Немедленно присланы были к ним два шлюпа, именуемые "Барбет" и "Дарт"; но как в то же время один из задних английских кораблей, а именно "Америка", стал также на мель, то шлюп "Дарт" пошел на помощь к нему, а "Барбет" неподалеку от них лег на якорь. Завезли на него два кабельтова, из коих один на шлюпе, а другой на корабле положили на шпиль. Тогда уже было 8 часов; начали общими силами вертеть как сии кабельтовы, так равно и кабельтов завезенного верпа; корабль тронулся с места и стал понемногу двигаться, но вдруг на шлюпе, подумав, что он сошел уже с мели, и опасаясь сближения с ним, тем паче, что и шлюп несколько к нему дрейфовало, перестали вертеть шпиль и отдали кабельтов.
Корабль остановился. Надлежало употребить новые силы и средства для вторичного покушения стягивать оный, но, по несчастию, это было уже поздно; ибо, во-первых, завезенный верп, частию от того, что полз по дну моря, частию же от движения к нему корабля, находился в близком от него расстоянии; во-вторых, вода, достигнув уже до высочайшего предела своего, начинала сбывать. И так должно было, оставя надежду снятия корабля с мели до будущего прилива, помышлять о том, чтоб во время малой воды не повалило его на бок".
Да позволено мне будет прервать на время сие описание, дабы сказать, сколь приключение сие при таковых обстоятельствах долженствовало быть горестно для находившихся на сем корабле офицеров: не столько опасность жизни, сколько соревнование к славе их беспокоило. Я не могу лучше и справедливее изобразить чувств их, как поместив здесь точные слова, взятые мною из писанных в сие самое время одним офицером черновых записок, которые нечаянно попались мне в руки.
"Состояние наше, – пишет он, – весьма несносно: все корабли проходят мимо нас, а мы стоим на мели и служим им вместо бакена. Вся наша надежда быть в сражении и участвовать во взятии голландского флота исчезла. В крайнем огорчении своем мы все злились на лоцмана и осыпали его укоризнами, но он и так уже был как полумертвый. Английский корабль "Америка" стал на мель; это принесло нам некоторое утешение. Хотя и не должно радоваться чужой напасти, но многие причины нас к тому побуждают: по крайней мере, англичане не скажут, что один русский корабль стал на мель, и, может быть, Митчель без двух кораблей не решится дать баталии, а мы между тем снимемся и поспеем разделить с ними славу".
Таковы были чувства их, и они тем более надеялись на отложение, до снятия их, атаки, что когда все прошли мимо них и передовой корабль "Глатон" подходил к голландскому флоту, вице-адмирал Митчель сделал ему сигнал: "не итти далее"; и как он, невзирая на то, продолжал еще путь свой, то вице-адмирал, при поднятии вымпела его, повторил ему оный с пушечным выстрелом, после чего "Глатон" лег на якорь и весь флот сделал то же. Но обратимся к кораблю "Ретвизан".
Предупреждая отлив моря и опасаясь, как выше сказано, чтоб при сбытии воды не повалило корабль на бок, принуждены они были с обеих сторон его спускать за борт запасные стеньги и реи, привязывая к нижним концам их по нескольку чугунных баластин, а верхние концы оных упирая в порты нижнего дека и снайтовливая оные между собою так, чтоб эти деревья могли служить подпорами кораблю, не допуская его при обмелении ложиться на бок. Многотрудная работа сия продолжалась до 2 часов после полудня. В это время, ожидая прибывания воды и не надеясь на прежние свои к стягиванию средства, велели они на случившуюся у них по счастию лодку положить якорь плехт с канатом и, сделав завоз, стали по нем тянуться. Употребили все свои силы: люди для способнейшего действования сняли с себя платье и в одних рубахах вертели шпиль; все измучились, но стянуть не могли; корабль подвинулся на один только кабельтов. Глубины воды было вокруг его с лишком 3 сажени.
Между тем ветер, постепенно прибавляясь, развел великое волнение, и корабль било о грунт с такой силой, что едва можно было стоять на ногах. Капитан созвал всех офицеров и сделал "консилиум". Сначала полагали срубить мачты, но рассудили оставить это до нужнейшего времени. В 5-м часу оторвало от корабля одно из гребных судов, на котором было три человека. Приключение это могло бы в другое время произвести сожаление о сих несчастных, но в это время невозможность спасти их и собственная своя опасность не позволяли никому о том думать.
Вскоре потом шлюп "Барбет" по-дрейфовало; он распустил паруса и ушел. В то же почти время сорвало с якоря лоцманскую лодку, на коей было пятнадцать матросов с мичманом Александровым, и тотчас унесло в Тексель. В 6-м часу принуждены были спустить стеньги и реи вниз, производя беспрестанную из пушек пальбу в знак требования помощи. В 7-м часу прислано к ним было одно десантное судно, которое никакого пособия подать было не в состоянии, кроме, в случае крайности, могло спасти несколько человек. Они взяли его багштов. Между тем время приближалось уже к 8 часам вечера, и вода начала убывать. Надлежало брать предосторожности, прибавляя новые и укрепляя прежние подпоры, дабы корабль не повалило на бок. Наконец, не оставалось ничего делать. Дали людям выпить по чарке вина и съесть по сухарю. Праздность еще более умножала уныние.
Горизонт, отъемля остаток света, начал покрываться угрюмыми облаками и черными тучами. В 10 часов налетел порывистый шквал, который свирепость прежнего ветра более усилил. Вскоре волнение сделалось подобно превеликим белеющимся в мрачности горам, нападающим на корабль с ужасной лютостью. Совершенная темнота ночи, визг ветра, рев бурунов, беспрестанная пушечная пальба, слышимая от претерпевающих подобное же бедствие английских судов, и притом удары корабля о землю, потрясавшие все его члены и от которых, казалось, раздробляется он на части, удобны были самый твердый дух привести в трепет и содрогание. Скоро появилась в нем течь; люди, не отходя от помп, едва могли отливаться. В 11 часов стоящее на багштове десантное судно залило и поворотило вверх дном, для чего принуждены были отрубить багштов.
Наступила полночь и час пополуночи. Вода стала убывать. Тогда положение сделалось еще худшим. Валы, приподнимая корабль высоко и разверзаясь под ним, с такой силой опускали его вниз, что при жестоких о неровный грунт ударах не только все члены его расходились, но и палубы гнуло так, что ожидали ежечасного преломления корабля и что, может быть, корма его останется на мели, а нос, оторвав, унесет в море. В сем гибельном состоянии, ожидая ежеминутно конца и не видя никакого к спасению средства, прибегнули, однакож, они еще к некоторому опыту: велели отдать канат в той надежде, что, может быть, корабль подвинется и станет плотнее; через это удары его хоть несколько уменьшатся и можно будет получить надежду, что, по крайней мере, до рассвета его не разобьет. Отдали канат до 150 сажен: корабль немного подвинулся, но тотчас остановился, и состояние его нимало не облегчилось.
В 3 часа разрушение его, казалось, уже было неминуемо: палубы начали трещать, пол в констапельской каюте приподняло, румпель переломился, руль и тиллер-транец повредило. В половине четвертого часа ужас их еще более увеличился: они в темноте увидели влекомый по мелям сближающийся с ними корабль "Америка", который, как думать надлежало, был не в лучшем их состоянии. В это время отчаяние у них было всеобщее: никто уже не помышлял о своем спасении; везде было единое приготовление к смерти; люди стояли все на коленях и с горестными слезами приносили теплые и последние к всевышнему молитвы. Капитан, видя, что не остается уже никаких к спасению корабля и людей способов, посоветовавшись с офицерами, решился, если не к лучшему, то, по крайней мере, к скорейшему концу, переменить безнадежное положение свое и предать себя на произвол судьбе, для чего приказал отрубить канат и распустить стаксели.
Паруса наполнились, корабль двинулся и пошел, стуча о землю. Ужасна была его неподвижность, но движение его было еще ужаснее: громада эта, лишенная руля, став совершенным игралищем свирепого ветра и волнения, шествует, без всякого управления, по мелям, влача с собою подставы свои и раздирая килем своим дно моря; толстые обшивные доски отрываются от нее и позади ее всплывают вверх; казалось, что сильное трение и удары в скорости обнажат ее до самых ребер и наполнят водой, но кто вообразит себе радость их, когда они вдруг почувствовали, что корабль их сошел на глубину и имеет под собою 11 сажен воды!
Тотчас бросили якорь. Тогда начинало уже рассветать. Немедленно приступили к исправлению всего того, что могли, и капитан, видя, что вице-адмирал Митчель стоит еще на якоре, и думая, что он, по причине уменьшения двумя кораблями линии своей, не вступает в сражение, тот же час, невзирая на чрезмерное корабля своего повреждение и на великое, после столь страшного бедствования, сил своих изнурение, послал к нему рапорт, что он снялся с мели и вскоре место свое в линии заступит и бой начать готов. Через краткое время, в самом деле, был уже он в своем месте.
Крушение Российско-Американской компании судна "Святой Николай" (под начальством штурмана Булыгина) при северо-западных берегах америки в широте около 47 1/2 град., у острова, названного Ванкувером Destruction Island (Пагубный остров), 1 ноября 1808 года
В бытность мою (1810) в Америке получил я от компанейского правителя, коллежского советника Баранова, журнал, в коем описано это кораблекрушение одним из приказчиков компании, находившимся на погибшем судне. Приказчик сей, Тимофей Тараканов, разумел изрядно мореплавание и был, как говорится, мужик смышленый и прямой, но малограмотный, и потому для уразумения его журнала я должен был несколько раз призывать его и других бывших с ним промышленников для изъяснения мест темных и непонятных. Повествование их весьма любопытно и хотя при самом кораблекрушении не было показано никакого искусства и твердости, которые могли бы служить примером и были достойны подражания, но впоследствии русские показали свой дух и характер с самой выгодной стороны. Замечания их о диких северо-западного берега Америки также весьма занимательны и тем более, что народ сей еще очень мало известен географам.
По сим причинам, в надежде угодить просвещенным читателям, я решился приложить здесь, если можно так: сказать, в переводе весь журнал Тараканова, которого слог я переменил совсем, но все мысли и происшествия остались те же, без малейшей прибавки и без сокращения.
В сем описании повествователем я поставил самого Тараканова, который о себе везде говорит в первом лице.
"Компанейский бриг "Святой Николай", на коем я находился в звании суперкарга, состоял под начальством флотского штурмана (офицерского чина) Булыгина и был назначен с особыми поручениями от главного правителя колоний к берегам Нового Альбиона . 29 сентября 1808 года отправились мы в путь, а около 10 октября подошли к мысу Жуан-де-Фука , лежавшему в широте 48°22'. Тут безветрие продержало нас четверо суток, потом повеял легкий западный ветерок, с которым шли мы поблизости берегов к югу и, описывая оные, клали на карту и делали на них наши замечания. На ночь обыкновенно мы от берега несколько удалялись, а днем подходили к нему весьма близко, и в это время приезжало к нам много жителей на своих лодках, так что иногда число лодок у борта простиралось до нескольких десятков или даже до ста. Впрочем, они были не очень велики: редкие могли вместить человек десять, а в большей части находились по три и по четыре человека. Со всем тем, однакож, мы остерегались и никак не впускали на бриг в одно время более трех человек. Эта предосторожность казалась нам тем нужнее, что жители были вооружены. Многие из них имели даже ружья, а у других были стрелы, сделанные из оленьего рога, железные копья без древок и костяные рогатины, на длинных шестах насаженные; последние походили на наши сенные вилы. Сверх того, имели они особого рода оружие, сделанное из китовой кости наподобие косаря или турецкой сабли, длиной до полуаршина, шириной в два с половиною дюйма, четверть дюйма в толщину и с обоих краев тупое. Сначала мы никак не могли догадаться, к чему могло бы служить такое оружие, но после узнали, что оно употребляется при ночных нападениях, столь обыкновенных между здешними народами: пробравшись в шалаши неприятельские, они бьют сими косарями сонных врагов своих по головам.
Жители привозили к нам на продажу морских бобров, оленьи кожи и рыбу. За большого палтуса я им платил по нитке в четверть аршина голубых корольков и по пяти и по шести вершков такого же бисера; но за бобров не только корольков или бисера не хотели они брать, но даже отвергали с презрением китайку и разные железные инструменты, а требовали сукна, какое они видели на камзолах наших промышленных; но как мы его не имели, то и торговля наша не состоялась.
Тихие ветры и благоприятная погода продолжались несколько дней, наконец, не припомню которого числа, около полуночи стал дуть ровный ветер, который к рассвету усилился до степени жестокой бури. Начальник брига приказал закрепить все паруса, кроме совсем зарифленного грота, под которым мы лежали в дрейфе. Буря с одинаковой силой свирепствовала трое суток. Потом перед рассветом вдруг утихла и наступила тишина; но зыбь была чрезвычайная, и туман покрыл нас совершенно. Вскоре по восхождении солнца туман исчез, и тогда показался нам берег не далее 3 миль от нас. Мы бросили лот: глубина 15 сажен. Тишина не позволяла удалиться от опасности под парусами, а зыбь мешала употребить буксир или весла; она же прижимала нас ближе и ближе к берегу, к которому, наконец, подвинула нас так близко, что мы простыми глазами весьма явственно могли видеть птиц, сидевших на каменьях. Мы в это время находились, по нашему счислению, против бухты, именуемой жителями Клоукоты, южный мыс коей лежит в широте 49° и нескольких минут. Американские корабли в тихие ветры часто заходят в сию бухту, но в бурю или при большом волнении такое покушение было бы сопряжено с крайней опасностию. Гибель брига казалась нам неизбежной, и мы ежеминутно ожидали смерти, доколе божьим милосердием не повеял северо-западный ветер, пособивший нам удалиться от берегов. Но ветер сей, поблагоприятствовав нам шесть часов, превратился в ужасную бурю и заставил лечь в дрейф, убрав все паруса. После того, как буря укротилась, ветры дули с разных сторон и с разной силой, а мы, пользуясь оными, подавались к югу.
29 октября при умеренном западном ветре, приблизились мы к берегу, и зашли на остров Дистракшин, лежащий в широте 47°33', обойдя по южную его сторону. Но, к несчастию нашему, за островом не было удобного якорного места, и мы нашлись принужденными опять выйти в море. Едва успели мы удалиться от берега мили на три, вдруг сделалось тихо, и во всю ночь не было никакого ветра, отчего зыбью валило нас к берегу; а 31-го числа в 2 часа пополудни протащило мимо вышеупомянутого острова по северную его сторону и приблизило к каменной гряде, находившейся не далее одной мили от твердой земли.