Роже Кузине (1881–1973) – педагог, один из лидеров движения "За новое воспитание" и создатель ассоциации "Новая французская школа".
Р. Кузине утверждал, что процесс обучения нельзя рассматривать только как воздействие учителя на самих учеников, так как такое воздействие призрачно: в действительности обучение – это разновидность деятельности, посредством которой ребенок работает над своим собственным развитием в благоприятной среде и с помощью педагога, выступающего лишь в роли консультанта. Из этого следует, что активные методы являются инструментами не преподавания, а учения, и должны быть предоставлены в распоряжение самих учеников: учитель, применяющий их в своем классе, призван не пользоваться ими традиционно и тем самым отказаться от преподавания как такового.
Р. Кузине требовал упразднить традиционное обучение, считая, что оно лишь тормозит творческую работу и развитие детей. Метод же надо передать от учителя к ученику и организовать среду его развития. Особое внимание Р. Кузине уделял методу свободной групповой работы, посвятив ему, в частности, статью "Метод свободной групповой работы" (1929). Свободно соединяясь для работы, выбирая работу и прибегая к помощи учителя лишь по мере возникновения потребности, дети не только осваивали мир, но и естественным образом социализировались и нравственно развивались, вырабатывая способы совместной деятельности и нормы совместного поведения.
Александр Нилл (1883–1973) – английский педагог, один из самых последовательных и бескомпромиссных теоретиков и практиков свободного воспитания. Вслед за Ж.-Ж. Руссо он позитивно оценивал ребенка, утверждая, что ребенок внутренне мудр и реалистичен. Его следует оставить без всяких внушений со стороны взрослых, и он сам разовьется настолько, насколько способен развиться. Ребенок способен к саморегуляции, а следовательно, имеет право жить свободно без внешнего физического или психического давления. По мнению А. Нилла, традиционно понимаемые педагогические усилия уродуют ребенка и делают его частью уродливого, несправедливого общества, подавляющего все самое лучшее в человеке. Педагог просто должен быть на стороне ребенка, любить его и не мешать ему в самореализации.
Выступая критиком традиционного образования, А. Нилл доказывал, что школа должна базироваться на идее невмешательства в развитие ребенка и отказе от давления на него. Стержнем педагогической концепции А. Нилла является понимание свободы самовыражения как универсального средства формирования личности. Свои педагогические идеи А. Нилл изложил в книге "Саммерхилл – воспитание свободой" (1960), рассказав о жизни созданной им школы. В школе необходима радостная, комфортная обстановка, а ученики участвуют в реальном самоуправлении делами школы, в активной трудовой деятельности. Дети и взрослые, которые из них вырастут, должны жить естественной, нормальной жизнью. Получив возможность для естественного, т. е. нормального развития, ребенок сам, без принуждения и специальных внешних усилий приобретает необходимое образование и становится нравственным.
Интеллектуальное развитие ребенка должно основываться на его эмоциональном и эстетическом развитии. Главная задача обучения – научить ребенка самостоятельно мыслить, а не наполнить его голову знаниями. Ребенок должен научиться радостно работать и уверенно жить. Как и Г. Шаррельман, А. Нилл стремился организовать учебный процесс не на основе заранее продуманного плана, а опираясь на актуальные, спонтанно возникающие интересы детей.
Карл Роджерс (1902–1987) – американский психолог и психотерапевт, один из лидеров "гуманистической психологии" и "феноменологической педагогики". Опираясь на созданную им клиентоцентрированную психотерапию, продолжил линию Д. Дьюи в решении проблем теории и практики образования. Для него главная задача образования – самореализация человека, основанная, как и у С. Френе, на разворачивании его внутреннего потенциала.
В "Личных мыслях по поводу обучения и учения" (1953) К. Роджерс, как в свое время Сократ, обосновывал необходимость организовать процесс обучения таким образом, чтобы учащиеся самостоятельно "открывали" знания, ибо, по его мнению, невозможно передать другом человеку истину, добытую и усвоенную в своем опыте.
В книге "Свобода учиться" (1969, 3-е издание в соавторстве с Д. Фрейбергом в 1994-м), своем главном педагогическом произведении, К. Роджерс показал, что практика традиционной школы, основанная на предписанной учебной программе, фронтальном общении учителя с классом, стандартных тестах, внешних оценок успеваемости, приводит к бессмысленности учебных занятий, подавлению активности учащихся, снижению их познавательной мотивации. По его мнению, действующая система образования не в состоянии ответить на реальные нужды и запросы общества. А существующую школу можно охарактеризовать как наиболее традиционный, консервативный, ригидный и бюрократический институт, из всех современных институтов наиболее устойчивый к всякого рода изменениям.
Подчеркивая, что гуманность – это самое важное в школе, и ставя задачу помочь развитию наших наиболее ценных естественных ресурсов – умов и сердец наших детей, К. Роджерс писал, что в подлинно гуманной учебной атмосфере молодые люди могут почувствовать, что их уважают; они могут совершить ответственные выборы, ощутить радость учения, заложить основу своей будущей жизни – жизни эффективных и ответственных граждан, т. е. людей, хорошо информированных, компетентных в своем деле и уверенно смотрящих в будущее Заботливая и поддерживающая атмосфера в классе и школе – наилучший фактор создания благоприятных условий для полноценной заботы о здоровье.
К. Роджерс доказывал, что учителю следует стать фасилитатором учения, т. е. человеком, активизирующим, обеспечивающим и поддерживающим учебную деятельность обучающихся, способным преобразовать группу (всю группу, включая его самого) в сообщество учащихся, помочь людям высвободить любознательность, позволить двигаться в новых направлениях сообразно их собственным интересам, разбудить исследовательский азарт, сделать все предметом выяснения и изучения, понять, что все изменчиво, вызвав всем этим сильнейшие переживания. Именно это и является целью образования, в контексте которой фасилитация учения предстает как процесс, посредством которого мы, может, и сами научимся жить и способствовать развитию учащихся. Содействующий тип обучения предоставляет возможность находиться в изменяющемся процессе, пробовать, конструировать и находить гибкие ответы на те серьезнейшие вопросы, которыми в наши дни озабочено человечество. Педагогическая деятельность учителя-фасилитатора только тогда будет по-настоящему успешной, если он будет 1) подлинным, т. е. таким, какой он есть; 2) доверять ученику, принимать и одобрять его; 3) способен внутренне понять ученика (эмпатическое понимание).
Алис Миллер – современный швейцарский психолог и психотерапевт, исследующая проблемы физического, эмоционального и сексуального насилия над детьми.
В книге "В начале было воспитание" (1980), опираясь на традицию психоанализа, продолжает линию сформировавшегося в 1960-е гг. в Западной Европе (особенно в германоязычных странах) течения "антипедагогика", сторонники которого усматривали в воспитании деструктивную силу, разрушающую личность ребенка. И для А. Миллер любое воспитание – это насилие, которое оставляет негативный след в психике ребенка. Ибо воспитание, педагогическая практика как таковая, всегда, так или иначе, основано на произволе и подавлении, вытеснении и молчании, зависимости и неравенстве. Она противопоставляет педагогике психотерапию как практику свободы и спонтанности, экспрессии и осознания, автономии и равенства.
А. Миллер убеждена, что происходящее с ребенком в первые годы его жизни оказывает определяющее влияние на всю его дальнейшую судьбу. Она показывает, как помимо желания взрослых привычные стереотипы педагогического воздействия на детей травмируют и калечат их, как это отражается на ситуации в обществе. Страдания, переносимые ребенком в раннем детстве, составляют часть внутреннего мира человека; они должны быть им осознаны, а их последствия должны быть преодолены.
Энн Маргарет Шарп – современный американский философ, участник разрабатываемой сначала в США, а затем и в ряде других стран программы "Философия для детей". В рамках реализации этой программы им была подготовлена статья "Сообщество исследователей для демократии" (1991), в которой он развивает идеи Д. Дьюи о классе как сообществе исследователей, который должен стать пространством развития познавательной активности детей, их творческого становления, полем их социализации, развития у них способности к сотрудничеству и конструктивному взаимодействию.
Э. Шарп решает задачу образования субъекта демократии как свободной самостоятельной ответственной личности, умеющей согласовывать свои интересы и действия с окружающими их людьми, с сообществом. Школьный класс для него есть демократическое пространство жизни детей, которое готовит их к жизни в условиях демократии.
Если попытаться суммировать те идеи, которые отстаивали и реализовывали Г. Спенсер, Д. Дьюи, М. Монтессори, Г. Шаррельман, Я. Корчак, Р. Кузине, А. Нилл, К. Роджерс, А. Миллер, Э. Шарп, то вкратце можно сказать, что они шли по пути восхождения к ребенку как цели и смыслу гуманистической педагогики.
Право быть ребенком
Януш Корчак
Право ребенка на уважение
Пренебрежение – недоверие
С ранних лет мы растем в сознании, что большое – важнее, чем малое.
– Я большой, – радуется ребенок, когда его ставят на стол.
– Я выше тебя, – отмечает он с чувством гордости, меряясь с ровесником.
Неприятно вставать на цыпочки и не дотянуться, трудно мелкими шажками поспевать за взрослым, из крохотной ручонки выскальзывает стакан. Неловко и с трудом влезает ребенок на стул, в коляску, на лестницу; не может достать дверную ручку, посмотреть в окно, что-либо снять или повесить, потому что высоко. В толпе заслоняют его, не заметят и толкнут. Неудобно, неприятно быть маленьким.
Уважение и восхищение вызывает большое, то, что занимает много места. Маленький же повседневен, неинтересен. Маленькие люди – маленькие и потребности, радости и печали.
Производят впечатление – большой город, высокие горы, большие деревья. Мы говорим:
– Великий подвиг, великий человек.
А ребенок мал, легок, не чувствуешь его в руках. Мы должны наклониться к нему, нагнуться.
А что еще хуже, ребенок слаб.
Мы можем его поднять, подбросить вверх, усадить против воли, можем насильно остановить на бегу, свести на нет его усилия.
Всякий раз, когда он не слушается, у меня про запас есть сила. Я говорю: "Не уходи, не тронь, подвинься, отдай". И он знает, что обязан уступить; а ведь сколько раз пытается ослушаться, прежде чем поймет, сдастся, покорится!
Кто и когда, в каких исключительных условиях осмелится толкнуть, тряхнуть, ударить взрослого? А какими обычными и невинными кажутся нам наши шлепки, волочения ребенка за руку, грубые "ласковые" объятия!
Чувство слабости вызывает почтение к силе; каждый, уже не только взрослый, но и ребенок постарше, посильнее, может выразить в грубой форме неудовольствие, подкрепить требование силой, заставить слушаться: может безнаказанно обидеть.
Мы учим на собственном примере пренебрежительно относиться к тому, кто слабее. Плохая наука, мрачное предзнаменование.
Облик мира изменился. Уже не сила мускулов выполняет работы и обороняет от врага, не сила мускулов вырывает у земли, у моря и лесов владычество, благосостояние и безопасность. Закабаленный раб – машина! Мускулы утратили свои исключительные права и цену. Тем больший почет уму и знаниям.
Подозрительный чулан, скромная келья мыслителя разрослись в залы исследовательских институтов. Нарастают этажи библиотек, полки гнутся под тяжестью книг. Святыни гордого разума заполнились людьми. Человек науки творит и повелевает. Иероглифы цифр и знаков опять и опять обрушивают на толпы новые достижения, свидетельствуя о мощи человечества. Все это надо охватить памятью и постичь.
Продлеваются годы упорной учебы, все больше школ, экзаменов, печатного слова. А ребенок маленький, слабенький, живет еще недолго – не читал, не знает…
Грозная проблема – как делить завоеванные пространства, какие и кому давать задания и вознаграждения, как освоить покоренный земной шар. Сколько и как разбросать мастерских, чтобы накормить алчущие труда руки и мозг, как удержать человечий муравейник в повиновении и порядке, как застраховать себя от злой воли и сумасбродства личности, как наполнить часы жизни действием, отдыхом, развлечениями, уберечь от апатии, пресыщения, скуки. Как сплачивать людей в дисциплинированные союзы, облегчать взаимопонимание; когда разъединять и делить. Здесь подгонять, ободрять, там сдерживать, здесь разжигать пыл, там гасить.
Осторожно действуют политики и законодатели, да и то часто ошибаются.
И о ребенке взрослые совещаются и решают; но кто станет у наивного спрашивать его мнения, его согласия: что он может сказать?
Кроме ума и знаний в борьбе за существование и за вес в обществе помогает смекалка. Человек расторопный чует поживу и срывает куш; вопреки всем расчетам, сразу и легко зашибает деньгу; поражает и вызывает зависть. Досконально приходится знать человека, и уже не алтари, а хлева жизни.
А ребенок семенит беспомощно с учебником, мячом и куклой, смутно чувствуя, что без его участия где-то над ним совершается что-то важное и большое, что решает, есть ему доля или нет доли, карает и награждает, и сокрушает.
Цветок – предвестник будущего плода, цыпленок станет курицей-несушкой, телка будет давать молоко. А до тех пор – старания, траты и забота – убережешь ли, не подведет ли?
Все растущее вызывает тревогу, долго ведь приходится ждать; может быть, и будет опорой старости, и воздаст сторицею. Но жизнь знает засухи, заморозки и град, которые побивают и губят жатву.
Мы ждем предзнаменований, хотим предугадать, оградить; тревожное ожидание того, что будет, усиливает пренебрежение к тому, что есть.
Мала рыночная стоимость несозревшего. Лишь перед законом и Богом цвет яблони стоит столько же, что и плод, и зеленые всходы – сколько спелые нивы.
Мы пестуем, заслоняем от бед, кормим и обучаем. Ребенок получает все без забот; чем он был бы без нас, которым всем обязан? Исключительно, единственно и все – мы.
Зная путь к успеху, мы указываем и советуем. Развиваем достоинства, подавляем недостатки. Направляем, поправляем, приучаем. Он – ничто, мы – все.
Мы распоряжаемся и требуем послушания.
Морально и юридически ответственные, знающие и предвидящие, мы единственные судьи поступков, душевных движений, мыслей и намерений ребенка.
Мы поручаем и проверяем выполнение по нашему хотению и разумению – наши дети, наша собственность – руки прочь!
(Правда, кое-что изменилось. Уже не только воля и исключительный авторитет семьи – еще осторожный, но уже общественный контроль. Слегка, незаметно.)
Нищий распоряжается милостыней как заблагорассудится, а у ребенка нет ничего своего, он должен отчитываться за каждый даром полученный в личное пользование предмет.
Нельзя порвать, сломать, запачкать, нельзя подарить, нельзя с пренебрежением отвергнуть. Ребенок должен принять и быть довольным. Все в назначенное время и в назначенном месте, благоразумно и согласно предназначению.
Может быть, поэтому он так ценит ничего не стоящие пустячки, которые вызывают у нас удивление и жалость: разный хлам – единственная по-настоящему собственность и богатство – шнурок, коробок, бусинки.
Взамен за эти блага ребенок должен уступать, заслуживать хорошим поведением – выпроси или вымани, но только не требуй! Ничто ему не причитается, мы даем добровольно. (Возникает печальная аналогия: подруга богача.)
Из-за нищеты ребенка и милости материальной зависимости отношение взрослых к детям аморально.
Мы пренебрегаем ребенком, ибо он не знает, не догадывается, не предчувствует. Не знает трудностей и сложности жизни взрослых, не знает, откуда наши подъемы и упадки, и усталость, что нас лишает покоя и портит нам настроение; не знает зрелых поражений и банкротств. Легко отвлечь внимание наивного ребенка, обмануть, утаить от него.
Он думает, что жизнь проста и легка. Есть папа, есть мама; отец зарабатывает, мама покупает. Ребенок не знает ни измены долгу, ни приемов борьбы взрослых за свое и не свое.
Свободный от материальных забот, от соблазнов и от сильных потрясений, он не может о них и судить. Мы его разгадываем моментально, пронзаем насквозь небрежным взглядом, без предварительного следствия раскрываем неуклюжие хитрости.
А быть может, мы обманываемся, видя в ребенке лишь то, что хотим видеть?
Быть может, он прячется от нас, быть может, втайне страдает?
Мы опустошаем горы, вырубаем деревья, истребляем диких зверей. Там, где раньше были дебри и топи, – все многочисленнее селения. Мы насаждаем человека на новых землях.
Нами покорен мир, нам служат и зверь, и железо; порабощены цветные расы, определены в общих чертах взаимоотношения наций и задобрены массы. Далеко еще до справедливых порядков, больше на свете обид и мытарств.
Несерьезными кажутся ребячьи сомнения и протесты.
Светлый ребячий демократизм не знает иерархии. Прежде времени печалит ребенка пот батрака и голодный ровесник, злая доля Савраски и зарезанной курицы. Близки ему собака и птица, ровня – бабочка и цветок, в камушке и ракушке он видит брата. Чуждый высокомерию выскочки, ребенок не знает, что душа только у человека.
Мы пренебрегаем ребенком, ведь впереди у него много часов жизни.
Чувствуем тяжесть наших шагов, неповоротливость корыстных движений, скупость восприятий и переживаний. А ребенок бегает и прыгает, смотрит на что попало, удивляется и расспрашивает; легкомысленно льет слезы и щедро радуется.
Ценен погожий осенний день, когда солнце редкость, а весной и так зелено. Хватит и кое-как, мало ему для счастья надо, стараться не к чему. Мы поспешно и небрежно отделываемся от ребенка. Презираем многообразие его жизни и радость, которую ему легко дать.
Это у нас убегают важные минуты и годы; у него время терпит, успеет еще, подождет.
Ребенок не солдат, не обороняет родину, хотя вместе с ней и страдает.
С его мнением нет нужды считаться, не избиратель: не заявляет, не требует, не грозит.
Слабый, маленький, бедный, зависящий – ему еще только быть гражданином.
Снисходительное ли, резкое ли, грубое ли, а все – пренебрежение.
Сопляк, еще ребенок – будущий человек, не сегодняшний. По-настоящему он еще только будет.
Присматривать, ни на минуту не сводить глаз. Присматривать, не оставлять одного. Присматривать, не отходить ни на шаг.