В начале XX века непомерные амбиции Австро– Венгрии и Германии привели к краху кайзеровской Германии и Австро-Венгрии. Урок не был усвоен, и Гитлер повторил самоубийственный натиск. В Германии некоторые умы до сих пор задаются вопросом, как одарённую и бурно развивающуюся нацию с исполинским культурным потенциалом могли ослепить чудовищные амбиции и ошибочные геополитические расчёты? В своих мемуарах предпоследний царский министр иностранных дел С. Д. Сазонов полагал, что, не возомни немцы себя господином мира в начале XX века, их стремительный экономический рост, талант промышленников и инженеров вкупе с умением эффективно работать сами по себе уже через десяток лет выдвинули бы Германию на первые роли в Европе.
Однако сближение России и Германии – фактор стабильности континентальной Европы – вызывает настоящий кошмар у англосаксов с начала XX века вплоть до настоящего времени. Тот же блок НАТО Америка создала не только против СССР, который вовсе не стремился продвигаться в Западную Европу, едва справляясь с обретённой зоной контроля в Восточной Европе. Одна из целей европейской интеграции состояла в растворении и сковывании исторического потенциала и воли Германии.
Миф № 4. Россия воевала неудачно
Широко известна ещё одна "классовая" оценка из советских учебников: "Россия в 1914 году была стагнирующей деспотией, отсталой по сравнению с другими великими державами и обречённой на поражение".
Однако специалисты доказали на документах, что острые трудности в экономике и финансах в ходе войны не были исключительно российским явлением. Девальвация валюты, рост государственного долга, продовольственный кризис и карточная система – все эти явления наблюдались и в других странах-участницах войны, включая Германию и Великобританию. Положение России отнюдь не было хуже других.
Отдельный разговор – это предубеждения насчёт Российской армии, которая якобы не умела воевать и, за редкими исключениями, действовала неудачно. От ошибок и поражений не застрахованы самые победоносные вооружённые силы. Что же касается неудачного наступления в Восточной Пруссии в самом начале войны, то оно было предпринято Россией в ответ на мольбы французского правительства. Хорошо известны слова маршала Фердинанда Фоша: "Если бы не жертвенное выступление русских на Восточном фронте, то Париж был бы взят уже в самые первые месяцы войны".
Да, Россия не хотела войны и встретила Первую мировую далеко не в лучшей форме, будучи ослабленной революцией 1905–1907 годов и Русско-японской войной. Она только начала оправляться от кризисов, и её вооружённые силы были в стадии обновления.
И, тем не менее, именно на Восточном фронте была обеспечена итоговая победа! Россия проявила силу своего национального характера и верность обязательствам, наши солдаты и офицеры показывали чудеса доблести и самоотверженного служения присяге даже после краха Российской империи (Русский экспедиционный корпус во Франции). А многие операции вошли в учебники как образцы военно-стратегического искусства, например известный Брусиловский прорыв. Но даже в целом неудачное наступление в Восточной Пруссии сделало возможной победу французов на Марне в сентябре и предопределило стратегическую конфигурацию в последующие годы войны. Вообще, победа Антанты была оплачена русской кровью.
Миф № 5. Россия потерпела поражение
Этот вывод – явное упрощение. Да, именно в ходе Первой мировой войны дозрели предпосылки для Февральской и Октябрьской революций, которые стали для нашей страны национальной трагедией. Однако Россию нельзя считать побеждённой. Другое дело, что страна не смогла воспользоваться плодами своей победы после прихода к власти большевиков, которые вывели её из когорты победителей и отдали на откуп Антанте создание рисунка нового мира.
Недаром Уинстон Черчилль писал в те годы: "Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила… Держа победу уже в руках, она пала на землю заживо, пожираемая червями".
В этой связи возникает вопрос: почему мощный патриотический подъём в начале войны через некоторое время уступил место скепсису, усталости, пораженчеству и революционной лихорадке?
Конечно, резкая смена восприятия русским обществом Первой мировой в значительной степени связана с её затяжным характером. Длясь месяцами вдали от Родины, война неизбежно притупляет изначальный порыв. Многочисленные жертвы на чужбине, тяготы не могут пройти бесследно. Обоснованием войны было сохранение традиционных ценностей, честь и достоинство державы. Такие вечные старинные идеалы способны воодушевить в начале войны, но затем они начинают проигрывать яростным, конкретным лозунгам. Речь идёт об антимонархических, пацифистских и революционных идеях. Их пропагандисты трубили о "ненужности войны" и призывали к революции.
Внутренние яростные обличения всегда очень на руку противнику, который не остался в стороне и активно спонсировал революционную деятельность. Руководство Германии было заинтересовано в поддержке самых радикальных сил в России. Своими глазами видела фотокопию телеграммы из немецких и австрийских архивов, которую зачитал за завтраком кайзер Вильгельм: "Переброска Ленина в Россию осуществлена успешно. Приступает к намеченной деятельности". А в Государственном архиве РФ имеется документ – расписка в получении на деятельность большевиков пяти миллионов золотых марок. В немецком архиве лежат и распоряжения "выделить по статье 6-й чрезвычайного бюджета 10", затем "15", "20" миллионов золотых марок на революционную деятельность в России.
Благодаря щедрым финансовым вливаниям большевики, эсеры и сепаратисты получили большие возможности. Их агитаторы пронизали армию, которую после Февральской революции "демократизировали" до такой степени, что офицеры фактически потеряли контроль над солдатами. В результате на один полк было достаточно одного агитатора, чтобы разложить дух и дисциплину до неподчинения.
Впрочем, я не из тех, кто полагает, что можно привезти революцию извне. Однако когда страна зашаталась, внешнее воздействие имеет огромное значение для того, какие именно силы возьмут верх…
Две русские революции 1917 года стали следствием тех глубинных процессов, которые начали разрывать Россию в начале XX века. Революционная интеллигенция рубежа XIX–XX веков требовала кальки с западноевропейских институтов, рождённых философией прогресса, что плохо сочетались с религиозным основанием русской государственной идеи и русского самодержавия, которое, без поддержки элиты и отделённое от народа, утрачивало творческий потенциал. Крайний нигилизм русской интеллигенции побуждал её безжалостно топтать всё, что Россия защищала в Первую мировую войну, – православную веру, монархию, традицию законопослушания, идеалы служения Отечеству.
Первый кризис, обострённый экономическими реалиями и Русско-японской войной, закончился первой русской революцией, Манифестом 17 октября и конституционными реформами. Почему же десятилетняя деятельность Государственной думы Российской империи не смогла предотвратить Февральскую революцию и октябрьский переворот? Да хотели ли это предотвратить депутаты и партии тех созывов Думы? Они-то (не только левые радикалы – большевики, меньшевики и эсеры, но и кадеты, либералы всех мастей) хотели разрушать, а не созидать. В последние перед Первой мировой войной годы Россия развивалась семимильными шагами. По выплавке стали, железнодорожному строительству, книгопечатанию и количеству студентов на душу населения Россия догоняла уже Германию. Но бурная модернизация рвала социальную ткань, она лопалась от перенапряжения, и выпадавшее из своего мира консервативное крестьянство не находило новых социальных связей. Происходила массовая люмпенизация населения, а люмпен – лёгкая добыча для революционной пропаганды. Революционный взрыв в немалой мере был уготован слишком стремительными переменами. Невозможно влить молодое вино в старые меха!
А трибуна прежним (только ли?) думцам нужна была для обострения общественных антагонизмов, а не для охраны государства – ценить его они научились лишь в эмиграции. Это им бросал великий реформатор Столыпин: "Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия!"
В то время как русская армия проливала кровь за территориальную целостность Отечества, с трибуны кликушествовали ораторы против "непонятной войны" и "разложившейся" армии в пользу сепаратистов всех мастей (знакомо?), оплаченные нередко из-за границы олигархом и первым политтехнологом революции Парвусом на средства Генерального штаба кайзеровской Германии.
Налицо были все приметы кризисной эпохи, когда люди в экстазе перемен начинают ломать стержень, на котором держится всё. И эта страсть к саморазрушению постигла Российскую империю в разгар Первой мировой войны, когда Россия уже фактически держала в руках победу.
Резюме
Память о Первой мировой войне важна для российского общества потому, что она позволяет понять очень важные и фундаментальные вещи: "За что нам пришлось воевать в XX веке? Какие цели и ценности национального бытия нам нужно отстаивать для продолжения себя в истории?" Ведь в начале XX века Россия столкнулась с такими внутриполитическими и геополитическими вызовами, которые удивительным образом повторились на рубеже XXI столетия. Восстановление исторической памяти о войне 1914–1918 годов способно пробудить утраченное чувство преемственности нашей истории, уберечь от повторения ошибок.
Пожалуй, один из главных уроков Первой мировой состоит в одной очевидной, но горькой истине: нельзя в тылу отечественной войны с внешним врагом развязывать споры об устроении государства. Нация, которая способна отложить на время такие споры ради сохранения Отечества, побеждает и продолжает себя в истории, сохраняет возможность спорить дальше. Если же нация в переломный момент раскалывается, то это неизбежно приводит к обрушению государственности, огромным утратам и братоубийственным гражданским столкновениям.
Итог нашей жертвы в Первой мировой войне учит нас, что внешние вызовы должны объединять нацию. Грешно и подло использовать трудности для внутриполитических целей. К тому же многие болезненные для нас процессы сегодняшнего дня (расширение НАТО) легче понять, зная геополитические и идеологические подоплёки Первой мировой войны, тем более что силовые стрелы давления на Россию в ту войну удивительным образом повторились в 1990-е годы.
Мы до сих пор не можем найти единство по многим вопросам прошлого, настоящего и будущего, что очень опасно для нации. Но если, держась за нить истории, вернуться в 1914 год, то мы снова становимся единым народом без трагического раскола. Поэтому мы должны по-новому изучить Первую мировую войну, которая даст нам и видение геополитики XX века, и примеры безграничной доблести, отваги и самопожертвования русских людей. Лишь тот, кто знает историю, способен адекватно встретить вызовы грядущего.
"Невское время",
09.10.2013
Подготовили Михаил Тюркин, Екатерина Потнова
"Не надо стыдиться своей истории!"
Известный историк и политолог – о том, чему должна учить, но не учит школа, об общественных разногласиях и революциях. Недавно представленная единая концепция школьного учебника истории, как и следовало ожидать, стала очередным яблоком раздора в нашем обществе. Либералы и консерваторы с пеной у рта продолжают спорить: а нужна ли она вовсе, не принесет ли больше вреда, чем пользы? Создатели концепции ставили своей целью добиться общественного консенсуса, но, похоже, наоборот, снова разожгли страсти. О том, какую роль должен сыграть единый учебник истории и почему он все-таки необходим, мы беседуем с известным российским историком и политологом, руководителем Института демократии (Париж) Наталией Нарочницкой.
"Русские всегда будут спорить об истории"
– Наталия Алексеевна, может быть, и правда не стоило браться за выработку единой концепции учебника истории?
– Мое искреннее убеждение – выработка такой единой концепции была необходима. Надо отличать серьезные исторические исследования от школьных учебников, созданных для детей, еще не обладающих ни панорамным мышлением, ни развитым критическим сознанием, ни набором знаний, необходимых для того, чтобы самому давать какие-то оценки. Во всем мире эти предметы разграничены. Недавно во Франции проходил круглый стол, посвященный эволюции исторического сознания, и один из известных историков и социологов так прямо и сказал: есть история для историков, история для преподавания и история для информационного поля.
– Вы хорошо знакомы с общественной жизнью Франции. А как там преподают в школах историю?
– Читая французские учебники, всегда замечаешь: в них нет диаметрально противоположных взглядов ни на одно событие. Хотя у французов, поверьте, также немало того, что они неохотно вспоминают. Например, в XX веке это капитуляция Франции перед фашистской Германией, которую подготовили, по мнению социологов, именно нигилизм и обличение несостоятельности Франции интеллигенцией после Первой мировой войны. Это убило историческую энергию, дух самостояния в Истории, вывело на авансцену политической жизни пораженческие круги, не верившие в собственную страну. Если брать более далекие времена, то французы потихоньку перестали говорить, что замечательная триада "свобода, равенство, братство" вообще плавала в океане крови, залившем Францию больше, чем режимы XX века. Вообще именно якобинцы были родоначальниками понятия "революционный террор", который большевики только повторили. Тем не менее, памятник Дантону, например, так и стоит на бульваре Сен-Жермен в Париже, есть и мемориальные доски Робеспьеру. Никто не собирается из учебников изымать эти страницы. В западной истории вообще много страниц кровавых, ведь любая история пишется людьми, а на их пути всегда есть взлеты, падения, грехи, заблуждения, подвиги… Поэтому при написании учебника, особенно в части, касающейся XX века, мне кажется очень важным, чтобы авторы нашли в себе силы не остаться внутри спора современников, не встать на одну из сторон, а подняться над этим спором и дать панорамный анализ. История по истечении времени сама обобщает то, что произошло, и уже без гнева и пристрастия судит о событиях и их роли в истории.
– Но возможно ли это в России?
– Конечно, мы, русские, всегда будем спорить о своей истории. Наверное, мы бы перестали быть русскими, если бы не дискутировали о том, например, кем был Иоанн Грозный. Потому что нам небезразлично нравственное содержание власти и истории. Однако на Западе никто не стыдится ни Екатерины Медичи, которая за одну Варфоломеевскую ночь загубила больше, чем Иоанн Грозный за 30 лет своего царствования, ни Генриха VIII, который обезглавил не только своих жен, но и гуманиста Томаса Мора. Нам тоже нужно учиться именно так относиться к собственной истории. Мы за последние двадцать лет не раз оказывались свидетелями того, как политические воззрения настолько окрашивали отношение к историческим событиям, что несчастный школьник просто был на пороге раздвоения сознания. Кстати, жажда иррационального вселенского обличительства у пресловутого "креативного" класса проистекает в значительной мере из почерпнутого из СМИ и блогосферы нигилистического отношения ко всей российской истории…
"Государство и Отечество – не одно и то же"
– Какова, на ваш взгляд, основная цель преподавания истории в школе? Должно ли у школьников возникнуть чувство, что они живут в великой стране с великой историей?
Да, должно! И лично я считаю это очень важным. Об этом заботятся во всем мире – чтобы новое поколение не утратило уважения к собственной стране и собственной истории. Потому что именно это делает человека гражданином. Я прожила в США восемь лет, работала в секретариате ООН. Американские школьники каждое утро поднимают флаг своей страны и поют гимн. Во Франции каждый муниципалитет обязан проводить выставки, водить детей к мемориалам погибших за Родину. Дети воспитываются исключительно на самых ярких позитивных страницах истории. Там не скрываются страницы печальные, трагические, может быть – даже преступные, но, тем не менее, на них никогда не делается акцент. Ведь человек всегда в себе самом больше всего ценил светлые порывы, на них воспитывались следующие поколения. История и философия – две науки, которые формируют мировоззрение человека и являются питомником его идеалов. Совершенно не надо стыдиться любви к своему Отечеству – она так же естественна, как любовь к матери. Мать соседа может быть и умнее, и красивее, и моложе. И успешнее, как сейчас модно говорить. Но ребенок любит свою мать и очень переживает, когда слышит о ней дурное. Национальное самосознание вовсе не означает завышенной самооценки или ощущения превосходства над другими, любование своими грехами, которых у нас предостаточно, как у любой нации… Это просто чувство сопричастности не только к событиям сегодняшнего дня, но и к прошлому, и к будущему. В основе такого сознания лежит интуитивное чувство разделения понятий государства и Отечества.
– Многие сегодня не видят между ними разницы…
– Государство – всегда греховный политический институт, творение рук человеческих. А Отечество – вечное понятие, вечный дар. Великий историк Карамзин писал: "Все это нами сотворено, значит – наше". Человек не отрекается от Отечества, даже если ему не нравится все, что в государстве на его глазах происходит. Он понимает, что государство меняется. Например, мой дед в Первую мировую войну был прапорщиком русской армии, полным георгиевским кавалером. А моя мама – партизаном во время Великой Отечественной войны. Они воевали за одно и то же Отечество, хотя государства были разные. И очень многим людям не нравилось что-то и в том и в другом государстве. Нация, которая в минуты больших испытаний и вызовов, особенно извне, способна на время отложить споры о государстве, чтобы защитить Отечество, имеет шанс потом улучшать свое государство. Я считаю очень важным сохранить такой подход, который воспитывает в человеке чувство сопричастности к истории. Это не исключает переживания за те страницы истории, которые не хотелось бы повторять, но учит переворачивать их, не глумясь над жизнью отцов.