой, скатилась на ажурный мост через реку Беслетка и дальше пошла берегом моря. Позади осталась монументальная эстакада, и справа, за железнодорожной насыпью потянулись знаменитые синопские пляжи. На их золотых песках негде было упасть яблоку, сухумчане и приезжие спешили насладиться загулявшим в Абхазии летом. Слева, на площади в 43 гектара раскинулась настоящая жемчужина Абхазии – знаменитый дендро-парк. В конце XIX века его заложил русский помещик Николай Смецкой. Более 25 лет он завозил со всего света разные диковинные растения и создал это рукотворное чудо.
Сразу за парком колонна свернула на тенистую аллею, проехала в гору около трехсот метров и остановилась на живописной поляне. За ней, под раскидистым платаном находилась апацха – летний абхазский дом, построенный из орешника. Из гостеприимно распахнутой двери потягивало запахом копченого мяса и сладковатым дымком. Внутри апацхи ее хозяин и два его сына колдовали у очага. Старший с ловкость фокусника деревянной мешалкой взбивал в большом чугунном котле мамалыгу, младший жонглировал над противнем местным деликатесом – рыбешкой барабулькой. Отец занимался самым ответственным делом – разливал вино по графинам.
Какучая первым вышел из машины и окликнул:
– Гудиса, ты где?
– Тут, Варлаам Алексеевич! – отозвался хозяин апацхи и выскочил на порог.
– У тебя все готово?
– Да, накрыто на летней террасе, – подтвердил Гудиса и, славя гостей, проводил их к столу.
Его изобилие вызвало восхищенные возгласы. На серебряных подносах высились горки зелени из петрушки, кинзы и молодого лука. Ароматный парок поднимался над глиняными горшочками с подливой, приготовленной из вареной фасоли, арахана и акуландыра. Нежное, подрумяненное мясо молочного барашка украшали чернослив и базилик. Янтарными дольками жирно лоснились кусочки сыра сулугуни в горках рассыпчатой мамалыги. Дополняли это гастрономический парад соусницы с араншихом и асизбалом – острыми приправами из грецкого ореха и алычи.
У Деканозова и его свиты замаслились глаза. Какучая был доволен, его труды не пропали даром. Богатый стол и крепкое вино должны были сгладить недостатки в работе наркомата и, возможно, позволить ему отвертеться от рапорта Берии. Он сделал незаметный знак хозяину апацхи, и тот под одобрительные возгласы москвичей внес графины с вином. Гости не устояли перед таким искушением, и обед затянулся на два с лишним часа.
Сухуми Деканозов покидал в благодушном расположении духа. В аэропорту он не отказался от предложения Какучая выпить на посошок, а потом и на крыло. И пока они поднимали тосты, водители грузили на борт самолета бутыли с вином и чачей, корзины с виноградом и фруктами. Последний тост Какучая и Серебров выпили уже сами, когда Деканозов и его группа поднялись в воздух.
Через час с небольшим борт с руководителем советской разведки приземлился в Батуми. Там его встретил нарком внутренних дел Аджарской АССР капитан государственной безопасности Александр Кочлавашвили. Как и его абхазский коллега – Какучая – он не только не ударил лицом в грязь, но и превзошел. Высоких гостей из Москвы ждали хлеб-соль на прогулочном пароходе правительства республики. Это был явный перебор, тем более что обстановка к тому не располагала. Поэтому Деканозов отклонил предложение Кочлавашвили об обеде и назначил совещание. Его результаты не добавили ему настроения. За истекшие сутки наркомату не удалось продвинуться ни на шаг в решении важнейшей задачи – установлении места высадки террористов. Денди также ничем не мог помочь. Люшков и Пашкевич до последнего хранили в тайне свои замыслы.
Завершив совещание, Деканозов с тяжелым сердцем вышел на связь с Берией. Тот, судя по тону, находился в хорошем настроении.
– Володя, я из трубки чую, как от тебя пахнет шашлыком и вином, – шутливо начал разговор Берия.
"Сволочи! Не успел толком выпить, а уже заложили!" – болезненно поморщился Деканозов и кисло произнес: – Лаврентий Павлович, если что и было, то только самую малость.
– Расслабься, Володя! Я тебе по-хорошему завидую. Солнце, море, благодать, бархатный сезон в самом разгаре, а тут сопли под носом и на дворе.
– Не до бархата, Лаврентий Павлович, к сожалению, имеются сбои в операции.
– Что, что-то не так? – насторожился Берия.
– По Батуми есть проблемы.
– Да?! И какие?
– До сих пор не установлены время и место высадки основной группы террористов.
– А что Денди?
– Тоже не знает.
– Плохо, очень плохо. Есть какие-то предложения?
– Да, активизировать остальную банду через "Шакалов".
– Дальше что?
– Вытащить их на Лечебницу и там кончить.
– Рискованно, – возразил Берия: – Ты же сам говоришь, что действия Люшкова не контролируешь. А он еще та сволочь, и черт его знает, что выкинет?
– Тогда остается только один вариант – перехватить банду на маршруте движения к лечебнице, – заключил Деканозов.
– Нет, Володя, так тоже не пойдет. Надо гасить банду на месте высадки.
– Но как, Лаврентий Павлович, если оно неизвестно? А на "Лечебнице" они гарантированно попадут в капкан. Там все отработано.
– Отработано? А ты не думал, что эта сука Люшков мог раскусить нашу игру и нацелиться на другую госдачу. Ты понял, какую?
– Т-так там Хозяин?! – И у Деканозова перехватило дыхание.
– Вот тот-то и оно. Поэтому гасить, как только высадятся на берег! Ты понял?
– Товарищ нарком! Лаврентий Павлович! Бережной и этот остолоп Кочлавашвили ничего не знают! Денди молчит! Мне…
– Ты мне стрелку не переводи! Я с тебя первого шкуру спущу. Мозги совсем пропил!
– Я… я… – мямлил Деканозов.
– Короче, Володя, эта тварь Люшков дальше Аджарии шагу не должна ступить! Перекрой все побережье! – потребовал Берия.
– Так это же почти 50 километров! Где я столько людей найду?
– Ты начальник разведки или кто?! – начал терять терпение Берия. – Включи мозги. Они же не самоубийцы, чтобы на скалы выбрасываться?
– Понял! Я все сделаю!
– Привлеки войска НКВД. Я дам команду.
– Спасибо, Лаврентий Павлович.
– С умом действуй! Переодень их в туристов, альпинистов, и чтобы не торчали как остолопы! Ты понял?
– Так точно!
– Раз понял, то действуй!
– Есть! – принял к исполнению Деканозов.
После доклада Берии он, Бережной и Кочлавашвили развили бурную деятельность: подняли на ноги наркомат, пограничников и внутренние войска НКВД, находящиеся на территории республики. В те последние сентябрьские дни 1939 года на Аджарию обрушилось настоящее нашествие туристов. Десятки групп подтянутых, с военной выправкой мужчин и спортивного сложения женщин усеяли побережье в местах удобных для высадки десанта и горные тропы, идущие в сторону Грузии и Абхазии. Сам Деканозов спал в полглаза, не покидал здания наркомата и с нетерпением ждал сообщений с передовых постов наблюдения.
28 сентября к нему поступил долгожданный сигнал. Патрульный катер пограничников обнаружил в трех милях к юго-западу от Батуми неустановленное морское судно. Оно шло на большой скорости и с погашенными огнями. По команде Деканозова все службы и группы захвата были подняты в ружье. В 03:47 судно – это оказался катер, по описанию походивший на тот, о котором сообщал Денди, – за несколько сот метров до берега легло в дрейф. С него на воду спустили две шлюпки, в них заняли места террористы. В том, что это были они, в оперативном штабе операции не возникало сомнений. Подтверждением тому стал выход в эфир радиостанции с борта катера. Она работала на частоте "Шакалов". Деканозов не стал дальше медлить и дал команду на захват.
Террористы тоже не теряли время даром и после высадки поспешили скрыться в горах, но на их пути встал передовой пост. Завязалась перестрелка. К месту боя подтянулись подвижные боевые группы и блокировали террористов. На предложение сдаться они ответили огнем. Бой разгорелся с новой силой и продолжался более трех часов, последние его отголоски доносились из ущелья. В нем засела кучка террористов и, заняв круговую оборону, оказывала ожесточенное сопротивление. Оперативно-боевая группа капитана Бережного несла большие потери. Отчаявшись взять террористов живьем, он дал команду забросать их гранатами. Один за другим прогремели взрывы, гулкое эхо еще долго гуляло по горам, и, когда затихло, наступила звенящая тишина.
Деканозов перебросил за плечо автомат и вышел из укрытия. Над горами и морем занимался хмурый рассвет. Размытая тень гор, безмятежно покоившаяся на бескрайней морской глади, пришла в движение. Ее острые зубцы угрожающе зашатались, она поблекла, а через миг у кромки горизонта вспыхнула и тут же погасла ослепительно яркая полоска света. Робкий солнечный луч пробился сквозь тучи, обагрил алым цветом вершины гор и погас в море. Оно тревожно зарокотало, вздыбилось волной и обрушилось на берег. Порывистый ветер подул из ущелий и развеял утренний туман.
Перед глазами Деканозова предстала пронзительная по своей выразительности картина смерти. На скалах и кустарнике застыли в последнем атакующем порыве бездыханные тела чекистов и террористов. Они, словно рвались вперед со своего последнего убийственного рубежа. Деканозову было не до сантиментов, его занимало только одно: найти живого или мертвого Люшкова. На месте боя его не обнаружили, прочес прилегающей местности также ничего не дал. Он, двое террористов и с ними Денди как в воду канули. В плен попали пять раненных террористов, один из них по дороге в госпиталь скончался. Помимо пленных в руках оперативно-боевой группы оказались катер, его команда и горы оружия.
Для Деканозова это служило слабым утешением. Зверь – Люшков, на которого велась охота, непостижимым образом выскользнул из капкана. Удрученный, он покинул поле боя, возвратился в Батуми, поднялся в кабинет наркома и потребовал оставить его одного. Предстоящий разговор с Берией не сулил ничего хорошего и мог закончиться непредсказуемым образом. Деканозов бросил тоскливый взгляд на портрет наркома, и ему показалось, что стекляшки пенсне грозно блеснули, перевел на Сталина, тот сурово нахмурил брови, и на душе стало вовсе тоскливо. Непослушной рукой он снял трубку телефона ВЧ-связи и невнятно обронил:
– Это Деканозов. Мне срочно Москву, аппарат наркома НКВД.
– Есть! – принял к исполнению оператор.
Прошла секунда, другая, показавшаяся Деканозову вечностью, наконец ответил помощник наркома:
– Здравствуйте Владимир Георгиевич.
– Здравствуй. Нарком на месте? Как у него настроение? – Деканозов, как мог, оттягивал время доклада.
– У себя. Настроение хорошее. Так как доложить, Владимир Георгиевич?
– Скажи, по результатам операции охота на Самурая.
– Одну секунду, подождите, – попросил помощник.
Последовал щелчок тумблера. Деканозов сжался, как перед ударом.
– Здравствуй, Володя! – бодро приветствовал Берия.
– Здравия желаю, товарищ нарком, – вяло ответил он.
– А что без энтузиазма? – в голосе Берии исчезли мажорные нотки.
Деканозов страшился ответить. Из трубки доносилось учащенное дыхание наркома, и в следующее мгновение он сорвался на крик:
– Что, прошляпили?! Ушел, мерзавец! Лопух! Тебе коз пасти, а не террористов ловить!
– Товарищ нарком, он… – не решался сказать Деканозов.
– Ну что ты мычишь? Где, где эта мразь?!
– Его не нашли.
– Как?! Как не нашли?! Ты что несешь?!
– Товарищ нарком, перевернули все верх дном. Прочесали…
– Гусь тебе товарищ! Мудак, вот ты кто! Все просрал! Что мне докладывать Хозяину?! – рвал и метал Берия.
Деканозов вжался в кресло и затравленным взглядом смотрел на дверь. Ему, казалось, что вот-вот она распахнется, в кабинет ворвутся "держиморды" из группы арестов, скрутят ему руки и швырнут в подвал. Как сквозь вату до него доносился голос Берии.
– Ты что язык проглотил?! Я тебя, мудак, спрашиваю, чем все закончилось?
– Мы, мы… – никак не мог собраться с мыслями Деканозов.
– Да перестань ты мыкать! – рявкнул Берия и потребовал: – Доложи, что в остатке?
– Э-э… катер, команда, оружие и пятеро пленных. И-извините, четверо. Один подох по дороге в госпиталь.
– Где Денди? Что с ним?
– Среди убитых и раненых не обнаружен. Наверное, ушел с Люшковым, – предположил Деканозов.
– Ну, хоть одна хорошая новость, – буркнул Берия и после паузы спросил: – Что собираешься делать?
– Зашифровать Свояка, он наша последняя ниточка к Люшкову.
– И не только, а Денди? Его в первую очередь надо прикрыть.
– Так он же ушел с Люшковым, а это лучшая зашифровка.
– Это ты так думаешь. А Люшков? У него голова варит как надо. Пройдет горячка, он разложит все по полочкам и вычислит Денди.
– Понял, товарищ нарком, что-нибудь придумаю.
– Поздно думать, надо действовать, пока не остыло! Выбери подходящего мерзавца, подкинь дезу про предателя в группе и организуй побег.
– Понял, товарищ нарком! Сейчас же займусь этим! – заверил Деканозов.
– И ищи эту сволочь Люшкова! Он же не иголка в стоге сена! – потребовал Берия.
– Я-я все сделаю. Я…
Ответом Деканозову были монотонное журчание шифратора в трубке телефона. На ватных ногах он вышел из кабинета и дал волю гневу. Кочлавашвили и Бережному только и оставалось, что молча сносить угрозы и оскорбления. В тот и следующий дни ни они, ни сотни военнослужащих внутренних войск НКВД не сомкнули глаз и продолжали прочес местности, но так и не обнаружили следов Люшкова.
О себе он дал знать в ночь на 2 октября. В районе 23:20 на участке советско-турецкой границы произошло боестолкновение пограничников с неустановленной, хорошо подготовленной бандгруппой. Поднятый по тревоге подвижный резерв также не смог остановить бандитов. Убив четверых и ранив троих пограничников, они прорвались на сопредельную территорию.
3 октября сводка о ЧП на советско-турецкой границе поступила к Берии. Характер боя и число жертв со стороны пограничником стали еще одним подтверждением того, что Люшков жив. Он снова ухитрился выскользнуть из заготовленного для него капкана. Спустя четыре месяца пришло документальное подтверждение, что предатель уцелел.
На связь с харбинской резидентурой вышел Денди. Его сообщение раскрыло секрет чудесного спасения Люшкова. В последний момент перед высадкой боевиков-террористов он внес изменение в ход операции. Оставив на берегу 13 человек во главе с Пашкевичем, Люшков, Денди, Салогуб и Зуев продолжили плавание. Борт катера они покинули на три километра севернее основного места высадки, и это спасло их от смерти и плена.
Ускользнув от засады, Люшков не стал прорываться к границе, а ушел вглубь гор и затаился. Только после того, как было снято оцепление, он пошел на прорыв границы. В бою с пограничниками Люшков едва не погиб, получив ранение в грудь и руку, он сумел уйти на территории Турции. Более трех месяцев ему пришлось провести на больничной койке. Встав на ноги, он, Денди, Салогуб и Зуев, окружным путем отправился в Китай. По возвращению в Харбин за них взялась японская контрразведка и над головой Денди сгустились тучи. Спасло его от разоблачения заступничество Люшкова и… чудесное спасение Пашкевича.
Тому удалось бежать из батумской тюрьмы и перебраться через границу в Турцию. Дальше по проторенному маршруту он добрался до Харбина и явился в японскую контрразведку, явился не с пустыми руками. Пашкевич представил ей "важную" информацию, раскрывшую причину провала операции "Охота на "Медведя". Искренне веря в свою счастливую звезду, он поведал Сасо и Такеока историю, рожденную в стенах Лубянки. Запустив среди пленных террористов дезинформацию о "предательстве" другого участника группы – Осиповича, капитан Серебров, как по нотам, разыграл побег Пашкевича. Сам того не подозревая, он обеспечил надежную зашифровку советских агентов Свояка и Денди.
Люшков же, опасаясь мести со стороны НКВД, больше чем на год ушел в тень. Из нее предатель продолжал поливать грязью Сталина в японской и маньчжурской прессе. Но его неуемной, авантюрной натуре этого показалось мало, и он взялся за старое – подготовку плана нового покушения на ненавистного советского вождя.
На этот раз Люшков предложил Угаки провести теракт в том месте и в то время, где появление Сталина можно было ожидать со стопроцентной вероятностью – во время парада на Красной площади. Угаки согласился и после доработки плана представил его генералу Янагите. Тот после долгих колебаний принял и доложил в Токио. Там план поддержали и подключили к нему лучших военных специалистов Японии. В короткие сроки они разработали особое оружие – переносную пушку, помещавшуюся в чехле для охотничьего ружья. Ее снаряд легко пробивал сорокамиллиметровую броню.
И пока конструкторы-оружейники дорабатывали пушку, Люшков вместе с полковником Дулеповым занялись подбором новых кандидатов в группу боевиков-террористов. Чтобы сохранить операцию в тайне, японской контрразведкой и разведкой были предприняты беспрецедентные меры безопасности. Они отказались от строительства макета мавзолея, а подготовка участников группы велась по индивидуальным планам. Несмотря на это советской разведке удалось проникнуть под завесу глубокой тайны, окутывавшую новую операцию японской спецслужбы. Информацию о ней добыл другой агент харбинской резидентуры – Леон.
В те весенние месяцы 1941 года эта угроза жизни Вождю была далеко не единственной и далеко не самой опасной. Божественный Микадо, после сокрушительного поражения Квантунской армии на реке Халхин-Гол от советских и монгольских войск, вынужден был смириться с тем, что Господь находится не на его стороне, а на стороне безбожников большевиков. После долгих и мучительных переговоров 13 апреля 1941 года в Москве министр иностранных СССР Молотов и министр иностранных дел Японии Мацуока подписал Пакт о нейтралитете. В Кремле перевели дыхание, угроза войны на восточных границах страны на время была отодвинута. Передышка для советских вождей и советского народа длилась недолго. На западных рубежах набухали грозовыми тучами полностью отмобилизованные и вооруженные до зубов армии фашистской Германии и ее сателлитов. До вероломного нападения на Советский Союз оставались считаные дни.