Стимуляция симпатической системы приводит к общему возбуждению всего организма. Оно достигается за счет того, что симпатическая система имеет огромное количество связей и нервных окончаний, поэтому нервный импульс из симпатической системы распространяется "диффузно, по всему телу, в отличие от локальных импульсов краниального или сакрального отделов, которые четко адресованы определенному органу". Поступающий в кровь адреналин также оказывает генерализованное действие на весь организм. Кэннон говорит, что адреналин работает в "партнерстве" с непосредственной симпатической стимуляцией. "Поскольку выделенный адреналин разносится с током крови по всему телу, симпатическая нервная система, даже если она не оказывает прямого воздействия с помощью своих нервных окончаний, все равно с помощью адреналина достигает того же эффекта". Эти факты параллельны переживаниям, которые каждый мог испытать на себе: мы знаем, что злоба, страх и тревога ощущаются как эмоции, охватывающие все тело.
Поскольку стимуляция симпатической системы вызывает общее возбуждение организма, на основании одних лишь данных нейрофизиологии невозможно предсказать, будет ли это эмоция страха, тревоги, гнева, ненависти или еще какая-то иная (например, ощущение мобилизации или предвкушение приключения). Кроме рефлекторных реакций, к которым относится, например, реакция испуга, эмоция определяется тем, как организм интерпретирует ситуацию опасности. В общих чертах дело обстоит так: если на основании интерпретации организм приходит к выводу, что способен справиться с опасностью, возникает эмоция гнева. Тогда поведение организма можно скорее назвать "нападением", чем "бегством", и такая интерпретация повлечет за собой определенные физиологические изменения. При гневе, например, глаза часто бывают прищурены, чтобы сконцентрировать внимание на той части пространства, которую следует атаковать. Но если в результате оценки ситуации сделан вывод, что нападение не поможет и надо спасаться бегством, - возникает чувство страха. Или же когда воспринимаемая опасность ставит перед организмом дилемму беспомощности, возникает тревога.
За такой интерпретацией следуют определенные физиологические изменения. При страхе и тревоге, например, глаза широко раскрыты, это дает организму возможность увидеть все возможные пути бегства. Таким образом, эмоцию определяют физиологические факторы, зависящие, в свою очередь, от того, как организм интерпретирует ситуацию.
Поскольку эмоция представляет собой определенный тип взаимоотношений организма с окружающей средой, а симпатическая система вызывает скорее общую, чем конкретную реакцию, было бы ошибкой говорить, что один конкретный нейрофизиологический процесс является причиной конкретной эмоции (например, страха или тревоги). Ошибочно устанавливать такую же прямую причинную зависимость в обратном порядке. Нейрофизиологический аппарат с его сложнейшей системой взаимосвязей может функционировать бесконечным числом способов, в зависимости от потребностей и поведения организма в данный момент. Подобным образом, неправильно было бы отождествлять определенный нейрофизиологический процесс с определенной эмоцией. Иллюстрацией этой ошибки служит следующий текст, написанный одним психологом: "Возникновение антагонизма между сильным импульсом возбуждения и другим сильным импульсом торможения вызывает у организма состояние генерализованной активности, подобное иррадиации нервного возбуждения или перевозбуждению…" Эту генерализацию возбуждения, делает он вывод, и следует считать эквивалентом тревоги. Нет, я никак не могу согласиться с тем, что тревогу можно отождествить с генерализацией нейрофизиологического возбуждения. Тревога не биохимическое явление или энергия. Скорее, этот термин обозначает определенные взаимоотношения (например, беспомощность, конфликт) между человеком и окружающей средой, таящей в себе опасность, а нейрофизиологические процессы являются уже следствием этих взаимоотношений. Такое неверное представление основывается на ошибочном смешении понятий, когда физиологический механизм, через который действует психика, принимается за основную причину психического феномена.
Эта идея основана на первоначальной теории Фрейда, полагавшего, что тревога возникает в результате конверсии вытесненного либидо. В настоящее время стало очевидным, что данная теория позволяет трактовать тревогу как физико-химическое явление. Изучая работы Фрейда, можно заметить, что он амбивалентно относился к отождествлению физиологических процессов и эмоций. С одной стороны, Фрейд не боится прямо указать на то, что не следует смешивать описание нейрофизиологических процессов с психологическим пониманием этих феноменов. В главе, посвященной тревоге, в "Общем введении в психоанализ" он пишет:
"Там [в традиционной медицине] основное внимание направлено на анатомические процессы, благодаря которым рождается состояние тревоги. Нас учили, что в продолговатом мозге возникает раздражение, и тогда у пациента появляется невроз блуждающего нерва. Продолговатый мозг - нечто действительно загадочное и прекрасное. Я хорошо помню, сколько времени и труда в свое время затратил на его изучение. Но на сегодняшний день я должен сказать, что для психологического понимания тревоги нам абсолютно не важно знать, по каким анатомическим путям проходит нервное возбуждение".
Он предупреждает психоаналитиков, чтобы те "противились искушению ссылаться на эндокринологию или на сведения об автономной нервной системе, когда важно только одно - психологическое понимание психологических фактов". С другой же стороны, его теория либидо, физико-химическая концепция (неважно, соотносят ли либидо с конкретными биохимическими процессами или воспринимают как аналогию) открывает дорогу для подобных ошибок, позволяет отождествлять тревогу с тем или иным нейрофизиологическим процессом. Но я хочу выделить эти слова Фрейда: важно только одно - психологическое понимание психологических фактов.
Смерть вуду
Состояние страха и тревоги может оказаться настолько интенсивным и разрушительным для организма, что его результатом является смерть. Выражение "испугаться до смерти" в некоторых случаях оборачивается реальной смертью. Несколько лет тому назад Кэннон писал о феномене смерти вуду с этой точки зрения. Он приводит несколько достоверно описанных случаев смерти туземцев в результате символического действия, которое, по мнению племени, должно было привести к летальному исходу. Причиной такой смерти может стать, например, магическая процедура "затачивания кости", проведенная знахарем, или ситуация, когда человек нечаянно съедает табуированную еду, если племя верит, что это должно привести к смерти. Антрополог Тригар, наблюдавший жизнь племени маори в Новой Зеландии, пишет: "Я видел смерть молодого и крепкого человека в тот самый день, когда на него наложили заклятие; жертвы такого действия умирают, как если бы вся сила из них выливалась, подобно воде". Местные жители верили, что наложение заклятия может убить человека. Возможно, говорит Кэннон, "сильнейшее постоянное состояние страха способно лишить человека жизни".
Существует подобное свидетельство очевидца из Африки. Леонард (1906), описывая жизнь племен Нижней Нигерии, приводит такой случай:
"Я не раз наблюдал, как закаленный воин из племени хауса постепенно умирал мучительной смертью, полагая, что его заколдовали. Ни питание, ни лекарства абсолютно не помогали: развитие болезни не приостанавливалось, не происходило ни малейшего улучшения состояния и ничто не могло изменить стойкого убеждения умирающего, что сила рока неотвратима. Подобным образом на моих глазах умирал Крумен и другие люди, которые, несмотря на все попытки окружающих спасти их жизнь, просто были убеждены в том, что находятся во власти злых духов и потому обречены на смерть. И вовсе не потому, что они (как это свойственно европейцам) желали бы умереть".
Несложно представить себе физиологию смерти вуду. Описанные в литературе симптомы, которые можно было наблюдать у туземцев, умиравших после "затачивания кости" или из-за контакта с табуированной пищей, похожи на симптомы интенсивной и постоянной стимуляции симпатоадреналовой системы. Когда такая стимуляция продолжается, не находя выхода в действии, - а жертва смерти вуду парализована тревогой, поскольку верит в свою неизбежную смерть и не способна к эффективному действию, - человек умирает. В экспериментах Кэннона с кошками, у которых была удалена кора головного мозга и, следовательно, высшие центры не контролировали эмоциональное возбуждение, подопытные животные после нескольких часов "мнимой ярости" умирали. "Смерть при состоянии "мнимой ярости", как и при травматическом шоке после ранения, можно объяснить тем, что жизненно важным органам не хватает крови или, точнее, необходимого кислорода, из-за чего они выходят из строя".
Подобные случаи встречаются и в настоящее время. Ингел приводит в пример "молодых, здоровых солдат, которые умирают, не получив никаких серьезных физических повреждений, а также людей в момент стихийного бедствия, которые сдаются, потеряв надежду… Как в фольклоре, так и в реальной жизни встречаются истории, когда люди "умирают от тоски". И, добавим, умирают смертью вуду или из-за других причин, связанных с убеждениями, а не с физическими нарушениями.
Но психологическая сторона смерти вуду, - то, как интерпретируют окружающий мир туземцы, переживающие такую кошмарную угрозу, - нам почти не известна. Главным образом потому, что у нас нет данных о субъективных переживаниях умирающих. Кэннон приводит свое объяснение, используя мысли Уильяма Джеймса о том, что человек, которого бойкотирует его собственная группа, как бы умирает. Очевидно, что жертва нарушения табу переживает "социальную смерть", и на этого человека сильное влияние оказывает тот факт, что все окружающие не только верят, что он умрет, но, фактически, и ведут себя так, как если бы он уже умер. Случаи смерти вследствие интенсивной тревоги наблюдались и в других ситуациях, в частности, смерть от шока на войне, когда "смерть нельзя объяснить ни физической травмой, ни каким-то осложнением шока".
Психиатр Мира, на работы которого ссылается Кэннон, во время войны в Испании в 1936–1939 годах наблюдал у солдат случаи "злокачественной тревоги" со смертельными исходами. Эти пациенты испытывали психологический стресс и растерянность, у них отмечался учащенный пульс, интенсивное потоотделение и другие признаки избыточной стимуляции симпатоадреналовой системы. На предрасположенность к такому течению болезни, как пишет Мира, влияют следующие факторы: "нестабильность симпатической нервной системы" и "серьезная психическая травма на фоне физического переутомления, недоедания, усталости, бессонницы и т. д.". Каковы бы ни были психологические причины в подобных случаях, очевидно одно: угроза существованию оказывается настолько сильной, что человек никакими способами не может с нею справиться, и ему приходится отказаться от существования, то есть умереть.
Психосоматические аспекты тревоги
Большой интерес для нас представляют различные психосоматические нарушения, при которых организм, переживающий тревогу, продолжает бороться за свое существование, изменяя при этом некоторые соматические функции. На протяжении всей истории человечества люди - как простые, так и мыслители, изучавшие природу человека, - понимали, что такие эмоции, как страх и тревога, тесно связаны с болезнями и здоровьем человека. В последние годы, когда появились исследования психосоматических взаимоотношений, к этому вопросу обратились ученые. Данные подобных исследований проливают новый свет на проблемы страха и тревоги, помогают лучше понять их динамику и смысл. Можно рассматривать психосоматические симптомы как "один из путей выражения эмоциональной жизни, особенно бессознательной, или один из ее языков, наряду со сновидениями, оговорками или невротическими формами поведения".
Кроме того, возникновение психосоматических нарушений связывают с подавлением общения, поскольку "за вводом информации в организм должен следовать вывод данных. Когда вербальный или моторный компоненты эмоциональных состояний частично или полностью подавляются, организм обычно ищет им какую-то замену в других формах поведения или в сообщениях, передаваемых по другим каналам".
Есть много данных, свидетельствующих о повышении содержания сахара в крови (что может привести к развитию сахарного диабета) при состояниях тревоги и страха. Не удивительно, что тревогу часто сопровождают сердечные болезни, поскольку сердце особенно чувствительно к эмоциональным стрессам. Освальд Бумке придерживается мнения, что большинство так называемых сердечных неврозов есть не что иное, как соматическое проявление тревоги.
Многие случаи патологического аппетита (булимии) и связанного с этим ожирения сопровождаются хроническим состоянием тревоги. Сол описывает один такой случай, при котором желание поесть "выражало подавленную потребность в любви, перемещенную на еду…" Многие такие пациенты воспитывались сверхопекающей матерью - подобные переживания детства предрасполагают человека к тревоге. Противоположное состояние, патологическое отсутствие аппетита (нервная анорексия) встречается у пациентов, у которых потребность в любви и внимании со стороны матери была фрустрирована, что привело к враждебному отношению к матери и сопровождалось виной за агрессивные чувства. Хорошо известно сочетание тревоги и поноса. Сол приводит один случай из своей практики: пациент, молодой врач, воспитывался в семье в условиях избыточной опеки. Когда он окончил медицинский институт и ему необходимо было принять на себя профессиональные обязанности врача, у него появились тревога и понос. Этот понос, замечает Сол, выражал злость на то, что его вынуждают быть самостоятельным человеком, который сам отвечает за свою жизнь. Таким образом, его злость была реакцией на тревогу.
Хотя происхождение гипертонической болезни (повышенное артериальное давление без признаков каких-либо еще заболеваний) в литературе по психосоматическим заболеваниям обычно приписывается подавленному гневу и злости, за агрессивными чувствами нередко скрывается тревога. Сол приводит описание случая, когда гнев и злость являлись реакцией на внутренний конфликт у человека, выросшего в сильной зависимости от родителей и одновременно злившегося на них и потому предрасположенного к тревоге. Сол, изучив несколько случаев астмы, пишет: "Создается впечатление, что отличительной чертой астматиков является избыток тревоги, недостаточная вера в себя и глубоко укорененная зависимость от родителей, что часто становится реакцией на чрезмерную опеку со стороны последних". Астматический приступ "связан с тревогой и плачем (рыдания превращаются в одышку)".
Частые позывы к мочеиспусканию сопровождают тревогу, связанную с социальным соревнованием и успехом. Хотя эпилепсия, в той мере, в которой она подлежит компетенции психосоматической медицины, представляет интенсивный выход вытесненной злости, в некоторых случаях можно установить связь между эпилепсией и приступами тревоги или чувствами, провоцирующими тревогу (особенно направленными на мать), которые скрываются за злостью.