11
Из путевых заметок профессора Воронцова
"После неудачного старта в Иваново в Челябинскую область я ехал с каким-то странным чувством. И, хотя руководство аграрной партии высказало полное желание поддержать мою скромную кандидатуру в одном из округов Челябинской области, верилось в их возможности с большим трудом. Это усугублялось полным отсутствием средств для проведения избирательной кампании. И если бы не мои личные сбережения, не на что было бы даже сделать первые формальные шаги.
Маленький заштатный городок Кыштым встретил меня неласково. В окружной избирательной комиссии мое появление было воспринято совершенно буднично и равнодушно. Секретарь комиссии, женщина лет сорока пяти, долго изучала мои документы, делала ксерокопии паспорта и дипломов об образовании и, наконец, со вздохом проговорила:
- Шестым будете.
- В каком смысле? - не понял я.
- Говорю, уже шестеро документы подали, - безразлично пробормотала она.
- А кто еще? - поинтересовался я.
- Вон там, в папочке, поглядите, - махнула она рукой. - Кроме Грушанкова и вас еще Мицуков от пенсионеров, Жабзасирова от "Яблока", дядька какой-то от коммунистов и пацанчик от Жирновского. В общем не густо. Но у вас все равно шансов никаких. Тут грушанковские уже всех к рукам прибрали. С прошлой осени шуруют. Впрочем, - вздохнула она, - дело ваше. А наше дело - сторона.
На выходе из здания администрации города, в котором расположилась избирательная комиссия, я приметил пачку свежеотпечатанных газет с названием "Кыштымский округ". Со всех страниц на меня смотрели фотографии, на которых в различных ракурсах и с различными людьми был запечатлен один и тот же бравый молодой человек. Из надписей я узнал, что это и есть мой главный конкурент - Михаил Грушанков.
После небольших скитаний по городу набрел на небольшую частную гостиницу под названием "Бильярд". Люди оказались приветливыми, комната - светлой, цена за постой - доступной. И я понял, что это и будет моим местом жительства на ближайшие два месяца.
Но газета, тираж которой согласно маркировке сзади составлял тридцать тысяч экземпляров, никак не давала мне покоя. По закону агитационную кампанию в прессе можно было начинать только через три недели. И, памятуя о наставлениях моей мудрой дочери-юриста, я сел писать свое первое заявление в избирательную комиссию на неправомерные действия конкурента. Тогда я еще не предполагал, что подобных заявлений мною будет написано более двадцати. И ни на одно из них я не получу никакой реакции. Такова логика действия нынешней избирательной системы в России.
Михаил Грушанков оказался штучкой довольно непростой. Бывший офицер ФСБ (хотя, говорят, что в этой структуре бывший не бывает), он по роду свой службы постоянно "держал на крючке" многих мелких и средних руководителей округа. Происходило это, как обычно. Владея оперативной информацией, он очень ловко ею манипулировал, заставляя тех, кого она касалась, находиться в постоянном напряжении. Эта методика отработана в наших спецслужбах давно. Ею очень активно пользовались и во времена ВЧК - НКВД, и во времена МГБ - КГБ. Нынешние чекисты с достоинством и честью продолжают нести славные традиции своего ведомства. А отдельные экземпляры благодаря полученным во время службы навыкам даже весьма серьезно преуспевают.
Неделю спустя через своих московских друзей я уже познакомился с бывшими сослуживцами Грушанкова. Конспиративная встреча состоялась в одном из челябинских кафе. Ребята оказались на редкость общительными. И уже к концу беседы я знал о моем конкуренте достаточно много. Картина вырисовывалась довольно неприглядная: амбициозен, коварен, мстителен, падок до денег, имеет связи в руководстве ФСБ в Москве. Поэтому местное управление спецслужбы получило указание тянуть его на депутатство любыми способами. К тому же, в самый последний момент вскочил на подножку трамвая под названием "Монолитная Россия".
Вернувшись в свою маленькую кыштымскую гостиницу, я долго размышлял о превратностях политической борьбы.
Меняются времена, но методы ее остаются прежними. Всегда принадлежность к спецслужбам давала человеку неограниченные возможности и неограниченную власть. "Кто владеет информацией - тот владеет миром" - этот лозунг становится сегодня актуальным вдвойне. Совершенно очевидно, что мир живет в эпоху информационных войн. И именно это, а не наличие или отсутствие огромных военных запасов, сегодня определяет роль и место того или иного государства в международной "Табели о рангах".
То же самое происходит и в повседневной внутриполитической жизни. Близость к источникам информации определяет статусное положение любого чиновника.
Именно поэтому так много руководителей страны (включая первых лиц) сегодня являются выходцами из спецслужб. А целый ряд политиков косвенно или напрямую были и остаются завербованными агентами.
При таком положении вещей любая политическая борьба становится абсурдной. И говорить о чистоте избирательного процесса - полнейший нонсенс.
Но история создала человека таким образом, что он продолжает верить в несбыточные чудеса даже в самых безнадежных случаях. И такие чудеса происходят. Правда, бывает это крайне редко. И все-таки…
Выпив чашку чая и позвонив перед сном в Москву жене, я упал в свою холодную холостяцкую постель и постарался забыться.
Эта политическая борьба не сулила мне ничего хорошего…
…Серая покосившаяся избушка меньше всего походила на сельский клуб. Ступеньки крыльца предательски скрипели, и создавалось впечатление, что они вот-вот провалятся. Старая больная женщина, представившаяся завклубом и по совместительству библиотекарем, долго бегала и суетилась, пытаясь создать хотя бы какую-то видимость "организации мероприятия". Видимо, поняв полную тщетность своих усилий, она устало опустилась на старый полурассохшийся стул и тяжело вздохнула.
- Дровишек бы толику - так мы бы маленько подсушили сцену-то. А то, кабы артисты не осклизнулись. У нас артистов-то, почитай, с прошлого лета не было. Вот уж наши бабки-то обрадуются! Как хорошо, что выборы. А то, когда бы еще про нас вспомнили-то?
На подоконнике валялись порядком запылившиеся листовки моих конкурентов и целая нераспечатанная стопка все той же газеты "Кыштымский округ".
- А это что? - как бы между прочим поинтересовался я.
- Дак с почтой привезли. Бросили вот! - махнула рукой женщина. - Бабки-то наши никакой политикой не интересуются. Так, берут иногда для растопки. Поди, никто и не читал даже, что тут написано. Да оно и ни к чему. Иногда голова местный заезжает. Так он нам все обсказывает. Мы - народ темный.
- А молодежь? Где же молодежь?
- Э-э-э, милок, молодежи у нас давно никакой нет, - горестно вздохнула женщина. - Молодежь вся сбежала. Да и что им тут с нами, стариками, делать? Тут даже клуба нет. Разве вот это, - она развела руками, - можно клубом назвать?
Ступеньки на крыльце заскрипели и избушка медленно начала заполняться стариками и старухами. Они чинно рассаживались на покосившихся стульях и, тихо друг с другом переговариваясь, с нетерпением поглядывали на провалившуюся сцену.
Когда ведущая объявила, что сейчас перед ними выступит московский гость - кандидат в депутаты Государственной Думы, они как-то неодобрительно загудели. А одна из старух нервно заерзала на стуле и забрюзжала:
- Вот вам, бабки, и концерт. Сказали: артисты приехали. А тут - лекция.
- Ты, Федота, не права, - возразила ей соседка. - Пущай человек расскажет, как там люди в Москве живут. Небось, у них с дровами проблем нет. И вода горячая течет, когда хошь.
- Вы, бабки, ни хрена в политике не понимаете! - В углу зашевелился дед с огромной седой бородой и раскосыми башкирскими глазами. - Человек к вам специально приехал, чтобы уму-разуму поучить. Я вот прочитал, что он - учитель. - Дед тряхнул листовкой, аккуратно разгладил ее на коленке, сложил вчетверо и засунул глубоко в карман. - Он, поди, знает, что с вашими внучатами приключится в этой жизни.
- Можно мне с вами присесть? - Я вышел перед сценой и сел на один из оставшихся свободных стульев. - Я вот ехал к вам в деревню, смотрел по сторонам и думал: красота! Южный Урал - это просто чудо какое-то!
- Да какое там чудо? - возмутилась одна из старух. - Загадили все. Куда ни плюнь - в помойку попадешь! Я вот в прошлом месяце в Ашу ездила к ребятишкам. Так им дышать нечем. Такая гарь от завода идет!
- Зато там какая-никакая работа имеется, - возразила ей соседка. - А тут что? Две коровы на десять дворов, да вон - дед Митяй. Вот и все производство.
- Ну ты, Матвевна, не права. Тут у нас в области есть один такой городок. Там постоянно ядовитые облака и народ весь мрет, как мухи. Мне сноха рассказывала, что у ейной подружки там рак приключился. И лечить никто не хочет. Ложись в гроб и помирай!
- А мы-то чем лучше? - не уступала ей Матвевна. - У нас хоть и чистый воздух, а один леший - так же все сдохнем. Ты бабку Авдотью вспомни.
- Вы, девки, Авдотью не трожте. Отмучилась раба Божья - и ладно. Нас с вами, может статься, и вообще хоронить некому будет. - Дед Митяй горестно махнул рукой и обратился в мою сторону: - Давайте лучше умного человека из Москвы послушаем.
- А что это за история с вашей бабкой Авдотьей? - поинтересовался я.
- Дак померла она этой зимой - вот и вся история! - вздохнул дед Митяй. - Только хоронили мы ее не по-христиански - без домовины. Ну, то есть, без гроба. Гроб-то она загодя не приготовила. Когда померла-то, никто не знает. Вон, Федотовна пошла к ней за сальцем. Пришла, а она уже вся закоченела. Дороги у нас зимой, сам знаешь какие. Не пройти, не проехать. И связи с городом никакой. Фельдшерица-то от нас съехала еще в запрошлом году. А телефон еще по осени оборвался. Мы вот и сидим всю зиму, как тараканы, по избам.
Дед достал из кармана папироску. Помусолил ее в руках, смял мундштук и засунул в рот. Но прикуривать не стал.
- Авдотья-то - она вроде ничего - крепкая баба была, - продолжил дед Митяй. - Мы к ней иногда за сальцем обращались. Ей свояченица из города присылала. Вот Федотовна и пошла к ней. А куды еще идти?
- Тута ходить точно больше некуда, - поддержала его еще одна тихо сидевшая в углу старушка. - Зимой вообще - хушь помирай! Как стемнеет, хушь глаза выколи. Только волки воют.
- А как же вы бабку Авдотью без гроба-то похоронили?
- Да так и похоронили… - Дед Митяй погладил свою бороду, крякнул и закурил. - Мы вон с бабками ее в корыто, какое у ней в сарае нашли, погрузили и на погост сволокли. Там, как могли, снежок разгребли, мерзлую-то земельку постучали да и опустили туда сердешную. Потом, уже по весне, пришлось перезакапывать. А то ноги ейные из земли торчали.
- А где же ваша местная власть была?
- Власть-то она власть, да только неча с нее стрясть, - грустно сбалагурил дед Митяй. - До нашей власти не достучисся!
- А депутат ваш? Грушанков? Я вот тут видел газетки про него.
- Газетки? Газетки - вещь полезная. Печку имя растапливать хорошо. А чо там пишут - это тьфу! Вранье одно! - Дед Митяй плюнул себе под ноги и растер старым валенком. - Отродясь мы никаких депутатов тута не видали. Вон бабки не дадут соврать!
Все дружно закивали головами. Я оглядел стариков и, вздохнув, проговорил:
- Знаете, не буду я вам ни про какую красивую жизнь говорить. Тем более что я тоже в нее не верю. Потому что неладно что-то в нашем государстве. Всю жизнь с ребятишками в школе проработал. Учил их Родину любить. А теперь и не знаю, кого они любить-то должны. Вот этих? - Я кивнул на пачку газет. - Или вот этих? - И посмотрел на примолкших стариков. - Давайте лучше артистов послушаем. Пусть для вас хоть небольшой праздник сегодня будет. Бог с ними - с выборами. Не это в жизни главное. Правда?
Дед Митяй встал со своего места и, повернувшись лицом к старухам, вдруг твердо проговорил.
- Запомните, бабки, за кого бюллютни в урну кидать будете. Учителя - они плохому никогда не научут. А тебе, мил человек, за уважение спасибо. И что глупые рассказы наши послушал - низкий поклон тебе. - Он поклонился в пояс и сел на место.
Концерт прошел на редкость успешно. Под конец старики начали в такт прихлопывать в ладоши и подпевать. А Федотовна даже пыталась плясать. Но рассказ о бабке Авдотье не давал мне покоя всю обратную дорогу. И даже ночью мне продолжало сниться старое ржавое корыто, из которого торчали худые старческие ноги…
Встав среди ночи, я согрел чайник, выпил чашку чая и, достав заветный блокнот, записал:
"Бедная моя Россия! Великая держава, победившая лютых недругов и не умеющая защитить своих стариков. Имеющая несметные богатства и не могущая досыта накормить детей. Претендующая на роль мирового арбитра и не способная обеспечить нормальную жизнь в маленькой заброшенной деревеньке на Южном Урале. Поистине контрастам нет предела…"
Сегодня предстояло ехать в село Муслюмово. Туда, где течет смертоносная речка Теча. Туда, где даже едва появившиеся на свет малыши уже становятся инвалидами и уродами, а старики хоронят своих детей, так и не сумевших понять, что же такое есть на самом деле наше несчастное государство, имя которому Россия".
12
Жирновский вылез из машины и, минуя дом, прямиком направился в садовую беседку. Там уже сидели, важно потягивая из бокалов дорогой коньяк, Митроханов и Чернуха. При виде Жирновского Чернуха вскочил с места и как-то неестественно засуетился, пытаясь разгрести на столе остатки закуски. Митроханов, напротив, продолжал важно восседать, лишь слегка приподняв свою жирную задницу от кресла и задрав вверх руку с бокалом.
- Ну, что, шеф? Наш список утвердили?
- Еще бы! - рубанул с ходу Жирновский, плеснул себе в бокал коньяка и тяжело плюхнулся в свободное кресло. - Куда эта сука денется? Они без нас - во! - Он показал кончик мизинца и шумно глотнул коньяка.
- Вся эта "Монолитная Россия" - дерьмо! - компетентно заявил Чернуха. - Мы им туда кое-кого из наших подбросили. Ну, я имею в виду комитетских. Там один Мороз чего стоит! Да и Франц со своей компашкой!
- Франц - это уж точно! - подтвердил Митроханов.
- А как насчет меня? - поинтересовался Чернуха.
- Насчет тебя, не здорово, - вздохнул Жирновский. - Они где-то пронюхали, что ты курс лечения в психушке проходил.
- Кто это сказал?! - взъерепенился Чернуха. - Они сами все психи! А меня туда просто моя бывшая отправила за то, что я ей глаз вышиб. Но я же за дело! Нечего в душу лезть! - Чернуха схватил со стола огрызок яблока и начал его отчаянно надкусывать.
- За дело - не за дело, а факт, как говорится, на лице, - проворчал Жирновский. - Этот Владик теперь нас за это будет на крючке держать. - Жирновский еще раз налил в бокал и, зажмурив глаза, одним залпом выпил.
- Пусть только попробует! - затряс бородой Чернуха. - У нас на него тоже кое-какой компромат имеется.
Он поставил на стол бокал, быстро засеменил куда-то в угол беседки и вернулся оттуда с пухлым портфельчиком.
- Вот тут, - он шлепнул портфель на стол, - вот тут все про него прописано. Этот Владик - никакой и не Владилен на самом деле! - Чернуха хлопнул по портфелю рукой. - Он настоящий Асламбек! Чеченец то есть!
- Ты чего, старый хрен, мелешь!? - вскочил с места Жирновский.
- Я, может, и старый хрен, но контора у нас работает четко! - невозмутимо продолжил Чернуха. - Вот, смотрите!
Он достал из портфеля бумаги и фотографии.
- Родился этот Владик в Чечне. И зовут его Асламбеком. Батю его кличут Андарбеком. И фамилия у них - Дудаевы. Это он по матушке Сырков! - Чернуха ткнул пальцем в фото. - Вот он маленький со своим чеченским дедом. А вот его мамаша в школе с учениками. Учительницей она была. Кстати, мамаша - еврейка. Так что этот Владик-Асламбек, как у нас в конторе говорят, - гремучая смесь!
- Погоди, - подвинулся к столу Митроханов, - а почему у него отчество Михайлович?
- Все просто! - Хлопнул рукой по столу Чернуха. - У этих чеченцев так принято. Они для документов себе русские клички берут. Ну чтобы среди нас, дураков, особо не выделяться. Так вот, его папаша тоже себе кликуху взял - Мишка. Так ему потом в паспорте и записали. А между собой они себя настоящими именами называют. Так что ваш Сырков - Асламбек Андарбекович Дудаев. Во как! - Чернуха захлопнул папку, налил себе полный бокал и одним махом отправил его содержимое внутрь.
- Во как! - затряс щеками Митроханов. - Не хватало еще, чтобы его родственником был тот самый Дудаев - Джохар!
- К сожалению, нет. Они просто однофамильцы, - вздохнул Чернуха.
- И этого хватит за глаза! - хлопнул по столу рукой Жирновский. - Он у меня вот теперь где будет!
Он резко прижал папку к столу. Затем пристукнул по ней кулаком и нервно заметался по комнате.
- Ты, шеф, только не переиграй! Смотри: Сырков с компанией - ребята ушлые! - Митроханов задрал вверх глаза и сделал неопределенный жест рукой.
- Это мы еще посмотрим, - отрубил Жирновский. - Не родился еще тот чеченец, который меня облапошит. Будем работать на встречных курсах.
- Все это так, - покачал головой Митроханов, - но ты не забывай, что он по мамаше - еврей. А это вам не хрен собачий. Сам знаешь, как эта братва друг друга прикрывает. Мишка Фрикман со своей банкирской бандой никаких бабок не пожалеет.
- А я и не говорю, что мы с ними ссориться будем. Просто всегда про запас надо иметь хотя бы небольшую компру.
Жирновский сгреб со стола все бумаги и, подозвав жестом помощника, приказал:
- Все ко мне в сейф! Головой отвечаешь! - Затем повернулся к Митроханову и Чернухе: - Через две недели - съезд. В "Доме Туриста". Я буду предвыборную программную речь произносить. Побольше молодежи притащите. Пусть учатся уму-разуму, пока я жив. И не забудьте представительство регионов обеспечить, а то этот мудак Вершняков со своими придурками из ЦИКа опять нам претензии предъявлять будет.
- Не будет, шеф, - успокоил его Митроханов. - Мы уже с его ребятами поработали. Они тоже сладкую жизнь любят.
- Ты только не вздумай без меня лапу в партийную кассу запускать! Оторву!
- Обижаешь, шеф! - поджал с притворной обидой губы Митроханов. - Да разве это расходы? Так - мелочевка! Два-три кило баксов! У меня больше девки на косички тратят.
- Знаю я твои косички! - махнул рукой Жирновский. - В общем, ты меня понял. А Игорьку моему скажи, чтобы вообще нигде ничего не вякал. Когда будет нужно, я сам все скажу. А по поводу Сыркова, - он повернулся к Чернухе и пригрозил пальцем, - чтобы никакой утечки! Это сугубо ДСП!
- У нас - могила! - заверил его тот и провел пальцем по горлу.
- Ну вот и ладно! - Жирновский плюхнулся в кресло и показал жестом, чтобы все вышли вон.