Разумеется, не отставали от них и другие представители среднего и низшего звена большевистского актива, а особенно чекисты всех уровней, от воли которых во многих случаях зависело жить или умереть "подследственной" женщине и которые быстро научились использовать свою власть в личных целях.
По данным, приводимым С.Мельгуновым, многие рядовые сотрудники ВЧК имели по четыре-пять любовниц, а изнасилования и надругательства над беззащитными женщинами стали в силовых структурах большевиков обычным явлением.
Особая комиссия по расследованию злодеяний Советской власти, созданная Деникиным, опубликовала материалы о "социализации женщин" в городе Екатеринодаре уже в марте 1918 года. Захватив этот город, большевики издали соответствующий декрет, который был напечатан в "Известиях Совета" и расклеен на столбах. Согласно декрету, женщины в возрасте от 16 до 25 лет подлежали "социализации". Желающим поспособствовать процессу предлагалось обращаться в соответствующее революционное учреждение.
Инициатором этой акции был комиссар по внутренним делам Бронштейн, который и выдавал мандаты на "социализацию". Такие же мандаты предоставляли подчиненный ему начальник большевистского конного отряда Кобзырев, главнокомандующий Иващев, а также и другие советские власти, причем на мандатах ставилась печать штаба "революционных войск Северо-Кавказской Советской республики". Мандаты выдавались как на имя красноармейцев, так и на имя советских начальствующих лиц, – например, на имя Карасеева, коменданта дворца, в котором проживал Бронштейн: по этому мандату предоставлялось право "социализации" 10 девиц. Сам мандат выглядел так:
"МАНДАТ
Предъявителю сего товарищу Карасееву предоставляется право социализировать в городе Екатеринодаре 10 душ девиц возрастом от 16-ти до 20-ти лет, на кого укажет товарищ Карасеев.
Главком Иващев.
Место печати".
На основании таких мандатов красноармейцам подобрали больше 60 девушек – молодых и красивых, главным образом из буржуазных семей и учениц местных учебных заведений. Некоторые из них были схвачены во время устроенной красноармейцами в Городском саду облавы, причем четыре из них подверглись "социализации" там же, в одном из домиков. Около 25 девушек отвели во дворец Войскового Атамана к Бронштейну, а остальных – в "Старокоммерческую" гостиницу к Кобзыреву и в гостиницу "Бристоль" к матросам.
Некоторые из арестованных были затем освобождены – как, например, девушка, изнасилованная начальником большевистского угро Прокофьевым, другие же уведены отступавшими отрядами красноармейцев, и судьба их осталась невыясненной.
Из-за разгула сексуальных свобод массовым явлением в России стала проституция среди несовершеннолетних.
Известный социолог П.Сорокин, исследовавший этот вопрос, писал в 1920 году: "Особенно огромна была роль в этом деле Коммунистических Союзов Молодежи, под видом клубов устраивавших комнаты разврата в каждой школе <...> дети двух обследованных колоний в Царском Селе оказались сплошь зараженными гонореей <...> Один знакомый врач мне рассказывал такой факт: к нему явился мальчик из колонии, зараженный триппером. По окончанию визита он положил на стол 3 млн. рублей. На вопрос врача, откуда он взял деньги, мальчик спокойно ответил: "У каждого из нас есть своя девочка, а у девочки есть любовник – комиссар..." Девочки, прошедшие через распределительный центр Петрограда, откуда они распределялись по колониям, школам и приютам, почти все оказались дефлорированными, а именно: из девочек до 16 лет таковыми было 86,7 процента".
Рецидивы сексуальной революции
Как только большевики укрепили свою власть, "дорога крылатому Эросу" была закрыта. Строители нового общества не должны были растрачивать свою энергию на сексуальные забавы. Классическая добропорядочная семья вновь становилась ячейкой общества.
Однако молодежь не собиралась мириться с новыми старыми табу. В СССР стали появляться нелегальные молодежные клубы, в которых царила половая распущенность. Правоохранительные органы боролись с этими объединениями, поскольку хотя их члены формально и не нарушали закон, но явно вступали в противоречие с идеологическими установками.
"Холостяцкие" братии, вовлекающие представителей слабого пола в фривольные празднества и устраивающие оргии, процветали в Красной армии, где командование называло их "порнографическими группами".
Объединения такого рода бытовали и вне армейских рядов. Так, юноши и девушки одной деревни в Челябинской области создали "кружок естествознания", в котором они занимались, скорее всего на практике, "изучением половых органов и половой связи", распределив между собой клички, перефразирующие названия гениталий.
А в педтехникуме под Калугой возникла своеобразная традиция общества "Юхбар" ("Юхновский бардак"), которая продолжалась и после его не совсем добровольного расформирования.
Характерно, что работники местных органов иногда достаточно снисходительно относились к этим ассоциациям, – тем более что некоторые аппаратчики сами участвовали в "мероприятиях". По всей вероятности, в подобных забавах они видели развитие сексуальной революции, рожденной Октябрем.
Сексуальные контрреволюционеры
Тем временем позиция властей по поводу сексуальных связей ужесточалась. Государственная цензура тщательно удаляла из публикаций все, что могло напоминать сексуальность. Доходило до смешного – когда из книг, посвященных истории искусства, удалялись изображения обнаженного тела. Власти нашли предосудительными даже любовные альбомы подростков, которыми заинтересовалась прокуратура, упорно борющаяся против рукописной эротической литературы.
Сохранившиеся документы из архивов ОГПУ не позволяют предположить, что члены молодежных групп, практиковавших беспорядочные половые сношения, считали себя "борцами за свободу". Тем не менее в некоторых случаях их обвиняли именно в "контрреволюционной деятельности", что влекло за собой приговоры на длительные сроки заключения.
Попытки органов увязать деятельность молодежных клубов с политикой были обусловлены еще и тем, что в сексуальных забавах часто принимали участие представители комсомола. Доходило до того, что распространившийся в народных частушках неологизм "комсомолиться" стал синонимом выражения "заниматься половыми сношениями".
Интересно, что комсомольцы, влившиеся в ряды сексуально озабоченных сверстников, начали по своей привычке организовывать молодежные клубы в некие структуры с четко прописанным уставом и порядком проведения собраний.
Так, "Халяв-отряд" мясомолочного совхоза Ростовской области был организован четырьмя комсомольцами. Кандидат в члены "Халяв-отряда" должен был написать заявление на то, чтобы иметь половую связь с девушкой, исполняющей обязанность "штатного экзаменатора" этого общества, после чего на основе результата вступительного "экзамена" за ним закреплялась партнерша. Пары периодически отчитывались перед "отрядом", но только не по вопросам, решаемых в комсомольских ячейках, а об их удовлетворенности компаньоном или компаньонкой. Тех, кто не соответствовал ожиданиям, переводили работать на ферму отбракованного скота. Руководитель "отряда" составлял "поручения" и "наряды" для некоторых пар и, обзаведясь бланками для регистрации браков, производил "бракосочетание" между экзаменатором группы и одним из участников забав.
Недалеко от них действовал "Солонцовский совет" со своим "председателем", "предколхозом", "заведующим политчастью", "женоргом" и со своим "комсоргом", который действительно являлся комсомольским активистом. Отчитывались только члены "совета" мужского пола в присутствии девушек, после критики пары переизбирались. "Совет" вывешивал афиши с критикой отдельных членов и выпустил даже несколько номеров своей стенгазеты.
В районном центре Сталинградского края во время пьянки компания, вдохновленная "селькомами" и "комбедами" режима, создала "сельблядьком". Она сразу же "запротоколировала" распределение обязанностей между членами и "годовой план" работы. Об инициативе узнали милиционеры и арестовали зачинателей, изъяли их делопроизводство, но затем отпустили всех, ограничившись предупреждением. Почин был все же подхвачен молодыми служащими районного аппарата и получил широкий размах, так как по меньшей мере были образованы три "комитета". Они тоже составили "план", определяли обязанности каждого члена по вербовке неофитов и раздавали "удостоверения", порой напечатанные на машинке райкома партии и, во всяком случае, имитирующие стиль его мандатов, выданных уполномоченным по разным кампаниям: "Предъявитель сего командируется в село для налаживания работы по б[лядовому] делу. Просьба ко всем организациям оказать содействие: койки и девушек для использования".
Очень ответственно подошли к делу молодые работники районного земельного отдела из Омской области, которые собирались со своими друзьями и подругами в обществе, именуемом "Блядоходом". Эти затейники имели свой собственный "Центральный комитет" с "женотделом", с "фигурным отделом" и с отделом "кутил". Мало что известно об их практической деятельности. Зато их обширное делопроизводство детально цитируется в материалах прокуратуры и в докладе обкома комсомола, основанном на материалах расследования. "Директор ЦК", его "заместитель", "инструктор" и "секретарь" высшего органа, а также рядовые члены неутомимо вырабатывали "план" и "смету расходов" (включающую в себя и статьи по празднованию 1-го мая и годовщины Революции), издавали "приказы", писали "отчеты" о "числе покрытых и зараженных [паразитами и венерическими заболеваниями] женщин", налагали "выговоры" за "пассивную работу", оправдывались "объяснительными записками" и выдавали "наряды на покрытие".
Характерно, что лица, ведущие следствие и судебное разбирательство по данному инциденту, по сути дела не интересовались поступками членов этого клуба как таковыми. Они полагали, что "из приведенных фактов, свидетельствующих о плановости и последовательности руководства, систематичности отчетности, совершенно очевидно, что организация "Б...ход" является организационно-оформившейся контрреволюционной организацией, но не "шуткой", что пытались доказать <...> обвиняемые".
Примечательно и то, что судили вначале только "директора ЦК" и лишь за служебные упущения, и то, что дело получило политическую окраску после вмешательства областного прокурора. Если местные правоохранительные органы не придали слишком большого значения увеселениям молодых людей, то региональные прокуратура и суд применяли статьи уголовного кодекса о "контрреволюционной агитации и организации", а также о "недонесении контрреволюционного преступления" – но никак не о правонарушениях в области половых сношений – чем и добились сроков тюремного заключения до семи и до десяти лет...
Сексуальные вольности все более уходили в прошлое. Всякое откровенное любовное заигрывание становилось априори запретной, а потому крамольной темой. Реакция была столь сильна, что очень скоро появились люди, искренне уверенные, будто бы в СССР секса нет...
20. Молодежь против сталинизма
Культурная революция, затеянная Иосифом Сталиным в СССР, прежде всего была ориентирована на искоренение любых идеологических разногласий в обществе. В сталинской империи не было места никакой другой идеологической системе, кроме коммунистической. Нацеленная на старшее поколение, революция сталинистов тем не менее затрагивала молодежь. Ведь именно подростки и молодые люди во все времена не терпели упрощенчества и уравниловки, проявляя творческую инициативу вопреки любым традициям и закону.
Подпольная группа "Марс"
В декабре 1934 года в маленьком городе Куйбышевской области была выявлена "подпольная группа". Организована она была под названием "Уран", но затем "в целях конспирации" была переименована в "Марс". Группа "имела свою программу, договор, соблюдение конспиративности, печать, шифр, явку (в развалинах одного дома), дневник происшествий и протоколы собраний".
Группа состояла из восьми человек, и все они были членами пионерской организации. Справки НКВД указали на то, что отец одного из основателей был когда-то сторонником эсеров и что старший брат другого оказался в ссылке "за антисоветскую работу". Возрастной состав группы составлял 15-16 лет, и она "...ставила своей задачей организацию дисциплины и хорошую успеваемость в первую очередь своих членов, а также других школьников класса и школы в целом. Методы работы: личный пример и физическое побуждение, намечено было употреблять "физическое изнурение" и "окарачивание" виновных. Такая террористическая система начиналась с того – легкая ее форма: запись поступков и посылка материалов в центральные и краевые газеты, затем идет отбор книг и тетрадей и [в отношении] не исправных учащихся, высшей мерой "окарачивания" является – избиение (но без убийств, как сообщают ребята)".
"Марсиане" имели "руководящую верхушку, "деятельных членов" и "рядовых". Один из "деятельных членов" имел звание "политический мыслитель", второй "казначей" и третий "председатель"".
В докладе сообщилось, что участники подпольной группы оказались под влиянием популярной повести Николая Огнева "Дневник Кости Рябцева", молодой герой которой был страстным ленинцем и организатором группы, ищущей альтернативу повседневной рутине школьной жизни. Автор доклада, секретарь Куйбышевского крайкома комсомола, по всей видимости, не совсем осознал, до какой степени юные "марсиане" не принимали ту действительностью, которой искали "альтернативу". По всей вероятности, члены "подпольного" объединения не имели ничего против самого устройства советского государства и общества, однако нашли его недостаточно эффективным в области образования. Данное обстоятельство, а также тайный характер молодежной инициативы оказались достаточным основанием для центральной власти, чтобы обвинить пионеров в антисоветской деятельности и возбудить политическое дело.
Союз мыслящей интеллигенции
Киевский "Союз мыслящей интеллигенции" описывался в протоколах НКВД как "контрреволюционная группа". Из четырех его членов трое состояли в комсомоле.
Они считали, что "пионерская организация уж очень массовая и воспитывает хулиганов, и вместо комсомола предлагали создать новую полувоенную организацию подобную немецким штурмовикам".
Однако вряд ли эти 15-летние подростки были последователями нацизма. В своем "плане работы" они наметили изучение трудов Белинского и одного из ортодоксально марксистских литературоведов – Владимира Фриче, а также изучение философии, истории большевиков, "рассмотрение вопросов внутренней и внешней политики партии" и размышления "о формах организации детского коммунистического движения". На первом из двух состоявшихся собраний "Союза" два его члена якобы "подняли вопрос и возмущение, почему так часто везде и всюду в докладах, в прессе вспоминают любимого вождя т. Сталина".
Как и "марсиане", основатели "Союза" считали, что они готовы более последовательно осуществлять большевистскую программу, нежели центральные власти. При этом они не собирались выступать против режима. Очевидно, они были убеждены, что нормы большевизма не совсем надежно соблюдаются властями и что отдельные советские бюрократические институты не справляются со своими обязанностями.
Явный антагонизм, возникший между политическим курсом сталинизма и провозглашенными идеалам, выразившийся в уничтожении основы сельского хозяйства, поколебали доверие даже тех молодых людей, которые были безоговорочно преданы делу большевиков...
Глубокое разочарование, но в то же время – романтическая вера в светлое будущее звучат в стихах, найденных при обысках во время следствия НКВД по делу "контрреволюционной организации", созданной учащимися техникума в Томской области:
О, партия большевиков!
Ты уничтожила господство кабаков,
Разбила на голову трон царизма.
Но мы однако видим каждый час
Все возрастающую нищету народа.
Когда же мы услышим его глас:
"Да здравствует всеобщая свобода!"
Студент из Донецкой области, собиравший вокруг себя товарищей, считающих, что "партия ведет страну к гибели и не по Ленинскому пути", тоже ссылался на голод 1932 года, вызванный коллективизацией. В своем манифесте он протестовал против лицемерных заверений пропаганды об улучшении материального состояния трудящихся при возрастающей эксплуатации и обеднении масс и объявлял Сталина ответственным за все преступления и невзгоды. В то же время этот студент проявлял очевидные прокоммунистические убеждения, заявляя: "Бесчестные те, кто строит на своем горбу социализм, и счастливы лишь те, кто будет жить в социалистическом обществе".
Аналогичные взгляды послужили для шести учеников средней школы в Иркутской области поводом к созданию своего "Союза революционной борьбы", призывающего рабочих к борьбе "за свои права и счастливую жизнь".
Пять их сверстников в Киргизии, объединившихся в кружок под названием "Истинные коммунисты", руководствовались аналогичными побуждениями.
Детские взрослые игры
Без сомнения, не все тайные молодежные общества разделяли основополагающие установки большевиков-ленинцев. Так, запорожские студенты, возлагавшие свои надежды на подрастающую техническую интеллигенцию, интересовались взглядами Троцкого и Зиновьева. А их ивановские коллеги, мечтающие о технократии, видели будущее СССР в рамках капиталистической системы. На этих же позициях стоял и московский "Союз демократической молодежи", который, будучи основанным шестнадцатилетним школьником, выступал за парламентаризм и за амнистию для политических заключенных.
Все эти тайные молодежные объединения вряд ли сумели бы всерьез повлиять на ситуацию в стране, однако внимание карающих органов они все же привлекли. Очевидно, подозрение вызывали декларируемые намерения активистов усовершенствовать или изменить существующий строй.
Многие шалости молодежи при нормальном положении вещей вообще остались бы незамеченными. Однако в архивах НКВД можно, например, найти отчет о расследовании деятельности "Независимой республики последних парт", существовавшей в одной из школ Костромской области, которая имела своего "народного комиссара иностранных дел" и упорно боролась против "Республики независимых парт", созданных одноклассниками.
Были и чисто уголовные моменты. Так, труппы наподобие "Военизированной детской организации белых и красных" в Москве, якобы вооруженной самострелами, устраивали от Горького и Саратова до Сталинграда и Пензы, от Ленинградской области до костромского региона "чапаевские нападения", "взятие гор" и сражения между "красными" и "белыми", сопровождаемые массовыми драками, иногда с участием до двухсот школьников! По сути дела, они продолжали обычай чуть ли не ритуальных кулачных боев между жителями соседних деревень и рабочих поселков дореволюционных времен, что признавали и руководители комсомола, понимающие эти баталии как "остатки заставских традиций".