Но все-таки я мог бы сказать, что проект устройства опытного участка земской работы в Калужской губернии уже отражал на себе тот ход теоретической мысли, которая в дальнейшем привела к организации опытной станции по народному образованию. Она формулировалась таким образом: общественно-педагогическая работа может быть только тогда ясна и с успехом проводиться в жизнь, когда она теснейшим образом увязана с планом экономической и с характером бытовой жизни района. Предполагалось, что этот район будет иметь не только педагогическую работу, но сюда же будет включаться и работа агрономическая, и работа в области деревенской техники, работа санитарная и культурно-просветительная и т. д.
В политическом отношении наш кружок мог считаться маленькой группой радикальных интеллигентов, сплотившихся на деле, в известной степени отражавшем работу тех подготовительных сил, которые, несмотря на сильную реакцию после 1905 года, начинали сильно пробиваться сквозь настроения империалистической войны. Поэтому ясно, что наша группа, как и все другие радикальные группы, с большим воодушевлением встретила Февральскую революцию, и поскольку она была группой интеллигентской, отражавшей мелкобуржуазный радикализм, она также растерялась перед Октябрем и не сразу нашла настоящий путь своей работы. Тем не менее я мог бы указать на то, что в предшествующем опыте было довольно много такого материала, который сделал переход к участию в революционном строительстве не таким уже трудным. Впрочем, я должен отметить, что ряд моих самых близких и старых товарищей по работе (Л.К. Шлегер, А.У. Зеленко, М.В. Полетаева, Л.Д. Азаревич, Н.О. Массалитинова) без всяких колебаний начали работать с Советской властью. Я пришел к совместной работе несколько позднее.
Я довольно близко был знаком с рядом рабочих (металлисты и печатники), многие из которых раньше посещали наши клубы. Я не вел среди них политической работы, и среди них встречались и большевики, и меньшевики, и даже социалисты-революционеры. Я старался разбираться вместе с ними в текущих общественных вопросах. Их колебания, их разногласия, хотя и значительно смягченные в нашей среде (но сильно обострившиеся в 1917–1918 годах), отразились в значительной степени и на мне. Я, помню, горячо настаивал на том, чтобы рабочие не разъединялись. Гражданская война в среде рабочих мне казалась самым ужасным делом. С этой мыслью о прекращении розни среди рабочих я выступал на собраниях в конце 1917 года.
Не было никакого сомнения в том, что товарищам, взявшимся после Октября за прокладывание новых путей в организации народного образования, наша работа была известна и представлялась в значительной степени ценной. Затем наш кружок с 1905 года исключил из своих идей область религиозного воспитания; борьба с духовенством была слишком памятна нам, чтобы не видеть здесь коренных путей расхождения; с другой стороны, с 1905 года мы работали над идеями трудового воспитания. Хотя мы и старались держаться в стороне от партийных организаций, тем не менее все правые партийные группы являлись для нас крайне ненавистными, и за период с 1905 до 1917 года мы, сами того не замечая, все больше и больше, говоря обычным языком, левели.
Тот способ, которым мы разрабатывали нашу педагогическую практику, изучение реальной действительности, изучение условий, в которых живут и воспитываются дети, самая постановка вопроса о создании опытного учреждения – это была такая идея, которая с неудержимой силой стала развиваться в первые годы революционного строительства; наконец, основное – вопросы детского самоуправления, с которыми мы уже в значительной степени свыклись и считали себя, вероятно, не без основания, пионерами в этой области, – делало для нас постановку новых педагогических проблем особенно близкой. То же, что мешало нам ближе подойти к революционному строительству, – наше культурничество, аполитичность, обычное отношение интеллигента того времени к большевикам как к разрушителям, – довольно быстро исчезло, как только мне и моим товарищам удалось ближе подойти к тем планам и способам их выполнения, с которыми мы познакомились в новых условиях работы.
Что касается меня лично, то я считаю для себя чрезвычайно важным самое внимательное изучение всех выступлений и статей В.И. Ленина, которое в дальнейшем привело к основательной переработке всего моего практического опыта, установлению новых точек зрения на педагогическое дело. Вновь перечитал я Маркса и Энгельса и извлек и продолжал извлекать из их работ глубочайшие основания для развития теории и практики педагогического дела новой исторической эпохи. Сильное впечатление произвела на меня первая моя встреча с Н.К. Крупской в 1918 году. Совместная работа с нею поставила передо мною целый ряд коренных вопросов, связанных с необходимостью коренной переоценки тех выводов, идей, которые были выработаны моими товарищами и мной в течение долгого ряда лет практической работы. Таким образом, к числу своих основных учителей я должен присоединить – в неизмеримо более сильной степени, чем кого-либо другого, – В.И. Ленина и Н.К. Крупскую; в значительной мере я считаю себя ее учеником.
Я полагаю, что не только я, но и все мы, принимающие серьезное участие в педагогической работе, связанной с революционным строительством, не отдаем еще себе достаточно глубокого отчета в том, какое огромное значение в современной педагогике имеет Н.К. Крупская. За долгие годы революционной работы она овладела тем методом, который мы все должны считать чрезвычайно ценным, вернее, имеющим исключительную ценность: это – умение видеть за целым рядом отдельных, внешне кажущихся ничтожными, разрозненными, фактов и явлений те основные пружины, которые руководят ими; умение быстро ориентироваться в самых тонких изменениях общественной жизни, делать из них надлежащие выводы и придавать им практическое значение. Это весьма своеобразное и редко встречающееся искусство. Затем я считаю весьма важным то обстоятельство, что т. Крупская умеет при возникновении, казалось бы, весьма сложных и запутанных вопросов, вокруг которых быстро накопляется ряд разнообразных точек зрения, ставить их настолько отчетливо и просто, говорить по поводу них таким ясным, простым языком, что ее выводы, ее формулировки становятся самым ценным руководством к действиям огромного количества товарищей. А главное – то, что Н.К. Крупская умеет, как никто из нас, соединять все наши работы с тем основным делом, над которым работает Коммунистическая партия, т. е. делом рабочего класса, говорящего во всем мире новое слово.
Я не знаю, встречу ли я в своей дальнейшей работе каких-либо еще учителей, но считаю для себя совершенно естественным положение ученика, который непрерывно учится.
Прошло много лет работы, и работы, проложившей кое-какие следы в общественном педагогическом деле, но тем не менее все мною проделанное, как бы оно ни оценивалось, я считаю все же пройденным этапом. Быть может, моя работа над собой могла бы проходить с большей ясностью, с большей определенностью и более глубоким участием в деле революционного строительства, создающегося усилиями пролетариата, но, вспоминая прошлые годы своего воспитания и учения, я чувствую, что вырвался из каких-то невероятно сильных тисков, в значительной степени ослабивших напряженность и продуктивность моей собственной работы: эти тиски были, очевидно, неизбежны, как неизбежны были все те явления, с которыми мне пришлось встретиться в эпоху и перед первой, и перед второй, и перед третьей русскими революциями. По своему воспитанию я должен был бы стоять чрезвычайно далеко от всего общественного движения нашего времени. В значительной степени я определяю свой сильный интерес и к новым формам жизни, и к новым педагогическим идеям тем, что старая система, система, проводившаяся условиями царского режима, в рамках буржуазного строя, была, поскольку я сам ее испытывал, невероятно бездарна, беспомощна, а поэтому вызвала сильное противодействие в той среде, на которую она влияла; наиболее чуткие, впечатлительные натуры подготовились, так сказать, к своему враждебному отношению и к работе против буржуазного строя с неизбежностью работающего механизма. Все более и более убеждаюсь я в том, что роль буржуазии в воспитании сыграна, что она ничего не может дать принципиально ценного, нового, что она может еще заниматься техникой, организационной, методической, а вскопать новые пласты педагогических мыслей и создать систему того воспитания, которое нужно новым социальным слоям, неизбежно приходящим на смену старым, – эта работа выпадает на долю коммунистической педагогики.
Класть в общую работу социалистического строительства педагогические кирпичи – великое дело для современного педагога. Будем в нем участвовать до конца дней своих.
Что такое клуб?
Основная идея детского клуба – создание центра, где организуется детская жизнь на основании требований, исходящих из детской природы. Обыкновенно же детские учреждения организуются на основе тех требований, которые предъявляют к детям общество и государство, не считаясь с требованиями ребенка.
Само название "детский клуб" можно считать не очень удачным, так как здесь подражание внешним формам взрослых людей. Можно доказать, что идея детского клуба гораздо шире и глубже идеи клуба взрослых. Зародыш идеи детского клуба лежит в свободных детских организациях, причиняющих часто огромное беспокойство взрослым. Это уличные, дачные, деревенские, фабричные, свободные детские организации. Они возникают благодаря могучему социальному инстинкту и хороши тем, что они свободны, подвижны, находятся в близком соприкосновении с жизнью и разнообразны.
Детские клубы помогают детям организовываться, так как уличные организации хотя и хороши своей свободой, подвижностью и разнообразием, но отрицательные их стороны – в преобладании внешнего подражания действиям взрослых, в беспорядочности, в огромном возбуждении, связанном с жаждой все нового и нового удовлетворения.
Все эти организации основаны на желании играть в жизнь взрослых, и дети живут тем подражательным материалом, который поступает в их душу.
Таким образом, они проходят свою общественную школу приспособления, обрабатывая этот материал по-детски, в игре, но само содержание игры – взрослое.
Таким образом, детские свободные организации основываются на детских инстинктах, с одной стороны, и на подражательности взрослым – с другой. Последнее их уводит от детской жизни, например воровство, банда – содержание взято из жизни взрослого.
Чтобы выявить начало этих организаций, нужно очень серьезно изучать детскую улицу (детей на улице) и взять от этого изучения ценное, что сложилось в этих многочисленных, быстро создающихся и быстро распадающихся организациях. Для освещения вопроса много может дать литературный материал биографического характера: Диккенс, Марк Твен, Горький, Толстой. Затем огромную ценность представляют личные воспоминания о детской жизни каждого взрослого. Материал о детских организациях очень большой, и его необходимо знать, чтобы познакомиться с историей развития клубов. Так как наша основная идея – создать центр, который удовлетворял бы детским требованиям, строя все на изучении детей, нужна большая работа, чтоб установить те основы, которые надо вложить в создание этого дела.
В наших школах дело не построено на основах детских потребностей, так как принцип школы – в наименьшее время дать наибольшее количество знаний. Этот же утилитаризм мы видим во всех подготовительных группах, где главная цель – подготовить, выдержать экзамен.
Вот этой ошибки и не следует допускать в свободной внешкольной работе, которая должна быть построена на изучении детских инстинктов, характера трудоспособности и желаний. Изучение свободных детских организаций приводит к мысли, что они возникают в силу необходимой потребности учиться жить, приспосабливаться к жизни. У детей есть свой аппарат, с помощью которого они по-своему обрабатывают эти приспособительные знания и опыты. Если бы [ребенок] этого не делал, он умер бы. Эту потребность учиться жизни можно сравнить с серьезной потребностью исследовать у ученого.
Отсюда можно сделать вывод: в детском клубе должны быть предоставлены все возможности учиться жизни и все главные элементы, которые участвуют в созидании жизни. Но в то же самое время подлинно детскому должно быть отведено настоящее место. Могучее влияние улицы потому так велико, что это среда, в которой живут дети. Такую же среду, создаваемую усилиями детей, должен создавать клуб. В силу этого клуб должен быть живым, гибким, беспрограммным, и лица, работающие в клубе, должны отличаться подвижностью ориентировки. То, что у детей есть неодолимая потребность учиться жить, обязывает ко внесению живой жизни в дело детского клуба. Детская жизнь есть игра инстинктов, и поэтому необходимо для лиц, ведущих работу детского клуба, понимание тех инстинктов, из которых складывается детская жизнь.
Инстинкты исследования, подражания очень сильно руководят детской жизнью. Эти инстинкты пропадают с течением времени благодаря нашему воспитанию. Мы серьезно над этим не задумываемся и благодаря этому не пользуемся этим богатым наследством, и способности атрофируются. Мы все представляем как бы "стертые монеты"…
Таким образом, в основу нашей работы должно быть положено изучение у детей инстинктов исследования, инстинкта работы и движения, инстинкта выявления себя и инстинкта подражательности. Материалом для этого изучения может служить литература, личные воспоминания, наблюдения и исследования. И метод работы должен быть тот же, что и у детей. Мы должны упражняться, постепенно втягиваться в эту работу, скопившийся материал подвергать анализу, а в результате – познать детей.
Нередко мы нашу работу с детьми строим на том, что мы сами умеем, не считаясь с потребностью детей, мы подделываемся под детей: развлекаем их, забавляем, занимаем кое-чем. Обыкновенно это оправдывается тем, что лучше ребенку сидеть в светлом помещении, чем бегать по улицам. Но это еще вопрос, так как учреждение часто обезличивает, в то время как улица все же удовлетворяет его потребности.
Метод работы в клубе. Какие же методы должны быть в клубной работе? Надо представить себе главные элементы, из которых складывается наша жизнь: физический труд, игра, искусство, умственные занятия. Проследив эти главные элементы, можно установить и метод работы.
Работа должна быть постепенной, соответствовать возрасту, не должна быть чрезмерной (соответствовать силам), соответствовать детской природе и никогда не переходить в механическую работу. Надо исключать всякого рода механическую деятельность, так как дети растут, складываются, и если мы будем предлагать им выполнять механическую работу, то прекратим возможность развиваться, притупим их способности. Имеется еще одно соображение для метода работы: дети, которые к нам приходят, кажутся нам не теми, чем они есть на самом деле. Ребенок не высказывает своих собственных желаний, говорит не своими словами, он сам не свой, он продукт своей среды. Поэтому не нужно верить тому, что видим в ребенке: он подобен фотографической пластинке, на которой отпечатана его среда. Чтобы его узнать, нужно очистить эту кору.
Отсюда первый метод нашей работы – очищение коры, чтобы выявить ребенка таким, какой он есть на самом деле.
Помимо этого, надо бороться за самостоятельность детей, за детскую индивидуальность. Этому должен способствовать определенный порядок в противовес улице, где царят возбуждение и беспорядочность, так как и свободе надо учить и в свободе должен быть метод.
Таким образом, в начале должна быть борьба за их индивидуальность.
Могучим средством для выявления собственных детских интересов может служить организация физической работы для детей, так как в этой работе выявляется самый грубый ощутительный инстинкт, инстинкт движения мускулов. Когда не удовлетворяют эти инстинкты, то создают почву для детских капризов, различного рода уродств, истерий и пр. Поэтому необходимо детям дать возможность физически работать, но работа должна быть понятна детям и соответствовать их силам.
Первичный смысл физической работы – игра мускулов, желание двигаться, поразмяться, заставить упражняться свой главный орган приспособления – руку. Вначале мы наблюдаем работу инстинкта и проявления его – смутную цель: наслаждение процессом работы, происходящим от движения мускулов. После упражнения вводится цель – сначала подражать другим, а затем возникают и самостоятельные внутренние цели – участие в общей работе, поддаваясь общему настроению, потом является и сознательная цель сделать ту или другую вещь для себя (эгоистическая цель). Чем моложе ребенок, тем больше он поддается эгоистическому чувству. От эгоистической цели ребенок переходит к альтруистическим – желание сделать вещь для дома, для своей семьи, для мастерской и для клуба. Заставляя детей работать сразу для клуба, мы не сообразуемся с законами постепенности.
Переходя к технике работы, необходимо иметь в виду смысл работы, сознание побудительной необходимости работы и удовлетворение эгоистического чувства ребенка. Приобретая навыки, ребенок поймет чувство товарищества, у него появится потребность внести в свою работу элемент искусства и образовательного материала.
В технике работы нужно различать приспособление к материалу и приспособление к инструменту. Какое же участие в материале должен принять ребенок? Он должен его купить, доставить на место, подготовить, высушить, сложить, затем преодолеть трудности, которые доставляет материал, выбрать подходящий материал для той или иной цели (более толстый, твердый, рыхлый и т. д.). Таким образом, ребенок должен пройти все стадии от нахождения материала и кончая его обработкой.
Благодаря этому у ребенка получается заботливое отношение к материалу. Если, придя в мастерскую, вы видите, что руководитель заботливо убирает материал, то дело поставлено неправильно. При правильной постановке дела сами дети заботливо складывают материал, но делают это не механически, а вполне сознательно. Приспособляясь к материалу, ребенок должен приспособиться также и к инструменту. Получив инструмент в руки, он приглядывается к нему, размахивает им, желая вонзить, употребляет его, как дикарь, в качестве оружия, неправильно употребляет инструмент и наносит себе поранения. Затем, подражая, начинает понимать назначение инструмента и приемы работы с ним и, наконец, овладев им, принимает участие в подготовке инструмента (чистка, точка). Относясь сознательно к инструменту, ребенок будет бережно относиться к нему и заботливо его убирать.
Жизнь рабочей комнаты. Наблюдая жизнь рабочей комнаты, мы также можем отметить известную постепенность в развитии ее жизни. Вначале наблюдается нередко разлад в работе, зависящий от неумения обращаться с материалом, инструментом. Но затем неудачи встречаются все реже и реже, и дети, втянувшись в работу, начинают петь, думать о красках, об украшении комнаты, вещей. Так в мастерскую входят элементы искусства. Наряду с этим в мастерской все время идет напряженная умственная деятельность, вытекающая из логики работы: возникают вопросы о материале, об инструментах, о взаимоотношениях в мастерской, происходят беседы по истории ремесла, по его распространению, по технологии, появляется потребность в чтении в связи с работой, в результате чего является желание создать библиотеку в мастерской.
Таким образом, мастерская дает сложную картину жизни трудовой, эстетической и умственной.