Искусство психологического консультирования. Как давать и обретать душевное здоровье - Ролло Мэй 22 стр.


Юнг находит столь необходимый смысл на глубинных уровнях коллективного бессознательного. Здесь источник религии и Бога, так как идея Бога представляет собой архетип, "изначальный образ". "Идея всемогущего божественного существа присутствует везде, и если не признается сознательно, то принимается бессознательно, потому что это - архетип… Вот почему я считаю, что разумнее признать идею Бога сознательно, в противном случае богом станет что-нибудь другое, как правило, нечто несуразное и глупое". В процессе исцеления невротика, пишет Юнг, "архетип начинает жить самостоятельно и выступает в качестве духовного наставника личности, таким образом вытесняя несовершенное эго с его никчемными желаниями и борьбой. Как сказал бы религиозный человек, это произвол Божий… Выражаясь скромнее, я скажу, что душа пробудилась к естественной жизни". Обнаружив, что вера заключается в обретении этих глубинных уровней бессознательного и сознательном их принятии, Юнг так описывает уверовавших людей: "Они пришли к самим себе, они смогли принять себя, они примирились с собой, тем самым примирившись с неблагоприятными обстоятельствами и событиями". Издавна о таких говорили: "Он примирился с Господом, он принес в жертву свою волю и покорился воле Божьей".

Вероятно, сравнение Бога с архетипом несколько странно, но оно имеет аналоги в истории богословия. Это определение сходно с платоновской концепцией Добра, первичной идеей или архетипом, который он называл Богом. Христианские мистики часто говорили о поиске Бога в глубине человеческого "я" (то, что Юнг называет коллективным бессознательным), вне субъективности и объективности. Сказано Августином, что "в глубинах души мысль и бытие суть одно".

Юнговское объяснение религиозного опыта пробуждает мысль и способствует ее развитию, но оно не является полным. Юнг подчеркивает имманентность Бога в личности, но оставляет опасность того, что человек удовлетворится этой идеей и отождествит Бога с собственным глубинным миром. Иначе говоря, возникает вопрос: есть ли Бог лишь ваше бессознательное или, что не слишком отличается с качественной точки зрения, коллективное бессознательное "я" группы людей. Выделение трансцендентной природы Бога, которую мы находим в христианском богословии, необходимым образом уравновешивает взгляд Юнга.

Психотерапия и теология

Чем глубже человеческая мысль проникает в тайники психотерапии, тем ближе она к сфере теологического. Психотерапия начинается с того момента, когда мы задаемся вопросом, как заставить невротика жить более эффективной жизнью, который в свою очередь приводит нас к проблеме нахождения смысла его жизни. Именно здесь психотерапия и соприкасается с теологией, которая способна дать ответ на те фундаментальные вопросы, с которыми психотерапия справиться не в состоянии.

Мы пришли к этой истине и во второй главе, когда нами был проделан первый анализ личности. В нем было показано (читателю будет полезно пересмотреть заключительную часть указанной главы), что для создания адекватной картины личности мы должны принимать во внимание то напряжение, которое существует в человеческой природе между тем, что он есть, и тем, кем он должен быть, или, лучше сказать, противоречие между эгоцентризмом (эгоистическими мотивами человеческих решений) и социальным интересом (бескорыстным откликом на потребности других). С теологической точки зрения это выглядит как противоречие между греховностью человеческой натуры и ответом перед универсальной структурой, или Богом. Следует напомнить, что такие психотерапевты, как Юнг, Ранк и Кункель, открыто признавали подобное противоречие, называя его "дуализмом" человеческой природы и со всей определенностью признавая свою зависимость от теологии в вопросах этой важнейшей сферы.

Ответ христианской теологии на это, как мы показали в предыдущей главе, заключается в том, что человек связан с Богом. Это заложено в самом основании человека и связывается с его сотворением "по образу и подобию Божьему". Однако человек свободен жить собственной жизнью и совершать собственный нравственный выбор. Ему дарована независимость, посему он своеволен и во всех обстоятельствах склонен делать выбор, исходя из собственного эгоизма, нежели из желания соответствовать образу Божьему в себе. Таким образом, образ Божий - это неизменная цель, потенциальная возможность, но ни один человек не достигает ее. Это означает, что внутри человека всегда остается противоречие между Богом и эгоистичным желанием человека, которое усложняет ему жизнь и вызывает в нем длительные нравственные конфликты, душевные муки и чувство вины. Но подобное противоречие необходимо, если человеку необходимо познать какой-то смысл, если свобода и нравственная независимость, ответственность и спасение имеют хоть какое-то значение. Коротко говоря, награда за это напряжение - творческое начало личности.

Человек оказался бы в невыносимых условиях, если бы не милость Божья. "Милость" - богословский термин, но в психотерапевтическом словаре для него существует синоним - "просветление". Когда невротик попадает в порочный круг эгоцентризма и не может адекватно справляться с напряжением, создаваемым его свободой, и тем самым злоупотребляет своей независимостью, увлекаясь лишь во вред себе эгоистическими позывами, только благодаря "просветлению" у него появляется возможность разорвать сомкнутые оковы эгоцентризма. Тогда он становится способным отвечать требованиям вселенной, как сказал бы Кункель, или, в наших терминах, откликаться на призыв Божий. С психологической точки зрения это выглядит так: невротик так долго страдал от собственного вредоносного эгоцентризма, что теперь жаждет сдаться. Он готов поступиться всем, даже жизнью. Он уже дошел до того состояния, когда готов сказать: "Не моя воля, но Твоя да будет". Теперь он в том состоянии, когда может отвечать. В этот момент он чувствует, что значим не как своевольное создание, а как проводник, хоть и недостойный, смысла во вселенной. К счастью, вселенская структура (Бог - с религиозной точки зрения), всегда оставалась в нем и взывала к нему. И теперь, когда человек стал способен отвечать, он может действовать в отсутствие довлеющего эгоцентричного мотива. Утратив свою жизнь, человек спасает ее. Он достигает "просветления".

Мы справедливо называем это милостью Божьей, потому что нелепо было бы полагать, что человек способен совершить это ради самого себя. Он уступает, и исцеляющая сила мироздания - если угодно, назовите это так - приходит ему во спасение. Не то чтобы он заслуживает помощи, просто он готов ее принять, потому что перестал думать, что заслуживает ее.

Тогда человек достигает чувства собственной тщетности и незначительности перед лицом мироздания и Божьего промысла в нем и готов испытать то, что иногда называют "космическим смирением". Оно освобождает его от груза гордыни, но ощущение "незначительности" на самом деле касается только его эгоцентризма: принимая во внимание, что он, как личность, участвует в божественном замысле и иногда улавливает проблески его значения, он ощутит, даже сильнее, чем прежде, свою огромную значимость. Человек готов к "воздаянию" вселенной своих моральных обязательств, что порождает в нем подлинное чувство долга. Он понимает, что цели, к которым движется мироздание, неизмеримо больше его собственных, и желал бы прийти в гармонию с ними. Без всяких сантиментов он признает свою зависимость от Бога.

Просветление, или переживание милости Божьей, не происходит внезапно и раз и навсегда, да так, что потом у испытавшего его уже не остается никаких забот. Вовсе нет. Тот, кто считает, что он "спасен" и навсегда избавлен от внутреннего напряжения, в действительности глубоко заблуждается и попадает в ловушку ложной "святости", которая совсем не явно, но гораздо более эгоцентрична, а его способность переживать чувство вины, как мы уже говорили, возрастает во много раз.

Опыт просветления - это, скорее, перестройка напряжений внутри личности, которую необходимо повторять вновь и вновь. Это пик-переживание, "преобразование": после того как страдания достигают своей наивысшей точки и внезапно снисходит озарение, корректировка напряжений дается легко. Развивается склонность человека к длительному настрою на лишенное эгоцентризма отношение к миру. Но милость должна дароваться постоянно, как и просветление.

Нельзя забывать, что просветленный человек не избавляется от своего "прежнего Адама", но теперь он способен успешно бороться с этой эгоцентрической тенденцией. Он не впадает тут же в блаженное состояние, но теперь может смотреть на собственную разобщенность с твердой верой в возможность победы. Напряжение остается, но просветление (мы здесь употребляем этот термин как синоним милосердия) лишает яда змею эгоцентризма. Человек все еще склонен принимать эгоистические решения, но благодаря осознанию этой своей склонности и постоянной доступности милости Божьей он всегда способен отступиться, и таким образом его жизненная мотивация становится значительно менее эгоцентричной.

Отступаясь, человек вовсе не отрекается от своей креативности в пользу статичности и непродуктивности. Напротив, достижение милости и просветления, о которых мы говорили, совершенно определенно способствуют более творческой корректировке напряжений внутри индивида. Его творческое начало находилось в блокаде эгоцентризма. Сломив эту блокаду, человек становится способным выражать творческую составляющую своей натуры открыто, спонтанно и с удовольствием. Милость - это творчество. Человек больше не расходует свою энергию на борьбу с запретами, ограничениями и другими помехами, порождаемыми эгоцентризмом. Освобожденные силы художника, более не занятые борьбой с самим собой, напрямую служат прекрасному.

Просветление и милость не снимают с человека его вины. Просто теперь у него появляется возможность принять и утвердить эту вину, или, другими словами, раскаяться. То, что вина, грех или эгоцентризм - как бы мы это ни назвали - никогда полностью не стираются, доказывает важность смирения в повседневной жизни. "Боже! Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди!" - скажет самонадеянно удовлетворенный собственным спасением человек и глубоко ошибется и с психологической точки зрения, и с религиозной. С позиции психологии, чем большего человек достигает "просветления", тем сильнее он осознает собственное несовершенство. С религиозной же точки зрения, чем больше человек познает милость Божью, тем сильнее он проникается собственной виной и, следовательно, тем нужнее ему эта милость. Вот в чем смысл парадокса, когда наиболее открытый для милости Господней человек упорно называет себя "великим грешником".

Некоторые люди принимают и утверждают в себе только то, что им выгодно. Они утверждают мироздание до тех пор, пока оно на их стороне. Это заблуждение, к которому мы приходим, благодаря своей склонности к утопизму, и которое заслоняет от нашего понимания глубинные аспекты этой проблемы. Мы будто видим и воспеваем только мир благодати. Но если с миром все было бы в порядке, то человек не стал бы искать смысл, и уж тем более мог бы обойтись без религии. В конце концов, в мире возможен порядок, но это дело Божье. А в жизни отдельного человека все далеко не совершенно: есть разлад с самим собой и дисгармония больного мира. С точки зрения психологии, как и религии, болезнь возникает из-за попыток бежать от этого разлада. Только у избалованного ребенка желание играть остается лишь до тех пор, пока вселенная придерживается его правил. Здоровый человек, со своей стороны, готов двигаться вперед по тонкой веревке над пропастью сомнения и утверждать истину и добродетель, даже когда истина возможна только на эшафоте, а добродетель недостижима. Таков пример Иова. Человек не лишается потребности утверждать добродетель, даже если он мало вкусил ее сам. Награда в виде душевного и религиозного благополучия находит того, кто способен воскликнуть вслед за Иовом: "Он может убить меня, но я все равно буду верить Ему".

Опыт просветления и милости приносит человеку ни на что не похожее, уникальное ощущение свободы. Сбросив с плеч груз невыносимого конфликта с самим собой, человек освобождается, чтобы делать правильный выбор. С рабской зависимостью от эгоцентризма и греха покончено, и теперь он может вместе с апостолом Павлом восторженно возвестить о своем освобождении.

Переход от невроза к личностному здоровью - поистине чудесный процесс. Человек силой надежды восстает из глубин отчаяния. Взамен малодушию приходит смелость. Твердая корка эгоизма рассасывается под воздействием того удовольствия, которое приносит бескорыстие. Бурный поток радости смывает боль. И любовь, входя в жизнь человека, одерживает верх над одиночеством. Он наконец-то обретает себя, находит друзей и собственное место во вселенной. Таков переход от невроза к личностному здоровью. И в этом смысл веры.

БИБЛИОГРАФИЯ

Adler, Alfred: The Practice and Theory of Individual Psychology. Translated by P. Raclin. Harcoun, Brace and Co, New York, 1924.

- Understanding Human Nature. Translated by Walter Beran Wolfe. Greenberg, New York, 1927.

- What Life Should Mean to You. Edited by Alan Porter.

Little, Brown and Co., Boston, 1931.

Elliott, H. S, and Elliott, G. L.: Solving Personal Problems. Henry Holt and Co., New York, 1937.

Freud, Sigmund: The Future of an Illusion. Translated by W. D. Robson-Scott. Horace Liveright, New York, 1928.

- A General Introduction to Psychoanalysis.

Authorized translation by G. Stanley Hall. Horace Liveright, New York, 1920.

- New Introductory Lectures on Psycho analysis.

Translated by W. J. H. Sprott. W. W. Norton& Co., New York, 1933.

-The Problem of Lay-Analyses. Translated by A. Paul Maerker-Brauden. Brenrano’s, New York, 1928.

-The Psychopathology of Everyday Life. Authorized English edition, with introduction by A. A. Brill, Macmillan, New York, 1917.

Hoffding, H.: Jean Jacques Rousseau and His Philosophy. Translated by W. Richards and L. E. Saidla. Yale University Press, New Haven, 1930.

Jung, C. G.: Modem Man in Search of a Soul. Translated by W. S. Dell and C. F. Baynes. Harcourt, Brace and Co., New York, 1933.

-Psychology and Religion, Yale University Press, New Haven, 1938.

- Psychological Types; or, The Psychology of Individua tion. Translated by H. Godwin Baynes. Harcourt, Brace and Co, New York, 1923.

- Two Essays in Analytical Psychology. Translated by H. G. and C. F. Bayney. Dodd, Mead & Co., New York, 1928.

Kunkel, Fritz: Let’s Be Normal! Translated by Eleanore Jen sen. Ives Washburn, New York, 1929.

Levy-Bruhl, Lucien: How Natives Think. Authorized translation by Lilian A. Clare. George Alien & Unwin, London, 1926.

Mann, Thomas: Freud, Goethe, Wayzer. Alfred A. Knopf, New York, 1937.

Nietzsche, Friedrich: Beyond Good and Evil. Translated by Helen Zimmem. London, 1909. The Modem Library, 1917.

Rank, Otto: Truth and Reality. Translated by Jessie Taft. Alfred A. Knopf, New York, 1936.

- Will Therapy. Translated by Jessie Taft. Alfred A. Knopf, New York, 1936.

Rhine, J. B.: New Frontiers of the Mind. Farrar and Rinehart New York, 1937.

Whitehead, A. N.: The Function of Reason. Princeton University Press, Princeton, 1929.

Примечания

1

Слово "Психотерапия", часто встречающееся в этой книге и состоящее из двух частей "психо-" и "терапия", означает лечение психологическими методами. Психоанализ - это лишь одна - фрейдианская - форма психотерапии. Консультирование определенным образом связано с психотерапией, как мы не раз отмечали в процессе всей дискуссии.

2

Приведем здесь очень краткий исторический обзор развития психотерапии. В этом обзоре мы коснемся некоторых знаменитых философов, сделавших вклад в понимание личности.

Корнями психотерапия уходит в философию Сократа, представленную такими афоризмами, как "Познай самого себя" и "Познание есть добродетель", которые впоследствии мы обнаруживаем в современной мысли, в частности у Адлера. Платон показал глубокое понимание любви и природы бессознательного, имеющее современный аналог, особенно в юнгианстве. Античный стоицизм приложил огромные усилия для разработки идеи о том, что психологические процессы подвержены разумному контролю (см. "Медитации" Марка Аврелия). У нас сейчас нет возможности подробнее рассмотреть такие древние философские системы, как эпикурейство и ранний христианский мистицизм. Однако Августин должен быть упомянут как один из самых глубоких древних психологов. Его мысль о том, что в глубинах души человека происходит борьба между объективным и субъективным, является классическим суждением, по сей день значимым как исходная посылка психотерапии.

Декарт (XVII век) поднял проблему, которую стремится разрешить психотерапия, - проблему разделения разума и телесных функций. Затем Спиноза предложил схему психологического самоконтроля рациональными методами. Его идеи, что качество нашего благополучия зависит от того, что мы любим, что то, чего мы боимся, опасно лишь в нашем сознании, а любой приступ гнева - это помраченная идея, которая может быть очищена спокойным размышлением, показывают остроту психологического понимания, несмотря на его неполноту (см. "Этику" Спинозы).

Руссо (XVIII век) чрезвычайно важен как одна из значимых фигур в романтизме, с которого начинается современная психотерапия. Своей жизнью, мыслями и проповедями Руссо воплощал эмоционализм, бунт против запретов общества и тягу "к природе", всегда ощущаемые романтиками и занявшие видное положение в современной психотерапевтической мысли (ср.: Фрейд "Цивилизация и недовольные ею"). Эти аспекты мысли Руссо легли в основу позднейшей психотерапии: витализм (акцент на жизненную силу), реакция против рационализма, индивидуализм, доверие к природе. Он верил в самовыражение, в полное проживание собственной жизни. Его определение просвещения как "прямого и бессознательного раскрытия индивидуальности" ("Эмиль") позволяет провести поразительную параллель со взглядами Адлера. Его вера в добродетель человеческой природы также вновь обнаруживается в адлерианской мысли.

Назад Дальше