Источники нормандского периода гораздо богаче источников саксонского периода, особенно ранне-саксонского. И дело тут не в шансе на сохранение, хотя, конечно, бесчисленное количество средневековых рукописей исчезло. Главная причина в том, что в VII или IX вв. просто писали гораздо меньше, чем в XII. Даже такие эпохи сравнительно образованных людей, как времена Беды Достопочтенного или Дунстана (ум. 988), дали нам гораздо меньше, чем эпоха "возрождения XII в.". От этого немногого до нас дошла удивительная часть. В Бодлианской библиотеке в Оксфорде содержится копия одного из переводов короля Альфреда, которую он отправил в кафедральный собор Вустера. В библиотеке колледжа Тела Христова есть рукопись "Хроники" IX в. и книга, которую король Этельстан лично подарил общине св. Кутберта, которая тогда находилась на Честер-стрит (позднее община собора Дарема) (рис. 6а). В коллекции Коттона в Британском музее имеются два из пяти уцелевших экземпляров "Церковной истории" Беды, которые были написаны в том же веке, когда жил Беда, до 800 г. Не случайно мы находим эти книги в коллекции Коттона или в колледже Тела Христова. После закрытия монастырей большинство средневековых рукописей должно было быть уничтожено. Изобретение книгопечатания сделало многие из них бесполезными. Но в XVI в. были такие люди, как Мэтью Паркер, архиепископ Кентерберийский в годы правления Елизаветы I, которые испытывали жадный интерес к древней истории английской церкви - естественный интерес на волне Реформации. Паркер и его помощники были фанатичными собирателями старинных рукописей, особенно летописей. И коллекция Паркера осталась в колледже Тела Христова в Кембридже, который он когда-то возглавлял. Позднее в лице сэра Роберта Коттона появился такой же пылкий коллекционер, который разделял интерес Паркера к церкви, но также занимался разработкой теорий о происхождении парламента. В начале XVII в. было широко распространено представление о том, что английские парламентские свободы взяты из англосакского витана (национальный совет, представлявший интересы знати и духовенства при короле. - Пер.), и это возбудило у Коттона особый интерес к саксонским хартиям: длинные списки подписавшихся под ними людей или свидетелей являются для нас почти единственными источниками информации о том, кто входил в витан. Вероятно, правильно будет сказать, что большая часть оригиналов хартий "дозавоевательного" периода обязана своей сохранностью сэру Роберту Коттону. Практические интересы (если не сказать "причуды") Паркера и Коттона в соединении с настоящей преданностью прошлому спасли много ценных документов как раз вовремя. За это мы должны быть им благодарны, но если говорить о более раннем саксонском периоде, то там почти нечего было спасать.
Паркеровская копия "Хроники", "Жизни" Ассера (рукопись которой была сохранена Коттоном, но сгорела в страшном пожаре 1731 г.; так что ее знают по копиям XVI и XVII вв.), подарок Этельстана святому Кутберту (см. вклейку) и другие рукописи, включая манускрипт начала IX в. из коллекции Коттона, содержат родословные и списки первых английских королей. По ним - если к ним относиться с определенной долей скептицизма и проверять по мере возможности другими свидетельствами - мы можем воссоздать первые династии. Возможно, нас самих не вдохновила бы перспектива быть представленными будущим поколениям чем-то что сродни телефонному справочнику. Но умелое исследование дало возможность экспертам получить много интересной информации из этих списков и родословных. А дошедшая до нас древняя поэзия, особенно великолепная поэма "Беовульф" (еще одна находка сэра Роберта Коттона), дает нам возможность немного приодеть голый скелет. "Беовульф" также помогает нам представить себе облачения королей и дома, в которых они жили, - в этом отношении археология достигла за последнее время очень многого. Благодаря лопатам археологов были извлечены на свет божий много реликтов этого времени из могил, на местах поселений, из саксонских и нормандских церквей и городов, нормандских замков. Но археолог может откопать лишь то, что сохранилось, то есть, вообще говоря, камень и керамику, металл, не полностью изъеденный ржавчиной, и кости; но не дерево или ткань. Поэтому есть доля иронии в том, что самыми сенсационными находками, связанными с саксами, были деревянный корабль в Саттон-Ху и обшитые деревом залы дворца в Иверинге. В Саттон-Ху древесина сгнила, но железные болты по-прежнему видны, а следы шпангоутов можно найти в почве. Во всяком случае, открытие было таким захватывающим именно из-за содержимого корабля. В Иверинге древесина совершенно исчезла. Но обшитые деревом залы построены вокруг колонн, вставленных в предназначенные для них отверстия или выемки. Когда древесина гниет, эти отверстия заполняются субстанцией другого качества, отличающейся от почвы, что их окружает. Это влияет на плодородие этого места; так что на более богатой почве зерновые вырастают более высокими, а если она бедная, то они ниже, чем на окружающем участке. Обычно это чрезвычайно трудно заметить. Но если лететь на самолете низко над полем на утренней заре или на закате, когда солнце стоит невысоко, можно увидеть тень, которую отбрасывают более высокие зерновые на более низкие. А аэрофотосъемка, произведенная в таких условиях, покажет структуру обшитого деревом зала, спустя много веков после того, как дерево совершенно исчезло. Так был открыт Иверинг, и с тех пор ведутся раскопки дворца королей Нортумбрии.
С течением времени источники становятся более разнообразными: благодаря существованию обычных средств денежного обращения археолог находит большое количество монет; растущая грамотность предоставляет историку массу хартий, законов и (к XI- XII вв.) летописи и биографии, которые он может прочитать. Появляется больше каменных построек, а особенно громадные постройки, возведенные в таких количествах первыми нормандцами, дают нам более основательное, зримое представление о памятниках прошлого. А случайно сохранившаяся вышивка изображает на гобелене из Байо и летопись, и диафильм сразу. Мы можем изучать события, оружие и одежду, а также многое другое одновременно.
Я не планировал составлять каталог, и эта книга далеко не полная. По мере нашего продвижения вперед я постараюсь время от времени приоткрывать завесу над тем, как историки используют различные материалы для воссоздания прошлого, объяснять что-то более подробно и представлять другие материалы, не описанные здесь. В этот период часто представляет больший интерес, увлекает и удовлетворяет интеллектуально попытка подумать, откуда нам что-то известно, нежели что нам известно.
Глава 2
КАК СТАНОВИЛИСЬ КОРОЛЯМИ
В книге профессора Плама "Первые четыре Георга" нам представляют четырех королей, правление которых охватывает чуть более столетия. Задача этой книги - охватить семьсот лет и, наверное, двести королей. Что еще хуже, большинство из них ничем не прославились, и мы знаем только их имена; несколько из них вообще безымянные. И все же исследование этих личностей далекого прошлого обладает особой притягательностью: их неизвестность бросает нам вызов и заставляет искать любую путеводную нить и следовать за ней, куда бы она нас ни привела. И если мы сделаем это, мы узнаем много удивительного о первых английских королях. Окажется, что мы исследуем корни королевской власти в Англии, самого старого и типичного для Великобритании института правления. И это тоже полезно. Это поможет нам понять кое-что об английской монархии, некоторые причины того, почему ее непрерывность так мало нарушалась. Но это случится только в том случае, если мы с самого начала будем четко понимать, что в большинстве частностей королевская власть в саксонские и нормандские времена была совершенно не похожа на конституционную монархию Елизаветы II.
Исторические ярлыки легко вводят нас в заблуждение, а самые обманчивые из них те, что окружают представления о правлении и королевской власти. Никому не приходит в голову, что средневековый король, будь то в Англии, Франции или Германии, был конституционным монархом в современном понимании. Но часто можно услышать или прочитать споры о том, была ли их власть ограниченной или абсолютной, выборной или передаваемой по наследству. Без сомнения, эти вопросы мы будем держать в голове по мере изучения этих королей и способа их правления, но в первую очередь нас должны интересовать менее абстрактные понятия. Если мы будем обращать внимание на то, как эти люди действовали и как они описывали свои действия, мы гораздо лучше поймем их притязания; мы лучше поймем их образ мыслей не как отражение последовательных принципов политической мысли, а как поле боя противоборствующих притязаний и стремлений без явной связи между собой. Человеческая природа, как говорят нам психологи, подвержена изменениям. Но дворянин, шумно приветствующий саксонского короля, действовал, подталкиваемый смешанными побуждениями, такими же сильными, беспорядочными и захватывающими, что и современный избиратель. Это сказано не для того, чтобы преуменьшить интерес к политической теории или ее влиянию на дела людей. Как мы увидим, интеллектуальные влияния, совершенно далекие от местной традиции саксов, сыграли решающую роль в формировании английской монархии. Но значение этого станет очевидным лишь тогда, когда мы тщательно изучим некоторые особенности власти первых королей. И первый вопрос состоит в том, как люди становились королями.
Эта проблема стала предметом многих необычных представлений. В 1867 г. в первом томе своей огромной "Истории Нормандского завоевания Англии" Эдвард Огастес Фриман предложил одно из самых абсурдных. Вот что он написал о витенагемоте, совете англосаксонских королей: "В каком-то смысле он был более демократичным, чем что-либо, о чем осмелился бы мечтать самый продвинутый либерал; но в каком-то смысле - более авторитарным, чем что-либо, что осмелился бы защищать самый несгибаемый консерватор. А на практике он, вероятно, должным образом представлял чаяния народа. А если так, то ни один народ никогда не пользовался более полной политической свободой, чем англичане в эти давние времена. Ведь полномочия древнего витенагемота сверх всякой меры превышали полномочия, которыми наш писаный закон облекает современный парламент. В некоторых отношениях они превышали полномочия, которыми наша традиционная конституция облекает палату общин. Король не мог абсолютно ничего сделать без согласия своих советников. Прежде всего, именно от них он получал свою политическую жизнь, и именно от них он зависел в том, чтобы она продолжалась. Совет избирал короля, и он же мог низложить его. Возможность свергнуть короля - это возможность, которой по самой ее природе можно пользоваться редко, и поэтому не найдется много королей, низложенных по постановлению парламента хоть до, хоть после Нормандского завоевания...
Если витан мог свергнуть короля, то нет никаких сомнений в том, что витан его и выбирал. Удивительно, как люди этого не видят... Королевская власть в древней Англии была выборной. Она была выборной точно так же, как была выборной власть во всех германских королевствах. Люди, в глазах которых рождение имело высокую ценность, желали, чтобы король был потомком прославленных предков королевских кровей. Во времена язычества считалось, что король должен быть потомком богов. Такие настроения повсеместно указывали на какую-нибудь династию как королевскую, члены которой имеют особое право на голоса избирателей. В каждом королевстве имелась королевская семья, из членов лишь которой при обычных обстоятельствах избирались короли. Но здесь витан был волен выбирать".
Фриман имел намерение доказать несостоятельность старой теории тори о божественном праве королей на престол. Он обращает внимание на то, что в разных странах существует бесконечное количество различных правил порядка наследования, и неразумно предполагать, что одно из них более естественное или неизменное, нежели другое. Странно, что он допускает, что английский закон всегда был ясным и последовательным, даже если он меняется в определенные периоды. Он, как и мы сейчас, жил при монархии, правила престолонаследия в которой были точно определены законом. Они, возможно, представляют собой самую точную и четкую схему, окружающую наших современных монархов. Когда умирает король или королева, мы знаем, кто будет их преемником - или, скорее, кто в тот же миг стал им. Вся королевская семья организована согласно порядку наследования в соответствии с четким принципом, установленным законом; в данном случае - письменным законодательным актом.
В раннем Средневековье законы в Англии не имели письменной формы. В этом утверждении есть исключения, как мы увидим, но они не затрагивают нашу нынешнюю проблему. Это значит, что восхождение на престол регулировалось обычаями и традициями. Обычай может быть очень определенным и живучим, но у первобытных народов он имеет свойство казаться определенным и понятным только тем людям, которые живут по нему и принимают его, а для чужака он кажется неясным, неопределенным, даже противоречивым. Особая трудность связана с изучением древних монархий: со временем обычаи менялись, а наши сведения часто настолько скудны, что мы должны пытаться вытянуть путеводную нить то там, то сям, чтобы создать связную картину, охватывающую большой промежуток времени. Еще одной трудностью является то, что в разные времена существовало большое разнообразие точек зрения, больше, чем обычно было позволено. А так как порядок престолонаследия всегда был жизненно важным вопросом, он часто становился предметом обсуждения и споров.
На самом деле никаких четких правил не было. Но порядок престолонаследия в англосаксонских и английском королевствах был окружен рядом условностей, обычаев и допущений, и с учетом этих условностей каждый раз решался вопрос о престолонаследии - иногда мирно, иногда с применением силы. Часто "сильный вооруженный человек" захватывал трон; в более поздние века он, по крайней мере, считал себя обязанным как-то оправдать свой поступок. И по тому, как он оправдывал его, мы можем сказать, каким правилам он делал вид, что следует. Если это было возможно, он демонстрировал свои родственные связи с предшественником, то есть что он имел наследственное право. Он доказывал, что народ принял его власть должным образом - то есть он был "избран", что бы это ни значило, и утверждал, что его предшественник объявил его своим преемником - он был назван правящим королем. Наше изучение того, как становились королями, должно складываться из этих трех составляющих: наследование, избрание и назначение. Так или иначе, каждая из них в большинстве случаев была задействована в процессе появления любого короля в средневековой Западной Европе.
Фриман утверждал, будто короля избирали, и монаршая власть была по своей сути выборной; наследные права уважались, а избрание было законом. Это серьезное и необычное допущение, а мы должны быть очень осторожны, делая их.
Даже самое очевидное общее правило относительно королевской власти, состоящее в том, что правит лишь один человек, имело множество исключений. В давние времена короли не обязательно правили в одиночку: на самом деле вполне возможно, что они обычно этого не делали. Все члены королевской семьи мужского пола могли править вместе, притом что один король мог иметь преимущество - похоже, что так и было в большинстве королевств. Со временем постепенно развилась "монархия" в буквальном смысле этого слова - власть одного человека. В более поздние времена англосаксонские монархии оставались наследными не в том смысле, что королевская власть передавалась согласно строгому правилу первородства от старшего сына к старшему сыну, а в том, что в огромном большинстве случаев преемником короля становился его старший сын или ближайший родственник по мужской линии. Есть случаи, когда наследником становился брат короля, хотя у последнего были дети. Но обычно в таких случаях дети были очень малы. Есть пара случаев, когда оспаривали, что "порфирородный" сын, родившийся, когда его отец был королем, имеет преимущественное право перед тем его сыном, который был рожден до того, как его отец взошел на трон. Ни один из нормандских королей не был наследником по праву первородства. В 1066 г. Эдгар Этелинг был более близким родственником Эдуарду Исповеднику, чем Вильгельм Нормандский, гораздо более близким, чем Гарольд. В 1087 и 1100 гг. наследниками Завоевателя стали младшие сыновья Вильгельм и Генрих, хотя был жив их старший брат Роберт. В 1135 г. на престол взошел племянник Генриха I Стефан, хотя у Генриха оставалась законная дочь, а у самого Стефана был старший брат.
Случаи восхождения на трон королей в 1066 и 1135 гг. являются одними из самых необычных и интересных в истории Англии. Они имели место близко к концу изучаемого нами периода и поэтому относительно хорошо задокументированы. Они обнажают почти все проблемы и силы, действовавшие в Англии при возведении короля на престол. Они послужат нам прекрасными примерами различных условностей и допущений.
Эдуард Исповедник (1042-1066) был бездетным. У него был племянник Эдуард, который жил в изгнании в Венгрии, двоюродный брат Вильгельм, который был герцогом в Нормандии; при этом самым могущественным человеком в Англии после короля был Гарольд, эрл Уэссекский, который доводился ему шурином. Вдобавок его предшественник Хардекнуд, который также был королем Дании, имел договоренность с Магнусом, королем Норвегии, о том, что, если один из них умрет, не оставив наследника, второй должен унаследовать его королевство. На основании этого Магнус вторгся в Данию и заявил свои права на Англию в 1042-1043 гг. И его притязания были унаследованы (что довольно странно) его дядей Харальдом Хардероде.
Ближайшим родственником Эдуарда был его племянник. Но Эдуард-изгнанник умер в 1057 г., а его сын Эдгар Этелинг был слишком юн, чтобы в 1066 г. быть серьезным кандидатом на трон. Против Вильгельма в отношении наследования можно было выдвинуть два возражения: то, что он был незаконным претендентом, и то, что он был родственником Эдуарда по женской линии, а не потомком предшественников Эдуарда. Яснее ясного, что, если наследственность была в этом случае главным критерием, Вильгельм никогда не стал бы королем Англии. Странно уже то, что он вообще стал герцогом Нормандским: когда его отец умер, он был семилетним мальчиком, а в герцогстве бушевали беспорядки; а ведь в Средние века незаконнорожденность обычно считалась препятствием к вступлению в права наследования. Он был исключением, которое доказывало все правила; другого такого случая не было. Генрих I признал по крайней мере двадцать своих незаконнорожденных детей, включая нескольких сыновей; но никто из них не унаследовал его трон.