Для более внимательного изучения всех деталей англо-бразильских отношений Лангсдорфу удалось, преодолев немалые трудности, пристроить прибывших с ним в Рио-де-Жанейро консульских учеников в ведущие английские фирмы. Судьба этих молодых людей сложилась по-разному, но один из них - Петр Петрович Кильхен - стал впоследствии известным коммерсантом и дипломатом. В 1818 году он был назначен российским вице-консулом в Бразилии, прослужил там до 1831 года и принес немалую пользу России своей информацией о положении в этой и прилегающих латиноамериканских странах.
В мае 1815 года в Рио-де-Жанейро прибыл поверенный в делах России Алексей Васильевич Сверчков, принявший от Лангсдорфа дипломатические обязанности, которые он исполнял в отсутствие официально назначенного посла России.
Умный и образованный человек, А.В. Сверчков обладал спокойным и уравновешенным характером, легко сходился с людьми и умел расположить их к себе. Эти качества помогли ему быстро обзавестись, с помощью Г.И. Лангсдорфа, нужными связями в правительственных кругах Бразилии, верно оценить обстановку при португальском дворе и активно включиться в сбор политической информации.
Сверчков пользовался доверием и уважением у самого короля Жуана и его жены - испанской принцессы Карлотты-Хоакины, несмотря на смертельную ненависть царственных супругов друг к другу. Алексей Васильевич нередко приглашался на такие придворные церемонии и приемы, где вообще был единственным иностранцем. Все это позволяло ему получать информацию о политике королевского двора "из первых рук" и сообщать наиболее важные сведения российскому правительству.
В частности, А.В. Сверчков подробно информировал Петербург о подготовке Бразилии к вторжению на Восточный берег (ныне Уругвай). "Эта экспедиция, кажется, совершается в секрете от мадридского двора и от Лондона", - писал он Нессельроде 20 мая (1 июня) 1816 г. Сверчков весьма точно предсказывал и конечный неудачный исход этой военной экспедиции; "Даже если предположить, что португальские войска захватят всю территорию, расположенную вдоль Рио-де-Ла-Платы, между Восточным мысом и колонией Сан-Сакраменту, что весьма вероятно, то этому правительству с такими небольшими силами будет очень трудно оставаться хозяином земель, где все население военизировано, особенно если этому воспротивятся Испания и Англия".
При этом Сверчков весьма основательно аргументировал свои выводы тем, что Англия, естественно, не захочет терять в результате начинающейся войны свои выгоды от торговли с Буэнос-Айресом, оказывающимся фактически в зоне конфликта, а Испания надеялась самостоятельно подавить национально-освободительное движение в Уругвае и не отдавать эти территории в чужие руки.
Судьбе было угодно распорядиться так, чтобы Г.И Лангсдорф вновь, во второй раз, принял на себя обязанности русского официального представителя в Рио-де-Жанейро. Вот как он писал об этом К.В. Нессельроде: "В стране, которую покидает г-н Сверчков… я снова поставлен перед необходимостью выполнять обязанности поверенного в делах, и не из-за того, что премьер-министр этого двора г-н граф де Барка, устно заявивший мне, что его величество не желает, чтобы дружба и доброе согласие, столь долго и счастливо существовавшие между нашими дворами, оказались прерванными, уже признал меня в случае отъезда г-на Сверчкова представителем нашего государя… Я не поколебался временно принять эту должность, на что прошу вашей санкции…".
В начале сентября 1819 года в Рио-де-Жанейро в качестве посланника России прибыл Федор Васильевич Тейль фон Сераскеркен, один из первых "военных агентов" Барклая. До начала Отечественной войны 1812 года, работая в Вене и Берлине, Ф.В. Тейль успешно выполнял разведывательные задания. Детально изучив стратегию и тактику военных действий Наполеона, всегда стремившегося добиться быстрого успеха, он еще в 1811 году рекомендовал в случае нападения Франции на Россию "вести длительную и упорную войну", отступать, "избегать генерального сражения", действовать отрядами легкой конницы в тылу противника, стараться затянуть военные действия до зимы. Г.И. Лангсдорф передавал дела в надежные руки.
Итак, Бразилия стала первым форпостом российской дипломатии в Латинской Америке. Отношения с другими странами континента развивались медленно и вяло. Россия, придерживаясь порожденного "Священным союзом" принципа "легитимизма", в течение десятилетий не хотела признавать освободившиеся от колониальной зависимости латиноамериканские государства, за исключением монархической Бразилии, хотя еще в начальный период борьбы за независимость латиноамериканских республик (1810–1812 гг.) представители Венесуэлы, Перу, Чили, Аргентины пытались найти пути к сближению с Россией, сталкиваясь, по меньшей мере, с выжидательной позицией царского двора.
Освоение русскими Американского континента шло в основном с севера, невзирая на конфликты с США и Англией. В качестве опорного пункта использовалась Российско-Американская компания. Особую роль здесь играл Ф.П. Врангель, который был в 1830–1835 годах главным правителем Русской Америки, а в 1840–1849 годах - директором Российско-Американской компании.
В 20-30-х годах XIX века перед Российско-Американской компанией встала задача укрепить положение Русской Калифорнии, сделав ее базой снабжения хлебом Русской Америки. Врангель предложил в 1834 году вступить в переговоры с мексиканским правительством, с тем чтобы в обмен на официальное дипломатическое признание Россией Мексика уступила бы Российско-Американской компании долину реки Славянки. В отчете о переговорах Врангель писал в Санкт-Петербург в 1836 году: "Дипломатическому агенту России в Мексике по заключении торгового трактата будет нетрудно, думаю я, утвердить за Россиею колонию Росс, и, определяя границы от колонии, можно оные отодвинуть на десятки миль к востоку, югу и северу, чему не встретится затруднений". Царское правительство не решилось пойти на официальное признание республиканского правительства Мексики, и переговоры Врангеля не получили дальнейшего развития, хотя в инструкции ему поручалось выяснить, "до какой степени акт нашего признания мог бы склонить мексиканское правительство к формальной уступке занятых нами в Калифорнии земель".
Ситуация несколько изменилась лишь к концу XIX века. В этот период выделяется фигура талантливого русского дипломата Александра Семеновича Ионина. Будучи послом в Бразилии в 1883–1892 годах, он участвует в установлении дипломатических отношений с Аргентиной (1885 г.), Уругваем (1887 г.) и Мексикой (1890 г.), много ездит по странам материка. Подробные сообщения Ионина о ситуации в этих странах и возможностях активизации отношений с ними привлекали внимание самого императора Александра III. Однако каких-либо конкретных мер по усилению российского влияния в этом регионе не принималось. Сказывались, конечно, огромные расстояния, отделяющие Россию от Латинской Америки, да и традиционные интересы империи диктовали необходимость сосредоточить внимание на решении "более близких" внешнеполитических задач.
20. Рыцарь "Зеленой лампы"
Его биография настолько богата различными событиями, неожиданными драматическими перипетиями, что вполне могла бы послужить основой для приключенческого романа. Может быть, со временем такой роман и порадует любителей детективного жанра, а пока ограничимся кратким изложением "тезисов" к роману.
Прежде всего необходимо отметить, что с точки зрения современных понятий деятельность этого человека на поприще спецслужб никак не укладывается в какие-то строго очерченные рамки. Он служил в Генштабе, был военным разведчиком, затем, следуя нынешней терминологии, находился в розыске по подозрению в причастности к государственной измене, затем выполнял задания III отделения Канцелярии Его Императорского Величества, того самого жандармского ведомства, которому ранее было поручено провести расследование о его участии в антигосударственном заговоре, и, наконец, он исполнял функции того, кто сейчас называется "агентом влияния", проводя на протяжении многих лет большую разведывательную работу на пользу Отечества в средствах массовой информации за рубежом. Больше того, о нем можно сказать, что он был одним из первых крупных "агентов влияния" царской разведки… Но начнем все по порядку.
Старший из трех сыновей зажиточного помещика, предводителя дворянства Осташковского уезда Тверской губернии Николая Яковлевича Толстого, названный Яковом в честь деда, появился на свет в 1791 году в родовом имении отца. В 1802 году Яков был зачислен в Пажеский корпус. Хотя его семья не была приближена ко двору и имела всего 3000 душ крепостных, что по меркам того времени было не слишком уж много, Толстые считались представителями верхушки российского общества благодаря древности и славе своей фамилии. Предок Толстых, черниговский боярин Андрей Харитонович, переехал на службу к московским государям еще во второй половине XV века. С тех пор Толстые, старшая ветвь которых в лице Петра Андреевича получила графское достоинство при Петре Великом, верой и правдой служили правителям России, дав ей немало крупных военачальников, государственных деятелей, дипломатов и талантливых литераторов. На службе Отечеству предстояло проявить себя и Якову, тем более что Пажеский корпус давал все необходимые возможности, позволявшие юноше успешно начать любую военную или штатскую карьеру.
Яков вышел из Пажеского корпуса летом 1808 года, в разгар непрекращающихся войн в Европе, которые вел Наполеон, претендовавший на полное господство на континенте. Русской армии уже доводилось сражаться с его войсками в Италии и при Аустерлице, и, несмотря на перемирие, в России понимали, что большая схватка с французами еще впереди. Поэтому в армию стремились многие юные дворяне, считавшие карьеру военного лучшим исполнением патриотического долга. Среди них был и Яков Толстой, зачисленный 20 ноября 1808 г. прапорщиком придворного лейб-гренадерского полка. Но жизнь при дворе, интриги и однообразные утомительные церемониалы быстро наскучили юноше, еще в пажах отличавшемуся тягой к литературному творчеству. В декабре 1810 года Яков Толстой подал в отставку. Уже через год он сдал экзамены за курс наук в педагогическом институте, получив право на гражданский чин коллежского асессора. Возможно, Яков стремился продолжить образование, но уже совсем близкая война с Наполеоном изменила его планы.
В апреле 1812 года он подает прошение о восстановлении в армии и получает назначение в один из пехотных полков, спешно выдвигавшихся к западной границе. Первый бой полк принял в Белоруссии под Кобрином 15 июня 1812 г., сражаясь с авангардными войсками армии Наполеона. Яков Толстой участвовал в сражениях 1812 года, в кампаниях 1813–1814 годов, за которые был удостоен боевых наград, включая орден Св. Владимира с бантом - боевой орден за личную храбрость, высоко ценимый среди офицерства. По окончании войны Яков вернулся в Петербург, получив назначение адъютантом к генерал-лейтенанту Л.О. Роту в гвардейский Павловский полк.
В январе 1817 года Толстой назначается старшим адъютантом дежурного генерала Генерального штаба А.А. Закревского. Теперь через руки молодого капитана проходят распоряжения и приказы для всей русской армии.
Одновременно в жизни Якова происходит событие, благодаря которому он в основном и остался известен потомкам: в том же 1817 году он входит в кружок молодых литераторов - "лихих рыцарей, друзей свободы и вина", получивший название "Зеленая лампа" в честь абажура, под которым участники кружка собирались в доме его председателя Никиты Всеволожского. Там Толстой знакомится с Пушкиным, Глинкой, Дельвигом, Чаадаевым, Шаховским, многими другими знаменитостями того щедрого на таланты времени. В 1819 году встречи с квартиры Всеволожского перешли к Толстому. Тогда же Пушкин посвятил ему "Стансы":
Философ ранний, ты бежишь
Пиров и наслаждений жизни,
На игры младости глядишь
С молчаньем хладным укоризны…
Среди блестящей и шумной молодежи, составлявшей кружок, Толстой выделялся собранностью, внутренней серьезностью, что хорошо подметил Пушкин. Если другие "кавалеры "Зеленой лампы"", любившие порассуждать о свободе и равенстве, а иногда и о свержении тирании, делили время в основном между пирушками, любовными историями, картами и театром, то Яков неукоснительно исполнял службу в Генштабе, а свои первые стихотворные опыты, довольно напыщенные и тяжеловесные, сохранял от друзей в тайне. Эта тайна раскрылась только в 1821 году, когда Яков Толстой все-таки решился издать свою первую книгу "Мое праздное время", в которую вошло 28 стихотворений. И снова два важных события одновременно: в том же 1821 году Толстой получает высокую должность старшего адъютанта Генштаба. Теперь он допущен к делам особой важности и секретности - мобилизационным планам, переписке с военными агентами России за границей, обработке поступавшей от них информации, в том числе и разведывательной.
Вместо распавшейся "Зеленой лампы" в Петербурге стали появляться первые тайные общества, куда входили офицеры и молодые чиновники - предшественники декабристских организаций. В одно из них - Союз Благоденствия - вступил и Яков Толстой.
Толстой продолжал служить и посещать собрания общества до апреля 1823 года, когда по состоянию здоровья испросил у начальства годичный отпуск для лечения больной ноги и уехал в Париж.
Первые впечатления о парижской жизни Толстой описал в появлявшихся с 1823 года в журнале "Сын Отечества" статьях, в которых он рисовал яркие картины политической жизни Франции, давал обзоры се культуры и искусства. В самом Париже Толстой стал вести с 1824 года в академическом издании "Ревю энциклопеди" постоянную колонку, посвященную русской литературе и искусству. По меткому выражению П. Вяземского, "Толстой в 20-е гг. был генеральным консулом по русской литературе во Франции". Он одним из первых перевел на французский Пушкина, открыл для европейцев талант Крылова, которого они до этого считали подражателем Лафонтену, познакомил их с творчеством А.С. Грибоедова и А.А. Бестужева-Марлинского.
События декабря 1825 года стали тяжелым ударом для Толстого, многие друзья которого в России оказались под судом. Его имя попало в следственные бумаги в списках членов тайных обществ, и весной 1826 года он получил предписание вернуться в Россию. Толстой отказался и был уволен со службы в конце 1826 года, фактически став "невозвращенцем" и потеряв все права на армейский пенсион и дворянские привилегии. Для него начался самый тяжелый период жизни. Лишенный средств к существованию, перестав получать деньги из России, он жил литературным трудом - писал для парижских изданий правду о России тогда, когда отношение Европы к ней подверглось резкому охлаждению.
Франция не могла простить России Венского мира, лишившего ее всех завоеваний Наполеона, и была резко настроена против внешней политики императора Николая I. С середины 1820-х годов в Париже стали появляться антирусские памфлеты, принижающие не только существующее в России правление, но и ее историю и национальные черты. Толстой выступил на защиту престижа своего Отечества. В 1825 году он подверг аргументированной критике "Обзор русской истории" Раббе. В 1827 году выступил против путевых заметок некоего Жака Ансело "Шесть месяцев в России", где тот в тенденциозной форме писал о варварстве всех без исключения русских, об их неспособности к самостоятельному правлению.
Одним из самых громких скандалов, связанных с публикациями о России, стало издание в 1829 году в Париже записок Виктора Манье - французского офицера, бывшего инструктора в турецкой армии, плененного во время русско-турецкой войны 1828–1829 годов. Вернувшись из России после года, проведенного в плену, Манье в своих "Записках" обрушился на русскую армию, приписав ей многочисленные зверства, оказавшиеся на поверку вымышленными, а также дезорганизованность, слабость и отсталость, не гнушаясь самыми оскорбительными выражениями.
Толстой ответил Манье брошюрой "Возражение французскому офицеру", где, по мнению современника, "выступил усердным и искусным защитником в чужих краях от нападений злобы и ненависти". Когда же Манье обвинил Толстого в клевете, Яков вызвал его на дуэль. Манье драться с ним не рискнул и больше в печати не появлялся.
Эта история прибавила Толстому престижа в Санкт-Петербурге, в том числе и в сановных кругах. Еще с 1827 года он вновь получил возможность публиковать свои статьи в либеральном "Московском телеграфе". Но жизнь Толстого оставалась крайне стесненной. Перемены произошли не в доходах, а в его взглядах: Толстой заново пересмотрел свой долг перед Отечеством. В письме брату Ивану от 13 августа 1830 г. он прямо писал: "…если бы наше правительство захотело употребить меня здесь, я мог бы принести ему большую пользу, так как знаю превосходно Париж с его духовной стороны и нахожусь в сношениях с влиятельными людьми, но мне трудно их поддерживать по причине крайней нищеты. Если бы генерал Закревский или глава его канцелярии в Генеральном штабе А.С. Меншиков и другие хотели бы восстановить мою честь в глазах Его Величества и употребили меня на дело здесь, то я был бы очень полезен".
Три года спустя, в 1833 году полуголодная жизнь Толстого изменилась к лучшему после того, как в Париж на вновь утвержденную должность корреспондента Министерства народного просвещения прибыл 25-летний князь Элим Петрович Мещерский. Несмотря на молодой возраст, князь к тому времени имел опыт пятилетней дипломатической службы в Дрездене и Турине. Перейдя из ведомства канцлера Нессельроде в ведомство графа Уварова, он за короткий срок успешно освоился на новом поприще. Круг его служебных обязанностей помимо изучения системы образования и общего состояния наук в Европе включал также анализ местной политической жизни и прессы. Его донесения направлялись не только министру просвещения Уварову, но и шефу III отделения Бенкендорфу. Для своей работы Мещерский привлек Толстого, который был тогда, вероятно, лучшим российским экспертом по Франции, постигнув ее изнутри за долгие годы жизни там.
В 1835 году брат Толстого, Иван, занимавший важный пост в одном из правительственных учреждений, предложил ему написать биографию фельдмаршала Паскевича, командовавшего русской армией в войне против Турции в 1828–1829 годах и при подавлении выступлений в Польше в 1831 году. Биография, высоко оцененная в Петербурге, стала заключительным поводом к "политической реабилитации" Толстого в глазах петербургских властей. В августе 1836 года граф Мещерский передал Толстому вызов в Петербург, полученный от Бенкендорфа. Обрадованный Толстой немедленно известил об этом брата: "Граф Бенкендорф через князя Мещерского известил меня, что вскоре я получу предложение быть употребленным в Париже и что мои обязанности будут обнимать литературную часть и журналистику, но для этого мне надо будет совершить поездку в Россию, чтобы лично познакомиться с графом Бенкендорфом и сговориться о роде моих будущих занятий".