Семнадцатый век был золотым веком физиономики астрологической и полуастрологической. В то времена особенно сильно сказывалось пристрастие ко всему таинственному и к разным снадобьям мнимонаучного изобретения. Испанский писатель Жером Кортес, уроженец Валенсии, в своей занимательной книге наивно утверждает, что "физиономия есть ни что иное, как гениальное и тонкое научное воспроизведение природы человека и что по ней можно узнать хорошее или дурное телосложение, добродетели или пороки человека, если рассматривать его как животное".
Чтобы оправдать это определение, добродушный Кортес, после рассуждений о физиономии, трактует и о других интересных предметах, как, например, о превосходных свойствах розмарина (Tratato segundo de las excelencias del Romero у su calidad), восхваляет водку и приводит массу рецептов, между прочим, рецепт порошка из лягушек-"que tiene virtud de soldar las venas rompidas у un imguento preciosissimo para sonar toda fistola y llaga vieja, у otros males" (который обладает свойством заживлять порванные вены и служит превосходною мазью для излечения всяких фистул, застарелых язв и др. болезней).
Сочинений по астрологии человеческих судеб очень много. В них находим мы самые странные, самые нелепые выводы, точно книги эти писаны каким-нибудь сумасшедшим или пьяным человеком. Достаточно, для примера, упомянуть, что Кардан в своем сочинении пускается в самые странные прорицания, не только относительно характера, определяемого по чертам лица, его морщинам и пятнам, но даже относительно всех событий, имеющих приключиться с известным человеком в течение всей его жизни.
На своих изображениях астрологического лица он проводил на лбу семь горизонтальных линий, посвященных, считая по порядку сверху вниз: Сатурну, Юпитеру, Марсу, Солнцу, Венере, Меркурию и Луне. Смотря по тому, какими окажутся эти линии на известном лице, – прямыми, кривыми или пересекающимися – и предсказания будут различны. На одной из таких фигур, например, изображен человек, которому, судя по его линиям на лбу, предстоит повешение или сожжение; на другой изображается человек, который непременно должен быть tristis et vitiosus (печального нрава и порочным).
Софизм, послуживший основанием к построению астрологической физиогномики, Де-ла-Шамбр излагает так:
"Без сомнения, голова представляет собой небо в уменьшенном виде: как и небо, она имеет свои светила и своих духов. А так как мы можем наблюдать звезды, их положение и движение, не зная ни их природы, ни причин их размещения в пространстве, то мы в праве составить себе такое же понятие и обо всех частях лица".
Де-ла-Шамбр был писателем здравомыслящим; несмотря на то, что он жил среди астрологов и хиромантов, он все же восставал против предрассудков своего времени и решился, хотя и не без робости, написать особую главу о том "как следует относиться к хиромантии и метопоскопии". Здесь он не все отвергает, но и не все принимает; и в заключение говорит, что надо избегать преувеличений и что, хотя и есть в астрологии много верного, но не так много, как это утверждают астрологи и хироманты.
Но все-таки честь настоящей, открытой борьбы с астрологией принадлежит итальянцу Де Лапорта. После уже цитированной выше книги, он написал другую: "О физиономии неба", шесть томов, в которых доказывается лживость астрологии судеб, где указаны способы объяснения естественными причинами всего, что могут физически означать и выражать внешность и черты лица у человека (Падуа, 1623 г.). В этом сочинении неаполитанский писатель доказывает, что черты лица у человека зависят не от влияния звезд, а от его темперамента и, приведя для примера суждения астрологов о характере людей, родившихся под планетой Сатурн, он прибавляет:
"Мы привели их мнение не для того, чтобы согласиться с ними, а для того, чтобы их опровергнуть, как сказки старых нянек. Маскируя лживость этих сказок и выдавая за произведение неба и звезд великие и чудные вещи, они хотят заставить нас принимать за что-то волшебное то, что происходит от естественных причин. Мы упомянули уже, что родившиеся под Сатурном люди меланхоличны, холодны, сухи. Обращаясь же к мнению врачей, мы находим, что именно людям меланхолического темперамента, холодным и сухим Гален приписывает твердое и хрупкое тело, жесткие волосы, влажную и синеватую кожу, а меланхоликам вообще – черные и щетинистые волосы, густые сросшиеся брови, толстые губы и приплюснутый нос. Другие врачи указывают на неправильное расположение зубов и широкую грудь. Все это имеет связь с темпераментом, как утверждают врачи, а вовсе не зависит от звезд".
Из всех писателей XVII века Де Лапорта (De La Porta) пользовался наибольшею известностью и потому для многих был единственным представителем древнего учения о физиономике. Под его портретом, приложенным ко многим изданиям его сочинений, находим такие стихи:
Blandus honos virtusqne simul delubra tenebant,
Sed binis templis unica PORTA fuit.
Tu quoque virtuteni conjunctam nactus honori,
Amborum digne PORTA vocandus eris.
(Привлекательная честь и доблесть совместно имели храмы, и в этих двух храмах были одни врата. Ты так же, достигнув доблести, соединенной с честью, по заслугам должен быть назван вратами обеих.)
Де Лапорта не только первым открыто выступил против астрологии, но и открыл новую эру в изучении физиогномики. Он, конечно, располагал лишь ничтожным научным материалом своего времени, но за то воспользовался им с разумной разборчивостью положительного философа и стал на почву здравой психологии. Он обсуждал методы к руководству при изучении физиогномики человека и старался выяснить, каким образом по темпераменту всего тела можно угадывать нравы, характер человека.
Этим и объясняется слава, которой он пользовался, и тот энтузиазм, с каким все европейские ученые отнеслись к его книге, написанной сначала на латинском языке, потом переведенной им же самим на итальянский, а другими – на французский и испанский языки.
В течении XVII и XVIII веков этот знаменитый неаполитанец считался главнейшим авторитетом в области физиономики. Все, писавшие после него по этому предмету, просто заимствовали его работы, иногда указывая на них, иногда же вовсе умалчивая, и черпали полной горстью из его энциклопедии, где было собрано все, что было сказано о физиономии человека ученым и его предшественниками, и все, что только мог к этому прибавить его собственный наблюдательный ум.
Никеций, уже цитированный выше, был для своего времени весьма ученый писатель и хороший наблюдатель. Он также различал хиромантию астрологическую от хиромантии естественной. Подобно Де ла Шамбру, он смутно сознавал необходимость отбросить все древние суеверия и был поэтому предшественником представителей экспериментальной школы, которая должна была преобразовать мир. Замечательно его введение к натуральной хиромантии, где он говорит, например, следующее о значении руки:
Что же такое рука? По Зороастру, это – удивительное чудо природы; по Плутарху – причина человеческой мудрости, по Лактацию, – руководительница разума и мудрости, по другим писателям – художник, творец мира, орудие (вместилище) дружбы, охрана человеческой жизни, оборона тела, защита головы, помощница разума, посредница души, выразитель божественной грации, нерв речи, мастерская благочестия. По выражению Исидора, рука – словно прислужница, а именно прислужница всего тела, ибо она подает пищу рту и помогает всем прочим членам. Наконец, она – символ верности; поэтому протянуть правую руку значит обещать верность, как это видно из 7-й главы Энеиды Виргилия:
Pars mini pacis erit dextram tetigisse tyrannis.
(Прикоснусь к правой руке тирана – и у меня явится надежда на мир.)
А также из книги 3-й:
Ipse pater dextram Anchises haud multa moratus
Dat juveni, atqne animum praesenti pignore firmat.[Сам отец Анхиз, немного медля, подает юноше правую руку, и этим залогом поддерживает в нем бодрость.]
В своих очерках мимики страстей и характеров человека Никеций является искусным живописцем. Вот, например, как он описывает фигуру смелого человека: "Лицо открытое, вид страшный, чело суровое, брови дугой, продолговатые; нос удлиненный; зубы длинные; шея короткая; руки длинные, до колен; грудь широкая; плечи приподнятые; глаза серо-голубые, налитые кровью, сверкающие; взгляд суровый".
В конце XVII века другой итальянский писатель, Гирарделли, написал большой том, заглавие которого характерно для той эпохи преувеличений и напыщенности. Вот его точная копия:
В самом деле, крайне любопытен метод, примененный этим "искусным и неутомимым" академиком к изучению физиономии человека. Он представляет нам сотню лиц человеческих, срисованных, хотя правда и очень плохо, с натуры и искусно обрамленных причудливыми скульптурными украшениями. Под каждым рисунком есть свое особое двустишие на латинском языке, особый сонет и комментарий автора книги. Я приведу здесь для образца только двустишия и сонеты, относящиеся к доброму и злому лицу; от пространных комментариев автора я уже избавляю читателя.
Перед нами красивое круглое лицо с белокурыми, судя по стихам, волосами. Вот двустишие к нему:
Moribus ingenuis praeclaraque indole credas,
Quem flavescenti videris esse coma.[У кого ты увидишь золотистые волосы, тот, поверь, имеет благородный характер и прекрасные нравы.]
Далее, под тем же портретом напечатан сонет, любезно составленный для автора сеньором Чезаре Орсини, следующего содержания:
Белокурые волосы, которыми природа роскошно украсила твое славное чело, обнаруживают и другие ее дары так ясно, что мысль легко может составить о них живое представление.
Ты не должен испытывать страха, когда тебе придется вооружиться и сражаться, потому что у тебя есть могучая и неразлучная с тобою сила, защищающая и охраняющая тебя от влияния гибельных звезд.
Цари носят короны из блестящего золота, и покорная толпа преклоняется перед тленными лучами, какими они сияют.
Ты же, под покровом твоих золотистых волос, имеешь несравненно более существенный дар – столь великое сокровище добродетели, что благодаря ему ты возвышаешься превыше солнца и достигаешь неба.
На стр. 17 наш остроумный академик представляет нам ужасное лицо, обхваченное ладонью руки, как будто она находится в руке бреющего ее цирюльника; под нею, точно надпись на позорном столбе, также смелое двустишие:
Hispida caesaries pigrum notat, atque timentem
Quemque mala videas calliditate frui.[Жесткие взъерошенные волосы обнаруживают ленивца и вообще человека, боящегося воспользоваться даже ничтожным преимуществом.]
Затем следует также сонет, сочиненный на этот раз аркадийцем, а именно маркизом Энрико Росси, членом аркадайской академии в Болоньи:
Уходи прочь отсюда, прочь подальше, так как быть подле тебя – несчастие для всякого: твой рот произносит слова, противоположные твоим мыслям; ты всегда готов примешивать ложь к истине.
Ты никогда не был настолько отважен, чтобы идти на встречу опасности; никогда ты не оказал участия другому; ты готов бежать, как лань или быстроногая косуля; ты далеко обходишь всякого встречного прохожего.
Для всякой благородной души, для всякого честного сердца ты напоминаешь тернии и шипы, будучи подлым, обманщиком, ленивцем и злым.
Одно верно: если твои уста лгут, то, по крайней мере, твои жесткие и щетинистые волосы говорят о тебе правду и открывают твои пороки.
Несмотря на эти академические шутки, Гирарделли все же человек ученый и тонкий наблюдатель; его книга интересна для всякого, желающего ознакомиться с учениями о физиономии в Италии в конце XVII века. В его книге, между прочим, есть два рассуждения о носе, которые в самом деле любопытны. Он говорит, между прочим, что нос служит для выражения гнева и презрения:
…Доктора проверяли некоторые поговорки, касающиеся движений носа при выражении человеком известных волнений. Например, при насмешке, издевательстве над кем-нибудь нос делает движение, выражаемое поговоркой: Eum adunco naso suspendere [озадачить кого-либо вздернутым носом]. Когда желают выразить презрение, делают носом движение, согласное с поговоркой: Eum naso rejicere [кого-либо отогнать от себя движением носа]. Видя, что кому-либо делают неприятность, поворачивают нос назад; в состоянии гнева раздуваются ноздри и краснеет кончик носа.
Раньше Гирарделли, писал о физиономике и на латинском языке Граттарола. Я не имел под рукою его сочинения, но, судя по многим выдержкам из него, приведенным у писателей XVII в., оно не отличается особенною оригинальностью.
Джиованни Инженьери, епископ Капо д'Истрии, живший в начале того же века, оставил нам небольшой трактат под заглавием "Натуральная физиономия". Но в нем автор обнаруживает только недостатки своей эрудиции, и ограничивается лишь тем, что в виде афоризмов передает выводы каббалистики. Достаточно будет нескольких примеров:
Борода у женщин есть признак нескромности.
Чрезмерная величина лба – признак лености.
Малый лоб свойствен холерическому человеку.
Очень красные глаза – признак злой натуры, склонной к жестокости.
Масляные глаза – признак сластолюбия.
Курносые люди – очень сладострастны.
Люди с круглым носом – великодушны.
Шипион Киарамонти из Чезены был одним из лучших физиономистов; он издал свои сочинения только годом раньше Инженьери. К той же школе относятся Блондо, Финелла и некоторые другие. Много авторов, много книг, но мало оригинальности и много плагиата. Неизвестно, сколько времени дело продолжало бы идти все тою же избитою колеей, если бы в половинах VII века не появился Лафатер, открывая новую эру для исследований этого рода. Лафатер был настоящим предтечею положительной науки и служит звеном, связующим писателей XVII века с писателями современными.
Врач Чиро Спонтони также посвятил небольшую астрологическую книжку изучению лба ("Метопоскопия по измерениям линий на лбу", Венеция, 1626 г.).
В историческом очерки физиономики необходимо еще упомянуть о хиромантии, которая, как последний остаток средневековой магии, удержалась даже до настоящего времени. При пересмотре книг о хиромантии поражает та серьезность, с какою фантазия пытается прочитать по непостоянным линиям руки характер, развитие и судьбу человека. Укажу нижеследующие главнейшие труды по этому предмету:
Любопытная наука или трактат о хиромантии (la science curieuse ou traite de la chyronmance). Париж, 1665. Книга в 212 страниц, с множеством рисунков.
Adrian Sicler. Chiromance royale nouvelle, enrichie de figures, de moralitez et des observations de la cabale, etc.
Gio-Battista De La Porta: Delia chirofisonomia (О физиономике руки), два тома, переведенные Помпеем Сарнелли на латинский язык, Napoli, 1677. Книга в 167 страниц.
Лафатер не был ни врачом, ни натуралистом: это был гражданин г. Цюриха и пастор. Как поэт и художник, с женственною натурою и с пылкою любовью к человечеству, он ко всему относился с горячим энтузиазмом, с внезапно слагающимися убеждениями и с тою подвижностью идей, которая служит источником и радостей и скорбей для всех людей, одаренных чрезмерной чувствительностью. Достаточно одного взгляда на прекрасный портрет его, который он оставил нам в своих произведениях, чтобы сразу увидеть все его недостатки и редкие достоинства. Сообщительный, готовый всем восторгаться, подвижный, но постоянно пребывающий в пределах доброго и честного, он комментировал нам свой портрет в краткой автобиографии, которая так прекрасна по своей искренности и изяществу. Лафатер принадлежит к числу тех немногих людей, которые всюду вносят свой темперамент и свои нервы и высказываются каждому вполне. Поэтому, едва прочтете вы одну страницу его великого произведения, как уже вы узнали его и полюбили. Лицом и характером он был очень похож на Фенелона. Говорят, однажды г-жа Сталь, во время прогулки с ним и некоторыми общими их друзьями, вдруг остановилась и воскликнула: "Как наш дорогой Лафатер похож: на Фенелона! Его черты, его фигура, его лицо. Это настоящий Фенелон, но только Фенелон со швейцарским оттенком". Он был также поэтом и оставил нам несколько эпических поэм, из которых одна удостоилась даже сравнения с "Мессиадой" Клопштока, затем – несколько религиозных драм, кантиков, речей, богословских сочинений и несколько швейцарских песен (Scliweizer-lieder), которые были очень популярны.
Лафатер сделался физиономистом не вследствие чтения авторов, своих предшественников, а благодаря тому, что рисовал своим бойким карандашом множество фигур, и нравившихся и не нравившихся ему, и заботливо хранил эти рисунки. Таким образом, рисуя и собирая коллекции своих рисунков, он оказался обладателем множества наблюдений, которые, будучи сведены вместе, даже без строгого порядка и без всякой схоластической классификации, как бы сами собою сложились в обширную энциклопедию из 500–600 таблиц, которую сам он вздумал однажды назвать "Библией физиономики". Первое издание ее in-folio появилось в 1772 г. Это издание сделавшееся теперь большою редкостью, особенно драгоценно тем, что рисунки выполнены под наблюдением самого автора. После первого немецкого издания, вышли и другие – на французском, английском и иных языках. У меня есть издание, напечатанное в Гааге в 1781–1803 гг. Оно начато автором, а четвертый том его издан уже после смерти его сыном, доктором медицины. Горячая человечность и религиозность автора видны во всем, даже в заглавии этого бессмертного произведения: Essai sar la physiognomonie, destiné à faire connaitre l'homme et à le faire aimer. (Опыт физиономики, предназначенный для того, чтобы познать человека и полюбить его.)