Не станем говорить о том, что касается отдельных индивидов или узких коллективов; эти задачи должны решать практические деятели, а для теории здесь мало места.
Для политиков самыми важными, можно сказать, единственно важными являются социальные проблемы, а именно: будет ли достаточно сделанных уступок для того, чтобы на относительно длительное время утихомирить подрывные элементы среди населения? Возможно ли найти такие формы, при которых удастся сберечь значительную часть того, что желательно спасти? Выбираются трибуны, но, противопоставляя одного из них другому, отцы [сенаторы] удерживают свою власть; монархи даруют конституцию, но с помощью известных уловок сохраняют часть своей власти и власти правящего класса, и т. д. Возможно ли будет теперь последовать их примеру? Безусловно, кто-то надеется на несостоятельность контроля над предприятиями, а кто-то рассчитывает на его действенность. Кто же прав?
Государственные люди считают экономические проблемы менее важными; к этому их побуждают соображения двоякого рода. Во-первых, это представление о произвольности экономических мер и о том, что власти могут по своему желанию упорядочить производство и потребление.
Во-вторых, это в общем довольно неопределенное мнение, что экономические вопросы для государства – это в конечном счете вопросы расходов, которые могут быть решены за счет налогов. Проблема заключается не столько в установлении их общей суммы, т. е. приравнивании ее к расходам и все, сколько в распределении и в способах убедить граждан в необходимости уплатить эти налоги и собрать их.
Никто не говорит, что в распоряжении власть предержащих имеется бесконечное количество материальных благ, но они ведут себя так, как будто такой запас есть. Разумеется, эта сумма небесконечна, но весьма велика, поэтому спрашивается, до каких пределов могут дойти расходы, вызванные новыми потребностями, на сколько людей их хватит и какое количество будет исключено из дележа и тем самым побуждено к восстанию.
Не следует забывать, что в прошлом голод и экономические кризисы заметно влияли на политическое и общественное устройство. Непохоже, чтобы что-то изменилось в будущем, поэтому наше внимание должно быть направлено и на них.
Для довершения картины следовало бы рассмотреть и завесы, мифы, которыми прикрываются решения названных проблем; это очень важно с точки зрения пропаганды и изучения воздействия на людей, но в таком объективном исследовании, как наше, направленное на суть явлений, этими деталями можно пренебречь.
В следующих статьях мы проанализируем поставленные проблемы.
Социальные проблемы контроля
Главный вопрос заключается в том, чтобы узнать, к какому результату приведут сделанные уступки, наполовину реальные, наполовину мнимые, т. е. помогут они на какое-то время устранить разногласия или, наоборот, еще более усилят их, подталкивая победителей к новым приобретениям.
Можно привести доводы в пользу того и другого варианта, но похоже, что последний вероятнее первого.
В общем, история показывает нам, что уступки, сделанные сильным правительством, принимаются с благодарностью и признательностью, а подобные шаги слабого правительства вызывают презрение и насмешку. Итальянское правительство вряд ли может претендовать на звание сильного; уже задолго до войны оно проявило слабость, а после войны стало выглядеть никчемным. Этот факт неслучаен, он вытекает из глубоких и неизменных причин: правительства таковы, потому что такова буржуазия, которую они представляют; они станут сильнее, представляя более надежную элиту. Мы уже говорили об этом в книге "Социалистические системы", опубликованной в 1902 г., и подробно рассматривали этот вопрос в "Социологии", вышедшей в 1916-м. С каждым днем появляются новые подтверждения изложенных там теорий, и полученные доказательства убеждают нас в том, что недостатка в них не ожидается и в будущем.
Всегда удобно найти козла отпущения, поэтому естественно, что в Италии, как и в других странах, буржуазия обвиняет в собственной слабости и беспомощности людей, которые были возведены во власть ею самой и которые, в общем, повторяют свойственные ей ошибки. Буржуазия пребывает в бездействии, прикрываемом болтовней о либерализме, справедливости, праве, о приспособлении к требованиям времени, о чувстве реальности, о гуманизме, толстовстве и других прекрасных вещах, которые не стоят выеденного яйца; ожидает чуда в надежде, что какой-нибудь святой пошлет им заступника. Ее противники без лишних слов сами заботятся о своей защите. Они стараются для себя.
Этого мало. Судя по уже известным фактам, можно предположить, что если появится правительство, готовое вступить в бой с противниками, наибольшее сопротивление ему окажут не они, а как раз те, кого оно вознамерится защищать; его будут укорять за каждый акт насилия, как будто сражения можно выигрывать без убитых и раненых. Самые убежденные гуманисты должны знать, что когда необходимо не допустить полного развития какого-либо процесса, достаточно пресечь его в зародыше (на этот счет есть хорошая латинская поговорка), но если этот процесс наберет силу, без репрессий не обойтись.
Если в числе причин происходящих событий находятся те, о которых мы сейчас говорили, нам следует отвлечься от особенностей отдельных правительств и сосредоточиться на коллективных чувствах. Так мы приходим к выводу о высокой вероятности новых побед торжествующей сегодня партии.
Полагать, что процесс, длящийся уже многие годы и после войны достигший небывалого размаха, будет остановлен с помощью контроля на предприятиях, даже эффективного, который введет парламент или особая комиссия, – значит отрицать очевидное, что, впрочем, лишь подтверждает состояние маразма, присущее сегодня правящей элите.
Процесс несомненно продолжится, вопрос только в том, будет он медленным, быстрым или стремительным.
Надо признать, что успеху предприятия способствуют не те, кто согласен сделать передышку, а те, кто настроен решительно и рвется к новым победам: бегущих врагов следует настичь, рассеять и не дать им времени прийти в себя. Привилегию разрешать конфликты без применения силы они предоставляют вырождающейся буржуазии, ибо знают, что без открытого или завуалированного применения силы нельзя обеспечить длительный мир и порядок.
Ошибаются те добрые буржуа, которые видят в этих тактических разногласиях проблеск надежды. Те, кто сегодня по тактическим соображениям согласны на перемирие, завтра, когда необходимость в нем отпадет, будут готовы вступить в войну.
В частности, в Италии мы наблюдали в прошлом такие факты, которые позволяют в известных обстоятельствах строить предположения о будущем. Вспомним, например, о фабричных советах; казалось, что это предел мечтаний рабочих коллективов, что в промышленности наступают согласие и процветание; но тотчас же речь зашла о контроле. Однако почему после него не потребуют еще чего-то? Требования и даже угрозы уже раздаются. Захватывают земли, дома, красногвардейцы реквизируют продукты питания, палаты труда ограничивают цены на товары. Прекратится ли все это как по волшебству, когда будет осуществлен грандиозный проект фабричного контроля? Да полно! Может наступить временное затишье, но эти и подобные факты будут повторяться снова и снова.
Те, кого чувства или интересы заставляют быть слепыми, говорят о сегодняшних событиях в том случае, если их значение нельзя оспаривать или преуменьшать, что они маловажны или случайны. Отчасти это верно. Сами по себе такие факты ничего не доказывают, но они чрезвычайно важны как проявления чувств, силы одной партии и слабости другой, которые подтверждают выводы, уже сделанные по другому поводу.
Особый и весьма важный разряд составляют события, связанные с железнодорожниками, служащими почт, телеграфа, телефонистами. Чем больше уступок получают эти служащие, тем сильнее растут их запросы. Французское правительство пресекло забастовку на железных дорогах, и с этого дня наступило спокойствие; итальянское правительство всегда шло на попятную, и положение всегда только ухудшалось. Этот контраст демонстрирует проявление описанного нами закона циклического движения.
Подробности лучше проясняют ситуацию. В газете "Вита итальяна" от 15 сентября инженер Пьетро Ланино опубликовал очерк под заглавием "Статья 115 и забастовка на частных итальянских железных дорогах", который тому, кто хочет строить свои выводы на опыте, необходимо читать, размышляя над каждым словом. Из этой заметки вытекает, что если часть подобна целому, а будущее прошлому, то не стоит особенно рассчитывать, что пресловутый контроль обеспечит промышленности процветание.
Рассуждать о нем легко, осуществить трудно. Он будет лишь формальным, и тогда остается лишь узнать, как долго рабочие смогут тешиться этой иллюзией, или он будет действенным, и тогда он в скором времени прекратится, породив разве что новый вид собственности; именно поэтому рабочие согласны на него.
Не может быть двух хозяев с одинаковыми правами по той же причине, по которой, согласно закону, число судей должно быть нечетным. Одна из сторон будет доминировать, а вторая лишь создавать видимость власти. Заметим, что члены акционерных обществ, как правило, не осуществляют контроля над ними и процветают только предприятия, где всем заправляет совет директоров, а чаще только один директор. Если верх одержат предприниматели, настоящее положение вещей мало изменится, но контроль нанесет значительный ущерб производству; если победят рабочие, они воспользуются этим переходным периодом, чтобы начать экспроприацию теперешних собственников; для общества это, возможно, будет наименьшим злом, потому что истории известна масса случаев смены собственников при сохранении самой собственности.
Между тем каким бы ни был упомянутый контроль, он должен подчиняться определенным нормам. Если никто не будет на них настаивать, то они останутся простым литературным упражнением; если же их придется выполнять, то кто заставит это делать?
Предлогом для того, чтобы согласиться с захватами фабрик, была ссылка на то, что столь мощное и всеобщее движение невозможно остановить. Похожий довод, очевидно, будет выдвинут и тогда, когда рабочим не понравится какое-либо из правил контроля. Они запомнили и никогда не забудут, как обойти требования закона. Уже сейчас правительству угрожает новое движение, подобное тому, что только что завершилось, в случае если начнутся судебные преследования, т. е. при попытке применять статьи законов и кодексов. В этой же газете секретарь Федеральной палаты труда прекрасно выразил эти идеи: "Речь идет о настоящем правотворчестве, о посягательствах на власть, о государстве в государстве. Почему бы и нет? Право – это вопрос силы". Но кто в таком случае поверит, что некий научно вымученный контроль решит этот вопрос? Он останется нерешенным, и лишь будущее покажет, что нас ждет.
Будут и другие откровения. Уже сейчас налицо разногласия между отдельными частями рабочего класса, как и гражданская война между красными и белыми, конфликты между землевладельцами и промышленниками, споры между сторонниками свободного рынка и протекционизма. контроль наверняка не смягчит этих противоречий; наоборот, он обострит их и породит новые. Вероятно, он укрепит наиболее сильные профсоюзы в ущерб слабым, приведет к союзам между рабочими и хозяевами, которые постараются совместно навязать стране налоги; в результате произойдут столкновения, подобные тем, которые во множестве случались при аналогичных обстоятельствах по данным истории. Но об этом важном предмете мы поговорим в другой раз.
Экономические проблемы контроля
Эти проблемы, как и предыдущие, следует обсуждать, исходя из двух предположений: контроль будет либо формальным и малоэффективным, либо реальным, действенным и сможет изменить ситуацию в промышленности. В первом случае необходимо сосредоточиться исключительно на социальных проблемах, а экономическими пренебречь, во втором же они должны занять важное место.
Нам следует выяснить, какие чувства существуют в настоящий момент. Проповеди, призывающие рабочих и предпринимателей забыть о собственных интересах и подумать о чужих или поверить, что они совпадают, не будут услышаны, как и все подобные им разглагольствования на протяжении последних двух с лишним тысяч лет. Можно не сомневаться, что несмотря на потоки красноречия этих проповедников, рабочие по-прежнему будут преследовать свою выгоду, хотя бы и мнимую, так же поступят и промышленники. Для этого наряду с прочим они попытаются использовать и контроль, поэтому надежда, что он поможет установить мир между рабочими и предпринимателями, полностью противоречит опыту; будет благом, если он, напротив, не обострит их разногласия.
Это несколько противоречит тому, что говорится о его экономических результатах. С одной стороны, представляется, что контроль только покажет рабочим, каково подлинное состояние в производстве и какой зарплаты они могут требовать. С другой стороны, утверждают, что он положит начало глубоким переменам в отношениях между трудом и капиталом. Это следствие далеко превзошло бы причину.
В самом деле, если контроль ограничится заданными рамками, его результат будет ничтожным, потому что, благодаря забастовкам, профсоюзам, выпадам властей против предпринимателей, безнаказанному нарушению законов, рабочие уже располагают действенными средствами, чтобы получить от хозяев все возможное при данном положении на рынке; способность понимать с помощью бухгалтеров и доверенных специалистов, что происходит в промышленности, мало что к этому добавит. Говорят, что рабочий контроль прекратит спекуляции, но этому нет доказательств, как нет доказательств и тому, что он не приведет к совместной спекуляции рабочих и хозяев и к совместной эксплуатации с их стороны остальной части населения, которая и так наблюдалась до сих пор. О! Мы увидим, как рабочие-металлурги восстанут против хозяев, требующих протекционистских налогов и других привилегий от правительства! Быть может, контроль сотворит такое чудо, но прошлые события этого никак не обещают. Уже появились плутократы, рассчитывающие получить выгоду от нововведения, и ко многим из них, если не ко всем, судьба будет благосклонна.
Во время войны некоторые предприниматели скопили огромные состояния, но и их рабочие получали столь же огромную зарплату. Может быть, при введении контроля первые проиграют, а вторые выиграют? Возможно и то и другое, ибо при ссоре между союзниками часто страдает целое. Для страны это могло быть благом, а могло быть и злом, если сокращение продукции не позволяло в кратчайшие сроки, немедленно произвести все необходимое для продолжения войны и порождало упадок духа вместо того чтобы поднимать его. В то время обогащавшиеся промышленники и банкиры были нужны, теперь их отбрасывают, как выжатый лимон… но перед кем-то открываются новые способы обогащения, и против них, конечно, не станут выступать те, кто окажется в доле, с контролем или без него. Видимо, демагогическая плутократия вынуждена маневрировать в сторону усиления второго разряда, но без заметного ущерба для первого.
Все, о чем мы говорили, относится к непосредственным результатам введения контроля и не касается отдаленных, т. е. тех новых, порядков, к которым он может нас направить. Чтобы получить о них некоторое представление, следует напомнить об определенных принципах, в абстрактной и теоретической форме выражающих бесчисленное множество фактов.
Каких бы теорий относительно производства ни придерживаться, нельзя отрицать, что кроме труда оно нуждается в других средствах, как-то: фабриках, станках, инструментах, материалах, товарных запасах и т. д. Условно назовем их капиталами. Следует различать между теми, кому они принадлежат, теми, кто управляет предприятиями, и теми, кто несут риски.
Если все эти вещи или большая их часть соединены в одном лице и к ним прибавляется также его труд или в рамках одной семьи, то речь идет о мелкой промышленности или сельском предприятии; если же все эти предметы объединены, но отчуждены от труда, то это капиталистическое производство, как его называют социалисты. Но возможны и разные другие комбинации, каждая из которых располагает своим уровнем осуществимости и эффективности производства. К этому вопросу мы теперь обратимся, оставив на время все прочие соображения.
Можно, грубо говоря, собрать воедино капитал, управляющих, риски, труд, допустим, в рамках коллективного предприятия; тогда мы получим производственный кооператив, который не исключает заимствования части капитала или участия государства и т. п. Если эта часть капитала будет значительной или вообще достигнет ста процентов, тип предприятия изменится, и при введении контроля он станет, вероятно, предпочтительным для многих объединений; акционеры превратят свои акции в облигации с помощью правительства и банков. Но так как в Италии у правительства мало денег, лишь немногие привилегированные фирмы смогут воспользоваться его субсидиями.
Можно отделить труд и оставить за правительством капиталы, управление и риски. Но эти три вещи будут совмещены только номинально. Дело в том, что у государства нет собственных капиталов, они принадлежат обществу, так как получены благодаря налогам или займам, и в этом случае на сцену снова выходят частные предприниматели, получающие свою фиксированную долю в виде процентов по займам правительства. Эти проценты в среднем, если данная система будет применена ко всему промышленному производству, окажутся такими же, как сегодняшние доходы акционеров, потому что с учетом рисков, потерь, банкротств средние доходы с акций приближаются по размеру к процентам по государственному долгу.
Так как государство, кроме того, не является физическим лицом, а у законодательных собраний и исполнительной власти много забот и помимо управления предприятиями, последнее переходит в руки бюрократии и отделяется от капиталов и рисков. Вот одна из главных причин, почему государственные предприятия малоэффективны.