ВВЕДЕНИЕ
В данном случае речь пойдет только об индивидуальном анализе взрослых. На сегодня существует также детский анализ, групповой, семейный и терапия пар. Данный материал можно рассматривать как вводный, снабжающий начинающего аналитика, практикующего психотерапевта, "базисными" материалами, с которыми они сталкиваются в каждом анализе. Иначе это можно назвать "сущностной" основой анализа. Не существует сколько нибудь долгого и глубоко идущего анализа, ведущего к индивидуации, который, в той или иной форме, не затронул бы проблем, предложенных в вышеуказанных главах.
Но эти проблемы нельзя рассматривать догматически, это не фиксированная система правил, но каждый раз личная позиция аналитика. Для свободного раскрытия той или иной личности не существует каких-то заранее предписанных, фиксированных указаний или рецептов. В контрпереносе аналитик должен сосредоточиться на собственной личности как субъективном факторе с его собственной индивидуальной специфичностью в лечении. Таким образом, каждый процесс индивидуации определяется во многом как личностью аналитика, так и трудностями и проблемами анализанда.
В сегодняшней глубинной психологии все больше доминирует позиция близкая юнговской, а именно, невротические болезни возникают не только под воздействием инфантильных начал, коренящихся в детстве, но также и из текущих конфликтов, в которых пациент обнаруживает себя. Иначе говоря, от своего отношения к обществу и собственной истории, в которой пациент живет и трудится. Юнг же был одним из первых, кто указал на то, что множество людей страдают от неврозов и психозов, главным образом, не из-за того, что тот или иной уровень сознания социальной группы, окружающей их, не подходит им, а скорее, становятся больными именно потому, что нуждаются в более широком и более понимающем сознании и оказываются неспособными прорваться к нему (понимающему сознанию). На этом фоне я склонен выделить не только само невротическое пространство, саму болезнь, патологию и инфантильные элементы в аналитической работе с пациентами, но подчеркнуть также и наличие архетипической области, сферы здорового ребенка, внутри которой вынашиваются будущие синтетические возможности развития и зрелости, вычленяющиеся по ходу "пьесы" из бессознательной сферы психического. Эта точка зрения в последние десятилетия сделалась общепринятой в среде неоаналитических психологов, включая и такие общеизвестные фигуры, как Эрих Фромм и Карен Хорни. Разумеется, дело не идет настолько, чтобы заявлять, что спасение мира и лечение болезни должно ожидаться исключительно от изменения социальных условий, так как каждое общество, в конечном итоге, состоит из индивидов, а больные индивиды не могут привести к здоровому обществу.
Здесь речь идет, по моему глубокому убеждению, о диалектическом процессе, в котором мы не можем односторонне опираться либо на изменения в индивидуации индивида, либо на изменения в индивидуации общества. Обе стороны обусловливают друг друга, и мы не можем выбирать только одну, а должны работать на обоих полюсах этого диалектического процесса. Очень характерно, что Юнг поместил поиск индивидуального смысла, основания веры и саму задачу в этой жизни в фокус индивидуации. С одной стороны, вопрос смысла не может иметь коллективного ответа - скорее, каждый индивид должен обнаружить личностное чувство смысла и задачи в жизни внутри него самого. А с другой стороны, также необходимо жить в обществе, которое все это делает возможным, и - с практической точки зрения - позволяет индивиду обрести собственный смысл и жизненное назначение. Мы можем только печалиться по поводу того, как в действительности мало общество делает в этом направлении в нашем перенаселенном мире, где упор делается на пользе, признании, амбиции и гедонизме. Соответственно, методология, которая искренне нацелена на индивидуацию, ни в коем случае не должна вести индивида к приспособлению к этим угрожающим теневым сторонам нашей современной системы цивилизации.
Две темы, относящиеся к фундаментальным проблемам анализа не рассматриваются здесь в отдельных главах. В книге, посвященной методам читатель вправе увидеть отдельную главу о сопротивлении и познакомиться с тем, что называют "проработкой" ("working through"). Вопрос сопротивления возникает в каждой главе, поэтому отдельная глава свелась бы к резюме ссылок и размышлений, приводимых в других главах. То же самое может быть сказано и о "проработке", которая в действительности есть предварительное условие для всей интенсивной аналитической работы. Повторяющееся обхождение, старающееся привести бессознательный символизм в сознание и ухватить смысл, охватывает и описывает сам процесс проработки. Конечно, как уже упоминал выше, я не рассматриваю индивидуальную проблему исчерпывающим образом, а скорее, выбираю отдельные аспекты некоторых тем, которые кажутся особо значимыми на практике
Глава 1
ПРОБЛЕМА МЕТОДА И ТЕХНИКИ В АНАЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
В противовес психоанализу Фрейда, в котором с самого начала и по настоящий день проявляется интенсивный и подробный интерес к вопросам и проблемам аналитической техники и метода, существует очень мало работ в области аналитической психологии, посвященных исключительно этим темам, хотя Юнг довольно рано указывал на их важность. Весьма упрощенно фрейдовский анализ исходит из положения, что в самой аналитической процедуре заложен фундаментально правильный оптимальный метод, в котором раскрываются поведение и переживание как аналитика, так и пациента, о чем и сообщается пациенту в начале лечения в виде набора инструкций или правил. Любые отклонения или несоблюдения этих правил рассматриваются как сопротивление или отреагирование и в соответствующее время истолковываются пациенту Среди основных правил "классической аналитической техники" Райкрофт (1968), к примеру, приводит следующие: пять сессий в неделю, использование кушетки, воздержание от дачи совета, запрещение использования медикаментов и вмешательства в жизненный сценарий пациента наряду с абсолютным требованием метода свободных ассоциаций и ограничением обращений аналитика к интерпретациям.
Шульц-Генке (Schultz-Hencke 1970), основатель неоаналитической школы в Германии, дает весьма дифференцированные, точные и ясные указания, связанные с правильной аналитической техникой в своем учебнике анализа. В формировании так называемого терапевтического соглашения в начале лечения Шульц-Генке упоминает, одиннадцать правил или инструкций, которые должны быть сообщены пациенту. Последние включают "базовое правило" правильно сформулированной ассоциации и лежания на кушетке, платы за лечение, продолжительности и частоты сессий (сеансов), адекватного поведения пациента в важных жизненных ситуациях при принятии им решений и правила взаимосогласования относительно перерывов на каникулы. Но даже среди фрейдистов и неофрейдистов нет четкого согласия по этому поводу. В любом событии этот вид психоаналитической техники приводит к избытку модификаций: последние широко описаны в различных психоаналитических публикациях. Психоанализ оказался необычайно плодородной почвой. И в ней словно грибы после дождя мы обнаруживаем все новые и новые методы, утверждающие, что они получают более быстрые и более лучшие результаты с помощью совершенно иных приемов, методы, которые добиваются мирового распространения и жадно поглощаются массовым читателем.
Тем не менее, в контексте подобной ситуации мы должны спросить самих себя: не делаем ли мы что-то фундаментально неправильное, когда сближаем процессы развития и взросления психики с идеей о том, что существует нечто вроде стандартизированного метода и техники, как, скажем, в хирургии, иначе говоря, определенного приема, который применим внешним образом к пациенту с тем, чтобы привести его к оптимуму эмоционального развития и здоровья. И здесь возникает проблемный вопрос:
нет ли здесь и в самом деле другого пути? Являются ли все наши вмешательства и усилия в этой области, опирающиеся на наши подтверждения того, что избранные нами специфические методы достаточно успешные, хорошие и правильные, действительно эффективными и могут и в дальнейшем применяться и к другим пациентам, хотя, возможно и с некоторыми изменениями?
Ответ на этот вопрос может прояснить экскурс в алхимию, расцвет которой пришелся на Средние века. Читатель Юнга должен быть знаком с параллелями между символизмом психических процессов взросления и развития и алхимическим символизмом. <…>
Глава 2 ПЕРВОНАЧАЛЬНОЕ ИНТЕРВЬЮ
Начало каждого анализа знаменует первоначальное интервью или анамнез, в зависимости от школы, к которой принадлежит (или которой придерживается) тот или иной аналитик. Кроме множества рассыпанных замечаний самого Юнга, имеется всего несколько работ по проблеме первоначального интервью (Лондонская школа - Adier 1961, американцы - Singer 1976, Whitmont and Kaufmann, 1973). Зачастую первоначальное интервью осуществляется естественным путем после того, как пациент решил пройти анализ, и установлен факт наличия того, что фрейдисты обычно называют "аналитический альянс", "терапевтический альянс" или "рабочий альянс". Рассматривая данный вопрос практически, мы прежде всего сталкиваемся с необходимостью принятия решения: среди большого количества поступающих пациентов, всякий раз необходимо придти к выводу: показан или нет аналитический подход в случае их заболевания или проблемы. Соответственно, необходимо сделать различимой разницу между первоначальным интервью и процессом знакомства пациента с самим аналитическим методом. Эти области следует рассматривать отдельно. Далее встают два вопроса: первый, имеет ли смысл посвятить отдельную главу этой теме, и второй, не противоречит ли аналитик так называемому "духу" юнговского анализа, если он специфически структурирует эту первую встречу между врачом и пациентом? Ибо, как мы знаем, сущность, которая лежит в основе индивидуального человеческого бытия, есть свобода и творческое развертывание и самораскрытие.
Опыт мировой практики в аналитической психологии говорит, что первоначальное интервью является для аналитика и попыткой ответить на существенные вопросы диагноза и симптоматологии. Но здесь есть опасность - о которой знают аналитики - оказаться привязанным к закрытой системе, поскольку медицинская нозологическая структура (или номенклатура) далека от совершенства, и привязка к определенной нозологии плюс специфическая конкретная техника приводят к синдрому прокрустова ложа и более препятствуют процессу индивидуации, нежели способствуют ему.
И, однако, мы сталкиваемся с тем, что невозможно начинать анализ хаотически и необходимо как-то структурировать начальный этап. Мы вынуждены размышлять о клинической картине пациента и решать, хотя и нетрадиционно, и оценивать, подходит ли здесь аналитическое лечение или нет. Эта проблема ни в коем случае не ограничивается только аналитической психологией. Фрейдовский психоанализ имеет сходную проблему в первоначальном интервью. Не случайно, Аргеландер (Argelander 1967) говорит о первоначальном интервью, как о пасынке психотерапии. Существует целый ряд работ на эту тему, начиная с 1938 года (список авторов см.: Dieckmann 1991). В частности, Штекель (Steckel 1950) посвятил первую главу своей книги о технике аналитической психотерапии первоначальному интервью.
Анализ работ по данному вопросу при всей терминологической разнице с очевидностью показывает, что мы имеем дело с универсальной проблемой, проблемой, которая затрагивает не только аналитическую психологию, но характеризует любые аналитические попытки, как таковые, вне зависимости от школы, к которой принадлежит терапевт. Здесь должна быть внесена ясность: в большинстве областей медицины (за исключением психиатрии) есть четкое различие между диагностикой и терапией в подавляющем числе случаев, и очень редко диагностический процесс, которому подвергается пациент, имеет сопутствующий терапевтический эффект. Иначе обстоит дело в психиатрии, где каждый диагностический экзамен есть всегда терапевтическое вмешательство, меняющее психические процессы в большей или меньшей степени. Эти изменения могут быть относительно минимальными, но также могут быть и далеко идущими, что можно проиллюстрировать на клинических примерах. Если спросить пациентов об их реакциях, сопровождавших их первоначальное интервью, то почти все упоминают, что эта встреча вызвала интенсивную реакцию у них и изменила клиническую картину в ту или иную сторону. Только крайне шизоидные пациенты утверждают, что первое интервью совсем не вызвало у них реакции. Однако в процессе длительного анализа, если таковой случался, всегда становилось понятно, что необычайно глубокая и интенсивная реакция имела место именно у этих пациентов, несмотря на их показную индифферентность. Далее случаи с парой, которая начала развод после интервью, или с семьей, в которой социологи искали подтверждения фрейдовских отношений. После недельного пребывания их на беседах и записи разговоров членов семьи друг с другом, семья распалась, а у участников появились психические симптомы. Здесь проводится сравнение с миссионерами, принесшими христианство и разрушившими древние мифы, стабилизировавшие жизнь племени. Делается вывод, что порой простые процессы наблюдения во многом меняют все дело. Это примеры крайнего проявления влияния диагностического наблюдения на дальнейшее поведение пациента.
Интервью, проведенное экспертом, специалистом lege artis, приводит, как правило, к наиболее незначительным улучшениям или ухудшениям симптомов, и в дальнейшем может препятствовать опасному деструктивному процессу, развивающемуся исподволь. Но в любом случае мы имеем дело с особенностью психологической болезни реагировать на каждое вмешательство и в гораздо большей степени, чем в случае органической медицины, так что диагностика в анализе всегда означает, что в то же самое время осуществляется и терапия. В положительном смысле это может вести пациента к более интенсивной рефлексии и сознательной конфронтации с основными базисными проблемами, но может также иметь и противоположный эффект усиления репрессии и формирования защиты.
Основной аргумент против принятия структурированного биографического анамнеза покоится на том основании (предположении), что как таковая эта процедура не аналитична. Нацеленные вопросы и бессознательное давление аналитика с целью получения возможно более полной биографической картины вызывают высокую степень самоконтроля, который мгновенно загоняет пациента в сферу сознания, лишая его возможности манифестировать бессознательный материал. Соответственно, с самого начала складывается неблагоприятная ситуация для проведения анализа, которая может разрушить структуру специфически аналитического взаимоотношения во всем многообразии его проявлений. Практически, скажем, в Берлинском Неопсихоаналитическом институте, "структурный анамнез" состоит из двух-трехчасового интервью, запись которого укладывается в четыре-восемь машинописных страниц. Этот анамнез состоит не только из субъективной автобиографии, но включает описание данных о других значимых людях и данных о социальном развитии, а также поведение и опыт интервьюируемого в области различных побуждений и самого описания ситуаций, в которых субъект искушался, и где он (она) потерпел фиаско, приведшее к решению искать терапии. Как правило, самые серьезные проблемы связаны с этой процедурой. Пациент, страдающий от невроза, и впервые пришедший к аналитику, обычно в высшей степени взволнован или пребывает в напряженном состоянии и, соответственно, уже находится в чрезмерно стрессовом состоянии, чтобы поставлять большое количество точных и релевантных фактов. К тому же, весьма значительные ляпсусы, упущения, погрешности, ошибки, и искажения памяти присутствуют в каждом случае. По собственному опыту могу сказать, что большинство данных, полученных в структурном анамнезе, исправляются самим пациентом в процессе анализа, и второй анамнез, составляемый в заключение успешного курса аналитической терапии, может часто представлять картину, абсолютно противоположную полученной вначале. Вот два примера.