Дальше - больше. Петр Дорошенко под пером сочинительницы предстает "человеком глубоких и искренних убеждений". "Его можно назвать одним из самых бескорыстных гетманов Украины, ведь собственные интересы и власть он ценил значительно меньше общественных целей", - умиляется Татьяна Геннадьевна (с. 231). А после этого повествует, как Дорошенко неоднократно менял политические симпатии исходя из собственных интересов (с. 233). Она даже пытается определить, "в какой момент Дорошенко перестает руководствоваться принципами общественной целесообразности и начинает спасать собственную власть" (с. 252).
Тот же Петр Дорошенко в одном месте книги назван в числе "известных со времен Богдана казацких лидеров" (с. 173). А в другой главе констатируется, что "роль Дорошенко вплоть до второй половины 1660-х годов оставалась скромной" (с. 235). То есть никаким казацким лидером ни во времена Богдана Хмельницкого, ни в течение почти десятилетия после него Дорошенко не являлся.
Также в главе о Дорошенко, затрагивая вопрос его отношения к Демьяну Многогрешному, Таирова-Яковлева заявляет: "К весне 1670 года все Левобережье переходит к Многогрешному. Последним в конце мая к нему присоединился Полтавский полк. Надо отдать должное Дорошенко, он не только не стал мстить, но и, наоборот, направил своих посланцев к Многогрешному, предлагая дружбу" (с. 259). В главе о Многогрешном тот же вопрос излагается несколько по-иному: "К лету 1670 года все Левобережье переходит к Многогрешному. Последним в конце мая к нему присоединился Полтавский полк. Разумеется, такое положение вещей не могло радовать Дорошенко. Желая отомстить Демьяну, которого он считал предателем, Дорошенко исходатайствовал у константинопольского патриарха церковное проклятие Многогрешному, что сразу стало известно во всей Украине" (с. 298).
Имеется в книге и еще одна неясность с Многогрешным. "Украинские гетманы были людьми южного темперамента, - читаем на с. 251, - ими часто владели сильные страсти, и не всегда они умели (или не хотели) с ними совладать. Можно вспомнить, как Демьян Многогрешный до смерти забил свою жену".
А на с. 302: "Характер у Многогрешного был вспыльчивый и порой неистовый - это явно семейная черта. Можно вспомнить о его родном брате Василии, до смерти забившем свою жену".
Не обошлось без противоречий и в следующей главе - об Иване Самойловиче. С одной стороны: "Отсутствие казацкого происхождения не позволяет Ивану быстро достигнуть вершин иерархии Украинского гетманства" (с. 315). С другой стороны: "Неказацкое" происхождение в условиях смутного времени Руины не помешало Самойловичу претендовать на высший пост Украинского гетманства" (с. 316). Подобное видим и в главе о Филиппе Орлике (фигуры Ивана Мазепы и Ивана Скоропадского сочинительница пропускает, поскольку биография первого ею "изложена в отдельном издании", а второго она, очевидно, считает недостойным отдельной главы). Таирова-Яковлева полагает (с. 400), что "нельзя согласиться с мнением французского историка Д. Бовуа, что все надежды и планы Орлика были сплошной химерой" (речь идет о 1730-х годах). И тут же, по сути, соглашается с французом: "На самом деле Орлик был далек от реалий Украины 30-х годов ХVIII века" (с. 402).
И так в течение всей книги, в рассказах практически о всех гетманах (я привел лишь наиболее яркие примеры, вообще-то их гораздо больше). Относительно мало ляпов лишь в главах о Петре Сагайдачном и Богдане Хмельницком. Причина в том, что данные главы представляют собой преимущественно компиляцию из трудов других авторов (об этих гетманах много писали). Тогда как в прочих частях произведения "автор берет на себя смелость представить собственные концепции и видения происшедших событий" (с. 11).
На мой взгляд, лучше бы Татьяна Геннадьевна ограничилась компиляцией. Хотя, конечно, компилировать тоже надо уметь. Сочинительница же, выдергивая данные из чужих работ, не потрудилась проверить их достоверность, согласовать между собой. В результате - Петр Сагайдачный у нее оставляет мирную жизнь и подается в казаки "примерно в 1601 году" (с. 14), а первое боевое крещение получает во время казацкого похода в 1600 году (там же). Отец Богдана Хмельницкого - Михаил погибает в 1620 году (с. 36), а спустя два года, в 1622 году, если верить Таировой-Яковлевой, помогает польскому старосте основывать местечко Лисянку (с. 47).
Некоторые ошибки Татьяны Геннадьевны связаны, как можно предположить, с ее недостаточной образованностью. Скажем, комментируя так называемые "Жердовские статьи", на которых казацкие старшины собирались "объединиться с русским царем", "ученая" дама утверждает: "По сути, речь шла о полной независимости от Москвы и сведении вассалитета до минимума" (с. 214). Но ведь вассалитет, пусть и сведенный к минимуму, - это форма зависимости. О какой же "полной независимости" говорит сочинительница?
Аналогичная ошибка на с. 391, где повествуется, что по плану Орлика "Украинское гетманство должно было получить независимость под протекторатом султана".
Из других огрехов книги стоит упомянуть заявление автора о том, что панщина (барщина) была неизвестна на Украине до Люблинской унии 1569 года и передачи украинских земель от Литвы к Польше (с. 7). Это уже не противоречие, а невежество. Панщина здесь существовала и во времена Киевской Руси, и в период литовского господства. Не знаю, как в России, а на Украине сегодня это проходят в рамках школьного курса истории.
Кстати, в рамках того же курса проходят и тему образования Великого княжества Литовского. Образовалось оно не в результате объединения Литвы с Галицко-Волынским княжеством, в чем уверена Татьяна Геннадьевна (с. 5), а примерно лет за сто до ликвидации последнего, на территории современных Литвы и отчасти Белоруссии (то есть без галицких и волынских земель).
Точно так же есть в школьных учебниках информация о Русско-турецкой войне, продолжавшейся с 1735 по 1739 год, а не в 1737–1740 годах, как думает Таирова-Яковлева (с. 402). Остается констатировать, что по уровню знаний некоторые профессора Санкт-Петербургского университета уступают украинским школьникам.
А еще упомянутым профессорам должно быть стыдно не знать дату рождения Николая Гоголя - 1809 год (у Татьяны Геннадьевны - 1811 год (с. 402). Тем более что юбилей великого русского писателя отмечался не так давно.
Ну и так далее. Ошибки "ученой" дамы можно перечислять долго. Есть в книге еще (помимо названных) абсурдные утверждения. Чего стоят хотя бы заявления о том, что Выговский погиб "в борьбе за возобновление союза с Россией" (с. 128) и что такой союз предусматривался Гадячским договором гетмана с Польшей (с. 162). Есть просто забавные курьезы. Например, информация, будто бы кошевой атаман Суховей "смог доказать хану выгоду отказа от набегов на Крым со стороны запорожцев" (с. 258) - оказывается, хана в этом нужно было убеждать! Есть откровенные ляпы вроде наименования (с. 421) коллегии иностранных дел в 1720-х годах - министерством (министерства появились в России в 1802 году). Есть нелепые выдумки.
Рассказать обо всем не позволяет размер главы (тут опять-таки нужно писать целую книгу). Поэтому в заключение ограничусь одним замечанием. В предисловии к книге, похваставшись, что занимается украинским казачеством более четверти века, Татьяна Геннадьевна сочла нужным оговорить, что ее сочинение "не является сугубо научным исследованием" (с. 11). Такую оговорку можно было и не делать. То, что рассматриваемое произведение не является сугубо научным, видно невооруженным глазом. Оно вообще научным исследованием не является. И принять его за таковое можно только по недоразумению. Впрочем, наличие Татьяны Таировой-Яковлевой среди российских ученых - это, наверное, само по себе сплошное недоразумение.
Бедные науки
- Она - кандидат наук.
- Бедные науки!
Виктор Пронин. "Падай, ты убит!"
И эта глава будет посвящена Таировой-Яковлевой. Так уж получилось, что в последнее время я особенно интересуюсь ее "творчеством". В свою очередь, и Татьяна Геннадьевна, очевидно, внимательно следит за моими публикациями. В одном из недавних интервью она даже пожаловалась, что я создал ей на Украине "черный пиар".
Как ни лестно мне такое признание, но должен отметить, что заслуги мои в данном случае "ученая" дама сильно преувеличила. "Черный пиар" она создает себе сама. Создает каждым новым своим произведением. Создает старательнее и успешнее, чем это может сделать кто-либо другой.
Не стал исключением в этом отношении и "Ответ рецензентам", написанный Татьяной Геннадьевной по итогам обсуждения ее книги "Иван Мазепа и Российская империя" (о ней говорилось в главе 2 настоящего издания).
В том обсуждении, организованном Санкт-Петербургским университетом, довелось принять участие и мне. Что, вероятно, сильно взволновало сочинительницу. Почти всю первую часть своего "Ответа" она посвятила полемике со мной. И как обычно, выдала изрядную порцию того, что именует "черным пиаром", продемонстрировав (в который уже раз) собственную некомпетентность.
"Не могу не остановиться на прозвучавшей в мой адрес критике со стороны "независимого исследователя" из Киева А.С. Каревина, - заявила Татьяна Геннадьевна. - Я вынуждена ответить на обвинения в "ошибках", высказанные им".
Кавычки при слове "ошибки" явно показывали, что соглашаться с критикой "ученая" дама не намерена. Наоборот, готовится возражать, даже предъявлять претензии. И в самом деле, Таирова-Яковлева сразу ринулась "в бой", выдвинув попутно целый массив обвинений в мой адрес (привожу их курсивом).
"Начнем с Киево-Могилянской академии, - пишет она. - В украинских исследованиях опровергается его (то есть моя. - Авт.) точка зрения, что коллегиум стал академией только в 1701 г. В работе З. Хижняк и В. Манькивского доказано присвоение статуса академии по условиям Гадячского договора 1658 г. (и подтверждение этого статуса королем Михаилом в 1670 г.). Та же информация содержится в энциклопедическом издании КМА".
Далее у Таировой-Яковлевой следуют библиографические ссылки на изданные в Киеве в 2001 и 2003 годах соответственно книги "Киево-Могилянская академия в именах. XVII–XVIII вв. Энциклопедия" и "История Киево-Могилянской академии". Фрагменты текстов, затрагивающих данный вопрос, в обоих изданиях идентичны. Автор их - доктор философских наук Зоя Хижняк.
Могу добавить, что тот же текст содержится в более поздней книге З. Хижняк "Киево-Могилянская академия в ХVII–XVIII вв." (год издания - 2012). Только вот опровергнуть или доказать что-либо с его помощью не получается. Цитируемый там пункт Гадячского договора однозначно свидетельствует лишь об одном - польские власти разрешили основать в Киеве высшее учебное заведение: "Академию Киевскую разрешает его королевская милость и сословия коронные учредить, которая должна пользоваться такими прерогативами и вольностями, как и академия Краковская".
Комментарий З. Хижняк к этому пункту договора грешит голословностью. "То есть Киево-Могилянская академия получила официальный статус высшей школы", - утверждает она.
Во-первых, дать разрешение на учреждение и учредить - это не одно и то же, намерения не всегда реализуются. Во-вторых, никакого практического значения указанное разрешение не имело. Польские власти могли разрешать или запрещать все что угодно - Киев в то время (1658 год) ими уже не контролировался. Ну и, в-третьих, автоматически получить статус академии (хотя бы формальный) Киево-Могилянская коллегия не могла, поскольку приостановила на тот момент свою деятельность. Украинские "национально сознательные" авторы как-то "забывают" сообщить читателям (а Таирова-Яковлева, наверное, и не знает), что ровно за месяц до подписания гетманом Иваном Выговским Гадячского договора коллегия сильно пострадала в результате неудачного штурма Киева войсками того же Выговского. Так что самого учебного заведения тогда фактически не существовало.
Стоит также заметить, что раньше З. Хижняк комментировала названный пункт договора и последующие события несколько по-иному. "Лишь однажды, - отмечала она в книге "Киево-Могилянская академия" (1988 года издания), - королевское правительство согласилось предоставить коллегии статус высшего учебного заведения в выгодной для него политической ситуации, когда в 1658 г. гетман Иван Выговский разорвал союз с Россией и подписал с представителями Польши так называемый Гадячский трактат". Приведя затем уже процитированный пункт договора, исследовательница констатировала: "Однако Гадячский договор вскоре был ликвидирован. Пока Украина находилась в составе Речи Посполитой, все дальнейшие попытки добиться для коллегии прав высшего учебного заведения оказываются тщетными".
Как видим, коллегия не превратилась в академию и не стала вузом. Утверждать обратное на Украине начали лишь после 1991 года. Как-то немодным стало в незалежной державе признавать, что академическим статусом Киево-Могилянки (да и вообще чем-либо хорошим) Украина обязана русским царям. Отсюда и проистекают попытки задним числом "переписать" эту страницу истории.
Можно, конечно, возразить, что и в советское время историки не были свободны от политических влияний - это правда. А потому в поисках истины будет правильным опираться на факты, не довольствуясь голословными заявлениями заангажированных авторов.
Факты же таковы: перечень предметов, разрешенных к преподаванию в Киево-Могилянской коллегии, вплоть до конца ХVII века не позволял считать ее высшим учебным заведением. В этом отношении она уступала даже польским католическим коллегиям.
Совершенно неправильно объявлять (как делают Хижняк и Таирова-Яковлева), будто академический статус Киево-Могилянки был подтвержден в 1670 году грамотой польского короля Михаила Корибута Вишневецкого. Вероятно, обе дамы просто незнакомы с соответствующим документом. Королевская грамота была выдана "преклоняясь на уважительное челобитье Варлаама Ясинского, ректора Киево-Могилянской коллегии" и позволяла "Киево-Могилянскую коллегию на ее местах, грунтах и давних фундациях восстановить".
Речь тут идет о коллегии, не об академии.
В том же 1670 году гетман Правобережной Малороссии Петр Дорошенко направил послов на сейм в Варшаву с инструкцией, предписывавшей добиваться "Академию в Киеве чтобы открыть вольно". И здесь видно, что академии еще не существовало.
Только с 1694 года, когда по просьбе тогдашнего ректора Иоасафа Кроковского в перечень разрешенных к преподаванию в Киево-Могилянской коллегии учебных предметов добавили богословие (на сей счет была издана специальная царская грамота), можно говорить о статусе вуза. Название же "академия" по отношению к Киево-Могилянке стало официально употребляться с 1701 года.
Примечательно, что в изданном в 2005 году в Киеве сборнике документов "Киево-Могилянская академия конца ХVII - начала ХVIII в. Повседневная история" не приведено ни одного документа ранее 1701 года с наименованием "академия". А руководила составлением сборника все та же Зоя Хижняк.
С помощью вышеприведенных фактов легко опровергнуть и заявление Таировой-Яковлевой о том, что "киевские профессора не придавали получению звания "академия" никакого значения, потому что таковой она, по сути, являлась уже при Петре Могиле".
Что при Петре Могиле она таковой не являлась, признает даже Зоя Хижняк, в тех самых книгах, на которые ссылается Татьяна Геннадьевна. Ну и кроме того: если "не придавали никакого значения", то почему так настойчиво добивались академического статуса?
"А.С. Каревин неправильно понял мою статью о Гадячском договоре, на которую ссылается, - продолжает Таирова-Яковлева. - Речь шла о том, что соглашением предусматривалось создание двух академий".
Речь таки шла о том, что предусматривалось создание двух академий (подчеркиваю: только предусматривалось, созданы они еще не были). Одну собирались открыть в Киеве на базе Киево-Могилянской коллегии, вторую - в ином городе Западной Руси. А вот "ученая" дама почему-то была уверена, что в договоре говорилось об (цитирую статью Т.Г. Таировой-Яковлевой "Гадячский договор: текстологический анализ") "основании в Киеве еще одной (кроме существующей с 1633 года Киево-Могилянской) академии". Сказано совершенно четко, из чего и следует, что к Киево-Могилянской коллегии ("академии") Татьяна Геннадьевна положение Гадячского договора в той своей работе не относила.
"А.С. Каревин приводит совершенно неверную цитату из Гадячского договора, видимо из какого-то его неаутентичного списка или в неверном переводе".
Цитата из Гадячского договора мною приведена по тексту, опубликованному в сборнике "Гадячская уния 1658 года" (Киев, 2008 год). В том самом сборнике, где рядом с этим текстом размещен его "текстологический анализ", сделанный Татьяной Геннадьевной. Она не заметила, что анализирует неверный текст? Кстати сказать, практически тот же текст (с незначительными отличиями, объясняемыми нюансами перевода) приводится и в книгах З. Хижняк, на которые "ученая" дама ссылается, опять же не заметив "неверностей".
"И некорректно говорить, что Гадячский договор в силу не вступил: юридически он вступил в силу. Правда, исполнялся не долго, но это другое дело. В Речи Посполитой его постановления никто не отменял".
Гадячский договор фактически в силу не вступил. Он не исполнялся ни казаками, ни поляками. Напомню к тому же, что ратифицированный в мае 1659 года польским сеймом текст договора существенно отличался от подписанного в сентябре 1658 года в Гадяче. Изменения в договор поляки внесли самовольно, без согласия и даже без ведома гетмана Выговского. Одно это обстоятельство ставит под сомнение правомочность договора.
К сведению Татьяны Геннадьевны - официально в Речи Посполитой положения Гадячского трактата были отменены самим фактом подписания в 1660 году нового договора (теперь уже с Юрием Хмельницким). "Ученая" дама не знает и этого? Следующий тезис Таировой-Яковлевой довольно курьезен. Она утверждала будто "в стенах Киево-Могилянской академии был написан "Вирш" на погребение гетмана П. Сагайдачного". "Вирш", однако, был написан в 1622 году, а коллегия (еще даже не академия) основана спустя 11 лет. Ляп очевидный, но Татьяна Геннадьевна твердо стоит на своем.
"Что касается моего якобы ошибочного замечания о написании "Вирша" на смерть П. Конашевича (Сагайдачного) в стенах КМА, то никакой ошибки нет, - уверяет она. - Панегирик был написан профессорами Братской киевской школы (кстати, основанной при непосредственном участии гетмана Сагайдачного), которая впоследствии стала именоваться в честь одного из своих благодетелей Киево-Могилянской. Ведь то, что при советской власти Петербургский университет именовался Ленинградским и даже носил имя А. Жданова, не означает, что мы должны этот период вычеркивать из истории выдающегося Санкт-Петербургского вуза?"
Кажется, "ученая" дама просто не сообразила, что высказанный ею "аргумент" направлен против нее же. Разумеется, советский период не стоит вычеркивать из истории. Но вряд ли кто-либо из серьезных авторов, повествуя о Санкт-Петербургском университете эпохи, скажем, Николая I, будет именовать вуз Ленинградским имени Жданова. С Киевской братской школой и Киево-Могилянской академией случай аналогичный.