Галя: Блестяще. Ты нам, метафорически выражаясь, "открыла много дверей" в самые разные темы. Действительно, когда я говорила про Алису, то думала именно о таких вещах, как поступление в университет или на работу. Ты трактовала мой вопрос куда как более психологично. Действительно, можно "входить" в отношения, и для этого надо совершать какую-то работу над собой – открывать новые двери в самом себе. Ты использовала слово открывать и в отношении других людей. Действительно, в русском языке есть такой оборот "открыть душу", "открыться". Об этом тоже можно поговорить с помощью карточек, используя их как метафору. Мы говорим о людях – "закрытый", "открытый". Человек, пришедший на прием к нам – всегда ли он закрыт, или есть круг, где он открывается? Что помогает ему это делать? Что дает ему закрытость, от чего защищает? Был ли в его жизни опыт, когда открытость привела к травме? Откуда он вообще знаком с ощущениями открытости – закрытости? Каким было отношение к этой проблеме в его доме, в его детстве? С какими людьми он сам предпочитает общаться – с открытыми, с закрытыми? Все эти вопросы скорее всего "всплывут" при работе с дверными карточками. И все это – возможности и темы нашей психологической работы.
Катя: Кстати, ты упомянула о детстве, и я вспомнила вдруг, что в моей семье было принято держать все двери в комнаты открытыми. Мы жили вдвоем с мамой, и это нас не смущало. Когда я вышла замуж, я продолжала жить все в той же квартире уже не только с мамой, но и с мужем, и с детьми. И по-прежнему никому не приходило в голову закрывать двери днем. Только на ночь. А вот когда дети подросли и мы переехали в квартиру, в которой у каждого из них была своя комната, они стали закрывать двери и требовать, чтобы так и было! Я не обращала на это внимания, но сейчас, когда мы говорим об открытых и закрытых дверях, я представила наш нынешний дом и поняла, что ВСЕ двери ВСЕГДА закрыты. И моя младшая дочка, которой сейчас 15 лет, не выносит, когда дверь в ее комнату открыта. Вообще – никогда! Ни днем, ни уж тем более – ночью. Вот интересно, правда?
Галя: Дети хотят жить своей жизнью, неподконтрольной родителям. Здесь есть и положительные стороны вопроса (личностный рост, развитие индивидуальности, признание ценности и уважение к частной жизни), и отрицательные (родительская тревога, потеря контроля). Транслирование родителем доверия к детям, разрешение на "закрытие дверей" очень ценится детьми, поддерживает их, помогает "не сбиться с пути истинного". Постоянный и жесткий контроль пугает детей, поскольку дает им ощущение собственного бессилия против соблазнов и инстинктов.
Катя: Если я правильно поняла, ты дала довольно комплиментарную интерпретацию закрытым дверям у меня дома.
Галя: Ты правильно поняла. Я немножко знакома с его обитателями.
Катя: Однако самая напрашивающаяся метафора закрытых дверей внутри дома – это отстраненность одного члена семьи от другого, незаинтересованность в жизни другого члена семьи, равнодушие.
Галя: Конечно, ведь стены разъединяют. И соединиться можно, только если открытая дверь приглашает к общению.
Катя: Вообще мне кажется, что культурной нормой считаются все-таки закрытые двери. И когда Окуджава поет "Дверь не забудьте распахнуть, открытой дверь оставьте", то это воспринимается прежде всего как пафос отрицания устоев, призыв к нарушению привычного.
Галя: Еще одно замечание, связанное с понятием границ в семье. Этот термин ввел Сальвадор Минухин. Библия семейной терапии гласит о необходимости проведения границы между родительской и детской ячейками семьи. Супружеская жизнь родителей обязана проходить за закрытыми дверями. Принятие родительских решений также. Метафорически можно сказать, что в доме есть родительская половина и детская. Меж ними обязана быть связь, но не путаница. Так что с пациентами можно образно поиграть в то, как и когда двери между этими половинами распахиваются, а когда – закрываются. Как было в их детстве: на двери, ведущей в родительскую половину, всегда висел замок? В их детской двери был глазок для подсматривания? Или родительский дом представлялся анфиладой комнат, то разделяющейся на комнаты, то превращающейся в одно целое пространство?
Катя: Мы начали с Алисы, которая хотела войти в чудесный садик. У каждого свой "садик", некое идиллическое представление того места, куда хочется войти, открыв заветную дверь. Мне, например, хочется открыть дверь, за которой – скалистый берег моря, с глыбами изрезанных и обточенных волнами и ветром камней. По ним можно лазить, с них можно прыгать в море. Такое воспоминание моего севастопольско-балаклавского детства, куда всегда хочется вернуться.
Галя: За заветной дверью может быть и реальное место, куда человек хочет вернуться или мечтает попасть впервые, и абсолютно воображаемое.
Собственно, тема фасада, разделения на "внутри" и "снаружи" подводит нас к теме окон.
Катя: То есть ты считаешь, что набор карточек с окнами также необходим в терапевтической работе? Тогда позволь углубиться в ассоциации, связанные с образом окна.
Тут мне пришло в голову следующее:
• Там живут мои друзья, и, дыханье затая, в чужие окна вглядываюсь я…
• Они, как люди, смотрят на меня… (из той же песни)
• Распахнул я окно, стало душно невмочь…
Окна – это "глаза дома" ("они, как люди, смотрят на меня…"). А глаза, как известно – "зеркало души". То есть, с одной стороны, окна – фасад, а с другой – "замочная скважина", ведь через них, собственно, и внутрь заглядывают.
Когда я смотрю на окна, у меня возникает желание не попасть внутрь, а пофантазировать о том, кто там живет и как. А что ты думаешь по этому поводу?
Галя: На этот счет у меня есть личная ассоциация. Давным-давно мой муж, который в тот момент еще им не был, учился в московском институте и жил в общежитии. В наши последующие совместные годы он часто рассказывал, что, проходя мимо зажженных окон, в которых за шторами горел "негасимый свет", он испытывал острую тоску по дому, по домашнему уюту, ему очень хотелось "заскочить на огонек", погреться у чужого очага. Трогательная история, при том, что он – человек веселый, оптимистичный, компанейский и в общежитии не скучал. Однако вот вид чужих горящих окон в темноте улиц вызывал у него грусть по родительскому дому.
Катя: Мне кажется, это понятно. А вот у меня при взгляде на зажженные окна скорее возникает любопытство и умиление. Я, например, в юности много ездила в поездах, да и сейчас порой бывает такое. И вот едешь, особенно зимой, когда рано темнеет, мимо каких-нибудь деревушек или просто отдельно стоящих домиков, а там горит свет в окнах, и так тепло на них смотреть. И кажется, что за каждым таким окошком – жизнь какая-то уютная, домашняя, устроенная. Вокруг снег, сугробы, темень кромешная, и горящие окошки воспринимаются как островки мира и спокойствия. Может, эта особенность восприятия идет от рождественско-новогодних открыток, а может, наоборот, на рождественских картинках именно окошки во тьме изображают, потому что это символ дома и мира душевного, не знаю…
В общем, окна для меня – это прежде всего ДОМ, семья, близкие, тепло, уют… Соответственно и проблематика отсюда с этим связана – либо грусть по оставленному дому, либо стремление его обрести, либо гордость, что он у тебя есть. Что-то в этом роде. И тут же – чужое окно. Это чужой дом, другая семья. Любопытно: какие там люди? Какова их жизнь? Как они общаются друг с другом?
В общем, размышления об устройстве своего дома и семьи и любопытство по поводу устройства других домов и семей – вот что такое для меня окна на карточках.
Есть еще один аспект, важный для меня в связи с окнами. Я совсем не боюсь сквозняков и стараюсь держать окна открытыми. Поскольку обычно я встречаю сопротивление окружающих, которые вопят: "С ума сошла! У тебя ужасно холодно! Закрой сейчас же!", то для меня открытое настежь окно – это еще символ независимости, может быть, свободы.
Галя: Поскольку мы говорим и про окна, и про двери, то я напомню народное высказывание: "Его – в дверь, а он – в окно", являющееся, кстати, интернациональным. Когда я только начинала работать школьным психологом в Израиле, то частенько слышала это высказывание. Сначала на семинаре, где обучалась умению устраиваться на работу. Молодые тренеры-американцы обучали нас умению отбрасывать скромность и преуменьшение личных заслуг, к чему в те времена были склонны мои соотечественники. Едва устроившись на работу, я слышала это высказывание бесчисленное количество раз от начальницы. Тогда еще не все школы пускали школьных психологов на территории, на которые нам было интересно войти (управление, тренинги для учителей, системное консультирование), желая, чтобы мы оставались на уровне индивидуальных вмешательств, таких как диагностика, терапия, консультации родителей. "Не пускают в дверь – входи в окно" – это ассертивность, настойчивость, навязчивость, обсессивность, в зависимости от умения просчитать ситуацию. Когда Клячкин пел: "Я к тебе в окошко войду…" – это было романтично, однако я могу вообразить ситуацию, когда вхождение в окно совсем нежелательно и воспринимается как агрессия или навязчивость.
Итак, окно может восприниматься и как некая небанальная альтернатива двери. С одной стороны, это дополнительный канал взаимодействия с внешним миром, с другой – незащищенная от чужих прореха в доме.
Катя: Таким образом, из наших пусть путаных, но искренних показаний выкристаллизовываются темы и проблемы, провоцируемые дверными и оконными карточками.
Окна и двери – это прежде всего взаимодействие с внешним миром. Через дверь можно попасть в желаемое место, а в психологическом смысле – присоединиться к той или иной социальной группе или структуре, построить отношения с теми или иными людьми. Это не всегда бывает просто, "открывание дверей" может быть сложной задачей, решение которой требует усилий, изобретательности, настойчивости, терпения, умения обращаться с просьбами и прислушиваться к чувствам других.
В то же время для тех, кто находится внутри, дверь – это способ защиты от нежелательных вторжений. Карточки с дверями – это разговор о доверии, страхах, тревогах, возможности быть собой, ни от кого особенно не защищаясь.
В отличие от дверей окна – это все-таки не приглашение войти, а приглашение заглянуть. Это тоже способ взаимодействия с внешним миром, но через окна обычно проникают не люди, а солнечный свет, воздух, прохлада… И наверное, при работе с оконными карточками разговор зайдет скорее об ощущении свободы, "чистого воздуха", перемен. Несмотря на то что окна тоже занавешивают и даже закрывают ставнями, их держат открытыми (или приоткрытыми) чаще, чем двери. Хотя вероятность, что какой-нибудь наученный американскими психологами "специалист" войдет к тебе через окно, есть, но все-таки шторами защищаются скорее не от нежелательных гостей, а от холода, чересчур яркого света и неприятного вида за окном. Это – метафорически, а в нашей с вами психологической жизни – наверное, от излишней информации, впечатлений, неприятного окружения. Кроме того, зажженные окна – символ домашнего тепла и уюта, а значит, все, что связано у клиентов с этой проблематикой, выплывет наружу при работе с "оконными" карточками.
При взаимодействии с внешним миром важно еще, как ты выглядишь, поэтому окна и двери – это еще и "фасад". Это – внешний вид, первое впечатление, соответствие статусу дома. А значит, в психологической работе – это разговор о возможности или необходимости украшать себя, "держать лицо", снимать и надевать маски и пр.
Галя: Ну, я думаю, что эти карточки, как и все остальные, предоставят психологу гораздо более широкий круг проблем и тем. Да и вы, читатель, думаю, имеете свою точку зрения на обсуждаемые нами вопросы. И это здорово! Ведь наша задача – только лишь дать затравку, подтолкнуть вас к размышлениям.
И традиционно опишем вам два случая работы с применением "оконно-дверных" карточек.
Окна Тальи
Талья обратилась ко мне как к школьному психологу по поводу сына, ученика второго класса, мальчика закрытого, непослушного. Она просила помочь ей установить контакт между сыном и ее новым другом, за которого собиралась в скором времени выйти замуж.
По телефону она заявила: "Я приведу к вам мальчика, побеседуйте с ним, познакомьтесь, а уж после скажите мне, что в нем не так, чего он дичится и что мне с ним делать". Я пригласила Талью прийти ко мне одной и рассказать о себе, о семье, о Йони (так звали ее сына).
Мое предложение Талья приняла в штыки, однако смирилась и пришла.
Талья: Вам будет легко запомнить мое имя, ведь оно отличается от вашего всего одной буквой.
Галя: Мне действительно приятно, что у нас похожие имена.
Т.: Ну а остальное-то вряд ли похоже. Моя история отличается от всех других людей. Дело в том, что я – вдова. Мне 37 лет, у меня двое детей от моего мужа, который погиб на работе в результате аварии, и я вот уже четыре года вдова. Что вы еще хотите знать?
Видно было, что Талья не столько рассказывает, сколько "докладывает" свою историю. Она напряжена, холодна, защищена броней ухоженной внешности, вежливых улыбок, колючих глаз. Я выслушиваю ее жалобы на то, что Йони хочется постоянно находиться у бабушки, мамы погибшего мужа, он не любит бывать дома, хотя, по словам Тальи, почти сразу после смерти мужа она продала их квартиру, находившуюся рядом с коттеджем родителей мужа, и переехала в новую, в современном доме, где у каждого из детей есть своя полностью оборудованная комната, и "чего ему вообще не хватает?".
Слушая Талью, ее трагическую историю, я понимала, что одной встречей для знакомства с этой историей не обойтись, и пригласила ее на еще одну индивидуальную встречу, что вызвало у нее недоумение и раздражение.
Т.: Я думала, вы будете мне говорить, что делать, а вместо этого только я и говорю, а вы все новые вопросы задаете.
Однако, несмотря на все ее протесты и раздражительность, на парадоксальные реакции ("Когда наши встречи закончатся, кто еще будет слушать все мои глупости?" и тут же: "Когда же я услышу ваш вердикт, дайте какое-нибудь заключение, что вы-то здесь видите, почему все так происходит?"), Талья, как мне показалось, даже с какой-то тайной радостью подчинялась моим указаниям по поводу состава приходящих на семейную терапию, дисциплинированно являясь то в одиночестве, то приводя детей, кандидата в мужья или свою бывшую свекровь. Но до этих встреч было еще далеко. Мне казалось необходимым притормозить "деловую" Талью и дать ей возможность медленно, не торопясь пережить снова ее трагическую историю, понять свои собственные чувства тогда и теперь и чувства окружающих ее любимых людей.
На следующей встрече я предложила ей использовать для рассказа карточки с изображениями окон.
Г.: Хочу предложить вам вглядеться в эти картинки. Здесь сфотографированы разные окна. Вас окружают разные люди, про которых мне хотелось бы послушать, чтоб понять, кто был с вами в детстве, кто ваши партнеры по воспитанию Йони сейчас. Может быть, вам будет легче рассказывать, если для каждого героя вашего рассказа вы выберете карточку с окошком, чем-то похожим на этого человека. Для каждого – свою карточку. Мне все равно, чем картинка будет похожа на этого человека, это вы сами решите. Здесь нет никаких правил, просто мне так будет легче воспринимать. Мы будем сначала класть картинки так, чтобы они отражали вашу семью. А потом посмотрим… Хорошо? Все понятно? Давайте начнем с ваших родителей.
Талья перебирает карточки. Вздыхает. Хмурится.
Т.: Как это ни странно, но я начну со своей свекрови. Я уже вижу карточку для нее. Отложу пока в сторону, а потом объясню вам, почему именно эта карточка ей подходит. Значит, хотите начать с мамы и папы. Ну, понятно. Психологи всегда хотят начать с мамы и папы. Вот эта карточка подходит для мамы. (Талья вертит в руках картинку с изображением окна в глухой стене, напоминающей крепость.)
Т.: Моя мама… Говорят, я на нее похожа. Я так не думаю. Хотя, как это ни странно, но со мной случилось то же, что и с ней. Она тоже осталась вдовой с двумя детьми. Только этим мы и похожи. Я тогда была маленькой, у меня был старший брат. Папа был в резервистской службе, погиб случайно. Когда я уже выросла, все выспросила у матери. Какой-то инцидент на границе. Не война. Уходил человек веселым, смеялся, целовал нас, и – раз, и нет у меня папы"…
Талья выбирает карточку с изображением "французского" окна с флажками и почему-то протянутой рукой.
Т.: Пусть вот эта будет папина (Приложение 4, рис. 4.1). В ней есть что-то армейское или, может, что-то государственное, все-таки он на службе погиб. И потом, это окно красивое, и папа был красивый.
Г.: Талья, а почему все-таки мамина картинка – именно эта?
Т.: Знаете, я передумала, пусть будет вот эта (Приложение 4, рис. 4.2). Не хочу быть злюкой. Конечно, не крепость. Просто вот такая стенка, аккуратная, чистая, дверь тоже аккуратненькая, комар носа не подточит. А что там за стенкой, за дверью – никто не знает.
Г.: Эта картинка представляется мне более "теплой", нежели первая…
Т.: Теплой? Да просто мама тоже на море живет, в Ашдоде… И все-таки – мама. Хоть у нее такой характер, что она от нас всегда порядка требовала, чистоты, поведения хорошего, но, с другой стороны, и заботилась, чтобы все у нас было. Не хочу огульно хаять ее.
Г.: А окно в крепостной стене было "хаяньем"?
Т.: Оно подходило к маме. Как она все вытерпела, когда папа погиб? Но и закрытость ее. Она со мной никогда про это не говорила. И ко мне она прохладно относилась. К брату – по-другому, я в мелочах это чувствовала. Наверное, поэтому я и вышла замуж за Йоси. Он меня боготворил. Для него я была на самом первом месте. Ни одна женщина не получала такого мужа. И больше у меня такого не будет. Он был идеальным, понимаете?
Г.: В чем?
Т.: Ну, например, он обожал меня кормить. Готовил он, как шеф. И каждый день что-нибудь новое. Понимаете, я из иракских евреев. У нас кухня своя. А он – из марокканских. Не знаю, насколько для вас понятна разница, но про кухню могу сказать, что марокканцы любят вкусно поесть и умеют. Как он кускус готовил! Я иногда во сне его ем, так когда просыпаюсь, у меня во рту еще вкус остается, и запах чувствую. Да… Поэтому я, собственно, так готовить еду и не научилась. Йоси все сам готовил, а если не успевал, заезжал к маме своей и привозил нам теплое. Мы тогда совсем рядом жили. Он даже хлеб сам пек. А сейчас… Детям нравится, когда я пиццу на дом заказываю, а отъедаются они у бабушки, у Йосиной мамы. (Талья держит в руках картинку.) Вот это мой Йоси (Приложение 4, рис. 4.3).
Наверное, я выгляжу немного удивленной ее выбором, Талья бросается объяснять.