* * *
Петербург. Дом баронессы Криденер. В гостиной баронесса, А.А. Стахиев.
Лакей в светлых, по английской моде, гетрах и куцем сюртучке приоткрыл белую штофную портьеру. Немолодая женщина в обложенном кожаными подушками высоком кресле не шелохнулась.
- Мне неприятно, что пришлось посылать за вами, милостивый государь. Вы не хотели меня видеть? После стольких лет вами могло бы руководить простое любопытство.
- Напротив, баронесса. Я хотел вас видеть все эти годы, но ваши прощальные слова лишили меня надежды на встречу.
- Они были подсказаны обстоятельствами, оставшимися в далеком прошлом.
- Однако они свидетельствовали о вашем гневе. Я не хотел вызывать его вновь.
- Мне нет нужды судить о ваших побуждениях. Вы были вправе поступать, как считали нужным. Наши дороги разошлись, и каждый проживал, как говорят французы, свою жизнь. Что вы знали о моей? Вы интересовались ею?
- Это не всегда удавалось. Я прочел ваши романы "Алексис", "Элизе". Мне живо напомнили "Максимы" Ларош Фуко "Размышления дамы-иностранки".
- Вы могли бы добавить, что отдали им предпочтение перед Ларош Фуко. А впрочем - я ничего не знала о вас. После того как вы так внезапно покинули службу у барона, вы служили?
- Немного и не слишком успешно.
- Вы нуждались в средствах?
- О, нет. Состояния, доставшегося от матушки - она из семьи Демидовых…
- Тех, которым, помнится, принадлежит весь Урал.
- Да, к одной из их ветвей. Ее состояния было достаточно, чтобы вести скромную, но вполне достойную жизнь.
- Ваш туалет не согласуется с вашими словами: вы в курсе парижских новинок.
- Простите мне эту слабость.
- Скорее, достоинство в человеке ваших лет. Вы женаты?
- У меня есть сын.
- Ах, так. Вы счастливый отец - у вас есть и дочь.
- Дочь? Что вы имеете в виду?
- Моя Жюльетта родилась в сентябре 1785 года.
- Боже мой! Не значит ли это, что, отказывая мне в моем чувстве…
- Да, я носила ее под сердцем.
- И ничего не сказали!
- Зачем? Я действовала не только в своих, но и прежде всего в ее интересах. Она должна была унаследовать титул и немалое состояние Криденеров.
- А барон…
- Что барон?
- Он знал?
- Полагаю. Ваше признание вывело его из заблуждения, если он в таковом и пребывал.
- И что же?
- Вы ждете драмы? Ее не было. Как светский человек, и притом по-настоящему просвещенный, барон не вел со мной подобных разговоров.
- Вы не уверите меня, что Иван Федорович не любил вас.
- Конечно, любил. В какие-то годы. Всякое чувство похоже на сладкий дурман весеннего сада на рассвете. Солнце встает, и туман рассеивается. Все перестает казаться сказочным, хотя и не теряет своих истинных материальных ценностей. Я возвращалась к барону после каждого своего очередного увлечения. Он настаивал на этом, а я не могла не быть благодарной ему за отеческие попечения о Жюльетте. Так было после академика Суарда и гусара де Фрежвиля. Труднее всего барону достался Гара, знаменитый Гара. Почему-то связь с певцом, которого знала и ценила вся Европа, его шокировала.
- В этом ряду не было места для секретаря посольства.
- Ничего удивительного. Там были любовные приключения, в отношении секретаря все представлялось много серьезнее.
- Полноте, баронесса. Супруга посла обратила свое внимание на ничтожного служащего только потому, что имела всего восемнадцать лет.
- Вы хотите сказать, она любила не секретаря, а свои восемнадцать лет? Идея для романа. Но я их больше не пишу. Любить свои годы - но в этом, пожалуй, смысл любого первого чувства. Но оставим романтические рассуждения поэтам. Не они руководили сегодня мною. Я сочла нужным представить вас Жюльетте.
- За что я сердечно вам благодарен.
- Она должна знать своего отца.
- Вы хотите ей все сказать?
- Что вас удивляет? Знала же императрица Екатерина Великая своего подлинного родителя. Господин Бецкой постоянно находился рядом с ней.
- Только не на официальных приемах.
- Вполне справедливо, иначе фамильное сходство становилось слишком очевидным. Зато в остальном императрица могла положиться на "гадкого генерала", как она шутливо называла господина Бецкого в своей переписке с Дидро.
- Но государыня в последние годы явно тяготилась им.
- Что ж, господин Бецкой постарел и явно потерял чувство меры - он стал слишком навязчивым. Надеюсь, с вами этого не произойдет.
- Не понимаю этого сравнения, баронесса.
- Все очень просто. Жюльетта приехала в Россию, чтобы здесь остаться. Вопрос о службе барона Беркхейма решен государем положительно. Моей маленькой баронессе может понадобиться дружеская поддержка.
- Но вы же не собираетесь расставаться с дочерью?
- Дело не в моем желании, а в обстоятельствах. Не знаю, как долго государь император пожелает меня терпеть в своем ближайшем окружении.
- Вы шутите, баронесса! Государь не может обходиться без общения с вами. Об этом все говорят.
- Не мог обходиться. Любое увлечение растворяется в повседневности, что ж говорить о политических играх. Государь должен и будет применяться к обстоятельствам, а я не изменю своим убеждениям. Волей-неволей мои советы станут докучными.
- Я всегда удивлялся беспощадности ваших суждений, баронесса. Кажется, вы никогда не испытывали снисхождения.
- И к себе - в первую очередь. Что же тут достойно удивления? Мы живем в заданных обстоятельствах и, если и можем их изменять, то только благодаря трезвой их оценке.
- Но чувства…
- Их тоже приходится принимать во внимание. До некоторой степени. Так вот, вам предстоит стать добрым ангелом вашей дочери.
- Ваш расчет неверен, баронесса.
- Вас не радует возможность общения с Жюльеттой?
- О, нет, дело не в этом. Мой век отмерен, и очень короткой мерой.
- Полноте, что за нелепые предчувствия.
- Не предчувствия - приговор врачей.
- Это так серьезно?
- Да, баронесса. И зная об этом, я даже решился заказать перед вашим приездом свой портрет, чтобы, если вам придется задержаться, вы могли хоть так бросить на меня взгляд. Портрет готов, и на мой вкус - он превосходен. Может быть, еще и потому, что писал его близкий мне по духу человек.
- Кто же?
- Вряд ли вы вспомните его имя, хотя в вашей юности он уже был знаменитостью, - советник Академии художеств Дмитрий Левицкий.
- А что за родственность взглядов?
- Он мастер ложи.
- Я должна его увидеть. Что же касается портрета - он должен остаться в семье Жюльетты. Вот увидите, вы подружитесь с нею.
- Я хочу вас просить о любезности, баронесса.
- Слушаю вас.
- Нельзя ли сделать так, чтобы мое свидание с баронессой Беркхейм не состоялось.
- Вы чувствуете себя настолько чужим ей? Невероятно!
- Нет, все иначе. Я болен, и разговаривая с нею, не хочу вступать в бессмысленную борьбу с моим недугом. Я покажусь баронессе не тем, каким бы хотел остаться в ее памяти, если уж вы решили раскрыть ей секрет ее рождения. Пусть все за меня скажет кисть художника. В портрет, в конце концов, можно вложить любые чувства. Все зависит от того, как на него смотреть.
- Я не вправе настаивать. Пусть будет по-вашему, мой друг. Мой старый друг.
- Кстати, господин Левицкий представил меня с томиком "Валери" в руках.
- Бог мой! С каким же? Со вторым?
- Нет, я слишком долго хранил вам верность, баронесса. Конечно, с первым.
* * *
Петербург. Дом Левицкого. Баронесса фон Беркхейм, Левицкий.
Дама высокая, стройная. В ротонде атласной - мех соболиный по краю переливается. На голове - шапочка соболевая, черной вуалью перекрыта. То ли по моде, то ли траур. Край чуть откинула перчаткой черной. Слуга в ливрее дверь попридержал, в прихожую хозяйку пропустил. Сзади остался.
- Господин Академии советник дома?
- А как же, ваше сиятельство. Как доложить прикажете?
- Скажи, баронесса Беркхейм господина советника видеть желает. Беркхейм - запомнил?
- Да вы, ваше сиятельство, не сомневайтесь. За мной пожалуйте, вот по лесенке.
Шубку своему лакею скинула: стоит - не шелохнется.
- Дмитрий Григорьевич, к вам баронесса…
- Жюльетта фон Беркхейм, господин советник.
- Прошу, сударыня, прошу. Может, тут у камина и расположитесь? Хоть и март на дворе, а у нас в Петербурге всегда промозгло.
- Я не хотела бы доставлять вам лишних хлопот, господин советник. У меня не совсем обычное дело, и я бы сразу хотела к нему приступить.
- Как пожелаете, сударыня, я весь внимание.
- Вы знаете, господин советник, что один из ваших заказчиков и, как мне стало известно, друзей скончался. Вы только что закончили его портрет, и моя матушка, баронесса Криденер, пожелала, чтобы я его взяла. Сколько вам требуется заплатить, я заплачу. Но где же он?
- Вы говорите об Александре Александровиче Стахиеве, сударыня?
- Да, конечно. Простите, мне непривычно произношение этого имени.
- Я не ждал такого визита, сударыня. Как, впрочем, не ждал и столь скоропостижной кончины моего старого доброго знакомца. Вот только у него остался воспитанник…
- Сын, хотите вы сказать, господин советник. Матушка посылала поговорить с ним. Он не намерен платить денег за портрет. И к тому же готов отказаться от своих прав на него после обещания матушки помочь ему в его продвижении по военной службе. Он состоит в Павловском полку, если не ошибаюсь.
- Простите мне мою настойчивость, сударыня, мне бы ни в чем не хотелось нарушать воли покойного.
- Напротив, вы ее выполните, передавая портрет мне.
- Тогда прошу вас, сударыня, вот он. Серое полотно падает с мольберта. Старческие руки не успевают подхватить. Первая мысль, как саван…
- Это и есть?..
- Это и есть Александр Александрович Стахиев, сударыня. Но - вы не встречались с ним, приехав в Петербург?
- Так вышло. Матушка намеревалась представить нас друг другу, но господин Стахиев отговаривался неотложными делами и, кажется, даже выезжал на какое-то время из Петербурга. Быть же на похоронах, не будучи знакомой с человеком, мне показалось не слишком ловким.
- Да, на них было совсем немного народу.
- Господин Стахиев был мизантропом?
- Нисколько. Так сложилась его жизнь.
- А вы, господин советник, вы знали его жизнь?
- Как можно сказать об этом с уверенностью, сударыня?
- О, нет, господин советник, не отказывайте мне в возможности узнать ее подробности. Матушка сказала, что вы были духовным наставником господина Стахиева и, значит, не могли не стать ему близким. Я прошу вас, господин советник. Очень прошу! Я с тем и приехала к вам сама.
- Что же, сударыня, вы хотели бы знать о господине Стахиеве?
- Все, что вы найдете мне возможным рассказать, решительно все. У меня растут дети, господин советник, и это будет нужно им не меньше, чем мне. Пожалуйста, не скупитесь на подробности.
- Но тогда, может быть, мы пройдем в гостиную, сударыня? Вам там будет покойнее.
- Нет-нет! Ведь господин Стахиев проводил последние часы своей жизни здесь. И потом, присутствие портрета…
- Ваша воля, сударыня.
- Из какой семьи происходил господин Стахиев? Он был простолюдином?
- Думаю, это определение не будет точным. Дед Александра Александровича был священнослужителем - он служил в церкви Знамения села Сарского, которое позже стало Царским. Село принадлежало государыне Екатерине Первой, и ходили слухи, будто отец Стахий был даже духовником императрицы. Во всяком случае, государыня очень к нему благоволила.
- Духовник императрицы… Он мог пользоваться влиянием при дворе.
- Сударыня, с моей стороны это было бы только домыслом. Я не знаком с придворным обиходом.
- Вы, господин советник? Вы шутите! Матушка говорила, что вашей кисти принадлежат портреты всех членов царствующей фамилии.
- И тем не менее. Одно верно - отец Стахий удачно выдал замуж двух своих доверей. Одна стала супругой господина де Брессана, другая - господина Пуговишникова.
- Это знатные русские фамилии?
- Нисколько, сударыня. Но вы интересовались влиянием при дворе. Господин де Брессан был камердинером императора Петра III - император очень считался с его мнением. Господин Пуговишников состоял секретарем Коллегии иностранных дел и доверенным сотрудником канцлера Бестужева-Рюмина, поддерживавшего будущую императрицу Екатерину Великую.
- Но вы ничего не говорите о сыновьях.
- Сын, насколько мне известно, был у отца Стахия один - Александр Стахиев. И он, благодаря браку сестры, поступил в Коллегию иностранных дел, состоял в русском посольстве в Швеции.
- Только в Швецию? Он был послом?
- Нет, сударыня, мне довелось познакомиться с Александром Стахиевичем в 1775 году, когда он получил назначение чрезвычайным посланником и полномочным министром в Константинополь. Это была исключительно важная должность - Россия устраивала крымские дела. Александру Стахиевичу сопутствовала удача и за заключение Айнали-кавакской конвенции он был награжден пятью тысячами душ крестьян и поместьем в Белоруссии. Об остальных наградах - а они были - я просто запамятовал.
- Значит, его сын был совсем не беден, не правда ли?
- Если бы отец захотел делиться своим состоянием. Скорее, сыну приходилось рассчитывать на состояние матери. Я не сказал, что Александр Стахиевич нашел с помощью канцлера богатую невесту - из рода Демидовых. Им принадлежало множество заводов на Урале.
- А дальнейшая карьера отца?
- Ее не было. Почему-то Александру Стахиевичу вскоре было предложено уйти в отставку. Помочь сыну своим влиянием он уже не мог.
- Вы сказали, господин советник, сыну. Значит, у отца был единственный сын.
- Насколько мне известно, да. Александр Александрович никогда ничего не говорил о братьях.
- Но я с нетерпением жду рассказа именно о нем.
- Вы сами просили, сударыня, о всех подробностях.
- О, да! Простите мне мою нетерпеливость, господин советник. Но этот портрет завораживает меня. В нем, кажется, скрывается какая-то тайна.
- Я, наверное, разочарую вас, сударыня. Все было очень просто в жизни сына. Стахиев-младший рано поступает на службу, все в ту же Коллегию иностранных дел, и получает удачное назначение личным секретарем к барону Алексею Ивановичу Криденеру. Барон Криденер имел славу удачливого дипломата, уже успел побывать российским посланником в Варшаве и Венеции. Теперь его ждал Копенгаген, куда с ним и отправился Стахиев-младший.
- И что же дальше?
- Дальше юный секретарь чем-то не угодил своему патрону и вернулся в Россию.
- Он был недостаточно образован? Строптив? Замешан в какой-то истории?
- Александра Александровича всегда отличало безукоризненное воспитание. Не случайно его отец, уже выйдя в отставку с дипломатической службы, получил от императрицы Екатерины Великой звание члена Российской академии. Княгиня Дашкова, президент Академии и образованнейшая женщина, всегда отзывалась об Александре Александровиче с великой похвалой. Он был всегда очень сдержан и погружен в свои книжные занятия.
- Так что же все-таки прервало его службу?
- Сударыня, вы без пользы потратите время на разговор со мной. Я действительно ничего не знаю, кроме того, что господин Стахиев-старший счел нужным отправить сына в длительное заграничное путешествие. Александр Александрович объехал всю Европу. Мне трудно даже назвать год, когда господин Стахиев вернулся в Петербург. Кажется, он еще где-то служил, но мало и недолго. И, кстати, если у вас есть желание, я покажу вам одну из немногих книг, которые он выпустил здесь в переводе.
- Непременно, господин советник, непременно.
- Да, Александр Александрович еще недавно ее держал в руках, когда изволил мне позировать. Извольте!
- "Прелести детства и удовольствий материнской любви". 1794 год. Перевод с французского. Петербург. Какой странный выбор… Бог мой, да у вас, господин советник, здесь есть и сочинения матушки - "Валери, или Письма Густава де Линара Эрнесту де Г.", один из самых известных ее романов. Вы читали его?
- Эти книги принес покойный Александр Александрович. Вы видите их на портрете.
- Ваша правда. Извините, что сразу не заметила, но я близорука, господин советник. Вы говорите, этого захотел господин… Стахиев? Да?
- Да, сударыня, это его выбор. Портретный художник всегда выполняет волю того, кого пишет.
- Понимаю. Но здесь есть закладка. Она тоже принадлежит господину Стахиеву?
- Во всяком случае, я не вкладывал ее туда.