Имя княжны Таракановой знакомо многим. О красавице-авантюристке говорила вся Европа. Однако после фантастического похищения ее графом Алексеем Орловым-Чесменским она бесследно исчезла: то ли в Петропавловской крепости, то ли в одном из русских монастырей Кто же на самом деле была неизвестная? Что за тайны скрываются за событиями того времени? Обо всем этом рассказывает книга "Ее звали княжна Тараканова". Многие исторические документы публикуются впервые. Автор книги - Нина Михайловна Молева, историк, искусствовед - хорошо известна широкому кругу читателей по многим прекрасным книгам, посвященным истории России.
Содержание:
Глава 1 - Партия в шахматы 2
Глава 2 - Говорит обвинение… - (Дело девицы Франк) 11
Глава 3 - Говорит обвиняемая 25
Глава 4 - Говорят свидетели. Говорит время 35
Глава 5 - Эндшпиль 46
Глава 6 - Эндшпиль(Продолжение) 51
Нина Михайловна Молева
Ее звали княжна Тараканова
В самозванцах увлекает идея сопротивления
Из доклада по делу Таракановой II Отделения Собственной Канцелярии 1905 кг.
…На портрете жили одни глаза. Лицо перехватывал кусок прозрачной ткани. Волосы забраны высоким колпаком. А глаза жили. Темные. Упорные. Насмешливые. Тараканова?
Кто-то говорил "да", многие - "нет". "Против" были явно весомее "за". Художник - Григорий Сердюков, рядовой живописец при Канцелярии от строений. Жесткая плотность мазков. Глухой цвет. Чернота фона. Слава портретиста к художнику не пришла.
Дата на обороте холста - 19 октября 1770 г., Петербург. Но Тараканова появилась в России почти пятью годами позже. И никакого упоминания имени - всего лишь догадки, ощущение, интуиция.
Костюм колодницы, но именно 19 октября в петербургском придворном театре шла опера "Калмык". Так почему не костюм одной из актрис? Глаза Елизаветы Петровны, фамильное сходство. Только много ли значат в узнавании детей глаза родителей, да еще когда скрыто лицо? И как неопровержимое для многих, даже самых серьезных исследователей: "Взглянул и понял: конечно же она, Тараканова!" Замученная. Погибшая. Не оставившая по себе следа.
И второй раз в русском искусстве. Тот же парадокс интереса, отклика, сочувствия - полотно Константина Флавицкого на академической выставке 1864 года. Еще не свершившаяся до конца реформа - "воля". Накал политических страстей, надежд. И неожиданно возникший культ Таракановой. Бессчетные копии картины. Разговоры. Печать. Волна сочувствия среди тех, кто ждал крестьянского бунта, верил в силу поднятого на государство топора.
Мода, случайность - плохое объяснение для поступков отдельного человека. Бессмысленное, когда речь идет о многих. Общественное мнение - до его невидимых причин надо дойти.
Портрет не сделал Григория Сердюкова известным. Картина - единственная, написанная художником перед ранней смертью - дала Флавицкому место в истории русского искусства.
Сегодня "Княжну Тараканову" трудно переживать. Невозможно долго рассматривать, воспринимать. Театр в живописи - как поза, нарочитость чувства и жеста - слишком давно потерял свой смысл. А физическое ощущение наступающего человеческого конца не нужно для переживания искусства.
Но в год первой выставки картины уже существовала и иная по своим принципам живопись. У условных формул академизма не оставалось ни сторонников, ни будущего. Константин Флавицкий - исключение. Он угадал - пусть так! - и не просто тему: героя. Тараканова приобрела через картину физическое бытие. Сила ходульных страданий оказалась убедительней бесстрастного свидетельства современника Сердюкова. Зрителю нужна была концепция.
Концепция… Странное понятие относительно человека, который когда-то жил, действовал, погиб. Только жил ли, как действовал, почему погиб - однозначного ответа в истории нет. Версии сплетаются во множество комбинаций. Не укладывающихся в канву истории. Хитроумных. Подчас откровенно придуманных.
Так детективные сочинения бывают разные. Очень кровавые и совсем бескровные. Детективы эмоций и детективы логические, где преступление лишь повод для упражнения логических способностей. Но еще существуют детективы, предложенные историей. В них есть все. Фантазию автора заменяет работа исследователя, удавшаяся или не слишком удавшаяся, снявшая большинство вопросов или не справившаяся с ними, но всегда оставляющая место для соучастия читателя - специалиста или нет в конечном счете не имеет значения. Над характером эпохи, особенностями наполнивших ее событий встает как главное логика соотношения фактов, анализ подлинного смысла документов, человеческих поступков и в заключение, в полном соответствии со смыслом любого детектива, кем, почему и как было совершено преступление.
Ответы на вопросы истории обычно заключены в архивах. Во всяком случае, в документах - этих материализовавшихся свидетелях ушедших лет. Загадки истории (чем ближе к нашим годам, тем очевиднее) во многом определяются нехваткой архивных данных: что-то не сохранилось, что-то осталось неразысканным. Возникающие разгадки нуждаются в десятках, иногда сотнях документов: концепция без фактов - всего лишь домысел. А публикация каждого нового материала - торжество исследователя, утверждение правоты и успеха поиска.
Так вот, о Таракановой было известно все - от писем ее и к ней, от описи личных вещей, стеганых юбок, холщовых сорочек и книг до материалов следствия и секретнейших предписаний Екатерины II священникам, которым предстояло продолжить до последнего дыхания самозванки работу следователя. Словесные портреты - худощава, смугла, черноглаза, с косиной на один глаз. Мнения о характере - трудно быть отважнее; об образовании - владение несколькими языками без малейшего акцента и затруднений в письме и разговоре, превосходное знание тонкостей политики, дипломатии, сведения по всем видам искусств, особенно архитектуре, редкая по мастерству игра на арфе.
Но главное - все подтверждалось документами, и документы были многократно опубликованы в XIX веке. Без них не обошелся ни один научный исторический сборник, ни один исторический журнал и просто толстый журнал - каждый по-своему и каждый не жалея места и слов. Конечно, были и несогласия, и несовпадения, и прямо противоречивые сведения в рассказах авторов "от себя". Terra fantasia - страна вымысла. Часто заманчиво, всегда рискованно. Особенно для историка. Где ее границы - за суммой знаний, интуицией, опытом? Кто напомнит о них, когда устающее внимание начинает уступать воображению? Здесь - еще факт, буква документа, а тут - уже домысел, чуть дальше факта шагнувший вывод.
Среди сведений принципиальных - обстоятельств рождения и жизни, смены имен и политических демаршей, воззваний к коронованным особам и попыток отвести глаза следствию в Петербурге - заинтересовавшая меня подробность была ничтожной: где находилась самозванка в год и месяц, когда писался сердюковский портрет? Всего-навсего. При поденной росписи ее жизни, переписки, встреч, переездов, на составление которой не поскупились историки, это и вовсе представлялось пустяком. Разве что придется заглянуть в оригиналы публиковавшихся документов, найти то, что, вполне естественно, не представило интереса для других исследователей.
Только - и это выглядело невероятным! - нигде, ни в каком архиве и фонде знаменитого, во всех мелочах изученного, целиком воспроизведенного в печати дела Таракановой не существовало. Ни сейчас, ни столетием раньше. В этом легко убедиться, обратившись к нашим архивным хранениям. Но об этом можно было узнать и раньше, внимательнее вчитавшись в опубликованные материалы.
В сносках полустертой росписи затаившегося в конце страниц петита призрачно и упорно скользило - к сожалению, оригинал данного документа не сохранился; к сожалению, протоколов следствия нет - показания обвиняемой приводятся в пересказе следователя; к сожалению, - или, пожалуй, и без сожаления, - можно привести только приблизительное содержание тех или иных писем: их судьба остается невыясненной.
Правда, личность следователя не вызывает никаких сомнений: добр, честен, благороден. Правда, соответствие копии несуществующему оригиналу тем более не подлежит сомнению: да и как может быть иначе в изданиях вроде Сборников Русского Исторического общества или Чтений Общества истории и древностей российских? Но вот что случилось с оригиналами, откуда родилась уверенность в соответствии им копий, для чего было публиковать непроверенные самими исследователями повторения - эти вопросы никем и никак не поднимались. Доверие к пустоте совсем необычно даже для прошлых веков, даже для того этапа исторической науки, когда ученые еще только начинали сознавать значение подлинности документа, ценности его действительного содержания.
В поисках ответа на эти вопросы "благополучные" публикации начинали терять свою "благополучность". Каждая подробность заставляла настораживаться, каждое расхождение приобретало какой-то смысл: как-никак собственно публикаций вообще не было.
Есть неточности случайные, непроизвольные, ускользнувшие от внимания увлекшегося или не слишком скрупулезного в своем методе исследования историка. Есть неточности, необходимые для утверждения концепции исследователя, конечно, тем самым натянутой, конечно, тем самым теряющей свой научный смысл. Но здесь и речи не могло быть о небрежности или ничтожной, только самым узким специалистам приметной натяжки. Это была сознательная позиция признания условных посылок. Но зачем? Ради какой-то безусловно сомнительной исторической личности, слишком явной авантюристки - так много внимания и так много натяжек. Но настороженное подозрение вело и к другому выводу.
В многословных и подчас сбивчивых толкованиях статей выяснялись различные позиции, борьба точек зрения, убеждений, по сути лишь формально связанных с Таракановой. Имя Таракановой служило в чем-то предлогом, в чем-то поводом: настоящий подтекст сражений оставался скрытым. Но ведь верно и то, что жар этой научной полемики перекликался с жаром откликов на картину Флавицкого - все развернулось в одни и те же годы, - причем откликов самых обыкновенных зрителей, людей, бесконечно далеких от специфики и тонкостей исторических проблем.
А что, если - рождавшаяся мысль в первый момент представлялась совершенно нелепой, - что, если афере Таракановой в истории соответствовала и афера Таракановой в исторической литературе?
Глава 1
Партия в шахматы
И все-таки сначала были встречи - иначе не назвать! - случайные, редкие, необязательные для памяти, как пометки на рассыпавшихся листках старого календаря, в путанице лет, обстоятельств, впечатлений.
…Третьяковская галерея. Сумрачная зала с зеленоватыми стенами. Неохотно пробивающийся сквозь стеклянный потолок скупой зимний свет. И внутри огромной, густо позолоченной рамы тюремные нары. Морозный поток воды из зарешеченного окна. Откинувшаяся к стене девушка в бархатном платье. Крысы, множество крыс, карабкающихся к ее ногам. Чье воображение в детстве могло остаться равнодушным к этой картине! "Княжна Тараканова". Еще без своей истории, без подробностей биографии. Просто вот эта черноволосая девушка, эта заплесневевшая камера и неотвратимая смерть.
…Студенческие годы. Нескончаемые лекции по истории искусств. В разделе России XIX века живописец Константин Флавицкий. Блистательно пройденный курс в Академии художеств. Пенсионерство в Италии. Тогда же звание профессора - загодя, в предвидении будущего: разве такой талант нуждается в подтверждении? И через полтора года по возвращении на родину смерть от чахотки после первой и единственной написанной картины - "Княжны Таракановой". Драма героини - драма автора!
Или другое. Научный зал в Исторической библиотеке. Привычный стол у желтеющей стены. И за широким раствором окон год за годом, в неслышной смене дождей и снега, полуисчезнувшие монастырские постройки, расплывшиеся в перестройках очертания собора, келий и упрямая легенда о "потаенной" монахине, скрытой здесь без малого на сорок лет, - бывшей княжне Таракановой. Говорят, факты - упрямая вещь. А легенды? Те самые, которым можно верить, а можно и не верить, - все зависит от тебя самого. Как заставить память уйти от них?
…Свинцовый квадрат неба. Крутой вырез глухих стен. Камень, серый, чуть розоватый, почти черный. Только камень. Булыжная земля. Дрожь жидких травинок: "Здесь похоронили Тараканову". Так, во всяком случае, утверждали о дворе Алексеевского равелина старые охранники Петропавловской крепости. Утверждали и даже показывали ничем не отмеченный бугорок, который время втиснуло в тюремную мостовую.
…Крошится под ногами мартовский лед на улицах Несвижа. Пьяный весенний ветер кружит посеревший снег на протянувшейся к замку дамбе. Тает глина в колеях у Слуцких ворот. Не через них ли въезжала в город гостьей знаменитого Кароля Радзивилла княжна Тараканова или выезжала вместе с ним, направляясь в Италию? А может, жила здесь все годы юности? Местные предания потускнели от времени и уверенно помнят только то, что в портретной галерее радзивилловского замка до последних лет втайне хранился портрет "необъявленной" дочери русской императрицы и что была эта дочь "невиданной красоты". В Несвиже есть архитектура прошлых веков и нет Таракановой, и все равно это еще одна встреча, еще одна отметка в памяти.
Густеют сумерки в гулком зале архива. Неслышным потоком стекают из-под расписных сводов, ложатся по углам, тесно обступают неяркие кружки настольных ламп. Еле слышно шелестят набухшие столетиями листы. Нескончаемым кружевом плывет перед глазами рыжая вязь почерков, на этот раз почти недавних. XIX век, дела Собственного кабинета Николая I и…
* * *
Есть ли такая в свете или нет - этого не знаю, а буде есть и хочет не принадлежащего себе, то б я навязал камень ей на шею да в воду.
Из письма А. Г. Орлова-Чесменского Екатерине II по поводу предполагаемой дочери императрицы Елизаветы Петровны. 1774 г.
Сегодня, оглядываясь назад, не скажешь, что больше тогда поразило в этом сопоставлении - его неожиданность или откровенная нелепость. Декабристы и княжна Тараканова!
Дела императорского Кабинета в Центральном государственном архиве древних актов - сомневаться в их сведениях не было оснований. Сохранившиеся пометки утверждали: только что вступившему на престол Николаю I в течение 1826 года докладывался одновременно ход двух следствий - над обвиненными в связи с событиями на Сенатской площади и по делу княжны Таракановой. Мало того, следствие вел и доклады в обоих случаях готовил государственный секретарь граф Д. Н. Блудов.
К. Д. Флавицкий. Княжна Тараканова. Эскиз. Начало 1860-х гг.
Иными словами, люди, впервые ощутимо пошатнувшие устои трона, всей государственной системы, опасные не только замыслами, но и связями, популярностью своих идей, живые среди живых, -
и одинокая авантюристка, полвека как исчезнувшая с горизонта истории. Да и что такое вообще княжна Тараканова?
В год выступления Пугачева появилась в Европе женщина, называвшая себя дочерью императрицы Елизаветы Петровны, но, по сути, ничем, кроме частных разговоров, о себе не заявившая. Тем не менее она была выслежена и похищена в Ливорно самим командующим русским военным флотом А. Г. Орловым-Чесменским, привезена на военном корабле в Петербург и исчезла без следа в казематах Петропавловской крепости. Почему-то ее стали называть княжной Таракановой - сама она таким именем не пользовалась. И почему-то с годами появилась версия, что, в противовес этой "самозванке", существовала настоящая дочь Елизаветы Петровны, настоящая Тараканова, кончившая свои дни под именем инокини Досифеи в московском Ивановском монастыре, который продолжает стоять на нынешней улице имени историка И. Е. Забелина - большом Ивановском переулке.
Достаточно романтично и совершенно необязательно для бурного начала николаевского царствования. Если даже заподозрить нового императора в простой любознательности, для этого явно было не время. И уж тем более неуместной выглядела фигура самого докладчика. Дело Таракановой принадлежало истории, но никак не политическому сыску XIX века.
Только случайности не было. Среди бумаг Личного кабинета Александра I - не того, который представлял целое самостоятельное учреждение, а той комнаты в Зимнем дворце, где Александр работал и хранил наиболее важные для себя вещи, оказались две связки материалов - книга тайной экспедиции Сената и… дело княжны Таракановой. По какой-то причине Александр предпочитал до конца иметь их под руками, или иначе - до конца не выпускать из рук. Книга Сената заключала отдельные материалы по восстанию Пугачева. В накале дней, наступивших после событий на Сенатской площади, Николай не проявил к ней никакого интереса. Зато дело Таракановой - о нем он хочет иметь исчерпывающее представление. Так полно оправдавший доверие нового императора Блудов должен им заняться самым подробным образом, не дожидаясь конца следствия над декабристами, немедленно и скрупулезно.
Пометки в делах: Николай торопит Блудова, требует скорейшего окончания расследования о княжне - нужно ли возиться целый год! Новое выражение монаршего нетерпения, и 4 декабря 1826 года Блу-дов представляет императору доклад о Таракановой, к которому прилагается опись бумаг, захваченных в Пизе среди личных вещей "самозванки". Копия доклада, по утверждению чиновников Собственной канцелярии, несла пометку: "Подлинная записка оставлена его императорским величеством в кабинете Аничковского дворца".
Итак, Аничков. Вереницы архитекторов, владельцев, бесконечная смена назначений. Дворец для Алексея Разумовского - подарок Елизаветы, дворец для Потемкина - подарок Екатерины II. В промежутках между царскими фаворитами - возвращение в казну, и в заключение - резиденция третьего внука Екатерины, самого далекого от трона, но нежданно-негаданно оказавшегося императором - Николаем I. Скорее даже семейный его дом, с которым он не захотел расстаться и на троне. Были ведомства придворные и связанные с придворными - для царских нужд. Был Кабинет - для царского делопроизводства. И был Аничков дворец как собственные комнаты, скрытые ото всех, не доступные никому, даже из самых доверенных. Ни упорядоченного хранения, ни учета, ни посторонних глаз, действительно "свое" - вещи, бумаги, тайны.