Исчез сомнамбулизм, продолжавшийся в течении долгого времени, хотя чередование двух состояний сознания сохранялось. В середине разговора у Анны О. могли возникнуть галлюцинации, тогда она начинала убегать, пыталась вскарабкаться на дерево и т. п. Если её удавалось задержать, то спустя короткое время она продолжала оборванное на полуслове предложение, как бы не замечая того, что произошло в промежутке. Ко всем этим галлюцинациям она возвращалась позже, в гипнозе.
В общем, можно было сказать, что в состоянии Анны О. наметились улучшения. Она могла хорошо есть, без всякого сопротивления позволяя сиделке вводить пищу в рот, и только хлеб, несмотря на желание есть, пациентка отталкивала всякий раз, как только он соприкасался с её губами; существенно уменьшились контрактуры-парезы ноги; пациентка наконец-то смогла по достоинству оценить и крепко привязаться к ещё одному врачу, посещавшему её- моему другу доктору Б. Немалую помощь в выздоровлении оказывал и ньюфаундленд, которого Анна О. получила в подарок и страстно полюбила. Действительно, надо было видеть, как эта слабая девушка храбро брала в левую руку кнут и отстегивала им огромного зверя - своего любимца ради того, чтобы спасти его жертву, кошку, на которую он набросился. Несколько позже пациентка стала уделять много внимания бедным и больным людям, что было несомненно полезно для неё.
Наиболее явное доказательство патогенного, возбуждающего влияния на абсансы с их особым миром представлений, созданным альтернативным сознанием, а также устранения патологического состояния после предоставления пациентке возможности выговориться в гипнозе, я получил после моего возвращения из отпуска, когда я не видел Анну О. в течении нескольких недель. Никакого "talking cure" за это время не было, так как больную невозможно было побудить рассказывать истории кому-либо кроме меня, не удалось это и доктору Б., которому во всём другом девушка охотно подчинялась. Я нашёл Анну О. в печальном и подавленном состоянии, она стала ленивой, строптивой, капризной и даже озлобленной. В её вечернем рассказе было заметно, что фантазийно-поэтическая жилка, столь сильно присущая ей, по-видимому, начала иссякать. То, что поведала пациентка, больше напоминало отчёт о имеющихся у неё галлюцинациях и о том, что злило её в течении прошедших дней; элементы фантазии, которые встречались в её рассказе, больше напоминали прочно занявшие своё место клише, чем что-то, имеющее какое либо отношение к поэзии. Более сносное состояние наступило у пациентки лишь после того, как я позволил ей съездить на неделю в город и в течении нескольких вечеров принуждал её рассказывать мне истории (их набралось 3-5). Когда это было уже позади, то оказалось, что мы обсудили с Анной О. всё, что накопилось за недели моего отсутствия. Появился прежний ритм в настроении пациентки. На следующий день после использованной возможности выговориться Анна О. была любезной и весёлой, на второй - более раздражённой и неприступной, а уж на третий день ну просто "отвратительной". Её эмоциональное состояние находилось во власти времени, которое вело свой отсчёт с момента предоставленной возможности выговориться. Любое патологическое образование, созданное фантазией пациентки, и любой факт, выхваченный болезненной частью её души, продолжали оказывать своё действие до тех пор, пока Анна О. не рассказывала о них в гипнозе, после чего она полностью избавлялась от их мучительного влияния.
Когда осенью пациентка снова вернулась в город (но уже в другую квартиру, не в ту, в которой она заболела), то состояние её было вполне сносным, причём как физически, так и душевно; и лишь только некоторые, с особой силой захватывающие её переживания, могли превратиться в патологические психические раздражители. У меня были большие надежды на постепенное улучшение состояния Анны О. в результате предоставляемой ей возможности выговориться до конца, что должно было защитить её психику от тяжёлых перегрузок новыми раздражителями. Но в самом начале меня постигло разочарование. В декабре психическое состояние Анны О. резко ухудшилось, она была сильно возбуждена, ею завладел пессимизм, она вряд ли бы смогла отыскать в своей жизни хоть один сносный день, хотя внешне пыталась ничем не выдать своё состояние. В конце декабря, в рождественские праздники, она испытывала особенно сильное беспокойство, во всю неделю ничего нового от неё я не услышал, разве что только рассказ о химерах, которые она тщательно создавала в праздничные дни 1880 года под воздействием испытываемых ею сильных аффектов страха. После того, как пациентка смогла рассказать о целой серии подобных образов, у неё наступило огромное облегчение.
Прошёл год с тех пор, как её удалили от ухода за отцом и она вынуждена была сама слечь в постель. Вот в это время и прояснилось, упорядочилось состояние Анны О. Оба чередующихся друг с другом состояния сознания ранее существовали так, что утром, с началом дня, учащались абсансы, т. е. доминировало альтернативное сознание, а по вечерам так, вообще, только оно одно и существовало. Теперь же всё было иначе, если раньше в одном из состояний сознания она была нормальной, а в другом имела психопатологические синдромы, то теперь различия приобрели совершенно иной характер. В первом из состояний она жила как и все мы в зиму 1881-1882 года, а во втором - как бы заново проживала зиму 1880-81 года, причём складывалось впечатление, что она полностью позабыла всё, что произошло потом в течении целого года, когда присутствовало сознание того, что отец умер. Это перемещение по времени в прошедший год происходило настолько интенсивно, что находясь в новой квартире она посредством галлюцинаций воссоздавала свою прежнюю комнату; когда хотела подойти к двери, то натыкалась на печь, которая точно также располагалась по отношению к окну, как в прежней квартире дверь. Переход из одного психического состояния в другое происходил спонтанно и с необычайной лёгкостью, достаточно было одного мимолётного впечатления, напоминающего о живых событиях прошедшего года. Можно было просто подержать перед ней апельсин (основная её пища в течении начального периода заболевания) и она полностью переносилась из года 1882 в год 1881. Это перемещение в прошедший год происходило вовсе не случайным образом, день за днём пациентка последовательно проживала прошлую зиму. Я мог бы считать это всего-навсего гипотезой, если бы Анна О. сама на ежевечерних гипнозах не перебирала всего того, что взволновало её именно в этот день ровно год назад, и если бы не было личного дневника матери за 1881 год, по которому легко убедиться в точности упоминаемых пациенткой событий и времени их наступления. Возобновление переживаний прошедшего года продолжалось вплоть до полного исцеления от болезни (июнь 1882 год).
Интересно было замечать, как заново переживаемые в альтернативном сознании психические события не упускали возможности оказать влияние на её нормальное сознание.
Однажды утром больная смеясь сказала мне, что не знает почему, но злится на меня; зная содержание дневника матери, я хорошо понимал, что она имеет ввиду. Позже в вечернем гипнозе моё предположение действительно подтвердилось. В такой же точно календарный день вечером в 1881 году я чем-то очень сильно рассердил пациентку. В другой же раз она сказала, что с её глазами происходит что-то необычное, что она неправильно воспринимает цвета. Но оказалось, что в тесте на различение цветов она всё видит чётко и правильно, расстройство зрения относилось только к материалу её одежды. Причиной же было то, что в те дни в 1881 году (год назад) пациентка много времени отдавала работе с шлафроком (домашним халатом) отца, который был из такого же материала, только другого, синего цвета. Было также хорошо заметно, что эти всплывавшие воспоминания прежде всего мешали работе нормального сознания, и лишь постепенно их влияние стало сказываться и на альтернативном сознании.
Вечерние гипнозы довольно сильно обременяли пациентку уже тем, что ей приходилось вести рассказ не только о новоиспечённых химерах, но и о переживаниях и "мистике", относящихся к 1881 году (к счастью, в то время уже были устранены химеры 1881 года). Эта проводимая пациенткой и врачом работа была необычайно большой из-за наличия особого рода расстройств, которые также приходилось устранять, я имею тут ввиду психопатологические проявления самого начального периода болезни с июля по декабрь 1880 года, те явления, которые привели к появлению истерических феноменов. После того как пациентке была дана возможность выговориться симптомы исчезали.
Я был просто поражён, когда после ненамеренного рассказа пациентки, находившейся в вечернем гипнозе, о мучающем её симптоме, он внезапно исчез, несмотря на то, что существовал довольно длительное время. Она рассказывала о лете, стояла необычайная жара, пациентка ужасно страдала от жажды, и всё из-за того, что безо всякого видимого повода вдруг возникли проблемы с утолением жажды. Как только её губы соприкасались со столь желанным для неё стаканом воды, она резко отталкивала его от себя, словно бы страдала гидрофобией. Очевидно в эти секунды она находилась в абсансе. Утолить мучившую её жажду в какой-то степени удавалось только фруктами, арбузами и т. п. Такое продолжалось около 6 недель. Как-то в гипнозе она стала говорить о своей англичанке-компаньонке, которую явно недолюбливала. С явным выражением отвращения пациентка рассказывала как вошла к ней в комнату и увидела как маленькая собачка компаньонки, отвратительнейшая собачка, пила из стакана. Тогда она ничего не сказала, так как не хотела показаться невежливой. Какое-то время после рассказанной ею истории пациентка ещё предавалась проявлению бушевавшей в ней злобе, затем попросила попить, без всяких препятствий выпила несколько стаканов воды и вышла из гипноза, держа стакан возле губ. Вот так навсегда исчез её симптом. Таким же образом исчезали и другие её закоренелые причуды, было достаточно всего-навсего рассказать о том событии, которое действительно послужило для них поводом. Но самым большим достижением было исчезновение под воздействием такой процедуры первого устойчивого симптома - контрактуры правой ноги, хотя она ещё до того значительно уменьшилась. Истерические симптомы пациентки сразу же исчезали, стоило только в гипнозе воспроизвести событие, спровоцировавшее появление симптома в первый раз. Вот из таких-то наблюдений и была создана терапевтическая техника, безупречная в отношении логичности, последовательности и систематичности. Внимание уделялось каждому отдельному симптому этой порядочно запутанной болезни, всем поводам, которые могли спровоцировать их появление. Рассказ о них начинался в обратном по времени порядке, начиная с тех дней, когда пациентка слегла в постель и обратно до тех событий, которые послужили поводом для их первого возникновения. Если Анне О. удавалось о них рассказать, то симптом исчезал бесследно и навсегда.
Так были "отговорены" (wegerzahlt) контрактуры-парезы и восстановлена кожная чувствительность, устранены разнообразнейшие расстройства зрения и слуха, невралгии, нервные кашель и дрожь и т. п., а под конец расстройства речи. Например, последовательно исчезали следующие расстройства зрения: конвергентный страбизм с двоением предметов; кошение обоих глаз вправо, так что хватающая рука всегда оказывалась левее предмета; сужение поля зрения; центральная амблиопия (понижение остроты зрения без обнаруживаемых объективных изменений в зрительном аппарате); макропсия ; видение вместо отца головы мертвеца; невозможность читать. И только к некоторым феноменам, появившимся уже в постельный период, не удалось применить такой подход, например, к распространению контрактуры-пареза на левую сторону; по-видимому, он не имел под собой никаких прямых психических поводов.
Совершенно безуспешными оказались все попытки ускорить дело посредством попыток напрямую пробудить в воспоминаниях пациентки первый повод для появления симптома. Она не могла его отыскать, впадала в замешательство, и лечение шло даже медленнее, чем в том случае, когда больной позволяли спокойно и безопасно размотать до конца подхваченную ею нить воспоминаний. Лечение посредством вечерних гипнозов происходило слишком уж медленно из-за того, что пациентка во время процесса "выговаривания" была вынуждена отвлекаться на две другие серии тревожащих её психических феноменов. Да и сами воспоминания по-видимому нуждались в определённом количестве времени, чтобы успевать появляться в первоначальной яркости. Поэтому сформировалась следующая процедура лечения. Я заходил к пациентке утром, гипнотизировал её (опытным путём были найдены очень простые гипнотические техники), а когда она успевала достаточно сконцентрироваться на мыслях об очередном симптоме, то спрашивал её о жизненных обстоятельствах, в которых он появился впервые. При быстром предъявлении последовательности небольших ключевых фраз пациентка перечисляла внешние поводы, которые я тут же записывал. А на вечернем гипнозе при поддержке сделанных мною записей, больная довольно подробно описывала конкретные обстоятельства появления симптома. О том насколько сильно пациентка погружалась в себя, можно судить хотя бы по следующему примеру. Частенько бывало так, что пациентка не слышала, когда к ней обращались. Эту временную "глухоту" можно разделить на следующие группы:
A) не замечание того, что кто-то вошёл в комнату; здесь мною подробно зарегистрировано 108 случаев; Анна О. называла обстоятельства, лица, а часто и даты; первым в списке упоминается отец;
B) не умение разобрать слова, когда несколько человек говорят одновременно; 27 случаев; первым в списке опять стоит отец и один человек из знакомых пациентки;
C) Анна О. настолько сильно уходила в себя, что не замечала того, что обращаются непосредственно к ней; 50 раз; самое первое воспоминание, относящееся сюда - отец просит её принести вина;
D) наступающая из-за тряски (в вагоне и т. п.) глухота; 15 раз; первый случай в списке - выследив пациентку,
когда та ночью подслушивала у двери в комнату больного, младший брат в негодовании её трясёт;
E) временная глухота, наступающая в качестве реакции на сильный испуг при внезапном шорохе; 37 раз; первый случай - приступ удушья отца, когда он подавился
F) глухота, наступающая в состоянии глубокого абсанса; 12 раз;
G) глухота из-за столь упорного и усиленного прислушивания к тому, что говорят, что под конец, когда к ней кто-то обращался, она уже ничего не слышала; 54 раза.
Конечно, все эти феномены большей частью схожи между собой. Их, например, можно свести к проявлению рассеянности в состоянии абсанса или аффектам испуга (ужаса). Но в воспоминаниях больной эти явления были столь чётко разделены на отдельные категории, что стоило ей здесь где-нибудь сбиться, как у неё возникала потребность заново восстановить нарушенный порядок, иначе дело так и застревало. Многочисленные подробности ввиду их незначительности, а также удивительная точность при их рассказывании наводили на подозрение о надуманности. Многое из рассказанного невозможно было проверить, так как оно относилось к субъективным, внутренним переживаниям. А некоторые обстоятельства, с которыми было связано появление симптомов, удалось припомнить окружающим пациентку людям.
Здесь не происходило ничего нового по сравнению с "отговариванием" симптомов. Упоминаемое пациенткой психопатологическое явление само начинало ярко выступать на передний план. Например, во время анализа эпизодов глухоты, пациентка в столь большой степени переставала меня слышать, что по временам для продолжения общения с нею мне приходилось прибегать к запискам. И всегда поводом для появления таких эпизодов был какой-либо сильный ужас, пережитый ею во время ухода за отцом, или непростительное упущение, проявленное с её стороны и т. п.
Припоминание прежних событий не всегда шло гладко, иногда больной приходилось делать для этого огромные усилия. А однажды так вообще дело застопорилось на большой период. Никак не желало появляться одно из воспоминаний; оно относилось к пугающей пациентку галлюцинации: вместо привычного образа отца, за которым ухаживала пациентка, она видела голову трупа. Анна О. и окружающие её люди вспомнили как однажды, когда она ещё была совершенно здоровой, пациентка пошла навестить одну из родственниц, открыла двери её квартиры и тотчас упала в обморок. Чтобы справиться с этим Анна О. поехала теперь туда, но как и прежде рухнула там без сознания на пол, только успев переступить порог комнаты. В вечернем гипнозе было обнаружено и устранено препятствие: входя в комнату родственницы, в стоящем напротив зеркале пациентка увидела своё бледное лицо, и даже не своё, а отца - голову трупа. - В работе с Анной О. часто оказывалось так, что страх перед тем, что воспоминания могут выдать что -то очень тайное, сдерживал их появление, так что пациентке или врачу приходилось прибегать к дополнительным усилиям.
Насколько сильна была логика её внутренней психической жизни может убеждать среди всего прочего следующее событие. Как уже было замечено, по ночам пациентка неизменно пребывала в "альтернативном сознании" - то есть переносилась в 1881 год. Как-то ночью она проснулась, утверждая, что её увезли из дома, пришла в неописуемое возбуждение, переполошившее всю семью. А причина её возбуждения была весьма проста. В предыдущий вечер посредством "talking cure" у пациентки удалось устранить зрительные расстройства (это относилось и к альтернативному сознанию). Проснувшись в середине ночи, пациентка обнаружила себя в незнакомой для неё комнате, так как весной 1881 года семья сменила квартиру. Подобные неприятные переживания устранялись посредством того, что по вечерам (по её просьбе) я закрывал ей глаза, внушая, что она не сможет их открыть, пока я сам не сделаю этого утром. Подобный переполох в доме повторился ещё только один раз, когда пациентка сильно разрыдалась во сне и проснувшись, открыла глаза.
Так как хлопотливый анализ симптомов приводил к событиям, относящимся к лету 1880 года, когда только-только зарождалось заболевание пациентки, я смог получить довольно полное представление о инкубационном периоде и патогенезе описываемого случая истерии, что и хочу здесь вкратце изложить.