Второе, что для нас должно быть уроком, и почему не могли тогда завершиться успехом столь глубокие реформы. Реформы, которые настолько сильно меняли жизнь, при этом бережно относились к самому духу народной жизни, не меняя цивилизационной сущности России. Важно отношение нашей элиты к собственному отечеству.
Хочу процитировать, что писал Георгий Вернадский, историк зарубежья, об отношении либералов к собственному правительству. Что даже, как он пишет, интеллигентный Милюков и большинство тогдашних радикальных либералов, увлеченные политической борьбой с русским правительством, не имели никакого чувства ответственности по отношению к своему государству. Даже когда они попадали за границу, они не скрывали своей отчужденности от официальной России. Вот эту идейную форму существования русской интеллигенции как отщепенства блестяще охарактеризовал и развенчал Петр Бернгардович Струве, и от этого мы не избавились и сегодня. Фактически у нас признаком интеллигентности является именно скептическое и презрительное отношение к государству, к его истории и, особенно, к тому, что именуется великой державой. Но Россия, как понимал Столыпин, и я думаю, пора и нам сделать этот вывод, не может существовать в иной форме, как империя.
Через сто лет такой же тип поведения демонстрировали на моих глазах великие либералы постсоветского разлива в Совете Европы. И они просто наслаждались чувством совершаемой доблести, показывали, как сладостно отчизну ненавидеть и желать поражения собственному правительству в войне. Программа Столыпина и не могла фактически быть реализована, хотя, безусловно, ей помешала прежде всего смута, противоречия в самом правительстве, борьба политических сил, которая в России столыпинского времени фактически свела на нет очень многие возможности даже Думы, особенно Четвертой, погрязшей в распрях.
Как пишет замечательный исследователь русской Думы Анатолий Филиппович Смирнов, несмотря на блестящий состав своих представителей, она в конце фактически не только не могла, а прямо вела Россию к Февральской революции, и затем уже к Октябрьскому перевороту.
Поэтому мне хотелось бы сказать, что реформатор, каким был Столыпин, – это не нигилист. Он не презирает и не ненавидит свое отечество, а болезненно переживает и сопереживает все его грехи и несовершенства. Это совершенно разное отношение, которое не означает лакировки действительности и отсутствие критики его. Сопричастность – не просто критика, а изобличение несовершенств и грехов есть нормальное состояние любого реформаторского подхода. Но при этом, для того чтобы подлинную модернизацию Россию осуществить, безусловно, нужно любить свое Отечество, понимать, что Россия – на самом деле он это превосходно понимал – это страна, к которой не применимы кабинетные доктрины, заимствованные с Запада. Хотя многое можно и нужно применить и развивать на русской почве. Но, тем не менее, вынуть вот это сердце, понимание взаимоотношений, присущее именно русской традиции, и заменить его на что-то чужое, не могло привести ни к какому успеху.
Для Столыпина было очевидно, что многоукладная Россия должна развиваться, причем здесь цитировали его отношение к строительству Амурской дороги, я очень много его речей прочитала по этому вопросу. Как он осознавал тот факт, что Россия расположена в Евразии, что она граничит с разными цивилизациями! И поэтому действовал по своему пониманию, как должна развиваться экономика, как, если использовать терминологию советского времени, производить развитие и размещение производительных сил, – а такой был предмет даже на факультетах.
Он понимал, что нужно развивать Россию так, чтобы развитый центр постепенно смещался на восток, к географическому центру Российской империи, иначе невозможно развитие Дальнего Востока, использование его потенциала, и так далее. Практически, мы видим, в каком плачевном состоянии – не распада, но, тем не менее, ослабления единства, экономического даже единства страны, удерживаемое лишь действительно вертикальной властью, и слава Богу, что она есть, – удерживается тот Дальний Восток. Не Китай виноват в том, что безлюден наш Дальний Восток, безусловно.
Столыпин был близок к такому пониманию развития экономики России, к идеям Вениамина Петровича Семенова-Тян-Шанского, который в замечательной работе о промышленно-территориальном владении применительно к России описывал, как было бы правильно стимулировать экономическую активность, энергию, предпринимательство народа в такой огромной стране, где нельзя применить одну и ту же доктрину на нескольких территориях, столь различных и многоукладных.
Хотелось поставить эти вопросы и еще раз подчеркнуть такие выводы, которые сами напрашиваются из осмысления наследия Петра Аркадьевича Столыпина. Модернизация должна и может происходить только с опорой на национальные традиции, принципы и достижения. Как писал Столыпин, наши реформы, чтобы жить, должны черпать силу в русских национальных началах. Нужно дать возможность способному трудолюбивому крестьянину, то есть соли земли русской (сегодня мы иными терминами говорим), освободиться от тисков. Необходимо поднять обнищавшую, истощенную землю. Наша земля – это залог нашей силы в будущем. В деле защиты России мы все должны соединиться, согласовать усилия, свои обязанности и свои права для поддержания одного исторического права России быть сильной.
Не буду уже повторять то, что наши институты власти должны быть русскими по духу, в них должны быть представлены интересы всех других народов, но не в той мере, в какой это делает их, особенно в некоторых регионах, вершителями судеб собственно русских.
Хочу завершить оценку сегодняшней ситуации словами Столыпина, обращенные к ситуации той, – они очень похожи: "После горечи перенесенных испытаний, Россия, естественно, не может не быть недовольной; она недовольна не только правительством, – Думой, партиями, правыми, левыми; она недовольна потому, что она недовольна сама собой. Недовольство это пройдёт, когда выйдет из смутных очертаний, когда обрисуется и укрепится русское государственное самосознание, когда Россия почувствует себя опять Россией!".
А закончу я словами Ивана Ильина, который замечательно написал о том, какое будущее у России.
Он писал о том, что Россия никогда не будет простым, сложенным из элементов организмом, но всегда будет многосоставной империей. Она должна быть обществом семейного типа. И здесь Иван Ильин интуитивно, а может быть, и совсем не интуитивно развивает отношение к власти и к государству не в духе философии Contrat Social Руссо, а в духе государственного учения Филарета Московского о том, что общество и государство – это разросшееся семейство.
Думаю, то, что не удалось завершить Столыпину – и мы не стали разросшимся семейством, и модернизация, не уничтожающая смыслообразующее ядро нашей жизни, – до сих пор остается для нас не выполненным, но актуальным историческим национальным заданием.
Доклад на конференции "Столыпин и современная Россия" в Фонде исторической перспективы, октябрь, 2011.
Кошки на сцене
Наталия Нарочницкая о новой книге "Партитура Второй мировой. Гроза на Востоке"
Российская газета: – В этом году в России впервые решено праздновать окончание Второй мировой войны. Что это решение добавляет в символику жизни современной России?
Наталия Нарочницкая: – Этого празднования добивались очень многие. Еще будучи депутатом Госдумы я ожидала этого праздника. К счастью, у нас сегодня постепенно снимается какой-то гриф – не скажу секретности, но замалчивания очень славных страниц нашей истории, которые могли бы объединить общество в поклонении памяти тех, кто защищал наши рубежи и наши интересы. Вспомним, какой общенациональный порыв связан у нас с 9 Мая. Никто не думал и не ждал, а за рубежом стоял даже такой зубной скрежет по этому поводу. И это была реакция не на парад как демонстрацию силы, а на то, с какой радостью нация вдруг ухватилась за это объединяющее историческое переживание! Люди, столь разделенные всевозможными обстоятельствами: финансово-экономическим положением, бедами и успехами, возрастом и образом жизни, – вдруг превратились в единую нацию.
Поэтому очень важно, чтобы в нашей истории, и прежде всего в преподаваемой ее версии, перестали замалчиваться какие-то страницы. Стыдливое замалчивание истории войны на Дальнем Востоке в конце концов посеяло в обществе какое-то сомнение к нашим историческим правам на Курильские острова, например.
РГ: – Как возникла идея сборника "Партитура Второй Мировой. Гроза на Востоке"?
Н. Нарочницкая: – Об исторических событиях нельзя судить по фактам из газет. На истфаках всего мира на курсах "источниковедение" студентов учат: газеты – не исторический источник. В природе газетных сообщений и запуск намеренных искажений. Без газет, правда, время и историю тоже нельзя понять. Они погружают нас в мировоззренческий контекст, в борьбу идей. Но ссылаться на них в среде хороших историков дурной тон. Настоящая опора для историка – документы. И мы в приложениях к сборнику публикуем документы, которые погружают читателя в исторический контекст. Они же выбивают почву из-под необоснованных суждений, которые сейчас охотно тиражируются. К тому же мы собрали коллектив авторов, известных своим академизмом, знанием источников, но при этом работающих с новыми материалами, чтобы рассмотреть проблему с самых разных сторон. Нам нужна была панорамная картина прошлого, соединенного с настоящим. Подготовленная "Фондом исторической перспективы" при взаимодействии с комиссией по противодействию фальсификации истории, эта книга, как и все ее аналоги из серии "Актуальная история", стремится обеспечить общественные дискуссии добросовестными исследованиями и документами.
РГ: – Как вам удалось добиться цельности сборника? Японские и китайские историки по своим суммарным позициям должны были писать прямо противоположное. Среди ваших авторов и Марк Парилло, глава ассоциации военных историков США. Не было острых моментов при соотнесении позиций?
Н. Нарочницкая: – Нет, никогда. Мы же ничего не меняли ни в чьем тексте. Наша задача была дать реальную картину современных интерпретаций острых исторических проблем.
Нам, конечно, очень хотелось участия в сборнике японских и китайских авторов. Но мы не подыскивали их в расчете на такую же позицию, что и у нас. Нам, наоборот, хотелось поймать доминирующие воззрения современной историографии. Кстати, из многих статей становится ясно, что до определенного идеологического периода японские историки, например, никогда не отрицали, что русские первыми открыли Курильские острова и высадились там. И еще в середине XIX века Сахалин на японских картах фигурировал как полуостров, они не знали, что это остров.
В статьях японских авторов названы иные цифры потерь. Но документы сборника оставляют у читателя право на сравнения.
Сейчас очень полезно взглянуть на все это без призмы всяких пропаганд и понять, что же на самом деле происходило. Правда воссоздавалась по крупицам. Работы Сергея Тихвинского и Владимира Мясникова постепенно воссоздавали мозаику исторической реальности, пазл складывался с пазлом. И вот к юбилейной дате – завершающий аккорд, дающий возможность увидеть события цельно.
Все, хватит, как в хрущевские времена, закрывать какие-то темы для читателя, публики, общества. США же не скрывали свое отступление от всех решений Ялты и Потсдама в отношении Азии и, не сомневаясь, взяли Японию в полные клещи своей оккупации с бессрочным присутствием американских вооруженных сил на островах и архипелаге Рюку.
РГ: – В статье профессора Мясникова есть прекрасная метафора со ссылкой на Станиславского: если по сцене будет бегать кошка, зритель будет смотреть на нее, а не на Отелло с Дездемоной. Сколько "кошек" бегают сегодня по сцене исторической правды о Второй мировой войне?
Н. Нарочницкая: – Много. Наша задача как историков, чтобы "кошек на сцене" не было. Мы должны сделать инструментом противодействия фальсификациям истории подлинные исторические исследования. Поэтому мы имеем дело только с профессиональными историками, само имя которых уже является гарантией от легковесных суждений и подозрений в манипуляции историческими фактами.
Знаете, не надо никого запрещать. Достаточно наводнить информационное поле подлинными исследованиями. Фальшивые голоса потонут сами.
РГ, 02.09.2010
"Не запрещайте нам называть себя русскими…"
Поножовщина в московском трамвае, свадебная стрельба на столичных улицах – жизнь все чаще подбрасывает поленья в этот костер… Где корень этих проблем и что надо сделать, чтобы не дать пламени разгореться? Об этом наш разговор с известным историком и публицистом Наталией Нарочницкой, недавно представившей читающей публике свою новую книгу "Русский код развития".
– Приведенные вами факты поведения кавказцев в русских регионах – это очень тревожный симптом, хотя понятно, что безобразно ведут себя не все, а лишь самые некультурные представители этих народов. Но это интуитивное желание показать, что "я здесь хозяин", режет глаз всем. А корень проблемы гораздо глубже: титульную нацию – русских – упорно отодвигают в сторону, ее как бы и нет. Но она есть. Властям РФ надо заниматься и проблемами русского народа, создавать русское гражданское общество. Нам все уши прожужжали этим "гражданским обществом". Но чем его сплотить? В войне 1812-го и князь, и крестьянин чувствовали себя единым целым народом. Сегодня такого чувства, боюсь, в России нет.
Возьмите, к примеру, Францию – там ведь тоже немало разных народов проживает.
Но именно французская нация выработала и предложила такие модели социального поведения, которые стали общими для всех остальных. И несмотря на все трудности, укрепляет их. У нас страна с невероятными социальными и национальными перепадами: есть кланово-родовые отношения у горских народов, есть отношения между жителями больших городов, характерные для постиндустриального общества. Если люди приезжают в большие города, то и вести себя они должны так, как здесь принято. Лезгинка на горской свадьбе вызывает наше восхищение, но когда ее танцуют у Могилы Неизвестного Солдата, это кощунство.
– Наталия Алексеевна, а что вы ответите на предупреждения о наступлении "русского фашизма"?
– Витийствовать с трибун о том, что мы все – россияне, можно сколько угодно. Но если проблемы загоняются внутрь, начинается гниение. Национальное чувство, освященное высшими ценностями, свободное, не униженное – это побуждение к историческому творчеству. Когда мы сильны, нам хочется всех обнять и помочь. Малый народ всегда тянется к большому, в этом нет ничего удивительного. А если национальное чувство унижать, то оно деградирует до зоологического разделения "свой – чужой". А это никогда не было свойственно русскому народу. Василий Ключевский писал, что в дружине киевского князя еще до принятия христианства был целый интернационал.
– Русские и россияне – велика ли разница, "как вас теперь называть"?
– Русский народ – основатель и стержень российской государственности, и он, между прочим, все еще составляет 80 % населения страны. Этот народ прошел от Буга до Тихого океана, призвал себе в соработники десятки других народов. И никто не подвергал сомнению его цементирующую роль. Ничего не имею против слова и понятия "россияне", но не запрещайте нам называть себя русскими. Нашим именем названа наша страна Россия, с ним жили наши предки. Каждый народ имеет право быть самим собой. Не надо, чтобы дагестанцы перестали быть дагестанцами. Но если русские перестанут быть русскими, то из них получатся плохие россияне. И никто в стране от этого не выиграет в исторической перспективе. В свое время десятки народов вошли в Россию именно потому, что увидели в нас народ с традициями и твердой верой. Будь Россия другой, они бы просто отшатнулись в ужасе от безрелигиозного "общечеловеческого" общества.
- Новых россиян сегодня лепят по ускоренной схеме, мотивируя тем, что не хватает рабочих рук…
– Любые проекты развития и модернизации будут мертвыми, если не учитывать интересы своего народа. Иначе это просто временное латание дыр. Но такую зыбкую плотину прорвет.
– В чем все-таки причины кризиса национальной идентичности, который переживает сегодня русский человек?
– В первую очередь причина экономическая. Чем занимался обычный русский человек, живущий в небольшом городе? Русские – это врачи, инженеры, квалифицированные рабочие, военные. Во время деиндустриализации 1990-х был уничтожен целый класс квалифицированного сознательного пролетариата, инженеров, техников. Спасались, возили в баулах шмотки… Но так не должно быть! Когда бывший инженер торгует носками, он чувствует себя униженным. И это для будущего страны так же опасно, как и уничтожение крестьянства в 1930-х. Сегодня в стране на первых ролях торговля, банковский сектор, а в этой сфере русский человек не конкурентоспособен, там традиционно царил Восток. Нынешний тип экономики сам по себе антирусский.
– Есть ли выход из этой ситуации?
– В стране началась тяжелая работа по восстановлению промышленности, а значит, пошло восстановление статуса русского народа. Пусть это тяжело, невыгодно на первых порах, но это делать надо. Государство – это вообще не бизнес-проект. У нас территории нерентабельны для рыночной экономики. Но там, где сегодня нерентабельно строить и развивать промышленность, через 30 лет будет рентабельно, когда люди начнут жить, рожать.
Кстати, сейчас активно рожает последнее советское поколения, появившееся под занавес СССР. А дальше… Именно об этом надо сегодня думать прежде всего.
"Труд",
20.11.2012
Гости или хозяева?
Пока волны миграции, как наводнение на Амуре, топят коренную Россию, в стране, по мнению ряда экспертов, по сути, происходит замещение населения. Так ли это? Чем опасно и, главное, что делать? Об этом корреспондент "СтоЛИЧНОСТИ" побеседовал с известным историком и политологом Наталией Нарочницкой.