Образ доброго Прометея, надо сказать, занимал поэта на протяжении всей жизни. О Прометее говорили все афиняне. Они читали о нем в поэмах славного Гесиода, беотийского крестьянского поэта. Прометей выступал там скорее хитрющим, хоть и мудрым, волшебником.
Эсхилу захотелось вывести Прометея на орхестру. Особенно усилилось это желание после поездки на остров Сицилию, где, уже сказано, поэта ждал весьма теплый прием.
Рассказы об извержении вулкана Этна, случившемся незадолго до его приезда, посещение одноименного города, заложенного у подножия огнедышащей горы, – все это произвело на поэта неизгладимое впечатление. Дело в том, что на Сицилии были распространены мифы о Гефесте, хромоногом боге-кузнеце, устроившем свои мастерские в пещерах под Этной. Из его мастерских вырываются красные языки, что в просторечии называется извержением вулкана. В сознании сицилийцев функции Гефеста и Прометея переплетаются между собою. Впрочем, как и в сознании афинян.
Драма "Прикованный Прометей", поставленная вскоре после возвращения назад в Афины, считается самой замечательной среди трагедий Эсхила. Она является составной частью тетралогии, посвященной этому герою. Правда, теперь затруднительно утверждать, какое конкретно по счету место занимала пьеса во всей тетралогии: остальные части ее до нас не дошли. Назывались же они так: "Прометей-огненосец" и "Прометей освобождаемый".
Надо сразу заметить: Эсхил значительно переиначил содержание мифов, и зрители сразу почувствовали, что перед ними вовсе не какой-то хитрец, способный только обманывать Зевса.
В сохранившейся части зрители увидели красавца титана, по велению Зевса приведенного уже на казнь. Казнь совершается на краю света, в пустынной Скифии, где возвышается одинокая мрачная скала. Пособники Громовержца, Сила и Власть, доставившие героя, передают его, безмолвного и безразличного ко всему, со связанными за спиной руками, – хромому богу Гефесту, который и пригвождает узника к отвесному утесу.
Сила и Власть, позвякивая цепями, выражают удовлетворение добротной работой, хлопают Гефеста по могучим плечам, и вся тройка мучителей, насвистывая популярный мотив, удаляется без малейшей спешки.
Оставшись наедине, придя в себя, Прометей дает волю клокочущим у него в душе чувствам. Под лязг оков звучат его негодующие речи.
Зрители узнают, что Прометей – сын богини Фемиды-Земли. В свое время он отсоветовал Зевсу воцаряться на Олимпе. Однако стоило Прометею вступиться за людей, которых Зевс вознамерился погубить, стоило выкрасть огонь, передать его людям, – и Громовержец решил строго наказать ослушника…
Во время этих признаний на орхестру опускается крылатый красный дракон, а по земле одновременно набегают откуда-то легконогие морские нимфы. Они образуют хор.
Утихает трепет могучих крыльев – и перед Прометеем вырастает фигура седовласого бога Океана. Полный сочувствия к безвинному герою, древнейший возрастом гость не советует все же противиться Зевсу, а смиренно подчиниться судьбе. Прометей же, громыхая цепями, не соглашается.
– Мне не в чем каяться и не в чем виниться! – заявляет узник.
Огорченный, кряхтя, старец снова взбирается на пышущего огнем дракона. А тот, размахивая крыльями, при помощи известного нам журавля, со скрипом взмывает в небо.
Морские нимфы, дочери Океана, сбиваются в трепещущий хор. Они выражают сочувствие страждущему герою. Он же рассказывает им, заодно и внимающим зрителям, о своих благодеяниях, оказанных человеческому роду.
От него, Прометея, земляне научились не только обращаться с огнем, но и строить жилища. Оставив сырые и мрачные пещеры, люди обучились грамоте, счету, судостроению и разным прочим ремеслам; научились бороться с болезнями, выплавлять металлы и тому подобное. Он надоумил их объединяться в государства.
Одному не смог научить Прометей землян: одолевать неумолимую смерть. Это – свыше даже возможностей Зевса, который также вынужден подчиняться судьбе.
Смысл Прометеева монолога подкрепляется тут же. На орхестру с ревом врывается белая телка. Не в силах остановиться, она хлещет себя по бокам хвостом. Белая шерстка прелестной пришелицы покрывается кровавыми пятнами.
Это Ио, дочь аргосского царя Инаха, возлюбленная Зевса, ради конспирации превращенная им в животное. Ревнивая Гера, супруга верховного бога, тотчас наслала на девушку сумасшедшего овода, который терзает несчастную своими укусами.
Прометей расшифровывает красавице тайны ее счастливого прошлого и предсказывает, чтó ждет ее в будущем. Успокоение настанет только в заморской Ливии, где она будет супругою местного царя. Так предначертано судьбою, которую, сказано, не в силах переиначить даже сам Зевс. От всех мучений, которые уже назначены и которым суждено с ней случиться, – освободит Прометея потомок Ио.
Конечно, все зрители понимали, о ком идет речь: о герое Геракле. Он и является потомком Ио.
Выслушав предсказания, совершив по орхестре последний виток, Ио пускается в новый безудержный бег. Прометей же, продолжая прерванный разговор, сообщает нимфам Океанидам, что ему ведома величайшая тайна, которая угрожает Зевсу. Опасности, впрочем, можно избежать. Ему, Прометею, понятно, каким именно образом.
Конечно, каждое слово, произнесенное на земле, тут же становится известным на заоблачном Олимпе. На орхестре мгновенно появляется бог Гермес, посланец Зевса. Он приказывает Прометею раскрыть известную ему тайну, иначе героя поджидают еще более строгие наказания. Но Прометей по-прежнему непреклонен. Его не страшат никакие мучения.
Раздаются удары грома. Сверкает молния. Огромная скала на глазах у зрителей вздрагивает и вместе с прикованным узником проваливается в преисподнюю, чтобы оказаться в глубоком и мрачном Тартаре.
Герой не подчинился несправедливым требованиям тирана, в роли которого в данной ситуации выступает верховный бог, Громовержец Зевс…
По сохранившимся крохам прочих трагедий, составляющих тетралогию, ученые предположительно реконструировали содержание двух остальных частей (четвертой, как известно, являлась сатирова драма).
Вот что там было.
Через тридцать тысяч лет Прометей подвергся новым наказаниям. Он был прикован к скале на Кавказе, и его печень, с регулярными перерывами, терзал присылаемый Зевсом орел. Печень страдальца после каждой экзекуции становилась прежней, готовой для новых мучений.
Хор в трагедии составляли титаны, братья Прометея. Доверительные их рассказы, в том числе самого Прометея, наполненные перечислением страданий, прерывались приходом Геракла, потомка Ио, совершавшего странствия. В конце концов Геракл убивает Зевсова орла, а Прометей открывает тайну, угрожающую Зевсу.
Тайна заключалась в том, что Зевсу следовало отказаться от намерения жениться на морской богине Фетиде, поскольку рожденный ею сын лишил бы отца верховного престола.
Аргос в Афинах
Конечно, античные драматурги изначально имели в виду отлично подготовленную публику, публику единомышленников. Античные драмы, будучи поставленными где угодно и когда угодно, в наше время требуют разносторонних комментариев, несмотря на гениальность их авторов. Ничего подобного не отмечалось в древней Греции.
Дошедшая до наших дней трагедия "Просительницы" была первой частью трилогии, по всей вероятности, сочиненной в самом начале творческого пути Эсхила. Античным зрителям достаточно было узнать заголовок трилогии, чтобы тотчас войти в обстановку, которая представала перед ними на орхестре, уяснить заранее, чтó им назначено видеть и слышать. Короче говоря, античным зрителям достаточно было уловить лишь слово "данаиды".
Данаиды были дочерьми царя Даная, в свою очередь – сына египетского царя Бела. Этих юных, прекрасных девушек насчитывалось ровно пять десятков. А еще у Даная имелся брат Египт, отец пятидесяти сыновей, пожелавший женить их на дочерях Даная. Подобные браки между близкими родственниками в античности почитались нормой, особенно в Египте, в тамошних царских семьях. Однако девушки воспротивились подобному браку. Не соглашался на него и отец невест. Но как было поступить родителю в сложившейся ситуации?
И тут у Даная в памяти замаячили предания о прародительнице рода, о прекрасной Ио. Она выросла в заморском, по отношению к Египту, гористом Аргосе.
От Афин до Аргоса – рукой подать. После моря необходимо было лишь пересечь мегарскую землю, миновать высоко вознесенную коринфскую крепость – и вот они, опаленные зноем холмы. Вот она, жаркая, иссушенная солнцем Арголида. Впрочем, если предпочесть путешествие по морю – так и того быстрее.
Предания аргосской земли были отлично ведомы в Аттике. Аргосские мифы гласили, будто известная читателям Ио приходилась дочерью речному богу Инаху, он же первый местный царь. Аргосская земля изначально выглядела безводной и сплошь открытой, так что красавицу царевну не мог не заметить Громовержец Зевс. Он и стал к ней наведываться под прикрытием непроглядной тучи.
Однако Гера, супруга Зевса, своевременно заметила новое увлечение мужа. Зевсу, уже говорилось, пришлось превратить прекрасную Ио в прелестную телку. Бог желал ей добра, но получилось совсем не то: Гера тут же потребовала подарить ей животное, которое пасется на выгоревшем пригорке. Привязав "подарок" к одиноко торчавшему дереву, она приставила к телке тысячеглазого Аргуса, родного брата Ио, которому никак не приходило в голову, кого он здесь стережет, но который надежно исполнял свои сторожевые обязанности. Нещадное солнце томило красавицу, запечатанную к тому же в коровью шкуру. Она страшно ревела, и тогда Зевс, тронутый ее мучениями, послал своего сына Гермеса с приказом освободить страдалицу.
Гермесу довольно легко удалось умертвить незадачливого Аргуса. Освобожденная Ио устремилась куда глаза глядят, гонимая укусами гигантского овода, насланного опять же мстительной Герой. В конце концов Ио сыскала убежище в заморской Африке, что было заранее предсказано Прометеем. Там, на африканской земле, обрела она, наконец, человеческий облик, родила сына Эпафа и вышла замуж за местного царя, завещавшего свой трон пасынку, стало быть – опять-таки природному сыну Зевса…
Вот этих-то красавиц-сестер, потомков Ио, одетых в яркие африканские наряды, – и увидели афиняне на своей орхестре. Бежав от ненавистного брака с двоюродными братьями, явившись на землю своей прародительницы, царские дочери тотчас же устремились к алтарю. Они умоляли Зевса о его покровительстве, надеясь на родственные связи.
За столь продолжительное время на аргосской земле произошли большие перемены. Престарелый бог Инах давно уже потерял былое значение. Если и помнил о нем кто-нибудь из местных жителей, то, скорее всего, лишь потому, что старик почитался отцом несчастной Ио. Аргос теперь пребывал под властью царя Пеласга, над которым опять же стоял всемогущий Зевс. Пеласг понимал, что прими он явившихся вдруг беглянок – не миновать огромной беды. Но с другой стороны – беглянки эти – родственницы Зевса, и грозят покончить с собой. Как посмотрит на это великий Зевс?
Пеласг предложил Данаю обратиться непосредственно к народу. Жители Аргоса должны поддержать его непростую просьбу. Аргосский народ действительно согласился предоставить пристанище юным африканкам, и на это решение с легким сердцем пристал Пеласг.
Но тут-то и началось все то, чего он так опасался. К аргосским берегам вплотную приблизился могучий флот. И вот уже афиняне видят на орхестре посланца, окруженного толпою клевретов. Они силой пытаются увести царевен.
Вступившись за девушек, царь Пеласг укрыл их в своей надежной крепости. Данаиды благодарят богов за спасение, но что-то тревожное повисает в воздухе. А тут еще хор служанок зудит, будто Данаиды нарушили волю богини Афродиты. Брак – святое дело. Ему невозможно противиться…
В следующей части трилогии, в недошедших до нас "Египтянах", наверняка говорилось о том, чтó также было хорошо известно афинским зрителям, но по-особому трактовалось прославленным драматургом.
Военные действия на аргосской земле принесли победу пришельцам. Грандиозная свадьба стала полнейшей реальностью, а все же царь Данай не сдавался. Он тайно вручил дочерям по маленькому кинжалу, и в первую брачную ночь они умертвили своих мужей. Все, кроме одной, – юной Гипермнестры, которая полюбила доставшегося ей в мужья Линкея.
Третья часть тетралогии, носившая название "Данаиды", по-видимому, повествовала о суде над строптивицей Гипермнестрой, которой покровительствовала богиня Афродита, поскольку эта царевна не нарушала божественных заветов, не воспротивилась браку.
Гипермнестра и Линкей стали основателями новой аргосской династии.
Сатирова драма "Амимона", заключавшая трилогию, собственно – тетралогию, названа по имени одной Данаиды, которую отец послал к источнику за водой. В ней рассказывалось о приключениях девушки, о неожиданной встрече с похотливым сатиром, от которого уберег ее бог Посейдон.
Фиванские страсти
Трагедия "Семеро против Фив" также не застала афинян врасплох. Собственно, нам хорошо известно, что трагедия эта была поставлена еще в 467 году до н. э. Следовательно – автор ее к тому времени вступил уже в пору расцвета своего поразительного таланта. Составляла она только треть трилогии, тогда как первая и вторая части в ней носили названия "Лай" и "Эдип".
О фиванском правителе, царе Лае, потомке знаменитого царевича Кадма, – афинянам было ведомо гораздо меньше, нежели о титане Прометее. Они знали, что Лай был проклят богами, поскольку выкрал когда-то царевича Хрисиппа, сына знаменитого пелопоннесского властителя Пелопа. Расплачиваться за грехи родителя пришлось его сыну Эдипу.
И не только ему.
Но сама трагедия Эсхила – не сохранилась…
Третья же, дошедшая часть трагедии, под названием "Семеро против Фив", рассказывает о бескомпромиссной схватке между сыновьями Эдипа, Этеоклом и Полиником, проклятыми отцом за неуважение к нему.
Афиняне знали, что сыновья Эдипа не смогли ужиться в оставленном отцом городе. Этеокл, усевшись на царском троне, начал править единолично. Он изгнал Полиника, родного брата, и тот, блуждая по миру, нашел себе верных сообщников. Собрав огромное войско, Полиник пришел отнимать отцовский престол.
Трагедия начинается с того момента, когда Этеокл, заслышав о прибытии чужеземцев, возглавляемых Полиником, посылает верного человека разузнать о дальнейших намерениях пришельцев.
Хор фиванских женщин, наблюдая за творящимся внутри крепости, томится в страшных предчувствиях. Этеокл же старается внушить своим подданным уверенность в неодолимой их мощи.
Посланный Этеоклом человек между тем извещает, что пришельцы, распределившись на боевые группы, стоят перед семью городскими воротами, готовые к штурму. Что главные ворота достались неистовому Полинику.
Этеокл, распределяя подчиненных ему воинов, раскрывает перед ними свой план обороны города. Главные ворота, которым угрожает родной его брат, оставляет он за собой.
Хор, состоящий из женщин, пытается внушить Этеоклу, что тот выступает против ближайшего ему родственника. Женщины всячески вразумляют царя, да только впустую. Этеокл отправляется на битву, и хору остается лишь петь-рассказывать о грехах давно почившего Лая, сокрушаться содеянным им давнишним злом, за что расплачивается уже второе поколение его потомков. Пока все это делается – появляется глашатай, который извещает, что братья-царевичи уже встретились в поединке и оба погибли.
Старейшины города решают похоронить Этеокла со всеми почестями, а тело Полиника, предателя, оставить безо всякого погребения.
Антигона, сестра погибших, не соглашается с таким решением. Слова ее звучат завязкой нового трагического узла. Но это – начало уже какой-то новой пьесы.
"Орестея"
Трилогия "Орестея" считается наиболее зрелым произведением в наследии Эсхила. К тому же от нее сохранились все три части, – почему о данном произведении небезынтересно будет поговорить более подробно.
Историю микенского царя Агамемнона, возглавлявшего панэллинский поход в Малую Азию в отместку за проступок троянского царевича Париса, – афиняне знали из поэмы Гомера, именуемой "Илиадой". Парис похитил жену спартанского царя Менелая, брата Агамемнона. История же его убийства была им более или менее известна из другой гомеровской поэмы – "Одиссеи". Вождь победоносных эллинов возвратился на родину, но принял смерть от руки своего двоюродного брата Эгисфа. А помогала последнему в этом жена Агамемнона, по имени Клитемнестра.
Известный гомеровский сюжет многократно перерабатывался разными поэтами. Не без их влияния Эсхил значительно отступил от первоначальной версии. Убийство Агамемнона у него происходит в Аргосе, не в Микенах, как сказано у Гомера, а зачинщицей его является Клитемнестра, вовсе не Эгисф.
Сюжетная канва трагедии разработана следующим образом.
В Аргосе давно уже дожидаются вестей из-под Трои. Прорицатели предрекли, будто осада троянской твердыни продлится не менее девяти лет, и только на десятом году она наконец-то будет взята. И вот наступает этот долгожданный срок. Как только Троя падет – по приказу Агамемнона запылает костер на ближайшей горной вершине. Пламя заметят на соседней горе – огни понесутся дальше, дальше, образуя сплошную цепочку, которая и дотянется и до мирного Аргоса.
На кровлю аргосского дворца еженощно взбирается сторож, чтобы не прозевать появление огненного знака. Чтобы тотчас же доложить о нем своей госпоже Клитемнестре.
Поднимается сторож и сейчас, на глазах у афинских зрителей. Нарекая на свою нелепую участь, он нисколько не одобряет дел, творящихся в царском дворце. Слова старика очень понятны зрителям. Они вспоминают, что за время отсутствия Агамемнона царица увлеклась его двоюродным братом Эгисфом, что в голове этой женщины наверное созрело решение убрать своего законного супруга.
И вот, в непроглядной ночи, зрачки старика различают вожделенный огонь. Он спешит обрадовать свою повелительницу.
Мрак между тем распадается на отдельные куски. Куски мельчают, становятся серыми пятнами. А к царскому дворцу стекаются седобородые старейшины в белых одеяниях. Они образуют привычный для зрителей хор, который припоминает далекие дни, когда царь Агамемнон отправлялся в поход. В приморском городе Авлиде томилось видимо-невидимо эллинских судов, готовых ринуться в открытое море. Однако богиня Артемида, недовольная Агамемноном, не давала эскадре попутного ветра. И тогда Агамемнон, наученный прорицателями, принес ей в жертву свою дочь Ифигению.
– Родную дочь…
– Да, как можно…
– Ужас…