Джоан обратилась к своему отцу за близостью и теплотой, которые она не смогла получить от матери. Есть отцы, которые могут предоставить ребенку такую поддержку, но отец Джоан не был одним из них. Он редко бывал дома и к тому же был эмоционально замкнутым человеком. Но он не был одиноким страдающим и беспомощным. Наоборот, он был сильным человеком, который добился всего в жизни сам. Джоан он казался королем, и поэтому она с легкостью вообразила себя принцессой. Во всех ее фантазиях принц, который спасет ее, был идеализированным образом отца. Он будет обладать той же силой и мужеством, как и ее отец, но в то же время он будет более мягким и более любящим. Но самым важным качеством будет его отзывчивость. Любовь и признание Отца - вот, что она на самом деле хотела получить, и она приняла свою высокомерную позу, чтобы добиться от него одобрения.
Джоан также отождествляла себя со своим отцом. Еще до наступления своего подросткового возраста она состязалась с мальчиками, стремясь быть похожей на них в надежде, что это сходство сблизит ее с отцом. Однако он был слишком поглощен своей работой, чтобы уделять много внимания своей дочери. То немногое, что он смог дать ей, было адресовано Джоан-девочке. Он видел в ней взрослеющую женщину с внешней стороны, но не касался внутренней, чувственной стороны. Он требовал сдерживать все сексуальные обертоны, которые, как правило, проявляются между отцом и дочерью, и у Джоан не было выбора, оставалось только подчиниться. Он хотел иметь дочь, чей внешний вид и манеры сделают ему честь в обществе, но он не хотел, чтобы ее чувства затрагивали его жизнь. Джоан поверила, что если она сможет стать такой, какой он хотел бы ее видеть, то он в свою очередь станет тем отцом, которого она хотела получить. В каком-то смысле ее отец соблазнил ее стать статуей элегантной женщины. Подчинившись этой цели, она обрекла себя на постоянное разочарование. У нее уже не было свободной воли, чтобы как-то изменить свою жизнь. Все ее надежды были связаны с осуществлением мечты, основанной на иллюзии, а не на реальности. Будучи статуей, она отделила от себя какие-либо человеческие отношения и в то же время надеялась, что такое поведение принесет ей те отношения, которые бы удовлетворили ее потребности. Однако ее предали, как, впрочем, и она предала саму себя, хотя она не была готова еще осознать этого факта. Предательство вызывает убийственную ярость в человеке. Тем не менее Джоан говорила только о любви и воспринимала насилие с ненавистью. Посредством мышечного напряжения и жесткости тела она подавила свой гнев и враждебность, которые, будучи направленными на того самого человека, от которого она ожидала спасения, не могли быть выражены каким-либо безопасным способом.
Что касается войны во Вьетнаме, то Джоан была своеобразным голубем мира. Это вытекало из ее сознательной преданности любви во всех формах. Меня, однако, удивляло, что всякий раз, когда в нашем разговоре возникала тема войны, она с яростью принималась нападать на Линдона Джонсона, который в то время был президентом. Она обзывала его амбициозным, бессердечным и бесчувственным человеком. Такие качества настолько близко подходили к ее отцу, что враждебность, выражаемая против Джонсона, была, очевидно, перенесена на него с ее отца. И хотя я указал ей на это, она никак не отреагировала на эту связь.
Позже в ходе терапии получилось так, что она еще раз испытала чувство предательства, но уже с моей стороны. Обратившись ко мне, она вначале почувствовала, что наконец-то нашла своего спасителя. Конечно, я не обещал ей ничего подобного - более того, я неоднократно предупреждал ее, что трудные времена еще впереди. Однако ее кажущаяся потребность в спасителе была настолько сильной, что Джоан не обратила внимания. В результате она получила одно лишь разочарование, которое восприняла как предательство. Однако это дало нам возможность проработать ее враждебность по отношению к мужчинам и закрепить улучшение, которого она достигла.
Лечение
Я описал основной подход к проблеме депрессии как с физической, так и с психической стороны. Физическая работа включает в себя мобилизацию чувств при помощи дыхания, движения и голоса. Психологическая работа направлена на развитие инсайта у человека о своем состоянии, что оно означает и какова его причина.
Работа непосредственно с телом открывает большое количество глубоких конфликтов, вращающихся вокруг отношения человека к своему телу и к своим чувствам. Первый же конфликт появляется между эго и телом. Человек в депрессии не доверяет своему телу. Он научился контролировать его и подчинять своей воле. Он не может поверить в то, что оно будет нормально функционировать и без понуканий со стороны его воли. И нужно признать, что в его депрессивном состоянии оно, кажется, действительно не может этого делать. Он не понимает, что его тело истощилось из-за своего длительного услужения требованиям раздутого эго. Он рассматривает свою депрессию как крушение своей воли, а не как физическое истощение. Поэтому он больше всего озабочен тем, чтобы вернуть себе эту силу воли; и он будет пытаться достичь этой цели даже за счет потребности тела поправиться и восстановить свой энергетический запас. Такое отношение отложит его выздоровление на неопределенный срок. Но в этом-то и заключается суть всей проблемы.
Второй конфликт связан с чувством беспомощности, которую человек, находящийся в депрессии, не может принять. Он уже испытывал беспомощность до этого, будучи младенцем или ребенком, в ситуации, которую он воспринимал как угрозу своему существованию. Он выжил и преодолел свое чувство беспомощности ценой огромных усилий воли. Крушение воли создает у него ощущение полного бессилия, против которого он, по его мнению, должен продолжать бороться. Эта борьба усиливается чувством вины, происходящей от подавленного чувства беспомощности. Его неудача вытащить себя из уныния становится поводом для самоосуждения, которое еще глубже роет яму, в которой он сидит. В депрессивном состоянии можно обнаружить следы саморазрушительных сил, действующих внутри личности.
Воля - это механизм, предназначенный для чрезвычайных обстоятельств, обладающий огромной ценностью для выживания, но не для удовольствия /4/. Тело в своем естественном состоянии функционирует не через силу воли, а через врожденную жизненную силу. У человека, находящегося в состоянии депрессии, эта сила была истощена подчинением тела власти воли и подавлением чувств в интересах образов, которые создает эго. Высвобождение этих чувств нельзя осуществить безболезненно, что еще более усугубляет конфликт между эго и телом. Однако в начале терапии, прежде чем эти конфликты станут осознанными, работа с телом оказывает быстрый, положительный эффект. Пациент испытывает чувство облегчения, когда приходит к пониманию, что существует новый выход из его трудного положения.
Именно так случилось с Джоан. На нашем первом сеансе она с энтузиазмом отреагировала на первые упражнения по работе с телом. И действительно, ничего не могло быть более эффективным в преодолении неподвижности тела, чем непроизвольные движения, вызванные глубоким дыханием, вибрацией мускулов, а также пинками и криками. Но конфликт между волей и чувствами уходит своими корнями в более ранний конфликт между стремлением протянуть руки навстречу родителю, которого нет рядом, и болью от этого действия. Джоан не осознавала боли и отчаяния, связанных с этими ранними травмами. Все, что она чувствовала вначале, это радостное возбуждение от того, что сейчас, возможно, ее положение коренным образом изменится к лучшему. Но боль не замедлила прийти, а с ней пришли и чувства, которые она подавляла в течение долгого времени.
Я посоветовал Джоан выполнять наши упражнения регулярно у себя дома. Затем, через шесть недель после начала терапии, я ушел в летний отпуск. За время отпуска я получил от нее два письма, в которых она рассказывала о возникших у нее проблемах. Она ненадолго уехала на один из Карибских островов. Она написала, что чудесно провела там несколько дней, однако в конце с ней произошел довольно странный случай: "Я проснулась ночью - это было накануне отъезда - от боли, которая пробивалась сквозь мышцы поясницы и таза. У меня было такое ощущение, будто в моих мышцах развязываются какие-то узлы. Я закричала от боли, но сквозь нее почувствовалось какое-то сладостное чувство, от которого я стала вскрикивать "Да! Да!". Удивленная и заинтригованная всем произошедшим, я вскоре опять заснула. На утро проснулась с ужасной головной болью в затылке и шее. Я вернулась домой и в течение почти пяти дней лежала неподвижно, чувствуя себя настолько слабой и разбитой, что даже не хотела отвечать на телефонные звонки. Сейчас я снова в порядке и возобновила упражнения".
Я объясняю такие страдания "растущей болью", то есть болью, которая вызвана чувствами или энергией, пробивающими себе дорогу сквозь жесткие, захваченные спазмом мышцы. Похожую боль человек чувствует, когда он подносит обмороженные пальцы к теплу. Поток крови в обмороженных конечностях вызывает очень сильную боль. Таким образом, процесс "оттаивания" должен происходить медленно, чтобы дать тканям время расслабиться. Боль Джоан в голове и шее можно было объяснить этими же процессами. Жизненные потоки, пробиваясь через ее тело, встречали на своем пути сильное сопротивление. Эта была слишком сильная нагрузка для ее тела, которое, не выдержав ее, упало, чтобы получить необходимую передышку.
В другом письме, написанном тем же летом, Джоан сообщила: "Бывают времена, когда я чувствую, будто рушится весь мой костяк. Мои плечи кажутся более расслабленными и свободными, то же самое могу сказать о мышцах таза, спины и даже об икрах ног. Кажется, что мое тело раздирается муками конфликта, подобно тому, который был между Люцифером и Гавриилом. Я стону от ужаса и одновременно от сладостного удовольствия, смутно ощущая какие-то потоки внутри своего тела, но еще более смутно - непонятный страх". Вплоть до этого упоминания о своем страхе Джоан никогда не ощущала, что была напугана. Ее страх, как и гнев, был сильно подавлен; но оба эти чувства нужно было вызвать и выразить, прежде чем она могла поправиться. Мы не привыкли думать, что человек в депрессии может быть напуган. Он очень редко проявляет какие-либо признаки такого состояния. Страх очень эффективно сдерживается ролью, которую принимает на себя пациент. Разве может статуя чего-то бояться? Она ведь сама никому не угрожает. Но когда роль рушится и потребность в ней исчезает, человек впадает в сильнейшую депрессию, не в силах осознать свой страх. Каждый, кто принимал ту или иную позу, был чрезвычайно напуган, когда сталкивался со своей подлинной самостью, своей эмоциональной самостью. В этом и заключается функция терапии - сделать этот страх осознанным, чтобы его можно было понять и высвободить.
Некий намек на скрытый в душе Джоан страх поступил из ее сна. Вот что она вспомнила: "Я проснулась, вся встревоженная, с каким-то гнетущим чувством. Это был очень живой сон, и мне хотелось поскорее забыть его". Вот как она его описала: "Кто-то сейчас будет мучить ребенка (я чувствую, что ребенок - это я, но он одет как мой младший брат). Чтобы спасти его, я краду его и спасаюсь бегством на машине с каким-то мужчиной. Сырая, темная ночь. Мы сворачиваем в какую-то лесистую местность, незнакомую, но в чем-то напоминающую места моего детства. Ребенок теперь в безопасности, но нас продолжают преследовать. Наши преследователи видят нас. Я иду за моим спутником в дом без дверей, забираюсь под стол, чтобы меня не нашли, и сижу там, глядя на дверь.
Преследователи сначала проходят мимо, но потом возвращаются в дом и находят нас. Пока ничего страшного они с нами не делают. Нас заставляют сесть за стол, а сами в это время отдыхают, едят и пьют. Кажется, я сильно напугана, но надеюсь, что они не сделают мне больно. Наконец они закончили. Один из них приближается ко мне и говорит: "Сейчас ты лишишься своей функции" (этот человек, по ее словам, очень похож на меня). "Он немного сочувствует, но в то же время остается непреклонным и беспощадным. Один из его сообщников протягивает мне какое-то месиво, от которого меня тошнит, и предлагает это выпить. Это, очевидно, является орудием их пытки. Я проснулась в три часа утра".
С этим сном у нее возникла следующая ассоциация: "Моя бабушка рассердилась на меня, за то что я подло вела себя по отношению к своему младшему брату. Сцена из сна напоминает мне сервированный стол, я, маленькая девочка, прячусь под ним, боясь наказания". Этот сон сочетает в себе детские страхи и ее невыраженный страх перед терапией.
Детский страх в нашем случае - это страх наказания за то, что она обижала своего младшего брата. Наказание принимает форму принуждения выпить "тошнотворный напиток", под которым можно подразумевать проглоченное унижение или который можно соотнести с ситуацией, когда ребенка заставляют съесть что-то против его воли, что является оскорблением его личности. Позу статуи с намеком на превосходство можно рассматривать как компенсацию этих чувств унижения. Или как форму самонаказания за подлость по отношению к брату. Много лет тому назад детей часто заставляли стоять неподвижно в углу классной комнаты в наказание за нарушение. Поведение, которое проявлялось в образе статуи, также является защитой от каких-либо негативных качеств личности. Статуя не может совершить что-то дурное. Если же отбросить эту позу, то все эти низкие качества могут выйти наружу. Поэтому Джоан боялась, что терапевтический процесс окажет на нее разрушительное воздействие. Именно это означала реплика одного из мучителей в ее сне: "Сейчас ты лишишься своей функции". Потеря защитной функции, которая выражалась в ее телесной позе, открыла бы доступ ко всем плохим качествам и подвергло бы ее истязанию.
Фритц Перлз, основатель гештальттерапии, говорит нам, что все образы и персонажи наших снов - это мы сами. С точки зрения этой теории, Джоан сама истязала себя во сне, наказывая себя таким образом за нехорошие поступки. Сон показывает степень ее вины.
Джоан снились и другие сны, где ее пытали, что указывает на сильнейшее состояние страха, в котором она находилась.
"Высокий человек держит меня с другой женщиной в каком-то подземелье. Она почти обезумела от боли и страха. Наконец нас привели в другую камеру: в ней грязь и каменные стены. Наш охранник садится, ему подают напиток. Я знаю, что, когда он напьется, он будет мучить нас. Он приказывает другой женщине, молодой и красивой, съехать с горки из грязи - это такая форма пытки. Ей очень плохо, она, будучи не в состоянии сопротивляться, идет к горке, съезжает по грязи, исчезая где-то там внизу. Я в это время забираюсь на более отдаленное место, усаживаюсь там и украдкой наблюдаю за нашим мучителем. Он не заметил моих передвижений. Когда я проходила мимо него, он показал на горку и улыбнулся по-садистски. "Это я наказал ее немного", - сказал он. Оставшись, к своему удивлению, незамеченной, я смогла продвинуться дальше и, постоянно испытывая страх, убежала, с легкостью спустившись вниз по темному, грязному и каменистому ландшафту".
Мучитель, о котором рассказала мне Джоан, был многообразной фигурой. Но она сама сказала: "Все три фигуры из моего сна - это я сама". Какой же аспект ее личности представляет каждый из этих людей? Ее мучитель - лицо мужского пола, поэтому я бы идентифицировал его с ее отцом и рассматривал бы его как представляющего эго Джоан. Другая женщина напомнила мне ее мать, которая много болела и умерла. Больная женщина из сна также в конце исчезает. Поэтому я бы соотнес этот образ с ее телом. Джоан удается бежать, но на самом деле спасается только ее душа. Она, покинув свое тело, вынуждена была странствовать по земле, не имея собственного дома. Все ее поиски любви являются в действительности обходными путями по восстановлению связи со своим телом; она хотела вернуть себе свою личность, иными словами, найти саму себя.
Диссоциация Джоан между ее душой и телом или между эго и чувствами проявляется и в другом сне: "Идет забастовка. Машины, включая и мою, направлены для транспортировки рабочих. Мой старый автомобиль, вмещающий пять пассажиров, битком набит черными и белыми рабочими. Дело происходит очень холодным солнечным днем. Снаружи, каким-то образом уцепившись за кузов и с трудом удерживая ноги на весу, едет человек, который является сторонником расовой дискриминации. Роль расиста (меня) играет комедийная актриса Барбара Стрейзанд".
Комментируя этот сон, Джоан заметила: "Меня занимает вопрос - действительно ли бессознательное иногда подсмеивается над нами или оно слишком прямолинейно, что не в состоянии понять, насколько забавно выглядит этот сон?" Забавным Джоан нашла свою идентификацию с расистом и комедийной актрисой. Тому, кто хорошо знает Джоан, будет трудно представить ее в одной из этих ролей. На протяжении всей своей взрослой жизни она рьяно поддерживала чуть ли не каждое либеральное движение. Предубеждения против черных были совсем чужды ее уму. Но так ли уж чужды они были ее телу или, если быть более точным, ее чувствам, которые она пыталась "исключить из своей машины"?
Чтобы дать Джоан возможность увидеть себя такой, какая она есть на самом деле, нужно было помочь ей почувствовать ее истинное тело, которое было жестким, оцепеневшим от страха, застывшим в неподвижности. Работа с ее телом выполняла эту задачу постепенно. Вот что она заметила по этому поводу: "Я все больше и больше ощущаю, как рассасывается жесткость моей мышечной системы. Я чувствую, что осознание этого, а также мой упадок сил идут мне на пользу. Но я еще боюсь, что у меня может наступить тяжелая депрессия. Сейчас я менее вынослива, чем раньше. Единственный вывод, который я сделала из сложившейся ситуации, - это никогда не покидать свой дом (тело)". На психологическом уровне ее проблема заключалась в том, чтобы принять свой страх, свою грусть и свое одиночество. На физическом уровне - принять жесткость своего тела и его истощение. Если она не могла принять эти реалии своего существования, ее охватывала еще более сильная депрессия. Истощение связало Джоан с ее телом и обеспечило таким образом средство для ее выздоровления. Только поддавшись истощению, можно преодолеть его.
Еще один сон дал ей возможность соприкоснуться со своим одиночеством. "Я сижу в комнате, смотрю на равнинный однообразный пейзаж, единственная достопримечательность которого - нечто вроде башни, расположенной поблизости. Неожиданно входит мой отец и его вторая жена. Я вынуждена объяснять им, что я делаю здесь одна. И вдруг, в сильном порыве, я признаюсь, что мне ужасно одиноко.
Чтобы развеять мою грусть, отец и его жена, Флоренс, покупают билеты в театр. Я осознаю, что он не может приблизиться ко мне или взять на себя долю ответственности за мою тоску или за меня. В театре мы спускаемся по боковому проходу, и я, нисколько не удивляясь, вижу других членов семьи Флоренс, которые тоже сидят там. Это заставляет меня изображать любезность и вежливость, роль, принимать которую у меня нет ни сил, ни желания.
Я ухожу по тому же самому ландшафту, Флоренс идет рядом со мной, держа в руках билеты. Я говорю ей: "Наверно, мое одиночество носит патологический характер".