Понять Григория Распутина можно, только уяснив его философию, его подходы к смыслу жизни. И тут байками и анекдотами, которые изобретали острословы по адресу Распутина, никак не обойтись. Ведь феномен крестьянина Григория Ефимовича, проблема его личности - подлинной, а не фантастической - чрезвычайно интересны и, бесспорно, поучительны.
Автограф на обложке книги бросался в глаза: "Горе метущимся и злым - и солнце не греет, алчных и скучных весна не утешает; у них в очах нет дня - всегда ночь".
Воспроизведем лишь отдельные фрагменты:
"В КИЕВО-ПЕЧЕРСКОЙ ЛАВРЕ
Когда опускают Матерь Божию и пение раздается "По Твою милость прибегаем", то замирает душа и от юности вспомнишь свою суету сует и пойдешь в пещеры и видишь простоту: нет ни злата, ни серебра, дышит одна тишина и почивают угодники Божии в простоте без серебряных рак, только простые дешевые гробики. И помянешь свое излишество, которое гнетет и гнет, и ведет в скуку. Поневоле помянещь о суете жизни.
Горе мятущимся и несть конца. Господи, избави меня от друзей, - и бес ничто. Бес в друге, а друг - суета.
В ПОЧАЕВСКОЙ ЛАВРЕ
И вот я вступил в Собор, и обуял меня страх и трепет. И помянул суету земную. Дивные чудеса. Где сама Матерь Божия ступила своим следом, там истекает источник сквозь каменную стену вниз пещеры и там все берут воду с верой, и нельзя, чтоб не поверить.
ПО ЧЕРНОМУ МОРЮ
Что могу сказать о своей тишине? Как только отправился из Одессы по Черному морю - тишина на море и душа с морем ликует и спит тишиной.
Море пространно, а ум еще более пространен. Человеческой премудрости нет конца. Не вместима всем философам.
Еще величайшая красота, когда солнце падает на море и закатывается и лучи его сияют. Кто может оценить светозарные лучи, они греют и ласкают душу и целебно утешают. Солнце по минутам уходит за горы, душа человека немного поскорбит о его дивных светозарных лучах. Смеркается...
О, какая становится тишина... Нет даже звука птицы и от раздумья человек начинает ходить по палубе, невольно вспоминает детство и всю суету и сравнивает ту свою тишину с суетным миром и тихо беседует с собой и желает с кем-нибудь отвести душу (скуку), нагнанную на него от его врагов...
Тихая ночь на море, и заснем спокойно от разного раздумья, от глубоких впечатлений...
Забили волны на море - сделалась тревога в душе. Человек потеряет образ сознания, ходит, как в тумане... Боже, дай тишину душевную!
Совесть - волна, но какие бы ни были на море волны, они утихнут, а совесть только от доброго дела погаснет.
На берегу больше хвораешь.
О, какой обман, беда - скажут ей и взглянут и увидят... Совесть всем без языка говорит про свой недостаток, всем надо поглядеть на нее, тут никакой грех не утаим и в землю не закопаем.
А всякий грех все равно, что пушечный выстрел - все узнают...
ИЕРУСАЛИМ
Что реку о такой минуте, когда подходил ко Гробу Христа!
Гроб - гроб любви и такое чувство в себе имел, что всех готов обласкать и такая любовь к людям, что все люди кажутся святыми, потому что любовь не видит за людьми никаких недостатков.
Тут у гроба видишь духовным сердцем всех людей своих любящих и они дома чувствуют себя отрадно.
Сколько тысяч с Ним воскреснет посетителей. И какой народ? Все простачки, которые сокрушаются - их по морю Бог заставил любить Себя разным страхом, они постятся, их пища - одни сухарики, даже не видят, как спасаются. Боже, что я могу сказать о Гробе? Только скажу в душе моей: Господи, Ты Сам воскреси из глубины греховной в Чертог Твой Вечный Живота!"
Но не только виды святых мест волновали Григория Ефимовича.
"Время разбрасывать камни, и время их собирать, - повторяя библейскую притчу, развивал свою мысль Распутин в одной из последних своих проповедей. - Святые могилы будут скоро осквернены нашествием варваров, еще находивших успокоение в вере. Бес вселился в их души, красным цветом - цветом крови - застит он им глаза. Пепелища и мертвые тела братьев наших и сестер, поруганные православные святыни вижу я... Пройдет лет немало, и внуки тех, кто осквернил родительские могилы, стряхнут с себя скверну, встанут на путь истинный. Их молитвами и трудами и с Божьей помощью вера православная вновь займет в сердцах страждущих свое достойное место. А варварами останется проклятье правнуков, ложь да насилие, да будут они наказаны... "
Для последователей Распутина книга его была после смерти автора нечто вроде нового "Евангелия"!
И придет час...
...претерпевший же до конца спасется..
Евангелие от Матфея. XXIV: 13
Все ближе и ближе та роковая ночь с 16 на 17 декабря (по новому стилю - в ночь с 29 на 30 декабря) 1916 года, когда во дворце князя Феликса Юсупова, на Мойке, в доме 94, Григорий Распутин был убит.
Несколько месяцев перед тем он, присутствовав на пасхальной службе с двумя своими дочерьми и императорской семьей, почувствовал странное головокружение.
Тихо застонав, он вышел из храма и опустился на подушки коляски, в которой приехал. Успокоившись, старец сказал расстроенным Александре Федоровне, Матрене и Варваре, засыпавших его вопросами: "Не волнуйтесь, мои голубки. У меня только что было видение, очень страшное видение... Тело мое висело на этой колокольне, и чувствовал я свою смерть... Какая агония, Господи... Молитесь за меня, родные мои, час мой близок...".
В дневнике Мориса Полеолога 26 апреля 1916 года появилась следующая запись: "Его (Г. Е.
Распутина. - В. Т.) преданные друзья, госпожа Г. и госпожа Т. не оставлявшие его ни на минуту, были поражены его грустным настроением. Он несколько раз говорил им о своей близкой смерти. Так, он сказал госпоже Т.: "Знаешь ли, что я скоро умру в ужасных страданиях. Но что же делать? Бог предназначил мне высокий подвиг погибнуть для спасения моих дорогих государей и Святой Руси. Хотя грехи мои ужасны, но все же я маленький Христос... "
Последняя встреча Николая II и Григория Распутина произошла в начале ноября в Царском Селе, в домике по Церковной улице - у Анны Вырубовой. Под завывание северного ветра они вели неторопливый разговор о трудностях, с которыми столкнулась страна, вступив в войну, о возможных последствиях кровавой бойни, о царской семье, о будущем детей императора, в первую очередь наследника Алексея. Григорий Ефимович много цитировал Евангелие, вспоминал Иова Многострадального (день памяти последнего совпадал с днем рождения российского императора). Засиделись за полночь. Когда разговор все же было решено завершить, Николай, поднявшись со стула, попросил Григория его благословить.
- Это я, папа, тебя об этом просить должен, - последовал ответ. - Благослови...
Николай Александрович лишь покачал головой и, не прощаясь, покинул комнату.
Однако буквально через несколько секунд он вернулся:
- Хорошо, Григорий, но и ты молись усердно, сегодня даже погода против нас.
Сказав это, император российский Николай Александрович Романов благословил старца.
Больше они не встречались...
За три дня до смерти Распутин был грустно настроен, находился в подавленном состоянии и просил Арона Симановича помочь ему советом в деле устройства им денежных вкладов на имя дочерей, для чего они вдвоем секретно от журналистов и следящих за Григорием Ефимовичем филеров ездили в банк, где Распутин открыл два счета и положил для каждой дочери несколько десятков тысяч рублей, бывших у него в ту пору на руках (после смерти у него - на квартире - нашли всего около 3 тысяч рублей, сумма совершенно пустяковая по тем временам. Распутин был совершенно бескорыстен и никогда не пытался извлечь из своего положения выгоду, и деньги у него не задерживались), а затем, по приезде домой, Григорий, несмотря на протесты и просьбы старшей дочери, сжег большую часть писем и телеграмм, полученных ими как от высочайших особ, так и от Анны Вырубовой. Он как предчувствовал, что за бумагами его вскоре начнется настоящая охота.
За два дня до смерти Распутина видели на Дворцовой площади... На мачте Зимнего дворца ветер трепал штандарт. У колонн по сторонам от главных ворот замерли часовые. Распутин пересек практически безлюдную площадь, приблизился к дворцу и прошел к Зимней канавке. Снежная пыль, как стая мошек, вилась вокруг фонарей. Капли воды обрывались с краев герба, с фигур и ваз на карнизах, со сводов галереи. На набережной было и темно и пустынно. Сырой и холодный норд-ост пробирал до самых костей.
О чем думалось Распутину, что вспоминалось? Село Покровское... первое посещение Царского Села... беседы с Николаем Александровичем и Александрой Федоровной... лечение наследника... недавно умерший отец... Что? Или с кем-то прощался?
Зайдя за день до смерти Распутина к нему на квартиру, его новый приятель В. М. Скворцов был поражен видом Григория Ефимовича, лицо которого было землистого цвета и "носило уже на себе печать смерти". Распутин находился в сильно подавленном настроении духа, и Скворцову стоило больших трудов вывести Григория из его меланхолического настроения и отвлечь от навязчивых разговоров о смерти.
В день же своей гибели Распутин повеселел, пошел в баню и вечером надел лучшую свою шелковую верхнюю рубаху и новый костюм.
И еще одна удивительная встреча, которая произошла в последний день его жизни. Очень интересный и подробный рассказ об этом событии приводит Ф. В. Винберг:
"Одна из русских женщин, горячая патриотка, старая писательница, владевшая многими тайнами масонства, за что вытерпела немало мук и горя в своей жизни, решила ехать прямо к Распутину и ребром поставить ему вопрос: знает ли он, какой вред приносит России?
По странной случайности ее поездка совпала с днем 16 декабря 1916 года, то есть кануном убийства Григория Распутина. В ее лице будто бы Бог послал Распутину последнее предостережение, которому не суждено было, однако, изменить уже окончательно преднаметившегося хода событий.
Дверь у Распутина на ее звонок открыл какой-то молодцеватый полковник, встретивший ее вопросом: "Вам что угодно, сударыня?"
- Могу ли я видеть Григория Ефимовича Распутина?
- Батюшки нет дома, и вообще он никого не принимает.
- Нет правил без исключения, господин полковник... Быть может, ваше "нет дома" означает, что он как раз именно дома... Тогда разрешите уже вас просить передать ему мою карточку (визитку. - В. Т.). - Дама перевела дух. - Если господина Распутина действительно нет, то очень жаль, но ничего не поделаешь, в другой раз я уже не приеду: тащиться-то мне Бог весть откуда... Однако удовлетворите, полковник, любопытство старухи: почему вы назвали Распутина "батюшка"? Что он - священник, диакон, монах или, может быть, ваш beau реге?...
- Григория Ефимовича все так называют, - полковник пожал плечами.
- Как вам не стыдно, господин полковник, что же у вас за стадное чувство такое? Ну, назвали бы его Григорий Ефимович или просто - Распутин, а то вдруг - батюшка!..
Полковник смешался и, растерянно теребя в руках карточку посетительницы, вдруг неожиданно спросил:
- А как прикажете доложить о вас Григорию Ефимовичу?
- Голубчик, у вас в руках моя карточка... И ради Бога, ничего не докладывайте, а просто передайте или... просто прочтите эту карточку.
Полковник ушел, попросив ее подождать в гостиной.
Там уже находилось несколько дам, из которых две вели между собой непринужденную беседу на французском языке. Через несколько минут полковник вернулся в комнату. Вслед за ним вошел Григорий Распутин. При входе его все сидевшие дамы, кроме вновь прибывшей, встали, бросились к нему, стараясь поцеловать у него руки и... концы вышитой рубахи, в которой он был. Досадливо, словно от назойливых мух, от них отмахнувшись, Григорий Распутин подошел к писательнице и, заложив руки за пояс, спросил:
- Это ты, матушка, хотела видеть меня? Да? Что тебе надоть?
Ничего не ответила ему посетительница, а только долгим и пристальным взглядом посмотрела на него, точно желая проникнуть в его душу...
Бесспорно, Распутин обладал магическим и удивительным взглядом; но когда глаза его встретились с глазами этой маленькой старушки, он не выдержал и ...потупился.
- Что это ты на меня смотришь так?! Как-то особенно, - пробормотал он.
В ответ он услышал тираду совершенно в духе травившей его бульварной прессы.
- Я пришла задать вам несколько вопросов, Григорий Ефимович. До этого нам встречаться не приходилось; после этой встречи вряд ли когда увидимся. Про вас я очень много слышала, ничего доброго, но много плохого... вы должны ответить мне, как священнику на духу: отдаете ли вы себе отчет, как вы вредите России? Знаете ли вы, что вы лишь слепая игрушка в чужих руках, и в каких именно? Да знаете ли вы...
Распутин ее прервал:
- Ой, барыня, никто еще и никогда со мной таким тоном не говаривал... Что ж вам на эти вопросы отвечать? Ума не приложу, а?
- Читали ли вы русскую историю, любите ли вы русского царя, как его надо любить?
Григорий Ефимович на мгновение задумался:
- Историю, скажу по совести, не читал - ведь я мужик простой, темный, читаю только по слогам, да и то с большим трудом, а уж пишу так, что и сам подчас не разберу, чего я там написал. Вот дочка мне помогает, Матрена, но не всегда она рядом...
Еще заминка, Распутин прервал на мгновение речь, видимо пытаясь сформулировать свою мысль.
- А царя-то, как мужик, во как люблю, хоть, может, против дома царского и грешен во многом; но невольно, клянусь крестом... Вот, - Григорий перекрестился.
И снова минутная пауза.
- Чувствуется, матушка-голубушка, что конец мой близок... Убьют-то меня - убьют, а месяца так через три - рухнет и царский трон. Спасибо вам, что пришли, знаю, что поступили, как сердце вам велело. И хорошо мне с вами, и боязно: как будто с вами есть еще кто-то... А как бы вы поступили на моем месте?
Распутин внимательно и пытливо взглянул в глаза посетительницы.
- Будь я на вашем месте, я бы уехала в Сибирь да спряталась там так, чтоб обо мне и слухи все замолкли, и след простыл. Так вот.
Много еще говорила с Распутиным старая писательница - о царевиче Алексее, о войне и жертвах ее страшного Молоха, о страданиях народа и беспечности власть имущих, об Евангелии и православии - и он слушал ее жадно, как бы впитывая каждое слово... Время летело незаметно.
Наконец она поднялась со стула и стала прощаться. Распутин шел сзади, повторяя: "Уж я проведу вас сам... "
При прощании, подавая руку Распутину, писательница с удивлением увидела, как он вдруг наклонился и "горячо поцеловал ее руку".
- Матушка-барыня, голубушка ты моя. Уж прости ты меня, мужика, прости, что на "ты" тебя величаю... Полюбилась ты мне, и от всего сердца это говорю. Перекрести ты меня, хорошая и добрая ты моя... Эх, как тяжело у меня на душе...
Маленькая ручка, освобожденная вновь от перчатки, осенила Распутина крестным знамением, и он услышал: "Господь с Тобою, брат мой во Христе... "
Она ушла. А Распутин долгое время стоял и смотрел ей вслед, точно здесь оставалось одно его бренное тело, а его грешную душу взяла она, явившаяся к нему ангелом смерти.
Через двенадцать часов, на Мойке, Распутин окончил свой земной путь. Когда тело Распутина извлекли из воды, правая рука старца застыла, словно в крестном знамении.
* * *
В январскую ночь 1917 года гроб с останками был закопан под иконостасом в строящейся часовне святого Серафима, расположившейся на опушке императорского парка, близ Александровска. Присутствовали только царь, царица, четыре молодые княжны, Протопопов, Анна Вырубова, полковники Д. Н. Ломан и А. И. Мальцев, наконец, в качестве священнослужителя - придворный архиерей отец Василий.
Именно он передал Николаю II нательный крест Григория Ефимовича. Интересно, вспомнил ли государь слова, сказанные Другом за несколько лет до этих страшных дней: "Моя смерть будет и твоей смертью".
В старом полушубке Распутина нашли записку (писала Матрена, со слов отца):
"Я чувствую, что уйду из жизни до первого января. Я хочу сказать русскому народу, Папе, Маме и детям, что они должны предпринять. Если я буду убит обыкновенными убийцами и моими со-братьями-крестьянами, то, царь российский, тебе не надо будет бояться за своих детей. Они будут царствовать еще много веков. Но если меня уничтожат дворяне, если они прольют мою кровь, то их руки будут запачканы моей кровью двадцать пять лет и они покинут Россию. Брат поднимется на брата. Они будут ненавидеть и убивать друг друга, и двадцать пять лет в России не будет покоя. Царь земли русской, если ты услышишь звон колокола, который скажет тебе, что Григорий убит, знай, что один из твоих подстроил мою смерть, и никто из вас, никто из твоих детей не проживет больше двух лет. Они будут убиты...
Я буду убит. Меня больше нет среди живых. Молись! Молись! Будь сильным. Думай о своей благословенной семье!"
Незадолго до своей трагической гибели Распутин говорил Александре Федоровне, и это она передавала царю в письме от 8 декабря 1916 года: "Наш Друг говорит, что пришла смута, которая должна была быть в России во время или после войны..." (На стене усыпальницы Распутина кто-то корявым почерком начертал: "Исайя".)
И Смута пришла...
На больших и малых петроградских заводах, на ткацких фабриках и в крошечных мастерских, на балтийской судоверфи, в порту, в рабочих пригородах столицы, в солдатских казармах и в матросских кубриках было неспокойно. Недовольные горожане проводили собрания, выходили на демонстрации и митинги, бросали работу, ораторы открыто призвали к бунту, борьбе против дороговизны и нехватки хлеба и топлива, против правительства и против царя. Полиция запросила помощи у военных, но появившиеся армейские части и казаки отказались стрелять в бунтующих и недовольных.
"Какие страшные времена мы ныне переживаем! - писала Александра Федоровна мужу 22 февраля 1917 года. - Я сочувствую тебе и переживаю с тобой гораздо больше, чем это можно описать словами. Что же нам делать? Я могу только молиться. Наш верный друг Распутин молится за нас на небесах. Сейчас он еще ближе мне. С каким желанием я бы послушала сейчас его успокаивающий и утешающий голос!"