- Какие слуги! Что понадобится, сделаешь сама. Разведи огонь, поставь воду да приготовь мне что-нибудь поесть. Я изрядно устал.
Но королевна ничего не умела делать и музыканту самому пришлось приложить ко всему руки, чтобы дело пошло на лад.
На другой день музыкант ни свет ни заря поднимает королевну и велит заниматься хозяйством. Так проходит два дня, мало-помалу все припасы подходят к концу, и муж предлагает ей сплести корзины для продажи. У нее ничего не получается, только исколоты руки, и муж полагает, что она сможет хотя бы прясть. Но нитки так врезаются ей в пальцы, что кровь капает из них, как и слезы из глаз. Тогда он решил отправить жену на рынок торговать глиняными горшками Она боится, что ее узнают подданные ее отца, но должна подчиниться. Сначала ее красота привлекает покупателей, и торговля идет бойко. Но через несколько дней на рынке появляется пьяный гусар на коне и опрокидывает все горшки. Она плачет в страхе перед мужем, и тот говорит, что раз она не способна ни к какой работе, то он отправит ее в королевский дворец судомойкой. И вот, в то время как королевна-судомойка чистит горшки и выгребает из очага золу, во дворце готовятся к свадьбе молодого короля. Королевна, закончив работу, прячется за дверью, чтобы украдкой посмотреть на торжество. "Я считала когда-то, что я лучше всех на свете, что я первая из первых, - думает она. - И вот теперь я - последняя из последних". В это время из залы вышел сам король - весь в шелку и бархате, с золотой цепью на шее.
Увидев молодую красивую девушку, он схватил ее за руку и потащил танцевать. Но она отбивалась от него, отворачивая голову и пряча глаза. Она так боялась, что он узнает ее! Ведь это был король Дроздобород - тот самый король Дроздобород, которого еще совсем недавно она высмеяла неизвестно за что и прогнала с позором.
Но король Дроздобород вывел королевну-судомойку на самую середину зала и пустился с ней в пляс. А потом он сказал ей:
- Не бойся! Разве ты не узнаешь меня? Ведь я тот самый бедный музыкант, который был с тобой в домике на окраине города. И я тот самый гусар, который растоптал твои горшки на базаре. И тот осмеянный жених, которого ты обидела ни за что ни про что. Из любви к тебе я сменил мантию на нищенские лохмотья и провел тебя дорогой унижений, чтобы ты поняла, как горько человеку быть обиженным и осмеянным, чтобы сердце твое смягчилось и стало так же прекрасно, как и лицо.
Королевна горько заплакала:
- Ах, я так виновата, что недостойна быть твоей женой, - прошептала она.
Но король не дал ей долго печалиться и велел придворным дамам нарядить молодую королевну в платье, расшитое алмазами и жемчугами, и они отпраздновали свадьбу, а среди гостей был и старый король - ее отец. Все поздравляли молодых и желали им счастья и согласия.
Если мы подойдем к сказке прежде всего с точки зрения женской психологии, то, как на это указывает и X. фон Байт, основным ее мотивом является освобождение дочери от сильной и интенсивной связи с отцом. Анимус женщины в детстве выступает против нее сначала в образе отца или занимающего его место мужчины, позже замещается братом, супругом, другом и, наконец, его можно отыскать в "объективных свидетельствах духа, в церкви, государстве и обществе и их учреждениях, а также в научном и художественном творчестве". Доминирование и устойчивость патриархального отцовского анимуса, чья могущественная фигура господстьует в психике женщины, вызывает в ее Я сверхкритичное отношение к любому другому мужчине и ничем не оправданное отклонение его в качестве жениха. Бессознательно принцесса из нашей сказки так сильно привязана к отцу, что любой другой мужчина кажется ей неподходящим и вообще не имеет шанса. С другой стороны, именно он, этот отцовский анимус, внезапно приказывает девушке выйти замуж за первого встречного, то есть признать и почтить самое ничтожное. Вариации этого мотива обнаруживаются в датской сказке "Петер Ротхут" (Петер Красная Шапка) или в шведской "Цоттельпельц" (Клок шерсти). В отличие от других сказок, например, "Безрукая девушка", в "Короле Дроздобороде" образ отца не является однозначно злым или корыстным. Дочь не приносится им в жертву удовлетворению собственных влечений, но встречает подлинное добросердечие и терпение. То есть, если мы исходим из женской психологии, то обнаруживаем у девушки возможность свободно выбирать среди целого ряда женихов. Только неспособность ее Я совершить этот выбор, то есть сделать очередной шаг в своем развитии, дает отцовскому гневу вырваться наружу, принуждая высокомерную нарциссическую надменность Я вступить в союз со своей противоположностью, то есть приказывает гордой принцессе сочетаться браком с нищим.
Прежде, чем перейти к дальнейшей интерпретации сказки, я хотел бы сравнить положение дел в начале сказки с ситуацией двух моих пациентов. Что касается пациентки, то речь идет об экстравертном сенсорном и чувственном типе, а у пациента - об интровертном, с преобладанием сознательных функций мышления и интуиции.
Тридцатипятилетняя пациентка страдала фобией, начавшейся со страха перед болезнью ее попугая (Papageien-krankheit), а также с навязчивых представлений и навязчивых страхов, связанных с мужем и ребенком. Кроме того, ее периодически мучило депрессивное состояние, за которым нетрудно было различить подавленные ярость и упрямство. Эти состояния заставляли тяжело страдать всю семью, что, соответственно, вызывало чувство вины у нее самой. Кроме того, в это периоды она прибегала к алкоголю. В остальное время она была превосходной женой, которая подчиняла патриархальному принципу свои личные и профессиональные интересы, с другой же стороны, она полностью доминировала в супружестве и относилась к типу людей, о которых говорят, что с ними не захочешь и вишни есть. Однако за этим внешне агрессивным поведением чувствовалась глубокая сердечность и теплота.
Ее отец был фабричным рабочим и воспринимался ею как человек добрый, спокойный и любящий. Он никогда не мог, как впоследствии и муж, ни в чем ей отказать. Он явно принадлежал к интровертному типу и, когда бывал дома, обычно уединялся в своей комнате. Кроме того, во время войны он много лет жил вне семьи. Несмотря на это, между ним и дочерью существовала сильная эмоциональная связь, так как он, в отличие от матери, был сердечным и добродушным человеком. Свою мать пациентка воспринимала как бесчувственную и даже бессердечную. У нее случались припадки буйного помешательства, во время которых она совершала суицидные попытки и внушала детям страх перед опасным внешним миром, в котором могло произойти только худшее. Она также доминировала в семье и задавала тон отношениям, в то время как отец представлял скорее фактор стабилизации.
Супруг пациентки, происходивший из академической среды, был так же добродушен, как ее отец, но существенно активнее и успешнее в своей профессиональной деятельности. Так как моя пациентка была очень привлекательной девушкой и, кроме того, ее специальность предоставляла ей много возможностей для знакомства с мужчинами, у нее не было недостатка в женихах. Со своим будущим супругом она была знакома задолго до замужества, но никогда не принимала его в расчет. Только после сильных разочарований в отношениях с другими мужчинами она, сочтя, что с ним легко будет поладить, вышла за него замуж.
Обратившись к этой ситуации, мы видим здесь интровертного, добросердечного и чувствительного, но уклоняющегося отца и жесткую холодную мать, отношения и идентификация с которой были для пациентки невозможны. Исходя из этого, она попадает в зависимость от инцестуозной связи с образом отца и одновременно отвергает свою женскую сущность. В этой ситуации мы обнаруживаем отчетливые параллели со сказкой:
- Существует тесная связь между отцом и дочерью.
- Взаимосвязь добросердечности и внезапной агрессивности.
- Отказ от свободного выбора подходящего партнера и, вместо этого, брак, грубо говоря, с первым встречным, оказавшимся под рукой.
- Беспрекословно и не думая о том, что может быть иначе, женщина подчиняется патриархальному принципу, отказываясь от своей профессии и своих интересов, чтобы в качестве "всего лишь домашней хозяйки" быть служанкой своего мужа.
- Вместо того, чтобы установить подлинные взаимоотношения с партнером, она оказывается под властью страхов и дурного настроения, терроризируя всю семью. Как ясно говорится в сказке, капризами ничего не добиться.
Согласно Эриху Нойманну, обычно наблюдают пять ступеней развития женского начала: от матриархальной фазы через патриархальную к фазе созревания. Я излагаю здесь описание этих фаз Вильямом Алексом.
1. Фаза матриархального самоутверждения и идентификации. Здесь начинает формироваться женское Я. Мужское рассматривается как необходимое и полезное, но подчиненное.
2. Вторжение патриархального первоначала: мужчина врывается как насильник в материнско-дочернее единство, подобно мифическому Гадесу, который похищает Кору у ее матери Деметры. Женское Я, хотя продолжает свой рост, но попадает под власть превосходящей автономной власти нуминозного мужского начала
3. Спасение женского Я мужским героем, который преодолевает патриархальное первоначало. Герой переживается как превосходящий, появляясь снаружи или внутри, или в обеих областях одновременно
4. Ступень встречи и/или конфронтации с мужским, на которой возможен союз.
5. Фаза индивидуации в женской психологии, на которой патриархальное доминирование преодолено.
Я полагаю, что сказка и внутренняя ситуация пациентки соответствуют переходу из второй фазы в третью. В пользу этого вывода говорит и сновидение в начале анализа:
пациентка находится вместе с другой женщиной, которая несет в руках отрезанную косу. Эту косу, по ее словам, молодой коллега бросил у дороги и из-за этого произошло несчастье. "Это была моя коса, - сказала пациентка, - и я спрятала ее". Затем выступает судья, который, несмотря на протесты обеих женщин, сначала приговаривает молодого человека к смерти, потом к пожизненному заключению. Смягчение участи, однако, наступило лишь тогда, когда женщины крикнули: "Подумай о своей матери!".
В этом сновидении мы прежде всего находим слабое удвоенное Я обеих женщин, которые, впрочем, располагают косой, безусловно носящей фаллический характер. Столь же слабый, явно зависимый анимус юноши причиняет этой косой несчастье, то есть приводит к выносимому строгим патриархальным судьей, обладающим чертами великого инквизитора, суровому приговору, которому обе женщины и юноша должны подчиниться. Они могут смягчить приговор только обращением к матери. Таким образом, при взгляде на это сновидение ясно, что пациентка находится во власти патриархального Великого Отца, по сравнению с которым герой не имеет ни одного шанса.
Теперь мне хотелось бы провести сравнение с исходной ситуацией моего пациента. Ему было около тридцати пяти лет, по профессии он был средним служащим и обратился к анализу в связи с синдромом навязчивых состояний, вследствие которого возникали трудности в работе, в контактах с людьми и конфликты в супружеских отношениях. Он происходил из семьи ремесленника, и его детство было подобно детству рассматриваемой выше пациентки. Доминирующая мать, которая в значительной степени контролировала маленькую мастерскую, противопоставлялась слабому отцу, уступавшему во всех конфликтах. Однако, атмосфера родительского дома была несколько иной, чем в предыдущем случае. В то время как пациентка воспринимала мать как холодную, властную и бессердечную, а отца как чувствительного, теплого и ласкового, в переживаниях пациента не было связи ни с одним из родителей, что усугублялось тем, что часть своего детства он провел в интернате. Он ощущал себя сиротой, растущим в изоляции от семьи.
Интересно, однако, что выбор партнера происходил в точном соответствии с предыдущим случаем. Пациент также был знаком со своей будущей супругой со времени обучения профессии, сначала ухаживал и добивался ее, но безуспешно. Напротив, она влюбилась в другого человека, намного старше себя, и несколько лет поддерживала с ним связь, закончившуюся тяжелым разочарованием. Мой пациент все время терпеливо ожидал ее и, оказавшись в ситуации разочарования, она, если можно так выразиться, приняла его как первого встречного, как бедного уличного музыканта, стоящего у ее дверей. Его первое сновидение в процессе анализа содержало два основных мотива, которые очень напоминали сказку "Король Дроздобород", один из них состоял в том, что он, подобно музыканту, блуждал по лесу. К другому мотиву я еще вернусь. Ситуация его супружества выглядела иначе, нежели у описанной перед этим пациентки. Хотя супруга моего пациента также страдала синдромом навязчивых состояний, сопровождавшимся симптомами истерии и фобий, однако помимо этого у нее имел место обычный в последнее десятилетие агрессивный комплекс эмансипации. Она пыталась строить супружеские отношения по принципу: "Ты делаешь для меня все, а я не делаю ничего, кроме разговоров о своей эмансипации", а также навязывая описанную Э. Берном садомазохистскую игру "Ты и дети мешаете мне во всем, что я могла бы делать". Как известно, за этим стоит недостаточное или вовсе отсутствующее развитие собственного анимуса, что выражается в деструктивной критике, нытье и механическом усвоении законных коллективных клише при одновременной неспособности к конструктивному созиданию собственной жизни и к осмысленной активности.
Мой пациент сначала реагировал на эту ситуацию полным подчинением, но в конце концов впал в полное отчаяние, потому что в подобных случаях терпение никогда не приводит к сколько-нибудь сносной гармонии. Наконец он восстал. Дело кончилось драматическим конфликтом, так как его супружество действительно было подобно неудачному варианту "Укрощения строптивой". Эта комедия Шекспира в драматической форме представляет тот же сказочный мотив. В конце концов мой пациент вырвался из ставшей невыносимой ситуации и надолго расстался со своей женой.
Я хотел бы здесь еще раз повторить, что переработка проблематики такого рода любимой сказки может представлять большую терапевтическую ценность. При этом осознание факта мифологической подоплеки пережитых перипетий и отделение Я-комплекса от персонажа идентификации важны не менее, чем понимание всех персонажей, особенно противника или партнера, в качестве персонификаций собственного бессознательного комплекса. Согласно моему опыту, такое осмысление взаимосвязи между собственной проблематикой и событиями сказки обладает большей убедительностью, чем все прочие толкования, которые можно получить при анализе.
Учитывая эти два случая, обратимся вновь к сказке, чтобы понять находящуюся в ней проблематику развития и созревания. Я вновь исхожу в первую очередь из женского Я (принцесса) и рассматриваю все остальные персонажи сказки как внутренние инстанции женской психики. Я уже указывал, что привязанность к имаго-образу (Imago) отца, приводит к такому Я, которое должно сверхкритично и высокомерно отклонять все новое, юное и несущее перемены. Как упоминалось, авторитет родителей был для пациентки безусловным и у нее никогда не возникало даже мысли о противодействии. Эта одержимость анимусом отца вызывает у женщины подспудную тяжелую агрессивность псевдомужского характера, которая, однако, служит цели разрушить и прекратить неизбежную в этой ситуации изоляцию Я. Так как эта энергия Я недоступна сознанию, то по большей части она возвращается в основной архетип отца и вызывает здесь образование грубой, брутальной, едва ли не садистской фигуры анимы, завладевающей Я и приводящей его в ситуацию бедности и нищеты. В сказке эта фигура выражена бродячим музыкантом. Скрытая идентификация между королем-отцом и Дроздобородом обнаруживается в том факте, что именно в тот момент, когда отцу приходит в голову мысль отдать дочь в жены первому встречному нищему, и появляется Дроздобород, словно он с помощью телепатии узнал об этом плане короля. Параллель с ситуацией бедности и нищеты Я можно видеть в депрессивном состоянии пациентки, в котором она ни на что не пригодна и не нужна. Случавшиеся проявления агрессивности носили чисто деструктивный характер: будучи направлены против Я, они вызывали усиление чувства вины и собственной никчемности, пока наконец жизнь не представлялась ей полностью разбитой.
Вследствие недостаточного развития Я факт увода из прежней дочерней действительности переживается пациенткой как проклятие и бедствие. С другой же стороны, этот факт ставит ее перед лицом жестокой реальности и принуждает, как это происходит во время анализа, проявлять свои собственные достоинства и обнаруживать свои собственные желания и потребности, начиная одновременно добиваться их реализации. На этом пути необходимо пройти трудную стадию обнищания, то есть, выйдя из состояния тотальной зависимости от хаотичной агрессивности анимуса, прийти к связи с этой, иной, частью личности. Только таким образом может быть преодолена прежняя действительность и достигнут новый уровень, который соответствует мужскому герою, преодолевающему превосходство патриархального образа отца (Vaterimago).