Многослов 2, или Записки офигевшего человека - Максимов Андрей Маркович 29 стр.


И чем меньше в стране свобод – тем более внушаемы граждане этой страны, и с тем большим азартом они объединяются в толпу. Собственно говоря, это понятно: ведь свобода предполагает некоторый выбор, диктатура же никакого выбора не предполагает, и люди просто отвыкают его делать. Быть частью толпы противно, но удобно: и ответственности никакой, и думать не надо, зато при случае можно поорать громко и руками поработать от души.

В очень спорной, неоднозначной, но однозначно интересной книге Сергея Кара-Мурзы "Власть манипуляции" приводится замечательное определение толпы: особая, временно возникающая общность людей, охваченная общим влечением. Вообще про толпу мы подробнее поговорим в главе "Человек", сейчас же замечу – и пусть специалисты-политологи со мной спорят: смысл любой пропаганды – превратить людей в толпу, охваченную общим влечением к тому, куда эта самая пропаганда зовет.

Поэтому все диктаторы в любую историческую эпоху действуют очень похоже. Они рассматривают народ как толпу, которая должна им помочь достичь их, диктаторских, целей. Вспомним еще раз обстоятельства, при которых возник сам термин "пропаганда", – сила слова посильней силы оружия. Потому-то ни одна диктатура мира не может устоять, держась только на грубой силе. Ни один самый диктаторский диктатор не может удержать власть без пропагандистского аппарата.

Принципы работы этих аппаратов тоже очень похожи. Глава нацистского министерства пропаганды Йозеф Геббельс заметил как-то: "Обыкновенные люди обычно гораздо более примитивны, чем мы предполагаем. Поэтому пропаганда, по существу, всегда должна быть простой и без конца повторяющейся. В конечном счете, самых существенных результатов во влиянии на общественное мнение достигнет только тот, кто способен свести проблемы к простейшим выражениям…"

По этим простым рекомендациям действовали и действуют диктаторские режимы всего мира. Один из безусловных признаков диктатуры: видеть в гражданах своей страны рабов, а раб сложным не бывает.

Однако просто бесконечно повторять на разные лады одни и те же идеи пропагандистам все-таки бывает мало. А может, скучно им… Во всяком случае, периодически они придумывают что-нибудь замысловатое.

Вот, например, как действовала фашистская пропаганда. Жителям оккупированного Краснодара было объявлено, что через город провезут пленных советских солдат и им можно передать продукты. Поехали машины, жители бросались к ним с улыбками, кидая в машины корзинки с продуктами. Все это было заснято кинооператорами. В машинах, однако, ехали раненые фашистские солдаты, и в Германии ролик показывали как пример радушной встречи русскими немецких солдат.

Где пропаганда – там манипуляция, это уж будьте любезны. По сути, пропаганда – и есть манипуляция общественным сознанием.

Забавно, что происходит слово "манипуляция" от латинского "manipulus", что значит "горсть". Неслучайно иллюзионисты так обижаются, если их называют "фокусниками". Как сказал мне замечательный иллюзионист Рафаэль Циталашвили: "Фокусы – это у вас, у меня – манипуляции". И вправду, манипулятор звучит гораздо красивей. Это человек, умеющий Бог знает что делать своими руками.

Но мы, жители XXI века, очень хорошо понимаем: подлинные манипуляторы – это политики. Которые, впрочем, – и тут Рафаэль, без сомнения, прав – фокусники, да еще какие!

Ах, как ловко с помощью пропаганды умела манипулировать людьми советская власть! Как говорится: испытано на себе.

Как любой диктаторский режим, советская власть уделяла пропаганде огромное внимание. Представляете, на четырнадцатый день после Октябрьской революции в числе первых распоряжений новой власти был издан декрет "О введении государственной монополии на объявления". К тому времени, понятно, вся печать уже принадлежала большевикам, но они не забыли подумать, что чуждые идеи могут ведь и через объявления попасть народным массам. Значит, запретить объявления немедленно!

Мудрейший человек, политик и философ Александр Николаевич Яковлев пишет в своей книге "Горькая чаша"… Стоп. Сейчас будет цитата. Причем, длинная. Но я очень прошу: дочитайте ее до конца, потому как важная она.

точки зрения исторической, большевизм – это система социального помешательства, когда физически были уничтожены крестьяне, дворянство, купечество, весь слой предпринимателей, духовенство, интеллектуалы и интеллигенция; этот "крот истории", вырывший братские могилы от Львова до Магадана, от Норильска до Кушки; это основанная на всех видах угнетения эксплуатация человека и экологический вандализм; это – античеловеческие заповеди, вбиваемые с беспощадностью идеологического фанатизма, скрывающего ничтожемыслие; это – фугас чудовищной силы, который чуть было не взорвал весь мир" (выделено мной. – А. М.).

Так, спокойно. Не надо сейчас спорить, прав Яковлев или не прав. Как говорится у нас в России: не о том спич. Меня вот что поражает: я учился и долго рос при советской власти и всего этого не замечал. И миллионы не замечали. Не замечали – замечу – очевидного.

Разве не очевидно, что кулаки – просто наиболее работоспособная часть крестьянства? Разве не очевидно, что репрессии против своего народа – это кошмар какой-то, и в том ли дело, сколько именно миллионов репрессировал Сталин: разве не ужасен сам по себе факт того, что руководитель страны воевал с собственным народом? В двадцать с небольшим лет я впервые выехал за рубеж, но даже после этого меня почему-то не возмутил очевидный факт, что даже в Польше – не говоря уж о Франции или Бельгии – люди живут лучше, чем в СССР. Как большинство из нас могли не понимать унижений любого человека, который, прежде чем выехать в капстрану, должен был сдавать экзамен в райкоме партии? Экзамен этот принимали пожилые люди – они назывались "комиссия старых большевиков" – и при одном только слове США, старые большевики по привычке хватались за пистолет. Разве не очевиден был фарс выборов в СССР? Как было не видеть, что нами руководят дошедшие до маразма старики?

Да, мы смеялись над советской властью. Рассказывали анекдоты. Читали ночью Солженицына и стихи Бродского. Но уничтожена была вся эта "система социального помешательства" не возмущенным народом, а сверху – Горбачев начал, Ельцин завершил. За что им обоим лично я говорю: "Спасибо".

Но как же народ все это не просто терпел, а даже как будто и не замечал?

Ответ один: очень уж хорошо работала пропаганда. А когда пропаганда работает хорошо, все остальное – в том числе развитие экономики – не имеет ровным счетом никакого значения. Народонаселение смотрит на окружающий и далекий мир не непосредственно, а через призму пропаганды.

Практически на заре советской власти Ленин писал: "…надо перевоспитать массы, а перевоспитать их может только агитация и пропаганда…" Понятно, да? Не делами перевоспитывать, не… там… развитием экономики, сельского хозяйства, улучшением жизни… Это все – процесс долгий, и вообще непонятно, как он получится. Агитация и пропаганда – главное. И быстро, и действенно.

Еще круче выражалась супруга вождя – Надежда Константиновна Крупская. Закрывая I Всероссийский съезд по внешкольному образованию, она заявила: "Съезд пришел к заключению, что весь громадный внешкольный аппарат должен служить целям углубленной коммунистической пропаганды". Ужасный ужас и кошмарный кошмар! Ничего, получается, не надо делать с детьми вне школы, как только коммунистически пропагандировать. Бред? Бред. Но ведь срабатывало же!

И вот уже, скажем, пишут советские дети в газеты письма. Приведу лишь один пример. Название у письма – звонкое, вполне "детское": "Фашистским лакеям нет пощады!" Дальше – текст: "Наш отряд носит имя незабвенного Сергея Мироновича Кирова, которого убили проклятые троцкистско-бухаринские бандиты. Они покушались и на жизнь нашего родного, любимого Иосифа Виссарионовича Сталина. Но советская разведка вовремя поймала их и посадила на скамью подсудимых. Советский суд вынес справедливый приговор этим изменникам и предателям. От всей души приветствуем приговор советского суда. Это приговор всего нашего народа. Советская разведка под руководством товарища Ежова до конца разоблачит всех врагов народа, и на нашей советской земле не останется никого из этих фашистских отбросов". Дальше следуют подписи детей и "место отправления": школа 1, город Сталино.

Даже не сразу решишь, что лучше (точнее – хуже): сами ли дети это сочинили или это сделали за них взрослые.

Мощь коммунистической пропаганды была настолько сильной, что уже после развала СССР, гибели СЭВа и Варшавского договора, когда на всей земле коммунистическая идеология осталась царствовать лишь в двух – замечу, очень бедных странах – КНДР и Кубе, Компартия России долго была мощной силой и до сих пор остается одной из крупнейших партий в парламенте. Вдумайтесь: нигде в мире под руководством компартии не удалось создать экономически развитой страны, тем не менее ностальгия по прошлому и вера в распропагандированные коммунистические идеи снова объединяют людей. И в XXI веке на Красной площади лидер коммунистов принимает детей в пионеры. Вот что такое сила пропаганды – через десятилетия действует!

Каждый день на любого из нас – в какой бы стране мира мы ни жили – обрушивается невероятное количество всякого рода пропаганды. Вдумайтесь, если не лень, в цифры, которые приводят уже упоминаемые мной Э. Аронсон и Э. Праткинс. Мне кажется, цифры поразительны!

Итак, в США действует 1449 телевизионных станций и четыре основные телесети, 10 379 радиостанций, выпускается 1509 ежедневных и 7047 еженедельных газет, более 17 тысяч журналов…

В России всего этого поменьше, но все равно понятно: ежедневно на голову человека сваливается все вот это вот. И все вот это вот непременно что-нибудь пропагандирует. Ну и как тут не сойти с ума, когда каждый что-нибудь пропагандирует, и непременно свое?

И вот ведь ужас еще в чем? Ладно бы все пропагандировали пусть свои, пусть даже спорные, но факты. Так нет же! На наши несчастные головы ежедневно сваливается огромное количество фактоидов.

Как? Вы не знаете, что это такое? Да вы что! Знаете прекрасно. Может, конечно, слово впервые слышите, но с самими противными фактоидами сталкиваетесь регулярно, уверяю вас.

Термин этот ввел известный американский писатель и режиссер Норман Мейлер. Фактоиды – это такие события, которые просто не существовали в реальном мире до того, как появились в СМИ.

И – опять же! – фактоиды как явление появились куда раньше, нежели Мейлер придумал это слово! Скажем, советская пресса не знала такого слова, но использовала фактоиды с восторгом.

Разве вывод о том, что советский гражданин более уверен в будущем, чем американский, – не фактоид? Или о том, что советское сельское хозяйство более развито, чем европейское? А разве не фактоиды бесконечные разговоры в 70–80-х годах о том, что мы обогнали всех в деле освоения космоса? Ведь этих "фактов" не существовало в реальности, покуда они не появились в наших СМИ.

Нынче на фактоидах, как на очень крепком фундаменте, стоит вся желтая пресса. Кого она только не разводила, не женила, не убивала!

Фактоид – это необязательно то, чего нет. Но обязательно то, факт существования чего не доказан.

А теперь подумайте сами: сколько таких вот фактоидов на ваши головы падает буквально отовсюду?

Ну и чего делать-то? Делать-то чего?

Думать. Причем, самому. Помнить, что любая пропаганда – даже пропаганда чего-то хорошего – хочет объединить людей в толпу, потому что так с нами легче управляться.

Противостоять влиянию пропаганды очень тяжело: дело ведь не в том, чтобы не верить вообще никаким пропагандистам. Часто они не врут. Дело в том, чтобы любую пропагандистскую информацию принимать как повод для размышлений, а не как приказ. Вот в чем дело.

Думать трудно. Бежать за толпой легко.

Но это – ваш собственный выбор.

…Вот сидел я над компьютером, думал: как связать пропаганду и революцию – следующее слово, о котором нам предстоит говорить?

А потом понял: какая-то связь между этими словами явно существует: без пропаганды нет революции. А с другой стороны, как только революция жахнет, тут же государственная пропаганда перековывается на новый лад.

Короче, поговорим про революцию.

P

Революция

Мятеж не может кончиться удачей.

В противном случае его зовут иначе.

Джон ХАРРИНГТОН, английский поэт.

Перевод С.Я. МАРШАКА

Революция – это что такое, если попросту? Простое латинское слово "revolution" означает "переворот". Когда жизнь перевернулась – значит, будьте любезны, революция и случилась.

А жизнь когда перевернулась? Не только когда один общественный строй вдруг – на тебе! – сменил другой. Скажем, когда колесо изобрели – разве это не переворот в жизни? Или письменности не было, не было, а потом появилась – революция, да еще какая! Впрочем, стоит ли забредать в такие исторические дали?

Люди моего поколения стали свидетелями того, как перевернуло нашу жизнь изобретение компьютера. Или, скажем, мобильного телефона.

Кстати говоря, поначалу термин этот – "revolution" – употреблялся в астрологии и алхимии, а вовсе даже не в истории и обществоведении. И придумал его не какой-нибудь, прости Господи, Робеспьер или Маркс, а великий ученый Николай Коперник в своей книге "О вращении небесных сфер".

В Россию это слово пришло в Петровскую эпоху и поначалу означало – "перемена". Вот как перемена какая произойдет (а в петровские-то времена их было немерено), будьте любезны: революция. И уже позже появился у этого слова синоним – "мятеж".

Постепенно мир привык к тому, что революция означает смену общественного строя. И тут, в начале XX века, американский историк и философ науки Томас Самюэл Кун ввел столь привычный для нас сегодня термин "научная революция". Представляете? Все как бы вернулось во времена Коперника и снова соединилось с наукой.

Но вот, что интересно. Вышеозначенный Кун придумал сей термин, потому что считал, что наука развивается скачкообразно, то есть посредством революций. Вот ведь оно как! Научные революции доказывают скачкообразность развития науки. А социальные – определенную логику развития общества. Не странно ли?

Мы ведь со школы помним этот по-своему "эротичный" вывод – про верхи, которые не могут, и низы, которые не хотят. Мы очень любим и здорово умеем рассуждать о политических и экономических причинах буквально всех революций, и – кто бы спорил? – причины эти, разумеется, присутствуют. Есть и еще одна, о которой мы часто забываем. Ученые называют ее умным словом "аномия". (От французского "anomie" – "отсутствие закона".) Такое состояние наступает в обществе, когда старые ценности разрушились, а новые покуда не утвердились. Когда общество находится в состоянии аномии, революции возникают радостно и бурно.

Так или иначе, но мы твердо усвоили, что революции всегда происходят закономерно. И, конечно, ведут к прогрессу. А как же! Что в науке, что в обществе – к прогрессу, куда ж еще? Общество – оно же двигается с помощью революций, двигается революциями, как та телега – с помощью колес. Куда оно двигается? К хорошему, конечно! Мы же твердо убеждены, что прогресс – это хорошо. Как минимум о неочевидности этого вывода мы, надеюсь, поговорим в следующем "Многослове" в главе "Прогресс", там же и тогда же подробнее порассуждаем о научно-технической революции.

Здесь же попробуем хоть немного с социальными разобраться.

Революции двигают общество в неясную, но прекрасную даль. Поскольку государство под названием СССР возникло в результате революции, то люди моего поколения росли с твердым убеждением, что революционные перемены всегда ведут к чему-то правильному и хорошему: иначе чего и затеваться-то с этими революциями? Скажем, вот как определяет слово "революция" СИ. Ожегов: "Коренной и резкий переворот в общественно-политических отношениях, насильственным путем разрешающий назревшие противоречия между производительными силами и производственными отношениями и приводящий к захвату государственной власти общественно-передовым классом".

Даже не обсуждается возможность того, что в результате революции к власти не передовой класс придет. История велела прийти передовому классу – будьте любезны!

Революции – это хорошо, это правильно, это локомотивы истории. А раз революция есть хорошо, значит, должны быть такие специальные люди, которые, так сказать, производят это самое "хорошо". Называются они "революционеры". Как правило, пламенные. Оно и верно: где революционер пройдет – непременно все синим пламенем полыхает. Сильно пламенный революционер Ленин писал: "Каждый рабочий агитатор, который имеет известный талант и подает надежду, не должен по 11 часов в сутки работать на заводе. Нужно устроить так, чтобы он жил на средства партии".

Зачем работать, если можно агитировать? Агитировать ведь приятнее… Ленин, конечно, не мог учесть, что в результате победы революции вооруженных агитаторов привычка заменять работу пропагандой так просто не отступит. До сих пор мы видим следы этой ленинской стратегии: поговорить да поагитировать у нас, согласитесь, любят куда больше, нежели просто молча поработать.

Революция в обществе – это, конечно, очень привлекательная история. Привлекают быстрота и новизна. Раз! – и возникло нечто новое. И не только новая система правления, а непременно – новая мораль и нравственность. Потому что основная цель любой революции: не просто создать новую модель общества, а уж – это будьте любезны – создать нового человека. И этот человек, конечно, будет лучше, чем прежние, которые в старом обществе небеса коптили. И мораль его будет моральней, а нравственность, как вы сами понимаете, – нравственней.

Если – вдруг? – вы откроете "Словарь по этике", вышедший в Москве в издательстве с говорящим названием "Политическая литература" аж в 1981 году (то есть в самый разгар застоя), то легко отыщете там статью, которая называется "Бдительность революционная". Напомню, что словарь-то по этике, так что получается, что эта самая "бдительность революционная" с точки зрения коммунистов есть не что иное, как этическое понятие. Теперь посмотрим, как определяется эта самая бдительность: "моральное качество, предписываемое коммунистической нравственности, которая требует от членов социалистического общества, а также от борцов за социализм в капиталистических странах своевременно распознавать и пресекать всякие действия (намеренные или ненамеренные), объективно служащие интересам реакции и капиталистического строя". Почти открытий призыв к стукачеству выдается за этическое понятие. Почему? Потому что так велела революция.

Когда люди устраивают революцию, они всегда хотят построить новое общество, которое будет принципиально отличаться от старого - а то ради чего и огород-то городить? Но беда в том, что мечты – мечтами, а знают они только старую жизнь. Некоторые революции действительно принципиально меняют жизнь. А в результате иных жизнь остается старой, но вывески в ней – новые.

Чем принципиально профессиональный революционер Сталин отличался от, скажем, царя Ивана Грозного? Чем корейский коммунистический лидер Ким Ир Сен, по сути, отличался от любого азиатского диктатора?

Назад Дальше