Здесь развилка возможностей. Если задача состоит в том, чтобы создать преодолимый, но не символический барьер для участия в выборах, то установить его можно в двух местах С одной стороны, можно регистрировать партии без особых условий, но ограничить возможности их участия в выборах избирательным залогом, сбором подписей или иными препятствиями. Именно поэтому пути пошли, скажем, в США, где партий сотни, но выдвинуть кандидата на федеральных выборах довольно сложно. С другой стороны, можно затруднить создание партий, но предоставить тем, которые уже созданы, неограниченные возможности для выдвижения кандидатов. Допустимы и комбинации этих вариантов, но если рассматривать их в чистом виде, то я за второй. Дело в том, что регистрирующие органы – идет ли речь о регистрации партий или кандидатов для участия в выборах – всегда будут испытывать сильный соблазн отказать по политическим соображениям. Это не поддается институциональной блокировке. Однако можно минимизировать опасность того, что эти соображения будут иметь сиюминутный и местный характер, ограничить возможности частного произвола. И тогда лучше подходит второй механизм. Я полагаю, таким образом, что партии надо регистрировать на федеральном уровне, предоставляя им – самим фактом регистрации – право на участие в любых выборах без дальнейших ограничений.
Приемлемый порядок регистрации партий – петиционный. Это значит, что в поддержку регистрации должно высказаться определенное число граждан России, которые считают себя ее сторонниками или просто находят ее существование полезным. В принципе, их мотивы не должны никого волновать. Частное дело. Думаю, что достаточно было бы собирать по 2000 подписей, возможно – с территориальным ограничением, когда, скажем, нельзя было бы собирать более 200 из них в одном регионе, возможно – с условием, что один человек не может поддержать создание более одной партии. Я представляю, с каким гомерическим хохотом выслушают это предложение маститые политтехнологи, одним из основных профессиональных занятий которых издавна стала фабрикация подписей. Что ж, это проблема. Видимо, принимая во внимание укоренившиеся традиции мошенничества, надо будет верифицировать подписи. К счастью, в России есть служба, которая именно этим и занимается – нотариат. Регистрирующий орган не должен принимать в верификации подписей никакого участия.
Таким образом, базовый механизм создания федеральной партии выглядел бы следующим образом. Сначала регистрируется оргкомитет, он печатает за свой счет бланки петиции и раздает их потенциальным сторонникам, те подписывают и нотариально заверяют подписи, а потом возвращают заполненные таким образом бланки в оргкомитет. Когда набирается нужное количество, создатели партии отдают в регистрирующий орган комплект подписанных петиционных бланков. После этого партия должна быть зарегистрирована, а список лиц, подписавших петицию, публикуется в Интернете. Конечно, регистрирующий орган может пойти на какие-то увертки, но, вообще-то, это будет трудно, потому что его роль в процессе чисто техническая.
10. Что делать с теми партиями, которые уже есть?
Вопрос сложнее, чем кажется. Восстановление свободы политических ассоциаций – это конституционное требование, для реализации которого нужны лишь политическая воля и приемлемое институциональное решение. Но судьба имеющихся партий зависит от будущего политического контекста, и вдаваться во всякие сценарии демократизации мне сейчас не хочется. Вкратце скажем так: демократизация будет продуктом взаимодействия между нынешними властями, т. е. правящей группой в целом, и какой-то "несистемной", не интегрированной в нынешний порядок, оппозицией. Формы этого взаимодействия предсказать трудно. Это может быть классический диалог типа "круглого стола", или превентивное реагирование властей, или какое-то конфликтное решение. Факт состоит в том, что имеющиеся партии не будут играть в этом особой роли – ни "Единая Россия", ни "парламентская оппозиция".
По своей природе "Единая Россия" – это "партия власти", т. е. инструмент электорального и законодательного контроля. С ее помощью исполнительная власть решает технические задачи сбора голосов на выборах (ведь за кого-то нужно эти голоса подавать) и принятия нужных законов. Для лидеров и актива "партии власти" такое положение – источник карьерных и материальных выгод, которые могут оказаться под угрозой в условиях перемен. А поскольку собственной повестки дня, отдельной от стратегических ориентиров руководства, у "партии власти" не может быть по определению, то главными ее приоритетами становятся сохранение и расширение имеющихся привилегий в рамках существующего порядка. Поэтому неудивительно, что, когда зашла речь об идеологическом самоопределении, "Единая Россия" выбрала консерватизм. Но ее позиции вовсе не укладываются в рамки этой традиционной идеологии, основанной на ценностях свободы предпринимательства и труда, семьи и национальной традиции. Во всех своих реальных проявлениях "Единая Россия" – это реакционная сила, стремящаяся к сохранению существующего авторитарного порядка. За все время болтовни о "модернизации" не было ни единого признака, который позволил бы заподозрить "Единую Россию" в чем-то ином.
Что касается "оппозиционных партий", то их положение двойственно. Будучи в какой-то мере жертвами системы, которая отводит им жалкую роль постоянного и ничтожного меньшинства в законодательных собраниях, они эту роль ценят и, как показали события осени 2009 г., готовы к протесту лишь тогда, когда власть нарушает правила игры. Кроме того, они получают от системы и довольно ощутимую выгоду, которая состоит в закреплении за ними монополии на представительство отдельных политических секторов. Скажем, украинская компартия с трудом пережила вторжение "Блока Юлии Тимошенко" в левую нишу. КПРФ может не беспокоиться по поводу таких угроз. Правда, против нее пытается работать "Справедливая Россия", однако у коммунистов есть все основания не относиться к этому всерьез. А возникновения сильной левоцентристской партии власти не допустят. К роме того, у КПРФ есть возможность собирать голоса тех идеологически далеких от нее избирателей, которые разумно считают, что из всех "оппозиционных партий" КПРФ обладает наиболее высоким уровнем автономии.
Значит ли все это, что судьба имеющихся партий совершенно не имеет значения? Полагаю, нет. История показывает, что в тех случаях, когда демократизация уже начата по инициативе и при участии основных политических сил, партии-сателлиты могут сыграть некоторую положительную роль. Вспомним демонтаж коммунистического режима в Польше в 1989 г. Польская крестьянская партия и Демократическая партия Польши были марионеточными организациями в куда большей степени, чем КПРФ и ЛДПР. Тем не менее, они перешли на сторону Валенсы, когда сочли, что этот ход оправдан настроениями за стенами парламента. Попросту говоря, этот ход давал им надежду на будущее. Дальнейшая судьба партий-сателлитов сложилась по-разному: ДПП исчезла бесследно, а ПКП (PSL) и сейчас является одной из важнейших партий Польши. Однако гораздо важнее другое. Говоря о "партиях", ныне интегрированных в авторитарный порядок, мы забываем, что они реально существуют как сформировавшиеся предпочтения значительных групп избирателей. Думаю, немногие усомнятся в том, что "Единая Россия" получает свои фантастические проценты не только в результате фальсификаций и давления на избирателей, но и потому, что многие за нее действительно голосуют. То же касается КПРФ, ЛДПР и некоторых других Эти элементы упорядоченности в предпочтениях избирателей заслуживают сохранения. Обращаясь к опыту прошлых демократизаций, можно сказать, что авторитарное наследие играет довольно значительную роль в формировании новых партийных систем. Почти во всех восточноевропейских странах точкой кристаллизации послужили бывшие коммунистические партии. Партии-преемницы правых авторитарных режимов сыграли значительную роль в формировании партийных систем Бразилии, Чили, Испании и других стран. В Бразилии по-прежнему важна "Партия демократического движения", которая сформировалась в условиях авторитаризма, приняв продиктованные властями правила игры, но авторитаризм успешно пережила и даже сыграла центральную роль в восстановлении демократии.
Таким образом, имеющиеся партии в основном бесполезны для демократизации, но в случае, если она все-таки произойдет, они могут сыграть полезную роль. Очевидно, что "Единая Россия" будет вредить в меру способностей всем демократическим начинаниям. Но общественная потребность в партии, выражающей интересы правящего ныне класса и его клиентов, останется и после отказа от авторитаризма, и тогда "Единая Россия" сможет действительно трансформироваться в социально-консервативную правоцентристскую партию. Захочет ли – отдельный вопрос. Скорее всего, разбежится. Но для перспектив демократизации сохранение "Единой России" будет лучшим решением, чем формирование такой же партии с нуля. Институциональное наследие, даже плохонькое, надо ценить. Ясно, что демократические перспективы есть и у нынешних "оппозиционных" партий.
Практический вывод таков. Во-первых, нужно отказаться от разговоров о люстрации [3] – и не только из философских соображений, но и потому, что чем скорее межпартийная конкуренция в демократической России примет упорядоченный характер, тем лучше, и имеющиеся партии могут сыграть в этом положительную роль. Во-вторых, регистрация всех имеющихся партий должна быть сохранена. Яне сомневаюсь, что для большинства из них сбор 2000 подписей в поддержку регистрации не составил бы проблемы, но в данном случае это необходимо для того, чтобы гарантировать сохранение за ними их названий и атрибутики. Что хорошего, если бы название КПРФ было перехвачено в процессе перерегистрации какой-то группой авантюристов? К роме того, было бы справедливо восстановить без дополнительных условий регистрацию всех партий, которые были ликвидированы судебными решениями весной 2007 г. за невыполнение требований по численности. Это Республиканская партия Российской Федерации (ликвидацию которой признал незаконной Европейский суд по правам человека), Российская коммунистическая рабочая партия и некоторые другие.
11. Может ли "Единая Россия" стать нормальной партией?
Что такое "Единая Россия"? Есть популярный вариант ответа на этот вопрос: "Партия жуликов и воров". Не могу сказать, что этот вариант – неправильный. Коррупция – системное свойство современной российской государственности. Поэтому всякие разговоры о том, что ее можно устранить путем чисток этого аппарата, ужесточения наказаний, дальнейшего роста и без того уже немалых официальных доходов чиновничества и т. д. – пустая болтовня. Есть только один способ сдерживать коррупцию: контроль над бюрократией со стороны внешней, политической инстанции. И поскольку такие распространенные в прошлом способы, как самодержавная монархия или коммунистическая диктатура, ныне в России недоступны, у нас есть только один путь к очищению от коррупции – демократия.
Проблема с мемом [4] "Партия жуликов и воров" в том, что по смыслу он относится не к "Единой России", а к российской политической системе в целом. Несомненно, что "партия власти" является довольно важным элементом этой системы. Но этот элемент вторичен. Основу коррупционного порядка составляет исполнительная власть. Функции "Единой России" – довольно ограниченные. Они состоят в том, чтобы собирать голоса на выборах представительных собраний (включая Госдуму), а потом принимать законы в интересах исполнительной власти. "Партии власти" существуют не только в условиях авторитаризма, да и начальная фаза существования "Единой России" приходится на период, когда демократические институты в стране еще не были демонтированы. Функции электорального и законодательного контроля, о которых сказано выше, свойственны "партиям власти" во многих президентских системах. Переход к авторитаризму, который произошел в России примерно в середине нулевых годов, состоял не в превращении "Единой России" в "партию власти" – она уже создавалась в этом качестве – а в колоссальном усилении исполнительной власти.
Последствия этого для самой партии небыли такими однозначными, как может показаться на первый взгляд. Действительно, зачистка политического поля в сочетании с массовыми фальсификациями на выборах привела к тому, что "Единая Россия" стала выигрывать все без исключения выборы, доминировать во всех законодательных собраниях. Но понятно, что это – заслуга не партии, а исполнительной власти. Прямо скажем, роль "Единой России" в современной российской политической жизни ничтожна. Это сказывается во всем. Например, в фактическом отсутствии у нее национального руководства. Формальным лидером "Единой России" считается премьер-министр, который в партии не состоит и периодически высказывается о ней в том духе, что паршивенькая, но лучше-то все равно нет. Ведущую роль в руководстве "Единой России" с момента ее основания играл Борис Грызлов – человек, вероятно, не лишенный каких-то достоинств, но убедительно доказавший, что проявить эти достоинства на поприще публичной политики он не способен. Понятно, он был "смотрящим" от узкого круга путинских приближенных. В регионах парторганизации "Единой России" полностью подчинены губернаторам. Это и понятно: именно они обеспечивают партии большинство голосов на выборах. Влияние "Единой России" на процесс назначения губернаторов, пусть и признанное законодательно, в действительности невелико: решение принимается совсем в других местах. У "Единой России" нет и не может быть идеологии. Не может быть идеологии у партии, которая обречена во всем поддерживать исполнительную власть. А она у нас "прагматическая", ей идеологические ограничения не нужны.
Охотно допускаю, что большинство единороссов находит такое положение дел вполне удовлетворительным. Но если все-таки говорить о "Единой России" как о партии, то ее перспективы, при сохранении этой ситуации, довольно печальные. Попросту говоря, Кремль ее сдаст в тот самый момент, когда сочтет это политически полезным. Процесс уже пошел: создан "Общероссийский народный фронт". Прагматизм. Надо сказать, что в большинстве подобных режимов партии власти меняются, как перчатки. Старые бесследно исчезают, создаются новые.
Оказавшись в конкурентной среде, "Единая Россия" должна была бы измениться, и я полагаю, что это изменение пошло бы ей на пользу. Во-первых, она была бы вынуждена все-таки определиться с руководством, потому что реальную избирательную кампанию могут вести только реальные ли деры. По моим наблюдениям, среди единороссов достаточно много людей, обладающих и опытом, и способностями к публичной политике. В нынешней системе эти способности не востребованы. На поверхности телеэкрана плавает нечто такое, на что и смотреть неприятно, не то что голосовать за него. А тогда эти способности стали бы основанием для партийной карьеры. Во-вторых, только в конкурентной среде "Единой России" по-настоящему понадобится идеология. Можно сколько угодно повторять слово "консерватизм", но если выборы проходят так, как они проходят в современной России, то никакого значения это не имеет. Между тем консервативная идеология могла бы быть востребованной. В стране преобладают социально-протекционистские настроения, люди ждут от государства защиты, но нелепо считать эти настроения признаком левизны. В Европе (в Великобритании, Германии, Италии) государство всеобщего благосостояния было создано не социал-демократами, а консерваторами и христианскими демократами.
В-третьих – пусть это и покажется парадоксом – реальной партией "Единая Россия" может стать только в том случае, если утратит свое абсолютное большинство. Сейчас исполнительная власть обеспечивает это большинство, а взамен требует от партии безоговорочной преданности. Требовать-то она будет и впредь, но без большинства у "Единой России" приобретет свободу для маневра, потому что в системе появится третий элемент – другие партии, с которыми надо будет договариваться. Так что "Единая Россия" вовсе не безнадежна для дела демократии в России. К сожалению, безнадежна исполнительная власть, от которой "Единая Россия" всесторонне зависит. Надеяться на то, что она сможет отстаивать или хотя бы осознать свои долгосрочные интересы, почти не приходится.
12. Двухпартийная система
Возможности влияния институциональной инженерии на партийную систему крайне ограничены; однако это касается только демократии. В условиях авторитаризма можно распустить большинство партий, запретить создание новых, а оставшиеся под угрозой роспуска или снятия с выборов сделать жалким придатком исполнительной власти. В России так и сделали. В результате с партиями все в порядке, если не считать того обстоятельства, что партий нет, а есть нечто иное, лишь отдаленно их напоминающее.
В условиях демократии не принимают законы, ограничивающие фундаментальные конституционные права, в том числе – свободу политических объединений. Поэтому трудно повлиять на состав участников политической жизни. Количество партий зависит от общественного запроса на них. В странах, использующих пропорциональную систему, в выборах обычно участвуют десятки партий. Но и при мажоритарной системе общее количество партий может быть значительным. Например, в Великобритании выдвигаются кандидаты примерно от сотни партий, хотя и не во всех округах.
Тут, однако, есть одна тонкость. Одно дело – общее количество партий, имеющих легальный статус, и совсем другое дело – количество важных партий, реально претендующих на власть. В большинстве стран таких партий мало. Чаще всего партии отбраковываются естественным путем, просто не выдерживают конкуренции. Выживают сильнейшие. Однако можно поспособствовать такому ходу событий с помощью институциональной инженерии. Во-первых, давно известно, что мажоритарная система – точнее, система относительного большинства в одномандатных округах – помогает сильным партиям за счет слабых Во-вторых, поскольку какие-то правила регистрации партий нужны (об этом я уже писал), то можно, не выходя за рамки основных демократических свобод, сделать эти правила довольно жесткими. Скажем, в США и Мексике очень легко создать местную политическую организацию, но общенациональную – чрезвычайно трудно.