До сих пор были обвинения в жадности и похоти. Как насчет жестокости? Как король Генрих был силен и безжалостен; он не питал отвращения к жестоким наказаниям. Говорят, Завоеватель запретил смертную казнь, предпочитая ослепление, причинение увечий и другие, менее радикальные виды наказаний. У Генриха в ходу были все эти средства. Воров могли повесить. В 1124 г. сорок четыре вора были повешены в один день, и в том же году были изувечены фальшивомонетчики. А в 1124-1125 гг. всех фальшивомонетчиков в Англии обезображивали, не проводя расследование вины или невиновности. В более поздние годы у Генриха, однако, появилась склонность - то ли от жадности, то ли из человеколюбия - заменять более жестокие наказания штрафами. Тому времени не была характерна щепетильность, а посредником Генриха в делах с фальшивомонетчиками был епископ. Его выбор наказаний показывает, наверное, всего лишь то, что он был особенно деятельным и неразборчивым при назначении наказаний, о чем немногие глубоко горевали. Но обвинение в жестокости не основывается исключительно на этом. В молодости Генрих участвовал в подавлении восстания в Руане, помогая своему брату Роберту против брата Вильгельма. Завершающим аккордом стал поступок Генриха, когда он лично сбросил богатого жителя Руана, возглавлявшего восстание, со стены замка или, по версии другого летописца, выбросил его в окно. В другом случае две его внучки (от незаконнорожденной дочери Юлианы) были с его разрешения или по его приказу ослеплены. Здесь он действовал буквально по принципу "око за око" - они были заложницами, и с ними обращались так, как их собственный отец поступил с заложниками, на которых их обменяли. Внуков у Генриха, вероятно, было так же много, как и английских баронов в Англии. Но ясно, что Генрих был способен на настоящую жестокость.
Для современного человека, изучающего эту тему, Генрих, наверное, кажется самым непривлекательным членом его семьи. К беспощадности своего отца он добавил элемент жестокости, достаточный для того, чтобы его боялись современники, хотя они и не испытывали к нему ненависти. Вильгельм Рыжий был открытым и щедрым. Генрих научился придерживаться своего плана действий и умел изображать благочестие. Иногда он был великодушным: он купил многих своих сторонников, даровав им титулы баронов и поместья, а в некоторых случаях - особенно в случае со своим сыном эрлом Робертом и племянником эрлом Стефаном - в его щедрости можно усмотреть элемент настоящей любви. По-видимому, он не отказывался от ответственности за своих детей. Он умел завоевывать доверие людей и почти не знал, что такое мятежи. Но он также умел внушить им страх и всегда мог совершить внезапные безжалостные и эффективные действия, и ему никогда не изменяла сила духа при применении крайних мер. "Его облик был характерен для членов его семьи: коренастый и крепкий, среднего роста, со склонностью к полноте; но его черные волосы ниспадали со лба, как у Траяна, а мягкое выражение глаз контрастировало с жестоким взглядом Вильгельма Рыжего - вот его отличительные черты" - так писал Фриман вслед за Уильямом Мальмсберийским и Ордериком. Но его "мягкое выражение глаз" не обманет нас; мы по-прежнему трепещем передо львом правосудия спустя более 800 лет после его смерти.
Жестокость Генриха помогает нам ответить на вопрос, был ли он способен строить планы смерти брата. Мы не должны недооценивать серьезность этого обвинения: это было убийство брата и, более того, убийство своего сюзерена. Можно легко поверить в его причастность к братоубийству; не так легко, наверное, - к предательству, учитывая его масштаб. Вероятно, следует принимать во внимание возможность того, что он действительно верил в то, что имеет право на трон. Нам трудно поверить, что есть серьезные указания на то, что Генрих считал, будто он, а не Вильгельм или Роберт должен стать королем. Мы узнаем, что он основывал свои претензии к Роберту на том, что сын, рожденный тогда, когда его отец был королем, имеет преимущество перед сыном, рожденным в то время, когда отец был обычным смертным. Это утверждение "работало" и против Вильгельма. Подобно многим королям, чей титул был сомнителен, Генрих был очень озабочен тем, кто станет его преемником. И когда все надежды на появление наследника мужского пола не оправдались, он попытался связать своих баронов самыми крепкими узами со своей дочерью Матильдой. Нам кажется странным, что король, который не был явным наследником своего предшественника и старший брат которого был на самом деле еще жив (Роберт умер в 1134 г.), так настойчив в вопросе наследственного права. Последние годы его жизни были бы гораздо легче и успешнее, если бы он согласился сделать своим наследником одного из своих племянников или даже незаконнорожденного сына; он вроде бы неплохо к ним относился. Это он сделать отказался, и его отказ легче понять, если мы серьезно отнесемся к тому, что он сам претендовал на трон как старший, "порфирородный" сын.
Генрих не женился, пока не стал королем. Верно, что в то время его рука не очень высоко ценилась на брачном рынке, но его быстрая женитьба на наследнице древнего английского рода после его восшествия на престол кажется хорошо продуманной. По крайней мере, все его законные дети были "порфирородными", и это, возможно, укрепило его желание увидеть Матильду своей наследницей. Можно развить это предположение и сказать: если бы на его совести было убийство брата, побуждение установить правление "порфирородного" наследника было бы гораздо сильнее, ведь оно делало бы убийство Вильгельма Рыжего не предательством, а устранением нечестивого узурпатора.
Мы опять находимся в области "если". Можно собрать косвенные свидетельства против Генриха, но прямых доказательств, видимо, нет. Вердикт должен быть - не доказано. И все же упоминание "порфирородности" дает нам в конце неожиданный поворот. В 978 г. был убит старший брат, и наследником стал младший, правление которого было омрачено подозрением в его соучастии в этом убийстве. Вряд ли этот прецедент сильно радовал Генриха. Но нашлись такие, кто доказывал, что младший брат должен был в любом случае стать королем. И при жизни самого Генриха в "Житии св. Дунстана" Эдмер утверждал, что сторонники Этельреда, младшего сына, доказывали, что у него было больше прав на трон, так как его отец был королем, то есть "порфирородным", когда тот родился. Эдмер отнесся к этому доводу с недостаточным уважением, но мы можем быть уверенными, что Генрих, если он знал о нем, - наоборот. Подобно испанскому прецеденту, случай Этельреда, наверное, предупредил его об опасности братоубийства и необходимости соблюдения тайны, если он оказался вовлеченным в него. Этельред также мог предложить ему причину поверить в то, что Генрих, а не Вильгельм является настоящим королем. В этом направлении можно воссоздать схему рассуждений, которая могла привести Генриха к соучастию в убийстве, но нет доказательств того, что он был соучастником. Самое большее, что мы можем сказать: если смерть Вильгельма Рыжего в августе 1100 г. была несчастным случаем, то Генрих I был большим везунчиком.
Глава 12
СТЕФАН
Генрих I умер 1 декабря 1135 г. К Рождеству на его месте воцарился Стефан. "Любителя мира", унаследовавшего силу и коварство Завоевателя и лишь немногие подкупающие черты его характера, сменил энергичный и отважный лидер баронов, самый привлекательный из нормандских королей. Во многих отношениях он был полной противоположностью Генриху. Возможно, именно этот факт заставил дядю полюбить своего племянника Стефана. Нет сомнений в том, что Стефан был любимым племянником Генриха; вполне вероятно, что тот испытывал к нему более теплое чувство, чем к кому-либо из своих многочисленных детей. Судьбой Стефану было предначертано провести жизнь в окружении мужчин и женщин, более сильных и ярких, чем он сам: его дяди Генриха I, его брата, Генриха Блуаского, епископа Винчестерского, его жены, Матильды Булонской и его соперницы-императрицы. В этой галерее Стефан по ошибке оказался в роли короля.
О его обаянии и хорошем характере свидетельствовали даже его враги. "Когда он был эрлом, - писал Уильям Мальмсберийский, - он отличался добрым нравом, шутил, мог сесть за стол в компании даже самых простых людей и завоевал такую любовь, которую едва можно себе вообразить". Но он также намекнул на то, что за этим фасадом Стефана крылся коварный и ненадежный человек. Он рассказывает историю о том, как он устроил засаду на эрла Глостерского и, когда затея не увенчалась успехом, попытался отделаться смехом, "сделав веселое выражение лица и добровольное признание". Когда он подозревал предательство или сталкивался с мятежом, Стефан мог действовать с большой отвагой и решительностью, но в нескольких случаях он приказывал арестовать своих врагов, когда они были при его дворе и должны были находиться под его защитой. Таким образом он арестовал епископа Солсберийского в 1139 г. и эрла Честерского в 1146 г. В обоих случаях его собственный сподвижник, автор произведения Gesta Stephani ("Деяния Стефана"), приписывает эти обстоятельства хитрости последователей Стефана и намекает, что ситуация не была ему подконтрольна. Это традиционные отговорки, но в этом случае им, похоже, есть какое-то извинение. Стефан мог поступать необдуманно и поспешно; но настоящей его слабостью как короля было то, что он не умел ни сдерживать своих друзей, ни подчинять врагов. События часто выходили у него из-под контроля. "И тем не менее он не падал духом, когда какой-нибудь человек поднимал бунт, - пишет Уильям Мальмсберийский, - а внезапно появлялся то там, то здесь и всегда улаживал дела с большими потерями для себя, нежели для своих противников, так как, потратив массу усилий напрасно, он добивался от них на какое-то время видимости мира, раздавая им награды или замки". Стефан был отважным и умелым воином; обычно он был верным и щедрым, если не всегда заслуживающим доверия. Он обладал рыцарскими качествами и душевностью, чего не было у Завоевателя и его сыновей.
Он был более чем традиционно набожным человеком. В конце Фернесского полуострова в Ланкашире к северу от песков находится город Барроу, памятник седьмому герцогу Девонширскому и его огромным усилиям заплатить долги своего отца. Приютившись в небольшой долине, скрытой от города, находятся великолепные развалины большого Фернесского аббатства, памятника молодому Стефану и тому чувству, которое он разделял со многими своими соратниками, - горячие молитвы монахов необходимы для того, чтобы спасти его от последствий его прегрешений. Стефан не был таким истовым жертвователем на нужды религии, как король Давид Шотландский (1124-1153), который основал или начал строительство более дюжины монастырей различных монашеских орденов. Стефан основал два. План его второго проекта, Фавер-шемского аббатства в Кенте, он составил сам вместе со своей женой в конце жизни. Это было подражание Редингскому аббатству, которое было основано, следуя образцам клюнийского ордена, Генрихом I как аббатство бенедиктинцев и королевская усыпальница. Фавершем должен был выполнять обе эти функции, что в полной мере отражает условность религии Стефана. Фернесское аббатство более красиво: оно было основано в 1124 г. (на другом месте) и перенесено на нынешнее место в 1127 г. Это был филиал нормандского ордена Савиньи, который уже распространял в Нормандии и Англии новые идеи монашеского уединения и аскетизма, которые мы обычно ассоциируем с монахами-цистерцианцами. Цистерцианцы вступили во владение монастырями ордена Савиньи в конце 1140 г. И таким образом Фернесс - не без протестов - стал одним из главных в Англии монастырей цистерцианцев. Он представляет собой одни из самых внушительных развалин, расположенных на северо-западе страны. В начале своего существования он был главным центром религиозной жизни той части Англии и имел многочисленные связи с Ирландией и островом Мэн. Его фермы и овцы играли главную роль в экономической жизни Фернесского полуострова и его окрестностей. Стефан был первым королем, поддержавшим эту новую моду в религиозной жизни страны.
В 1120-х гг. он мог позволить себе быть щедрым. Изначально у него действительно не было владений в Англии. Его отец был графом Блуаским, а мать дочерью Завоевателя. Но он был младшим сыном и, подобно многим младшим сыновьям в феодальном мире - самому Генриху I в молодые годы, - не имел земель в собственности. Но в молодые годы он был принят в доме своего дяди-короля и получил от него немалую собственность. Титул Айский принес ему расположенную в различных местах собственность с центром на юго-востоке; титул Ланкастерский дал ему обширные владения на северо-западе, включая полуостров Фернес. Графство Мортен и земли, которые когда-то были владениями семьи Беллем-Монтгомери, сделали его самым богатым землевладельцем в Нормандии. В 1125 г. Генрих женил его на Матильде, дочери и наследнице графства Булонского. Матильда была внучкой св. Маргариты Шотландской, так что была потомком древнеанглийских королей. Она принесла ему немалое Булонское графство и титул Булонский, что представляло собой существенное состояние, бывшее собственностью ее отца. Таким образом, Стефан по крови был потомком Завоевателя, благодаря браку породнился с родом Кердика и Альфреда и стал одним из двух самых богатых баронов Англии и Нормандии. В 1127 г. он и эрл Роберт Глостерский, незаконнорожденный сын Генриха I, поспорили, кто из них должен первым от сословия баронов (после Давида Шотландского) присягать на верность императрице Матильде. Ясно, что эти двое были соперниками в борьбе за любовь Генриха. Грубое физическое испытание присудило победу Стефану, так как он, вероятно, был лучше обеспечен доходами. Он, безусловно, завоевал свое место при дворе раньше, чем Роберт.
Наверное, из любви к Стефану Генрих I в 1126 г. перевел младшего брата Стефана из знаменитого бургундского аббатства Клюни и сделал его аббатом в Гластонбери. В 1129 г. он повысил его до епископа Винчестерского, и с той поры до самой своей смерти в 1171 г. Генрих Блуаский держал в своих руках самые богатые английские епархии и одно из самых богатых английских аббатств. Он был одновременно и монахом, и мандарином. Он был крупным финансистом; деньги текли к нему в руки и так же быстро расходовались на восстановление финансов двух своих приходов и самого Клюни, а также на строительство для себя и своих церквей богато украшенных зданий. В Гластонбери хранили память о том, что от его глаза не могла укрыться хорошая пахотная земля, и о том, что он любил смотреть на колышущиеся под ветром колосья. В Винчестере есть записи о сказочных дарах, полученных от него: Евангелия и кресты с драгоценными камнями, церковные облачения, занавеси, ковры, "шерстяные ткани, на которых вышиты чудеса св. Марии", а самое главное - огромный крест, украшенный 200 драгоценными камнями, включая большой сапфир особой ценности, содержащий две частицы истинного креста и останки Гроба Господня, реликвии с места Его рождения, вознесения, с Голгофы, останки яслей, колыбели, волос Девы Марии, Ее гроба, гроба Авраама, Исаака, Иакова, св. апостолов Варфоломея и Матфея, св. Стефана, Сергия и Вакха, Георгия, Пантелеймона, савана Господня, а также камня, служившего Иакову подушкой. Генрих Блуаский был человеком широких взглядов и амбиций, величественным, хвастливым и тем не менее преданным. Возможно, он внушил своему брату мысль стать королем. Он, безусловно, рассчитывал находиться рядом с ним и править английской Церковью. Стефан в молодости сильно зависел от него в плане помощи со стороны Церкви, но отказался быть при нем на вторых ролях. Он не сделал его архиепископом Кентерберийским; вместо этого Генрих стал папским легатом и правил Английской церковью в качестве представителя папы римского с 1139 по 1143 г. Когда эта власть перешла в другие руки, он попытался добиться того, чтобы Винчестер стал епархией архиепископа, но безуспешно. Неосуществившиеся честолюбивые замыслы в сочетании с искренним недоверием к тому, как его брат обращался с церковью, на некоторое время охладили лояльность Генриха. Но по прошествии лет он смягчился, и в дальнейшем блистательный принц-епископ стал уважаемым государственным деятелем, не менее богатым, но более склонным скрывать свое щегольство под монашеской рясой, которую он никогда не переставал носить.
Из близких Стефану людей его брат представляет собой самую волнующую личность. Более верной и постоянной, дающей правильные советы, но все же более удаленной от нашего поля зрения была супруга Стефана королева Матильда Булонская. В то время, когда судьба повернулась к Стефану спиной, когда в 1141 г. он оказался в тюрьме, она взяла бразды правления страной в свои руки. Две Матильды стояли друг перед другом; ирония судьбы состояла в том, что императрица, которую готовили к тому, чтобы править Англией, оказалась по своим умениям и личным качествам ниже королевы, которая в глазах всех была не более чем супруга короля. Правление королевы было кратким, но ее непоколебимая верность Стефану была одним из решающих факторов в возвращении ему короны и тем самым подготовке пути к более спокойным временам в последующие годы его жизни.