Таким образом, гуманитарным наукам угрожает опасность, идущая как извне, так и изнутри. В недавней статье президент Гарвардского университета Дрю Фауст с сожалением сообщает о "резком падении количества студентов, специализирующихся на гуманитарных и естественных науках, и соответствующем росте количества студентов, получающих лишь предпрофессиональное, неоконченное высшее образование". Дрю Фауст задается вопросом о том, действительно ли университеты "стали заложниками тех безотлагательных и практичных целей, которые они преследовали? Действительно ли рыночная модель сегодня являет собой суть и определяющую основу высшего образования?" Фауст завершает статью пылким призывом к защите модели гуманитарного образования и роли такого образования в жизни США: "Высшее образование дает отдельным людям и целому обществу такую глубину знаний и широту видения, какие не присущи неизбежно близорукому настоящему. Смысл, понимание и объективное восприятие необходимы человеческим существам точно так же, как рабочие места. Вопрос должен состоять не в том, можем ли мы сегодня позволить себе верить в такие цели, а в том, можем ли мы позволить себе не делать этого".
Итак, гуманитарное образование в США находится под угрозой, хотя у него до сих пор существует множество защитников и оно имеет значительные шансы на выживание. Во многих странах за пределами США, где университетское образование не предполагало наличия гуманитарной составляющей, сегодня предпринимают попытки создать систему гуманитарного образования, поскольку эти страны понимают значение такого образования для формирования общественного отклика на проблемы плюрализма, страха и подозрительности, с которыми сталкиваются их общества. Я принимала участие в дискуссиях на эту тему в Нидерландах, Швеции, Германии, Италии, Индии и Бангладеш и заметила, что стремление обратиться к гуманитарным курсам возникло именно в индийских институтах технологий и управления, то есть в самом сердце ориентированной на прибыль технологической культуры. Отчасти это связано с желанием педагогов расширить кругозор своих студентов, но отчасти еще и с необходимостью преодолеть противоречия, связанные с религиозными и кастовыми различиями.
Тем не менее нельзя с уверенностью говорить о том, следует ли ждать значительных изменений в данной области, ведь гуманитарное образование требует немалых финансовых затрат и расходов на преподавательский состав. Образование рекомендуемого мною типа предполагает наличие небольших классов или хотя бы разделение на группы, в которых студенты смогут обсуждать друг с другом различные идеи и получать подробные комментарии и замечания по многочисленным письменным заданиям. Кроме того, на обсуждение с преподавателями работ каждого студента должно быть отведено значительное время. Европейские преподаватели к такому не готовы и сегодня вряд ли сумеют справиться с этой задачей: их послеуниверситетское профессиональное образование не предполагает обучения азам педагогической деятельности, так как последнюю не принято считать важной составляющей их работы. Напротив, в Соединенных Штатах выпускники университетов работают ассистентами под руководством преподавателей своей кафедры, часто ведут практические занятия или преподают небольшим группам студентов и крайне важной частью их работы считается преподавательский опыт (teaching portfolio), включающий, помимо прочего, рекомендации коллег-преподавателей и оценки, которые дали их курсам студенты. Европейские преподаватели не получают такой систематической подготовки и слишком часто придерживаются того мнения, что заведование кафедрой означает избавление от необходимости оценивать письменные работы студентов. Для отношений между преподавателями и выпускниками университетов также зачастую характерны сохранение дистанции и иерархическая структура.
Даже в тех случаях, когда педагогический коллектив действительно увлеченно работает в рамках модели гуманитарного образования, бюрократы отказываются верить в то, что для полноценной работы такой модели необходимо существование определенного числа преподавательских должностей. Ингела Йозефсон, ректор нового Стокгольмского университета Сёдертёрн, где значительную часть студентов составляют иммигранты, намеревается создать учебный курс под названием "Демократия для всех студентов". Курс призван воплотить в жизнь некоторые обсуждавшиеся в этой книге цели, в том числе его задачей является формирование критического мышления и воспитание граждан мира. Госпожа Йозефсон направила молодых преподавателей университета в США, где они должны были провести год в американских гуманитарных колледжах и овладеть стилем преподавания, необходимым для того, чтобы предложенный ею проект заработал. Однако правительство до сих пор отказывается финансировать создание этого курса, который мыслится как обязательный для всех студентов и предполагает, что студенты будут работать в группах по 20–25 человек. Курс тем не менее уже существует, но в сокращенном виде: он еще не обслуживает всех студентов университета. В то же время энергичные попытки завязать партнерские отношения со стокгольмскими организациями художественного образования – школами театрального искусства, киноведения, танца, циркового искусства и музыки – пока практически не увенчались успехом и так и не получили поддержку государства, а значит, различные виды искусства так и не были включены в образовательную программу Сёдертёрна.
Еще одна проблема, с которой сталкиваются европейские и азиатские университеты, заключается в том, что место новых дисциплин, имеющих особое значение для воспитания достойных граждан демократического государства, четко не определено в структуре университетского образования. Женские исследования, исследования расовой и этнической принадлежности, иудаика, исламоведение – все эти курсы вытесняются на периферию и обслуживают лишь тех студентов, которые уже обладают достаточными знаниями в данной сфере и хотят исследовать ее более подробно. Напротив, в системе гуманитарного образования такие новые дисциплины могут лечь в основу курсов, признанных обязательными для всех студентов; они также могут расширить тот вклад, который гуманитарные науки вносят в преподавание других дисциплин, таких, как литература или история. В отсутствие подобных требований взаимосвязанности курсов новые дисциплины так и остаются на периферии. Очень хорошо помню, как однажды присутствовала на конференции под названием "Religion and Violence against Women" ("Религия и насилие в отношении женщин"), организованной программой женских исследований знаменитого Берлинского университета имени Гумбольдта. Программа конференции была великолепна, тема – в высшей степени актуальна. В моем университете аудитория на подобной конференции примерно на 50 % состояла бы из мужчин; столько же мужчин обычно присутствуют на моих курсах, посвященных, к примеру, феминистской философии. Но в аудитории Университета Гумбольдта, помимо нескольких докладчиков, не было ни одного мужчины, кроме посла Швеции в Германии, моего старого друга, которого я и пригласила. Это обычная ситуация для Европы: обязательное требование посещать курс, посвященный женским вопросам, порой остается единственным средством, способным сделать эту тему интересной для молодых мужчин и продемонстрировать им социальную приемлемость интереса к ней.
В то же время ориентация на экономический рост привела к тому, что европейские политические лидеры стали перестраивать университетское образование – как преподавание, так и исследовательскую деятельность – в соответствующем направлении, предполагающем, что каждая дисциплина и каждый исследователь должны вносить свой вклад в рост экономики страны. Обратимся к Великобритании. Со времен Маргарет Тэтчер обычной для гуманитарных факультетов британских университетов практикой стало предоставление правительству, финансирующему все учебные заведения, отчетов о том, как именно проводимые ими исследования и преподаваемые курсы содействуют доходности экономики. Если университет не может подтвердить подобные достижения, правительственное финансирование будет снижено и, как следствие, сократится количество преподавателей и студентов. Могут быть закрыты даже целые факультеты: так случилось с несколькими программами по изучению классической литературы и философии. (В Англии больше не существует института пожизненных преподавательских контрактов, поэтому преподавателя можно уволить в любой момент; тем не менее до сих пор обычной практикой остается перевод преподавателя на должность на другом факультете, где он и работает до достижения пенсионного возраста.) Все эти проблемы тесно связаны с отсутствием в Англии и в целом в Европе модели преподавания гуманитарных наук. В отличие от США, европейские гуманитарные факультеты не могут обосновать свое существование той ролью, которую они играют в преподавании гуманитарных дисциплин, обязательных для всех студентов.
Подчас какие-то факультеты не закрывают, но объединяют с другими подразделениями, вносящими более весомый вклад в получение прибыли. В связи с этим возникает необходимость сделать акцент на тех аспектах реформированного предмета, которые имеют большее отношение к получению прибыли или хотя бы могут казаться таковыми. Объединение философии с политологией, например, вынуждает философию обращать особое внимание на весьма востребованные и такие "дельные" области этой дисциплины, как этика предпринимательства, а не на исследования Платона или навыки логического и критического мышления и размышления о смысле жизни, хотя эти последние имеют куда большую ценность для попыток молодых людей понять себя самих и окружающий их мир. Ключевым словом сегодняшнего дня остается "побуждение" (impact), под которым правительство, очевидно, понимает в первую очередь побуждающее воздействие на экономику.
Академические исследования тоже все в большей степени вынуждены руководствоваться импакт-фактором. Нынешнее британское лейбористское правительство перестроило все исследования, в том числе и гуманитарные, по модели, существующей в естественно-научной сфере. Исследования должны финансироваться за счет грантов, при этом ученым следует самим искать и запрашивать такие гранты, прежде всего обращаясь за ними в правительственные органы. Раньше гуманитарные исследования никогда не финансировались подобным образом; они всегда получали стабильное прямое финансирование, поскольку всем было ясно, что исследования в сфере гуманитарных наук вносят глобальный вклад в улучшение качества человеческой жизни, а не путем тех или иных прикладных открытий. Стандартный контракт преподавателя гуманитарных дисциплин в США включает право на творческий отпуск. Обычно для предоставления такого отпуска ученому необходимо подтвердить, что он будет активно участвовать в научных исследованиях и публиковать работы, однако засвидетельствовать истинность такого рода деятельности должны коллеги ученого, имеющие представление о том, что такое гуманитарные исследования. Британские гуманитарии все еще вынуждены подавать заявки на гранты в государственные агентства, что отнимает много времени и к тому же заставляет отказываться от тех или иных тем исследования, так как агентства, рассматривающие заявки на гранты, заинтересованы в "побуждении" и потому подчас относятся к гуманистическим идеям с большим подозрением. (При этом положение дел в Великобритании – не из худших. В некоторых европейских странах ученые вынуждены подавать заявки на гранты даже для того, чтобы позволить себе сотрудничать со своими собственными выпускниками. В США и во многих других странах такое сотрудничество в области гуманитарных дисциплин обычно финансируется за счет стандартного соглашения между кафедрой и администрацией университета. Так, выпускники могут без каких-либо ограничений продолжать собственное образование вместо того, чтобы оказаться раз и навсегда включенными в "научную группу" одного из своих преподавателей.) Скептически настроенный молодой философ с одного из недавно объединенных факультетов философии и политологии рассказал мне, что в его последней заявке на грант до требуемого объема не хватало шести слов; тогда он шесть раз добавил слово "эмпирический", как бы желая убедить бюрократов в том, что он занимается не просто философией, и его заявка была удовлетворена.
Эти губительные тенденции недавно были оформлены в виде предложенной британским лейбористским правительством новой системы оценки исследовательских проектов, которая называется "Research Excellence Framework" ("Система оценки качества исследовательской работы"). В соответствии с новыми принципами рейтинг любого научного исследования на 25 % будет зависеть от импакт-фактора. Известный историк Стефан Коллини представил разгромный анализ предполагаемого воздействия этой системы на состояние гуманитарных наук в статье "Impact on Humanities: Researchers Must Take a Stand Now or Be Judged and Rewarded as Salesmen" ("Импакт-фактор в гуманитарных науках: ученые должны постоять за себя или их будут судить и поощрять так же, как коммивояжеров"). (Автор статьи отмечает, что ответственность за высшее образование в Великобритании сегодня несет Министерство предпринимательства: такова удручающая реальность.) Коллини выражает обеспокоенность отсутствием протеста против использования опошляющей лексики, которая уподобляет научные исследования мелкой торговле: "Возможно, мы уже не способны осознать… всю нелепость предложения, состоящего в том, чтобы оценивать качество образования в том числе и в терминах количества "внешних пользователей исследования" или многообразия импакт-индикаторов". По мнению Коллини, преподаватели гуманитарных наук обязаны настаивать на том, что их исследования – это "набор методов для получения представления о деятельности человека во всех свойственных ей полноте и разнообразии" и именно в этом заключается их ценность. В отсутствие подобного протеста британские гуманитарии будут тратить все больше и больше времени на то, "чтобы, подобно коммивояжеру, ходить от двери к двери, предлагая упрощенные варианты своей "продукции", от раза к разу все более ориентированной на рыночный спрос".
Британские гуманитарии признавались мне: проблема отчасти заключается в том, что правительство при оценке заявок на гранты игнорирует гуманистические ценности; частные фонды оказываются более разборчивыми. И тем не менее ученые – вполне справедливо по-моему – полагают, что система подачи заявлений на гранты, отлично работающая в области естественных наук, остается непригодной для гуманитарной сферы и искажает задачи гуманитарного образования, поэтому они опасаются за будущее гуманитарных наук, зависящее от разрозненных и не обладающих большим влиянием благотворителей. Ситуация в Великобритании типична для современного положения дел в Европе в целом.