...
Новый Город. Я смотрю вокруг. Жалкие внутренности и зародыши-выкидыши, засоряющие аккуратные сточные канавы. Вот этот, например, похож на сердце. Он пульсирует. Начинает двигаться на четырех коротеньких ножках. Вид у него отвратительный и гротескный. Похожий на собаку сгусток сырой красной плоти, он еще жив. Глупый освежеванный зародыш-пес все еще цепляется за жизнь. А ведь он просит меня только о том, чтобы я позволил ему любить меня, а может, даже и этого не хочет.
Изумленное сердце, любящее нелюбимое сердце, сердце бессердечного мира, безумное сердце умирающего мира [320] .
...
Есть еще одна область души, она зовется Америкой.
Невозможно выразить Америку. Прошлой ночью собралось вполне высокоинтеллектуальное общество самых-самых белых и самых-самых евреев, и тут до меня дошло, что я сижу рядом с бюстом, скорее всего, какого-то будды, из чего-то вроде терракоты. Было тихо, и никто ничего не говорил, никто ничего не делал, и тут до меня дошло, что свет шел от макушки будды, от шестидесятиваттной электрической лампочки, в самом деле, я не вру, это была настольная лампа.
На кой хрен вам понадобился будда в виде настольной лампы?
Но это же не будда, это какая-то великая богиня или кто-то еще.
Америкой правит дряхлый, обабившийся, осклабившийся Будда – немыслимо, невообразимо жирный – смятый в мириады складок и морщин. Жир сочится наружу. Жено-будда, слепленный из какой-то космической грязи, вибрирует в чудовищной зудящей похоти. Миллионы мужчин набрасываются на это бабище, чтобы стряхнуть, выблевать из себя этот неописуемо омерзительный, похотливый и бесстыдный зуд. И все они вязнут в бездонной, ослизлой, жирной трясине ее прогорклых пазух [321] .
...
Я видел райскую птичку, она распростерла передо мной свои крылья, и я больше никогда не буду таким, как прежде.
Нет ничего такого, чего бы стоило бояться. Ничего.
Именно так.
Жизнь, которую я пытаюсь уловить, – это и есть я, пытающийся ее уловить [322] .
...
Описание всего этого не приносит облегчения. Как и любое другое, оно остается абсурдной и отвратительной попыткой произвести впечатление на мир, который все равно останется таким же равнодушным и алчным, как и прежде. Если бы я мог встряхнуть вас, если бы я мог вышибить вас из ваших жалких умов, если бы я мог обратиться к вам, я мог бы открыть вам глаза [323] .
Последний пассаж стал крылатым и вошел не только во все критические и биографические работы о Лэйнге, но и во множество работ по культуре и социальной критике. Эпиграфом к специальному выпуску журнала "Janus Head ", посвященному творчеству Лэйнга, становится именно эта цитата, а, открывая введение к выпуску, Дэниэл Берстон пишет:
...
Этот крик души неизгладимо отпечатался в умах многих людей моего поколения, изо всех сил боровшегося с двухголовым дьяволом отчуждения и овеществления в области психического здоровья. Обращаясь к читателям "Политики переживания", Лэйнг несколько отчаянно и излишне критично говорил об ощущении возникающего возмущения и тщетности усилий, которое охватывало его всякий раз, когда он пытался передать безвыходность современной ситуации [324] .
Лэйнг продолжает свою бурную деятельность. В начале апреля 1967 г. Лэйнг, Купер, Берк и Редлер начинают готовить собственную конференцию – конгресс "Диалектика освобождения".
Конгресс начался 15 июня 1967 г. и продолжался в течение двух недель. Он проходил в Раундхаусе, известном тогда центре британского андеграунда. Организатором выступал Институт феноменологических исследований, в который входили Лэйнг, Купер, Берк и Редлер. Это была значимая встреча левых активистов и контрлидеров со всего мира, которые, как отмечал Купер в предисловии к материалам, "были озабочены поиском новых путей, которыми интеллектуалы могли изменить мир…" [325] . Конгресс открывал Лэйнг со своей речью "Очевидность". Выступали также Грегори Бейтсон ("Сознательный замысел versus природа"), Жюль Генри ("Социальная и психологическая подготовка к войне"), Джон Джерасси ("Империализм и революция в Америке"), Пол Суизи ("Будущее капитализма"), Пол Гудман ("Объективные ценности"), Люсьен Гольдман ("Критика и догматизм в литературе"), лидер американского черного движения Стокли Кармайкл ("Черная власть"), Герберт Маркузе ("Освобождение от общества изобилия"). Завершал конгресс Дэвид Купер со своей речью "Без слов".
Выступление Лэйнга отмечало то же движение, которое было заметно в "Политике переживания" – от микроисследований отдельных социальных групп к макроисследованию и критике общественного функционирования. "Очевидное" – и название доклада, и его основной отнюдь не поэтический лейтмотив, хотя некоторые критики, к примеру, Хенрик Рутенбик, и называли этот доклад его основным идеологическим заявлением [326] . Лэйнг, по его собственному убеждению, стремился привлечь внимание общественности к тем особенностям европейского и североамериканского общества, которые поддерживают мировую социальную систему, но одновременно являются опасными и угрожающими для человечества. Он отталкивается от очевидных и несомненных фактов общественной и политической жизни. "Очевидно, что мировая социальная ситуация угрожает жизни на планете" [327] , – подчеркивал он.
Очевидность – это то, что отмечает переход с одного уровня социальной системы на другой и позволяет обнаружить контекст внутриуровневого изменения. Очевидная нелогичность поведения в микроситуации может обернуться очевидной понятностью в макроситуации. Нелогичность поведения шизофреника может быть осмыслена в пределах семейного контекста, нелогичность семьи – в рамках сложных социальных сетей, социальные сети – в рамках социальных организаций и институций:
Ткань социальности – это переплетенная сеть контекстов, подсистем, сплетенных с другими подсистемами контекстов, сплетенных с метаконтекстами и метаметаконтекстами и так далее до достижения теоретического предела, контекста всех возможных социальных контекстов, объединенных со всеми входящими в них контекстами, что можно назвать всеобщей мировой социальной системой [328] .
В этой социальной системе имеет место институционализированное и организованное насилие, особенностью которого является то, что его агенты (врачи, учителя и т. п.) не осознают себя его агентами: врачи заботятся о пациентах, проявляя искреннее беспокойство. В малых социальных группах насилие концентрируется на отдельных людях, например, на психически больных, в рамках обширной социальной системы насилие направляется на неопределенную массу, находящуюся вне этой подсистемы, – на Них. Очевидная нелогичность насилия в малой социальной группе при этом становится понятной в широком социальном контексте.
Промежуточные уровни и связи социальной системы, по Лэйнгу, имеют самое важное значение. Они соединяют уровни социальной системы между собой, обеспечивая связность контекстов. И самое главное, что именно "внезапными, структурными, радикальными качественными трансформациями" [329] идут революционные изменения: путем изменений на фабриках, в больницах, школах, университетах и т. д. Такие микрореволюции и проводил Лэйнг и его соратники.
Конгресс проходил в совершенно непринужденной обстановке без формальностей и официоза. С утра читались лекции, затем шли семинары, которые продолжались и после обеда. Вечером организовывали просмотр фильмов и поэтические вечера. Раундхаус заполнили толпы людей, которые знакомились друг с другом, общались, спорили, ели, занимались любовью и вели себя так, как им было угодно. Через год Джозеф Берк, вспоминая это мероприятие, окрестил его антиконгрессом.
Конгресс привлек широкое внимание и получил широкий общественный резонанс. В Америке был издан сборник докладов. Было записано несколько пластинок с выступлениями участников, был снят документальный образовательный фильм, присутствовала съемочная группа из Норвегии, вышло несколько статей и обзоров. Самой острой рецензией была рецензия Роджера Бамарда, опубликованная в "New Society" 3 августа 1967 г. Среди прочего он писал:
...
Я выдвигаю два следующих суждения: 1) сначала должна быть разоблачена несправедливость существующей системы и 2) необходимо развить новую политику, которая должна создать возможности для внедрения новой системы. Международный конгресс по "Диалектике освобождения" превосходно реализовывал первое положение. В отношении второго положения он был обречен на неудачу. И это реальная причина его провала [330] .
Сам Лэйнг, несмотря на несомненное удовлетворение от проделанной работы, был конгрессом не очень доволен. Когда он вынашивал этот проект, он ставил перед собой другие задачи:
...
Так или иначе, но у меня была своего рода надежда или мечта, что некоторые из присутствующих там объединятся, и было бы неплохо создать таким образом долгосрочную сеть людей, которые будут заниматься беспристрастным, всесторонним, подробным исследованием наиболее важных проблемных областей функционирования человека. Но ничего подобного не пришло ни в одну умную голову [смеется]. Я имею в виду, что большинство участников находились в своем собственном панцире, они пропагандировали свои идеи, "бодались" с другими и отбывали восвояси. Так я понял, что пока это гиблое дело [331] .
После проведения конгресса вдохновленный успехом Джозеф Берк привлек Лэйнга и Купера к реализации еще одного контркультурного проекта – Антиуниверситета [332] . Институт феноменологических исследований выделил беспроцентную ссуду в 350 фунтов стерлингов, на которые было арендовано помещение, напечатаны программы и наняты секретари. 12 февраля 1969 г. в Шордиче Антиуниверситет открыл свои двери для всех желающих. Антиуниверситет был ориентирован на изменение ролей и отношений: хотя по-прежнему сохранялся статус преподавателя и лектора, приветствовалось активное участие всех присутствующих. Он работал по принципу коммуны, и большинство участников проекта проживало там же. Экзамены отсутствовали, оплата обучения была минимальна–10 фунтов стерлингов за квартал и 10 центов на каждый курс, при этом вместо наличных приветствовалась оплата товарами и услугами. Слушателям предлагались разнообразные курсы: "Экспериментальная музыка", "Демистифицируя медиа", "Психология и политика", "Семья как контрреволюционная сила", "Политика малых групп", "Психология и религия" и проч. Преподавали ведущие лидеры антипсихиатрии, искусства и контркультуры – Лэйнг, Корнелис Кардью, Роберта Элзи, Дэвид Купер, Леон Редлер, Мортон Шатцман, Фрэнсис Хаксли, Йоко Оно и др.
Лэйнг как никогда активно выступал против принуждения и общества, но сам наслаждался образом жизни, который принято называть буржуазным. Его сын Адриан пишет:
...
…Он наслаждался самой лучшей едой, самым лучшим вином, ездил первым классом, ему привозили воду "Перье", у него было чувство финансовой стабильности и достатка, ужины в дорогих ресторанах, отпуск за границей и все прелести жизни среднеклассника, против которых он выступал. Он запутался в сетях, которые часто называют лицемерием [333] .
График Лэйнга по-прежнему насыщен, и он честно отрабатывает и зарабатывает эти деньги. 9 сентября 1967 г. он принимает участие в вечерней программе на ВВС, 19 октября на заседании Комитета постдипломного медицинского образования Оксфордского университета читает лекцию "Психотерапия при шизофрении", потом тем же вечером участвует в дебатах Оксфордского союза по проблеме употребления и использования марихуаны, 21–22 октября в Сорбонне выступает с докладом "Метанойя: некоторый опыт Кингсли Холла", в ноябре опять появляется на телевидении.
Тогда, 7 октября 1967 г., Лэйнгу исполняется сорок лет. В своем дневнике он описывает это событие как переход от Икара к Дедалу, от Эдипа к Лаю, от несносного ребенка к великому старцу или всеми любимому дядюшке, от ученика к гуру, от Исаака к Аврааму, от юноши, мечтающего о будущем, к старику, вспоминающему о былом. Лэйнг уже начинает тосковать: тосковать по прошлому, в котором все было впереди, по началу пути, по книгам, которые уже написаны, и по тому времени, когда он был предоставлен самому себе и четко знал, что нужно делать и что в итоге он хочет получить. В его жизни теперь все происходит наоборот: он связан с огромным количеством людей, которые постоянно чего-то от него хотят, он включен в масштабный проект, который уже не контролирует. События жизни засасывают его, словно воронка, и ему лишь остается следовать этому бурному течению.
"Политика семьи"
В революционный 1968-й год в жизни Лэйнга была своя революция. Примечательно, что, будучи одним из лидеров контр культуры, постоянно говоря об обществе и его политике, Лэйнг умудрялся быть абсолютно аполитичным и не имел активной политической позиции. Он никогда не относил себя ни к какой политической партии, не вступал в отношения с политическими лидерами и не высказывал никакого мнения о государственной политике. 23 марта 1970 г. в своем дневнике под заголовком "Мое отношение к государству" он пишет, что политическое движение "выходит за рамки моего понимания, и его существование – это лишь то немногое, что я могу констатировать" [334] . Эта была последняя по времени дневниковая запись, касающаяся государства и его политики.
Лэйнг был лидером антипсихиатрии, лидером контркультуры, но он не собирался был лидером революции. В интервью "Наше актуальное безумие", данном Роду Стоксу в этот революционный год, он демонстрирует поразительную отстраненность и безразличие. Он не участвовал в волнениях, не поддерживал революционеров и вообще всячески избегал занимать сколь-либо определенную позицию в этой схватке. В ответ на вопрос Стокса: "Как Вы думаете, группы сопротивления оказывают какое-то влияние? На Ваш взгляд, группы сопротивления, возникшие за последние полгода, имеют хоть какое-либо отношения к решениям [Линдона Джонсона]?" Лэйнг отвечает: "Это та разновидность вопросов, от ответа на который мы все должны воздерживаться…" [335] В 1971 г. он разъясняет свою политическую позицию Питеру Мезану:
...
Я никогда не был политизированным в смысле политического активизма… Мне кажется, когда люди говорят обо мне как о политическом активисте, они имеют в виду, главным образом, конгресс "Диалектика освобождения"… Когда я был там, я отождествлял себя с левыми, но даже тогда мне было непонятно, что может выйти из такого экстраординарного скопления людей. По-моему, на самом деле я политически нейтрален [336] .
В начале 1970 г. он говорит о том же в беседе с Джеймсом Гордоном, подчеркивая, что не является активистом в обычном смысле этого слова и что его интересуют, скорее, микрореволюции – изменения в семьях, больницах и других институциях [337] .
Между тем, популярность Лэйнга все больше и больше возрастала. В мае 1968 г. в журнале "Sunday Times" был опубликован обзор его работ и деятельности вместе с его биографией. Тогда же, в мае, в "Student Magazine" появилось коротенькое интервью, в котором он опять-таки демонстрировал равнодушие к политике и проявлял отстраненную позицию, он говорил не о политике революции, а о политике рождения.
Эта сдержанность вступала в противоречие с той революционностью в идеях, которую он по-прежнему демонстрировал. Только теперь он двигался дальше:
...
Когда в "Политике переживания" я говорил, что все мы проститутки и убийцы, я хотел сказать, что нельзя отграничивать акты разрушения от других аномалий, которые все еще продолжаются в мире в русле так называемых национальных барьеров. Эти барьеры уже разрушаются, хотя можно предположить, что прежде, чем они окончательно исчезнут, погибнет много людей. Но мы не можем уклониться от ответственности просто потому, что не можем найти никакого способа предотвратить это. Мы должны сконцентрировать свое внимание на достижении как можно более полного контроля социальной системы, в рамках которой мы живем [338] .
В начале 1967 г. по просьбе Питера Лоумаса для его сборника Лэйнг пишет статью "Семья и индивидуальная структура", которая впоследствии, будучи значительно переработанной, станет первой главой его книги "Политика переживания". Основная цель статьи обозначается Лэйнгом в первом же абзаце, где он отмечает: