Удивляться такому явлению в развитии языка не приходится. Негодовать бессмысленно. Бороться – все равно что переносить время восхода Солнца президентским указом. С кого делаем жизнь, у того и слова заимствуем. И, видимо, прав был Борис Березовский, который не так давно сказал: "Дистанция между политическими силами и криминальными элементами сегодня не так велика". Как сказал бы, наверное, грибоедовский Скалозуб, будь он генералом нынешней российской армии: "Дистанция неслабого размера". Впрочем, вам виднее, Борис Абрамович, вам виднее, в натуре… (Аргументы и факты. 1997. № 44).
8. Определите, чем мотивировано использование субстандартной лексики в приведенных примерах из современной литературы.
Недвижка обломилась почти что на халяву. Раньше тут сидела типа редакции какого-то научного журнала – такие лохи, каких Вован раньше только по телеку видал, в кино "Девять дней одного года". Взял у них в субаренду закуточек скромненько так, по двести баксов за квадрат, а после кинул интеллигенцию – чихнуть не успела. Сделал их так, что любо-дорого. Чисто как в сказке: была у лоха избушка лубяная, да подсел на кидалово. Собрали редакторы-птеродакторы свои пишущие машинки с фикусами и, как говорится, отбыли в неизвестном направлении. Главный птеродактор (он же по совместительству – главный лох) зашел попрощаться. Вован немножко напрягся – думал, кошмарить станет. Но дедушка сказал только: "Вам, молодой человек, потом будет стыдно", – и почапал себе пешим строем. Чистый зоопарк, блин (Б. Акунин. Проблема 2000).
У гостя из Кельна были бесцветные глаза, длинные пегие патлы и неприятная борода веником. Носил он неказистый джинсовый костюмчик, вроде тех, какими у нас в секонд-хенде на Маросейке можно разжиться долларов по пять за штуку. Однако, несмотря на внешность и прикид бедного студента, Карлуша был отнюдь не студентом, а, напротив, главным редактором "Нойе Райнише Цайтунг" с четырехсоттысячным тиражом. Зарабатывая в год около двух миллионов дойчмарок, можно себе позволить не расчесывать бороду и носить жуткое барахло. Косить под бедных – новая мода для богатых (Л. Гурский. Спасти президента).
Тусовка – высшая форма жизни. Концерт в ночном клубе поднял Вазелину настроение, прочистил мозги. Деньги, конечно, небольшие, зато успех гарантирован. Публика вся его. Люди, которые балуются травкой, общаются в Интернете, презирают слюнявые обывательские ценности, обожают все, что круто и прикольно. Поколение Next (П. Дашкова. Вечная ночь).
В отсканированном виде фотографии выглядели еще более чудовищно, чем верстка. Одни замылены, на другие лезет зерно. Валера объясняет это тем, что было много старых, плохого качества снимков из семейного архива (И. Сорбатская. Литературная рабыня: будни и праздники).
Соседка подняла на Асю большие перламутровые глаза и покачала головой.
– Я не поняла, – сказала она. – Я многого сейчас не понимаю. У меня сын в десятом классе. Вы знаете, я почти не понимаю, что он говорит.
– Почему? – удивилась Ася.
– Потому что все не так, как говорили мы. Вы знаете такое слово "кадрить"?
– Знаю. Хорошее слово. Точное.
– Хорошее?…Я его не понимаю. Что это?
– Ну… Закидывать крючок… Заигрывать…
– Это понятно. Но какой там корень? Кадр?
– Пусть говорят, как хотят. Ничего ведь в этом нет плохого. Язык – организм живой.
– Организм… Язык – организм, – прошептала соседка. – Тоже не понимаю (Г. Щербакова. Романтики и реалисты).
Я лежу, делаю вид, что сплю, и слушаю, как шлифуют мои кости. Конечно, никакой я для отцов не пример. Не педагог, тем более не учитель. Но ведь я и не монстр, чтобы мною пугать. Я им не друг, не приятель, не старший товарищ и не клевый чувак. Я не начальник, я и не подчиненный. Я им не свой, но и не чужой. Я не затычка
в каждой бочке, но и не посторонний. Я не собутыльник, но и не полицейский. Я им не опора, но и не ловушка и не камень на обочине. Я им не нужен позарез, но и обойтись без меня они не смогут. Я не проводник, но и не клоун. Я – вопрос, на который каждый из них должен ответить (А. Иванов. Географ глобус пропил).
9. Определите, с помощью каких языковых средств в приведенных фрагментах из антиутопии Д. Быкова "Эвакуатор" создается атмосфера упадка и хаоса:
Все более очевидная, гнетущая второсортность окружающего – будь то продукты, журналы, телепрограммы, лица людей в транспорте и их убогие страхи – диктовалась только тем, что первого сорта мир уже не выдерживал. <…> Все словно сговорились жить вполсилы, терпеть из милости, читать дрянь, жрать тухлятину, и стоило среди этого появиться настоящей любви, как мир немедленно пошел вразнос. <…>
По дороге к трассе им попался мент, пинками гнавший куда-то пьяного мужика абсолютно русского вида; то ли он намеревался загнать его в участок и там засадить в обезьянник по всей форме, то ли просто запинать в кусты и там обобрать без свидетелей или уж отмутузить до потери пульса; в рамках борьбы с терроризмом сходило все.
Бабахало по два-три раза в неделю, то в Москве, то в области, то на южных окраинах, то в Сибири, то на Дальнем Востоке, в непредсказуемых местах и без всякой логики. <…> Никто уже не сомневался, что государство недееспособно, обречено и рухнет в самом скором времени – тем более что взрывать оказалось на диво легким делом. Взрывчатки хватало, шахиды уже не требовались – радиоуправляемый заряд в сумке срабатывал в час пик, на концерте, в музее, среди ночи падал жилой дом, в Ульяновске причиной взрыва называли утечку газа, а в Братске – тектонический взрыв из-за внезапного таяния мерзлоты.
Зоны выбора и зоны риска в лексиконе современной языковой личности
Очевидное для всех снижение уровня речевой культуры с неизбежностью вызывает разного рода коммуникативные неудачи (неосуществление или неполное осуществление коммуникативных намерений говорящего, полное или частичное непонимание, нежелательный эмоциональный эффект) (Русский язык в его функционировании 1993: 31).
Коммуникативные сбои, естественно, могут быть связаны с использованием языковых единиц разных уровней. Проблема соотношения узуса и нормы является одной из наиболее актуальных при исследовании речевых аспектов современной коммуникации. Динамика нормы - причина культурно-речевых конфликтов в обществе: речевые новации могут приниматься одними носителями языка и вызывать яростное сопротивление у других. Частые конфликты между узусом (массовым, распространенным употреблением) и нормой, особенно заметные в средствах массовой информации, игровая стихия современной речи предполагают особую значимость эталона, своеобразного речевого ориентира.
Представляется актуальным разграничение ошибок, в которых обнаруживается отклонение от эталонного, образцового речевого поведения (например, с брелком вместо с брелоком, ми’зерный вместо мизе’рный) и которые не могут повредить речевому портрету говорящего, и ошибок репутационного характера. Последние связаны с грубыми нарушениями нормы. Существует ряд слов, произношение, акцентологическое оформление, формообразование которых служат своеобразным индикатором речевой компетентности личности. Некоторые речевые нарушения могут нанести вред репутации говорящего. Приведем лишь один выразительный пример. Оглашая результаты работы счетной комиссии, ее председатель объявил: "Было роздано 58 бюллетней". Грубая речевая ошибка вызвала бурную реакцию аудитории. Ошибки такого рода являются яркой приметой речевого портрета и, безусловно, вносят нежелательные штрихи в речевой образ говорящего.
Приведем примеры весьма распространенных в современной коммуникации нарушений нормы: гражданство вместо гражданство', намерение вместо намерение', средства, средствам вместо средства, средствам', договоренность вместо договорённость', экспертный вместо экспертный', украинский вместо украинский', украинцы вместо украинцы', жалюзи вместо жалюзи, каталог вместо каталог', факсимиле вместо факсимиле', ск[ур]пулёзный вместо скрупулёзный, беспреце[н]дёнтный вместо беспрецедентный, а[н]бициозный вместо амбициозный; компе[тэ]нтность вместо компетентность', [те]сты вместо [тэрты; компью[те]р вместо компью[тэ]р включит, включат, включенный, включен, включена вместо включит, включат, включённый, включён, включена', подключится, подключатся вместо подключится, подключатся; оговоренный вместо оговорённый. Этот список легко продолжить.
Коммуникативные неудачи, вызванные неуместным, некорректным или неэффективным использованием языковых единиц на лексическом уровне, проявляются как в форме традиционно выделяемых лексических ошибок, так и в виде коммуникативных сбоев, причиной которых являются параметры слова как единицы лексической системы (синтагматические, парадигматические, ассоциативно-деривационные), не учтенные говорящим и пишущим, место слова в индивидуальном лексиконе личности. В современной речи можно наблюдать и явные лексические ошибки, и неудачный лексический или стилистический выбор, вызывающий у адресата чувство коммуникативного дискомфорта, и более или менее успешные по своим коммуникативным последствиям языковые игры.
Современные исследования речевой способности, ассоциативно-вербального уровня языковой личности в сочетании с лексико-системными исследованиями дают основания для лексической интерпретации весьма пестрого "отрицательного" материала, извлеченного из разнообразных речевых произведений наших современников. Анализ этого материала, попытка классифицировать разнообразные коммуникативные неудачи, возникающие как в устной речи, так и в письменных речевых произведениях (газетные и журнальные публикации, реклама, переводы массовой литературы, письменные работы школьников и студентов), позволяют предположить, что в лексиконе человека имеются зоны свободного выбора и зоны риска.
Если корректное и коммуникативно эффективное использование лексических средств зон риска (паронимов и парономазов, агнонимов, словообразовательных омонимов, недостаточно освоенных иноязычных заимствований) предполагает необходимую языковую и общекультурную компетенцию говорящего, его умение включать механизмы речевого контроля, то оперирование лексическими средствами "зон выбора" (синонимами, вариантами слов, гипонимами, членами одной лексико-семантической группы) позволяет выразить свои речевые предпочтения, представить в речи параметры своей личности (возраст, пол, профессию, социальный статус и т. п.), с наибольшей полнотой реализовать свои интенции, в конечном счете – воплотить в речевом произведении свое видение мира. Выбор вербального означающего – это реализация не только семантической компетенции, которая отвечает за соотнесенность знака и действительности, но и прагматической компетенции. Последняя характеризуется осведомленностью говорящего о положении дел, о которых идет речь, – об участниках коммуникативного события и их ролях, об их социально-ролевом статусе. В понятие прагматической компетенции входит ориентация коммуникантов в ценностной картине мира. Прагматическая компетенция – это и владение говорящим языковой картиной мира, а также образно-ассоциативным узусом употребления слов и выражений (Человеческий фактор в языке… 1991: 17–18).
Социальную и эстетическую значимость осуществленного в речи выбора хорошо иллюстрирует фрагмент из "Воспоминаний" Д.С. Лихачева:
Появились профессора "красные" и просто профессоры. Впрочем, профессоров вообще не было – звание это, как и ученые степени, было отменено. Защиты докторских диссертаций совершались условно. Оппоненты заключали свое выступление так: "Если бы это была защита, я бы голосовал за присуждение<…>"Защита называлась диспутом. <…> Так же условно было деление "условной профессуры" на "красных" и "старых" по признаку – кто как к нам обращался: "товарищи" или "коллеги". "Красные" знали меньше, но обращались к студентам "товарищи"; старые профессоры знали больше, но говорили студентам "коллеги"(Лихачев 1995: 109).
При осуществляемом выборе в процессе коммуникации говорящий подчеркивает св
ои языковые предпочтения, интуитивно исходя из того, что "речевое поведение предстает как визитная карточка человека в обществе, отражающая регулярное взаимодействие лингвистических и экстралингвистических факторов" (Винокур 1993: 29).
Чрезвычайно ценный материал для изучения лексикона современной языковой личности дает "Русский ассоциативный словарь" (РАС), отразивший результаты широкого ассоциативного эксперимента и являющийся "моделью речевых знаний носителей русского языка, представленных в виде ассоциативновербальной сети, позволяющей объяснить феномен владения языком" (РАС 1994: 6). В послесловии к первому тому словаря Ю.Н. Караулов отмечает, что отклонения от нормы в индивидуальной речевой деятельности связаны с автоматизированным воспроизведением узуальных ненормативных моделей словоупотребления. "Ассоциативно-вербальная сеть, отражающая предречевую готовность усредненной языковой личности, естественным образом вбирает в себя также и ненормативные образования, ускользающие от контроля языкового сознания испытуемых" (там же: 204).
Обратившись к ассоциативным полям слов-стимулов, можно "в зародыше" увидеть будущие речевые ошибки, как правило, достаточно характерные для речевого поведения усредненной языковой личности. Наряду с незнанием точных форм слов, неправильным словообразованием, в реакциях (главным образом синтагматического типа) зафиксированы нарушения лексической сочетаемости: преследовать – свои планы, застенчивый – поступок, стеснительный – бюстгальтер, становиться – в амбицию, зеркало – сломанное, повод – предоставился, предоставлять – себе что-л., труд – благотворительный, принимать – купаться в ванной, земля – заляпана дождем, долг – заплачен, сжатый – шелк, поднять – тост. Во многих случаях отраженное в реакциях нарушение лексической сочетаемости связано с неправильным выбором из группы паронимов. Потенциальная ошибка паронимического типа кроется в реакциях снять – одеть, будничный – воскресный. Вообще те участки лексикона, где представлены паронимы и парономазы, являются зоной особого риска для говорящего и пишущего, требуют особого контроля, который нередко и наблюдается в устной речи в виде самокоррекции. Отсутствие контроля и недостаточная языковая компетентность вызывают многочисленные ошибки. Неудачный выбор слова в письменном тексте создает коммуникативные помехи, требующие дополнительных усилий адресата при восприятии. Приведем несколько типичных ошибок из средств массовой информации:
Что мы знаем о Невзорове? Живет на даче, практически ни с кем не общается, до умопомрачения любит собак и конский спорт (Московский комсомолец. 24.07.2002).
ИМПЭКС-банк – доходчивый банк (реклама).
В нашей студии все сделано для того, чтобы вы могли чувствовать себя комфортабельно (СТС. 23.02.2003).
Сэм Ритч оставил своему сыну огромное наследие в пять миллиардов долларов (ТВ. "Невский канал". 17.06.2002).
Петербуржцы – очень чувственные, отзывчивые и доброжелательные люди (РТР, Новости. 14.02.2002).
Купили кухонный комбайнер, который через неделю сломался, и теперь не знаю, как его починить (НТВ, Впрок. Апрель 2002).
Причастие – одна из семи основных христианских тайн (ТРК "Петербург". 27.04.2003).
Приятно сознавать, что есть еще рискованные люди на свете (НТВ, телеигра "О, счастливчик!". 13.10.2000).
Арендатору выдается под роспись инструкция, в которой оговорены основные правила проекта и его действия при наступлении страхового случая (газета "Метро". 03.03.2003).
Неправильный выбор из ряда паронимов может явиться причиной коммуникативных сбоев, обычно преодолеваемых в диалогическом общении. Показателен диалог преподавателя и студента на экзамене по зарубежной литературе: – Почему Мильтон признавал догмат об индивидуальном истолковании Библии? – Потому что он был пуристом. – Вы хотели сказать пуританином? (ср.: пурист – "сторонник пуризма; пуризм – чрезмерность требований к сохранению строгости нравов, к чистоте языка, консервативное ограждение его от всего нового"; пуританин - "1. Одно из направлений протестантизма в Англии <…>; 2. Человек, в своих религиозных взглядах придерживающийся такого направления"). Если при непосредственном контакте в процессе общения коммуникативная неудача быстро устранима, то в спонтанной речи неудачный выбор теле– и радиожурналистов из "паронимической зоны риска", воспринятый миллионной аудиторией, может расцениваться как выразительный показатель небрежности речевого облика говорящего.
Причиной возникновения коммуникативных неудач может быть, с одной стороны, низкий уровень языковой компетенции адресанта, который эксплицируется в ненормативном употреблении языковой единицы, с другой стороны, неудачное использование языковых единиц при создании языковой игры, "что обусловлено специальной прагматической установкой речевого акта и индивидуальными возможностями говорящих в реализации потенциала языковых единиц" (Гридина 1996: 3).
Неудачный выбор слова в письменном тексте создает коммуникативные помехи, требующие дополнительных усилий адресата при восприятии. Такие усилия должны быть приложены, например, при восприятии следующего фрагмента газетной заметки:
Посмотрев на расписание и оглядев стенку вокруг него в поисках белого листка с корректурой, я пошел на платформу. Моя электричка должна была отправиться через 15 минут (Калейдоскоп. 1995. № 38).
Здесь наблюдается грубое смешение паронимов корректура ("исправление ошибок на оттиске типографского набора, а также самый оттиск") и корректив ("частичное исправление, поправка"), причем последнее слово в силу своей книжной стилистической окраски в данном контексте также неуместно. Приведенный пример, впрочем, можно интерпретировать не только как неверный лексический выбор, но и как неудачный результат словообразовательных усилий автора.
Е.А. Земская подчеркивает, что язык конца XX – начала XXI в. характеризуется небывалым расцветом неузуального словообразования, которое служит и для заполнения семантических лакун (т. е. является средством создания номинаций для "дырок" в семантической системе), и для реализации эстетической, игровой функции (Земская 2006: 223).
Попытки окказионального словообразования, несомненно, осуществляются в "зоне риска". В результате словопроизводства в речи возникают уродливые образования, с неизбежностью вызывающие отрицательную реакцию у обладающего языковым чутьем и вкусом адресата.
Ср.: