Тем временем общественные события, разыгравшиеся около 1930 г., поставили именно этот вопрос со всей силой. Фашизм, угроза которого подобно неистовому потоку или урагану обрушилась на Германию, вызвал всеобщее удивление тем, как такое вообще могло произойти. Экономисты, социологи, специалисты по культурной политике и приверженцы разного рода реформ, дипломаты и государственные деятели пытались найти ответ в старых книгах. Ответа в них не было. Ни одна политическая схема не подходила к тому взрыву иррациональных человеческих аффектов, который представлял собой фашизм. Да и сама высокая политика никогда не ставилась под вопрос как иррациональное образование.
Я хотел бы в этой работе только выделить те общественные события, которые резко высветили спор, происходивший в квартире Фрейда. При этом я должен пренебречь широким социально-экономическим фоном.
Открытие Фрейдом детской сексуальности и вытеснения сексуальности было, с точки зрения общественного развития, всего лишь началом осознания процесса отрицания сексуальности - процесса, измеряемого тысячелетиями. Это осознание еще казалось облеченным в крайне академические формы и не доверяло самому себе. Человеческая сексуальность требовала перемещения с черной лестницы, где она, сочась гноем, на протяжении многих веков влачила грязное и болезненное существование, к фасаду блестящего здания, замечательно называвшегося "культурой" и "цивилизацией". Убийства на сексуальной почве, криминальные аборты, агония юношеской сексуальности, умерщвление живого начала в детях, массовое распространение извращений, порнография и неотделимая от нее полиция нравов, использование пошлой и похотливой промышленной и торговой рекламой стремления человека к любви, миллионы случаев телесных и душевных заболеваний, одиночество и повсеместное душевное уродство, а сверх того - невротическое политиканство спасителей человечества - все это отнюдь не украшает цивилизацию. Моральная и социальная оценка важнейшей человеческой функции находилась во власти старых дам, потерпевших сексуальное фиаско, и тайных советников знатного происхождения с отмершей вегетативной системой.
Протест вызывали не только намерения именно таких закосневших существ декретировать свое поведение здоровым и полнокровным натурам, но и их возможность делать это. Разочарованные люди с отмершими чувствами взывали ко всеобщему чувству сексуальной вины, ссылаясь в оправдание своей позиции на сексуальный хаос и "гибель культуры и цивилизации". Массы, чувствуя, что происходит, молчали, ибо, одурманенные воспитанием и "морализаторством", не понимали по-настоящему, не являются ли все-таки преступными их естественные ощущения жизни. Они ведь никогда не слышали ничего другого. Поэтому исследования Малиновского, проведенные на островах южных морей, оказались в высшей степени плодотворными. Они действовали не в том совершенно определенном смысле сенсационного сладострастия, с которым торговцы, пережившие сексуальный крах, воспринимают туземок островов южных морей или мечтают о гавайских танцах живота, а производили серьезное впечатление.
Уже в 1926 г. Малиновский оспорил в одной из своих работ биологическую природу открытого Фрейдом сексуального конфликта между ребенком и родителями (конфликта из-за эдипова комплекса). Он справедливо утверждал, что отношения между детьми и родителями изменяются вместе с изменением общественных процессов, имея, следовательно, социологическую, а не биологическую природу. Результатом общественного развития является в первую очередь семья, в которой растет ребенок. Например, у тробрианцев не отец, а брат матери определяет характер воспитания ребенка. Это важная черта материнского права. Отец играет только роль друга своих детей. У подрастающего поколения этого народа нет, в отличие от европейцев, эдипова комплекса. Конечно, маленький тробрианец оказывается в конфликте со своими табу и предписаниями, но эти законы поведения коренным образом отличаются от известных европейцам. Они не содержат никаких сексуальных запретов, кроме табу, налагаемых на кровосмесительные отношения для братьев и сестер.
Английский психоаналитик Джонс резко протестовал против такого функционально-социологического утверждения, выдвинув следующий контраргумент: эдипов комплекс, найденный у европейцев, является принадлежностью любой культуры, и поэтому семья - неизменяемый биологический институт. Это был спор вокруг решающего вопроса о том, закреплено ли вытеснение сексуальности в биологической природе или обусловлено социологически и поэтому поддается изменениям.
В 1929 г. вышел главный труд Малиновского "Половая жизнь дикарей". В ней содержался богатейший материал, однозначно доказывавший, что вытеснение сексуальности имеет социальные, а не биологические истоки. Сам автор не обсуждал этот вопрос в своей книге, но тем ценнее был язык его материала. В своей работе "Крушение сексуальной морали" (2-е изд., 1934 г.) я попытался на основе имеющегося этнологического материала изложить социологическое происхождение вытеснения сексуальности. Суммирую важнейшие положения.
Дети тробрианцев не знают вытеснения сексуальности и сексуальной тайны. Половая жизнь этого народа развивается естественно, свободно и беспрепятственно на всех стадиях жизни при полном удовлетворении. Дети совершают сексуальные манипуляции в соответствии с возрастом. Тем не менее - или скорее именно в силу сказанного - общество тробрианцев на третьем десятилетии нашего века не знало половых извращений, функциональных душевных заболеваний, психоневрозов и убийств на сексуальной почве. У них не бьио слова, обозначавшего воровство, а гомосексуализм и онанизм представлялись в этом обществе несовершенными и неестественными средствами сексуального удовлетворения, доказательством нарушения способности к нормальному удовлетворению. Маленькому тробрианцу неизвестно строгое воспитание чистоплотности, вызывающее невроз навязчивых состояний и подрывающее цивилизацию белой расы. Поэтому он стихийно чистоплотен, аккуратен, человеколюбив по собственному побуждению, умен и трудолюбив. В качестве общественной формы половой жизни господствует добровольный, моногамный не по принуждению брак, который может быть расторгнут в любой момент. Промискуитет отсутствует.
На расстоянии в несколько миль от островов Тробриан на островах Амфилет жило племя, в котором семья была авторитарно организована на основе отцовского права. Люди, жившие здесь, обнаруживали уже все черты европейского невротика - недоверие, страх, неврозы. Среди островитян обнаруживались самоубийства, половые извращения и т. д.
Наша наука, проникнутая отрицанием сексуальности, до сих пор умела лишать важнейшие факты их значимости, располагая рядом друг с другом как равноценное важное и неважное, банальное и великое. Рассмотренное выше различие между свободной организацией тробрианцев, основанной на материнском праве, и авторитарно организованной на основе отцовского права жизнью на островах Амфилет имеет большее значение для умственной гигиены, чем самые сложные и внешне точнейшие описания и схемы, рождающиеся в нашем академическом мире. Это различие свидетельствует о том, что коренной вопрос умственной гигиены - сохранение душевного здоровья населения - заключается в степени блокирования его естественной любовной жизни.
Фрейд утверждал, что время скрытой сексуальности наших детей - примерно между шестым и двенадцатым годами жизни - имеет биологическую характеристику. Наблюдая за молодежью из разных слоев населения, я установил, что при естественном развитии время скрытой сексуальности отсутствует. Оно является неестественным продуктом развития культуры. Из-за этого на меня нападали психоаналитики. Теперь же Малиновский подтвердил: сексуальная активность детей тробрианцев развивается непрерывно в соответствии с возрастом, не проходя через период скрытой сексуальности. Половая жизнь начинается тогда, когда этого требует половое созревание. Половая жизнь молодежи моногамна, смена партнеров происходит спокойно, упорядочение, без ревности, а общество заботится о спокойствии и гигиене как условиях половой жизни молодого поколения, прежде всего обеспечивая соответствующие помещения, насколько это позволяют островитянам знания процессов, происходящих в природе. Следовательно, оно делает нечто прямо противоположное тому, что свойственно нашей цивилизации.
Из этого естественного цикла исключается только одна группа детей. Речь идет о детях, которых предназначают для определенного экономически выгодного брака - так называемого кросс-кузенного. Этот брак приносит вождю племени экономические преимущества и формирует ядро, из которого развивается патриархальное устройство. Кросс-кузенный брак обнаруживался везде, где этнологические исследования устанавливали существование материнского права в настоящее время или в прошлом (см. труды Моргана, Бахофена, Энгельса и т. д.). Этих детей, совсем так же как наших, сдерживают, навязывая им аскетическую жизнь, и они страдают неврозами, обнаруживают черты характера, знакомые нам по наблюдениям над теми, кто страдает неврозами характера. Функция аскетизма состоит в том, чтобы сделать детей послушными. Сексуальное угнетение становится важным инструментом экономического порабощения.
Вытеснение сексуальности у маленьких детей и подростков является, следовательно, не предварительным условием приспособления к культуре, соблюдения норм общественной жизни, формирования трудолюбия и чистоплотности, как утверждает психоанализ в согласии с унаследованным от прошлого ложным взглядом на воспитание, а прямой противоположностью этому. Тробрианцы при полной свободе естественной сексуальности не только достигли высокого уровня культуры земледелия, но и благодаря отсутствию вторичных влечений даже сохранили уровень жизни, который должен показаться мечтой каждому европейскому государству в период между 1930 и 1940 гг.
Здоровые дети самым естественным образом проявляют свою сексуальную активность. Больные дети сексуальны неестественно, то есть склонны к извращениям. Следовательно, мы стоим в половом воспитании не перед альтернативой: сексуальное или аскетическое, а перед другой: естественно-здоровая или извращенно-невротическая половая жизнь.
Вытеснение сексуальности - процесс социально-экономического, а не биологического происхождения. Ее функцией является закладка основы авторитарно-патриархального строя и экономического порабощения, что особенно резко бросается нам в глаза на примере Японии, Китая, Индии и т. д. Половая жизнь людей первобытнообщинной эпохи следовала естественным законам, которые обосновывали естественную социальную жизнь. Промежуточный период авторитарного патриархата, продолжавшийся примерно четыре - шесть тысячелетий, создал с помощью энергии угнетенной естественной сексуальности вторичную, извращенную, больную сексуальность современного человека.
3. Фашистский иррационализм.
Будет не слишком большой смелостью утверждать, что глубокие культурные изменения, происшедшие на протяжении нашего столетия, определяются борьбой человечества за свое обретение естественных законов любовной жизни. Такая 6opь6a за естественность и единство природы и культуры проявляется в образе различных мистических стремлений, космических фантазий, "океанических" чувств, религиозных экстазов. Все это неосознанно, невротически противоречиво, исполнено страха и часто происходит в формах, которыми характеризуются вторичные, извращенные влечения. Человечество, тысячелетиями принуждавшееся к отрицанию своей биологической природы и вследствие этого сформировавшее являющуюся скорее чем-то противоестественным "вторую натуру", может только впасть в иррациональное неистовство, если оно хочет восстановить свою основную биологическую функцию, но боится этого.
Патриархально-авторитарная эра истории человечества знала попытки поставить проявления вторичных асоциальных влечений под угрозу наказания с помощью запретов, основанных на принудительной морали. Так культурный человек нашей эпохи превратился в существо с трехслойной структурой. На поверхности он носит искусственную маску самообладания, принудительной, неискренней вежливости и общительности. Под этой маской он скрывает второй слой, фрейдовское "подсознательное", в котором сдерживаются садизм, жадность, сладострастие, зависть, извращения всякого рода и т. д. Этот второй слой является искусственным продуктом культуры, отрицающей сексуальность, и сознательно ощущается в большинстве случаев только как внутренняя пустота и тоска. За ним, в глубине, живут и проявляются естественная общительность и сексуальность, стихийная радость труда, способность любить. Этот третий и последний слой, представляющий собой биологическое ядро структуры человеческого характера, не осознается и вызывает страх. Само его существование противоречит авторитарному воспитанию и господству. Он является в то же время единственной реальной надеждой на то, что человек однажды справится с общественным убожеством.
Все дискуссии о том, добр человек или зол, является ли он социальным или асоциальным существом, представляют собой философские игры. Ответ на вопрос о том, является ли человек социальным существом или кучей протоплазмы с какими-то странными реакциями, зависит от того, согласуются ли его основные потребности с институтами, которые он сам и создал, или противоречат им. Поэтому невозможно освободить трудящегося человека от лежащей на нем ответственности за устройство или неустроенность, то есть за социальную и индивидуальную экономику биологической энергии. Одной из важнейших черт психологии этого человека стало осуществляемое с воодушевлением перекладывание ответственности с себя на каких-нибудь вождей и политиков, так как он сам не понимает больше ни себя, ни общественные институты и только боится их. Он, в принципе, беспомощен, не способен жить в условиях свободы и ищет авторитета, ибо не может стихийно реагировать на происходящее. Его характер заключен в панцирь, и человек ожидает приказов, потому что, полный противоречий, он не может положиться на себя самого.
Просвещенная европейская буржуазия XIX - начала XX вв. унаследовала от феодализма и возвела в идеал человеческого поведения его формы, проникнутые принудительной моралью. Поиски истины и призывы к свободе начались со времен Просвещения. До тех пор пока институты принудительной морали господствовали вне человека в форме принудительного закона и общественного мнения, а внутри человеческой натуры, как принудительная совесть, наблюдался ложный покой, прерывавшийся "выбросами" из преисподней вторичных влечений, - до тех же самых пор вторичные влечения оставались какими-то любопытными особенностями, интересными только для психиатров. Они проявлялись в форме симптоматических неврозов, преступных действий, вызванных неврозами, или извращений. Но когда общественные потрясения начали наполнять европейцев тоской по свободе, независимости, равноправию и самоопределению, в них настойчиво проявилось стремление к освобождению живого. Социальное просвещение и законодательство, работа первопроходцев в общественных науках и деятельность организаций, проникнутых идеями свободы, - таковы были попытки внедрить "свободу".
Послевоенные европейские демократии хотели "подвести людей к свободе" после того, как первая мировая война уничтожила многие институты авторитарного принуждения. Но этот европейский мир, стремившийся к свободе, жестоко просчитался. Он упустил из виду то, что было порождено уничтожением живого в человеке, тайно осуществлявшимся на протяжении тысячелетий. Он не увидел глубокого, всеобщего дефекта - невроза характера. Приняв облик победы диктатур, разразилась громадная катастрофа - душевная чума, то есть катастрофа, порожденная иррациональными свойствами человеческого характера. То, что так долго сдерживалось поверхностной лакировкой благовоспитанности, прорвалось, проявившись в действиях самих масс, стремившихся к свободе.
Иррациональными формами проявления сдерживавшихся деструктивных стремлений стали концентрационные лагеря и преследования евреев, уничтожение всякой чистоты человеческих помыслов и отношений, "выкашивание" городского населения с помощью садистских "спортивных" бесчинств, устроители которых только и могут чувствовать проявление живого в прусском шаге, гигантский обман народа, называющий себя государственно-авторитарным представительством интересов народа, исчезновение десятков тысяч молодых людей, которые чистосердечно и наивно полагали, что служат идее, уничтожение результатов человеческого труда, имеющих многомиллиардную ценность, одной лишь небольшой части которых хватило бы для устранения бедности во всем мире. Короче говоря, мы имеем дело с шабашем ведьм, который будет повторяться вновь и вновь до тех пор, пока носителям знания и труда не удастся уничтожить в себе и в окружающем мире массовый невроз, называющийся "высокой политикой" и живущий за счет беспомощности, коренящейся в характере людей.
В 1928-1930 гг., во время полемики с Фрейдом, о которой шла речь выше, я мало что знал о фашизме - примерно так же мало, как средний норвежец в 1939-м или американец в 1940-м г. Я познакомился с ним только между 1930-м и 1933-м гг. в Германии. Столкнувшись с ним и шаг за шагом разглядев в его сущности предмет моего спора с Фрейдом, я испытал беспомощность и растерянность, но постепенно понял логичность своих ощущений. В ходе упоминавшейся дискуссии борьба развернулась вокруг оценки структуры человеческого характера, вокруг роли стремления человека к счастью и иррациональности в общественной жизни. В фашизме неприкрыто проявилось массовое душевное заболевание.
Противники фашизма - либеральные демократы, социалисты, коммунисты, экономисты марксистской и немарксистской ориентации и т. д. - искали разгадку в личности Гитлера или в политических ошибках формального характера, совершенных различными демократическими партиями Германии. Как одно, так и другое означало объяснение чумного потока индивидуальной близорукостью или жестокостью одного-единственного человека. В действительности Гитлер был только выражением трагического противоречия, свойственного массам, - противоречия между стремлением к свободе и страхом перед ней.
Германский фашизм ясно заявил, что он оперирует не мышлением и знаниями людей, а их детскими эмоциональными реакциями. Ни политическая программа, ни какое-либо из путаных экономических обещаний, а главным образом обращение к темному мистическому чувству, к неопределенному, туманному, но чрезвычайно сильному стремлению привело фашизм к власти и укрепляло эту власть на протяжении всего последующего времени. Кто не понял этого, тот не понял и фашизма, представляющего собой международное явление. Иррационализм в формировании воли масс немцев можно показать на примере следующих противоречий.