В 1858 году брат короля Фридриха Вильгельма IV, страдавшего психическим заболеванием, принц Вильгельм, стал регентом. В результате значительно изменился внутриполитический курс Пруссии, а для Бисмарка это означало прежде всего сужение сферы влияния. Период реакции завершился; провозглашенная принцем-регентом "Новая эра", начало которой он демонстративно подчеркнул назначением правительства либерального толка, в сфере внешней политики была ознаменована девизом: "В Германии Пруссия должна совершать моральные завоевания". Выдвижение правовой идеи на передний план наглядно подчеркнуло ее отличие от основанной на приоритете власти бисмарковской концепции грядущей прусской внешней политики. Кроме того, Августа, супруга Вильгельма, ненавидела Бисмарка со времен конфликта, который произошел между ними в бурные мартовские дни 1848 года и подробности которого остались неизвестными. Однако еще до официального вступления принца Вильгельма в регентство Бисмарк пытался вызвать у него интерес к своей политической концепции. В марте 1858 года он отослал свою 92-страничную докладную записку, получившую известность под названием "Малая книга господина фон Бисмарка". В записке с прицелом на национальные эмоции адресата во всех аспектах рассматривалась идея объединения политики прусской власти с интересами других германских стран за исключением Австрии: "Прусские интересы полностью совпадают с интересами большинства стран союза, кроме Австрии, но не правительств союза, и нет ничего более немецкого, чем развитие (при условии правильного их понимания) частных интересов Пруссии". Этим Бисмарк косвенным образом делал ставку на силы, которые воздействовали на немцев как в экономической сфере, со стороны Германского таможенного союза, у кормила которого стояла Пруссия, так и с точки зрения программного курса, со стороны реликтов прусского реформизма (прежде всего университетов), хотя ему самому эти реформистские традиции были совершенно чужды. В мае 1859 года, на стадии возрождения немецких национальных движений, Бисмарк в беседе с Виктором фон Унру, президентом Национального собрания Пруссии 1848 года, впервые заговорил о том, что "немецкий народ - лучший союзник Пруссии": "Единственный надежный, выносливый союзник, которого может иметь Пруссия, если обратится к нему, это немецкий народ". Здесь выразились значительные изменения, которые произошли во взглядах Бисмарка на германскую политику, по сравнению с его идеями образца 1848–1849 годов. С 1859 года убежденность в том, что интересы Пруссии и надежды немцев, не объединенных в пределах Австрии, могут быть приведены к общему знаменателю при примате прусской великодержавной идеи, представляет собой константу политической концепции Бисмарка. Окончательная ясность в этом вопросе наступила в период Итальянской войны (между Австрией, Сардинией-Пьемонтом и Францией) летом 1859 года. Впрочем, к этому времени Бисмарк уже был отозван правительством "Новой эры" со своего франкфуртского поста и, как он сам с горечью прокомментировал, "выставлен на холод на Неве" в качестве посланника при царском дворе в С. - Петербурге. Тем не менее именно петербургский опыт, приобретенный в процессе знакомства с расстановкой внутренних политических сил в окружении царя и в столичном "свете", позднее весьма пригодился ему. Во время Итальянской войны Бисмарк смог убедиться в том, что Россия по-прежнему занимает ключевые позиции в европейской политике, несмотря на поражение в Крымской войне. Для Пруссии в данный момент открывались возможности, о которых он упоминал в послании Отто фон Мантейфелю в июне 1857 года. В письме Густаву фон Альвенслебену от 5 мая 1859 года, генерал-адъютанту принца-регента, Бисмарк указал на существующие шансы: "Современная ситуация вновь посылает нам крупный выигрыш, если мы дадим войне Австрии с Францией развернуться, а затем выступим всей нашей армией на юг, то захватим с собой в ранце пограничные столбы, и установим их или на Боденском озере, или там, где начинает иссякать протестантская вера. Где еще найдется европейское государство, кроме нас, вокруг которого 18 или, если вычесть католиков в Верхней Баварии и Верхней Швабпи, 14 миллионов рассеяны среди его собственных плохо пригнанных друг к другу звеньев и не хотят ничего другого, кроме как слиться воедино? Все эти люди спустя 24 часа после того, как мы их примем, будут биться за нас лучше, чем за прежнюю власть, особенно если принц-регент сделает им одолжение и перекрестит королевство Пруссию в королевство Германию". Несколько дней спустя Бисмарк писал прусскому министру иностранных дел барону фон Шляйницу: "Я предпочел бы лишь в том случае увидеть на нашем знамени слово "немецкий" вместо слова "прусский", если бы мы были соединены с прочими нашими земляками теснее и разумнее, чем до сих пор; слово это теряет свои чары, если его "износить" уже сейчас, в связи с бундестагом… В наших внутрисоюзных отношениях я вижу для Пруссии опасность недуга, с которым нам рано или поздно придется бороться ferro et igni, если мы своевременно, в подходящее время года не проведем курс лечения". "Более благоприятные и более естественные отношения Пруссии со своими немецкими соседями" могли быть достигнуты, по мнению Бисмарка, только после ликвидации Германского союза. Однако подобная программа уничтожала идею возобновления объединения с Австрией, до сих пор считавшегося возможным при условии ограничения прусской экспансии в Северную Германию.
Деятельность Бисмарка в Петербурге была прервана из-за тяжелой болезни. Около года он провел в Германии (до июня 1860 года). На этот период приходится открытый разрыв с ультраконсерваторами и их представителем Леопольдом фон Герлахом. На последнее письмо Бисмарка от 2 мая 1860 года он не ответил. Бисмарк слишком резко обозначил пропасть, разделявшую их:
"Я дитя иного времени, чем Вы, но столь же честное по отношению к своему, сколь и Вы к своему". Он не хотел союза Пруссии с Францией:
"Если… вернуться к реалиям, в настоящее время, то для меня Франция в роли союзника внушает наибольшие сомнения (хотя такую возможность я не должен исключать), ибо нельзя играть в шахматы, если из 64 клеток 16с самого начала под запретом". 10 декабря 1860 года он писал Шляпницу из Петербурга: "Относительно внутренней политики я, не только по привычке, но и по убеждению, и по утилитарным соображениям, настолько консервативен, насколько мне позволяет мой государь и сюзерен, и, как правило, иду до Vendee, т. е. и за того короля, чья политика мне не нравится, но только за моего короля. Что же касается ситуации во всех других странах, я не признаю принципов, налагающих на пруссака-политика какие-либо обязательства; я вообще рассматриваю принципы только по мере полезности для целей Пруссии". Год спустя в письме одному из друзей бывший консерватор сформулировал свои рассуждения следующим образом: "эту систему солидарности консервативных интересов всех стран" он считает "опасным вымыслом" и "донкихотством" для Пруссии. Кроме того, он не понимает, "почему мы с такой чопорностью страшимся идеи народного представительства, либо в союзе, либо в парламенте Таможенного союза". Здесь ясно выражена концепция Бисмарка, которая, начиная в 1858 года, все отчетливее вырисовывалась в его рассуждениях: с помощью немецкого Национального парламента подорвать основы Германского союза и поставить немецкое национальное движение на службу прусской политике.
Дважды, летом 1861 года и в марте 1862 года, во время кризисов кабинета, вызванных конфликтом вокруг реформы армии, Бисмарк в качестве кандидата на пост министра иностранных дел по протекции своего друга, военного министра фон Роона, встречался с королем - принц-регент после смерти брата в январе 1861 года, был коронован как Вильгельм I. Бисмарк имел возможность изложить королю свои соображения касательно решения "немецкого вопроса": он считал "национальное представительство немецкого народа в центральных органах союза наиболее действенным, возможно, даже единственным и необходимым консолидирующим средством, которое сможет стать достаточным противовесом разрушительным тенденциям, свойственным политике, поддерживающей приоритет династии". При этом он имеет в виду "неавстрийскую Германию". И в первый, и во второй раз Вильгельм воздержался от назначения Бисмарка, который производил на него демоническое впечатление.
"Он счел меня более фанатичным, чем я был на самом деле", - подвел Бисмарк ретроспективный итог в своих мемуарах. В марте 1862 года король даже назвал его "слишком непостоянным". Однако в ответ на ходатайство фон Роона монарх в конце концов решил, что перспективного политика следует "(отправить) в Париж и Лондон, чтобы он повсюду познакомился с влиятельными людьми, прежде, чем стать премьер-министром".
22 мая 1862 года Бисмарк был назначен посланником Пруссии в Париже. Впрочем, до собственно дипломатической деятельности дело не дошло. Вначале он поехал на Всемирную выставку в Лондон и там вел переговоры с премьер-министром Пальмерстоном (Palmerston), министром иностранных дел лордом Расселом и лидером консервативной оппозиции Дизраэли (Disraeli), которому откровенная речь Бисмарка показалась неприятной: "Take care of that man! He means what he says!". Непосредственно за этим он отправился на отдых в Биарриц, где встретил русского посланника в Брюсселе, князя Орлова, и его молодую жену Екатерину. Он влюбился в "хорошенькую княгиню" и, как в юности, забывая о времени и месте происходящего, самовольно продлил свой отпуск. Эти недели стали последним беззаботным временем в жизни Бисмарка. По возвращении в Париж он обнаружил в посольстве телеграмму от Роона с условным сообщением об остром правительственном кризисе, который делал вероятным назначение Бисмарка на высший государственный пост: "Periculum in mora. Depechezvous".
БИСМАРК НА ПОСТУ ПРЕМЬЕР-МИНИСТРА ПРУССИИ (1862–1871): ОСНОВАНИЕ ВЕЛИКОЙ ДЕРЖАВЫ - ГЕРМАНСКОЙ ИМПЕРИИ - ВОПРЕКИ БРЕМЕНИ ЕВРОПЕЙСКОГО РАВНОВЕСИЯ
Восемь лет, прошедших с назначения Бисмарка главой прусского правительства 22 сентября 1862 года до основания империи и провозглашения императора 18 января 1871 года, историку представляются не только как единый самоограниченный процесс, но и как "планомерное", совершавшееся поэтапно осуществление политической программы дальновидного премьер-министра. Эта программа возникла в 50-е годы в результате его политических прикидок и расчетов, а с 1860–1861 гг, ее важнейшие принципы были окончательно определены. Разумеется, существовала опасность, что развитие событий будет происходить не столь прямолинейно и целенаправленно и прогнозы не будут соответствовать реальной ситуации тех лет. Об этом говорит Бисмарк в своей известной беседе с австрийским историком Фридюнгом, состоявшейся в июне 1890 года, вскоре после отставки: "Предположить, что государственный деятель может составить план на отдаленную перспективу и считать для себя законом то, что он предпримет через год, два или три года, значило бы не понимать сущности политики… В политике нельзя составить план на длительный период и слепо следовать ему. Можно лишь в общих чертах придерживаться избранного направления; его, правда, нужно придерживаться непоколебимо, однако пути, по которым мы идем к цели, нам не всегда знакомы. Государственный деятель подобен путешественнику в лесу: ему известен маршрут похода, но не та точка, в которой он выйдет из леса. Также и политик должен прокладывать торные дороги, чтобы не заблудиться. Нелегко было избежать войны с Австрией, но тот, кто обладает хотя бы малейшим чувством ответственности за судьбы миллионов, поостережется начинать войну до тех пор, пока не испробованы все иные средства. Ошибкой немцев всегда было желание получить все или ничего и упорно действовать лишь определенным методом. Я же, напротив, всегда был рад, когда мог хотя бы на три шага приблизиться к единству немцев, неважно, по какому пути. Я с радостью ухватился бы за любое решение, исключая войну, которое привело бы нас к расширению Пруссии и к единству Германии. Много дорог вело к моей цели, мне пришлось пройти по каждой из них, и в последнюю очередь по наиболее опасной. Однообразие форм было не для меня". Даже если ретроспектива исторических событий и политических решений выглядит гармоничной и систематизированной, то не подлежит сомнению многосторонность и тактическая виртуозность Бисмарка в период 1862–1871 годов, проявленные в исходной сфере его деятельности, внешней политике, а также до некоторой степени и в политике внутренней (последняя в то время была полностью подчинена первой). Поскольку в схематичном тексте очерка события неизбежно выстраиваются по прямой линии, в отличие от реальной картины происходящего, знакомство с ретроспективными размышлениями государственного деятеля тем более уместно. Ведь мы склонны слишком легко забывать о том, что в момент назначения Бисмарка Пруссия из-за упрямства короля, проявленного им в конфликте вокруг реформы армии, находилась в политическом тупике, в котором "ничто не говорило о подъеме, все - только о закате власти короны" (В.Моммзен).
Разумеется, внешнеполитическая ситуация в Пруссии в сентябре 1862 года в целом не была неблагоприятной. Австрия в начале пятидесятых годов предприняла попытку включить Пруссию в качестве "младшего партнера" в "Центральную Европу", существующую под эгидой Австрии и ориентированную преимущественно на аграрные, доиндустриальные экономические интересы. Пруссия сумела отразить эту попытку, используя состояние международной напряженности, а затем, начиная с момента политического разрыва между Россией и Австрией после Крымской войны, приобрела значительное пространство для маневра. Это нашло выражение в первую очередь в прусско-французском торговом договоре, заключенном в результате длительных переговоров в марте 1862 года и означающем присоединение Пруссии, находившейся в состоянии промышленного подъема, к существующей со времени подписания Кобденского договора западноевропейской свободной торговой зоне. Документ подготовил существенную материальную основу для проведения Пруссией независимой великодержавной политики. Так были созданы экономические предпосылки для "мелконемецкого" решения - объединения Германии (без участия Австрии) под эгидой Пруссии. Экономические интересы прочих немецких государств, принадлежащих к Германскому таможенному союзу, каковы ни были бы их политические симпатии - а большинство, несмотря на многочисленные разочарования, по-прежнему тяготело к Австрии, - nolens volens требовали одобрения post factum этого самовластного шага, предпринятого ведущей силой таможенного союза, а именно Пруссией.
Внутриполитическая же ситуация в Пруссии была совершенно запутанной. План укрепления и переформирования прусской армии, который предложил военный министр фон Роон, руководствуясь печальным опытом с "бюргерским" ландвером при использовании его в 1848–1849 гг, и при мобилизации 1859 года, несмотря на признание необходимости военно-технических преобразований, натолкнулся на сопротивление со стороны либерального большинства палаты депутатов вследствие осложнений политического характера (ослабление "бюргерского" ландвера в пользу "королевской" линии). Принц-регент всецело отдался осуществлению этого плана и чрезмерно настаивал на предусмотренном реформой трехлетнем сроке службы (в целях воспитания молодого поколения в "школе нации" в духе монархических традиций). Ограниченный поначалу конфликт после многократного роспуска палаты депутатов и новых выборов, которые каждый раз приводили к увеличению числа либералов из рядов сформированной в 1861 году Германской прогрессивной партии, приобрел принципиальную остроту и вылился в альтернативу: королевское или парламентское правление. После того как все конституционные возможности были исчерпаны и попытки склонить палату депутатов к одобрению военной реформы оказались безнадежными, король Вильгельм уже наполовину склонился к тому, чтобы отказаться от трона; триумф либералов казался неизбежным. Прием Бисмарка в замке Бабельсберг 22 сентября 1862 года стал последней попыткой Роона предотвратить дальнейшее развитие событий, предвещавших конец военной мощи Пруссии. Выявившаяся в ходе беседы безоговорочная готовность кандидата в премьер-министры осуществить военную реформу вопреки мнению большинства членов палаты депутатов - он почувствовал себя "подобно курбранденбургскому вассалу, который видит своего сюзерена в опасности" - изменила мнение монарха: "Тогда моя обязанность попытаться вместе с Вами вести дальнейшую борьбу, и я не отрекаюсь". Однако решение в пользу Бисмарка далось Вильгельму I с чрезвычайным трудом ("поскольку за 6 месяцев мне никого не назвали и я сам не нашел никого другого, кроме него").
В кабинете, который временно возглавил Бисмарк - лишь 8 октября он был окончательно назначен премьер-министром Пруссии и министром иностранных дел не было, кроме Роона, ни одной видной личности. Вначале Бисмарк не хотел обострять конфликт между монархом и большинством парламента, переросший из сферы военной в сферу конституционных разногласий, скорее стремился погасить его с помощью примирительных жестов, ибо самого премьера интересовала не реформа армии как таковая, а возможность как можно скорее перейти к действию на внешнеполитическом поприще. Первым делом он предпринял попытку (сыграв на национальных чувствах) привлечь на свою сторону оппозицию: при известных обстоятельствах приблизить к себе отдельных личностей или же расколоть ее. В рамках этой попытки, потерпевшей полный провал, следует трактовать и часто цитируемую речь, которую Бисмарк произнес 30 сентября перед бюджетной комиссией палаты представителей: "Не на либерализм Пруссии взирает Германия, а на ее власть; пусть Бавария, Вюртемберг, Баден будут терпимы к либерализму. Поэтому вам никто не отдаст роль Пруссии; Пруссия должна собрать свои силы и сохранить их до благоприятного момента, который несколько раз уже был упущен. Границы Пруссии в соответствии с Венскими соглашениями не благоприятствуют нормальной жизни государства; не речами и высочайшими постановлениями решаются важные вопросы современности - это была крупная ошибка 1848 и 1849 годов, - а железом и кровью".