Жертва сердечного приступа находится в конфликтной ситуации. Человек стремится к освобождению, но опасается этого. Для того чтобы освободиться, он должна был бы открыться, что бросило бы его в объятия боли, связанной с "разбитым сердцем", и страха быть отвергнутым Смерть, если она наступает в результате сердечного приступа, является выражением не эмоционального отказа, а страха. Символически сердечный приступ соответствует реакции паники, которая появляется, когда стремление к освобождению, выходу за свои пределы и раскрытия является настолько сильным, чтобы поставить под вопрос кажущуюся безопасность. Ни это стремление, ни паника не осознаются. Если бы они осознавались, проблема разыгрывалась бы на уровне сознания, и её можно было бы решить.
Смерть, вызванная сердечным приступом, указывает на потерю надежды, поскольку сердце является в той же мере органом надежды, как и любви. Утрата надежды, являющаяся следствием паники - это подавляющее острое чувство, которое очень отличается от эмоционального отказа онкобольного, надежда которого постепенно подтачивается стремлением к смерти. Когда такие вопросы появятся и проработаются в процессе терапии, пациент имеет шансы справиться со страхом. Тем более, что присутствие психотерапевта даёт чувство безопасности. Для многих пациентов связь с психотерапевтом является связью с жизнью. Конфронтация с собственными конфликтами - всегда болезненный п пугающий, но в тоже время и ценный опыт, так как он даёт возможность жизни не искажаться стремлением к смерти.
Я приведу сейчас пример, в котором пациент испытал все симптомы сердечного приступа без самого приступа. Я считаю, что Морис избежал инфаркта миокарда благодаря тому, что оставался в контакте с собственными чувствами. Инцидент произошёл в то время, когда любовь стремилась проникнуть через защитный панцирь его грудной клетки. Морис, 55-летний клинический паталогоанатом, в течение нескольких лет проходил биоэнергетическую терапию. Ключевым пунктом в терапии была его борьба за открытие сердца. Десять лет тому назад он женился в третий раз. Его семейная жизнь всё это время была бурной. Вслед за периодами сердечности и тепла между ним и его женой Барбарой наступали периоды дистанцирования, холодности, травмированных чувств. Однако, их контакт постепенно улучшался по мере того, как они оба работали над своими личными проблемами. Морис усиленно работал над тем, чтобы стать более автономной личностью и не зависеть от женщины, больше идентифицироваться с собственной сексуальностью и чувствовать себя в ней безопаснее и быть более любящим человеком. Проблемы, которые у него были с Барбарой, были аналогичны тем, которые он переживал с собственной матерью. Он принял роль помощника и всегда приходил по первому её зову. Однако он впадал в ярость, когда она не удовлетворяла его потребности.
Инцидент, описанный Морисом, позволяет нам понять конфликты и чувства, связанные с попыткой преодолеть напряжения, закрывающие сердце. Однажды Морис проснулся с "очень неприятным чувством в горле". Во сне он увидел знакомого мужчину, мышцы грудной клетки которого были отпрепарированы длинными разрезами. "При виде этой ужасной картины, я почувствовал печаль. Я был уверен, что он умрёт, но в то же время испытывал к нему глубокую сердечность. Я проснулся с болью в горле".
Интерпретация сна проста. Человеком из сна был сам Морис, грудная клетка и горло которого открывались, вызывая великолепные чувства, но в то же время также возникали боль и страх смерти. Когда он проснулся, боль напоминала несварение желудка, и она усугублялась при попытке сесть. Он испугался и начал сомневаться, не испытывает ли он сердечный приступ. Его прошиб холодный пот, и он подумал, что, возможно, умирает. Он разбудил Барбару со словами: "Мне кажется, что я очень болен". Она решилась вызвать скорую помощь, на что Морис согласился, чувствуя себя на грани обморока. Однако боль в горле и в грудной клетке прошла. Но мысль о том, что он умирает, не проходила, и Морис приготовился принять это.
Членом команды скорой помощи был муж женщины по имени Дженни, которая была когда-то ассистенткой Мориса. Морис спросил его о Дженни и их очередном ребёнке и услышал в ответ, что у них всё хорошо. Морис рассказывал потом: "Когда я подумал о Дженни, я почувствовал своё сердце и приток любви к ней." Я сказал: "Прошу вас, передайте, что я люблю её". Это казалось мне очень важным.
Когда Мориса привезли в больницу, персонал приёмного покоя сразу же подключил его к монитору и снял ЭКГ. Такие быстрые действия успокоили его. Он восхищался их работой. ЭКГ показало, что его сердце в норме. Однако его поместили в реанимацию, где он провёл ночь, подключённым к монитору. На следующий день он чувствовал себя лучше и поняв, что с сердцем всё в порядке, обсуждал с женой их эмоциональную ситуацию и состояние своего сердца. Впоследствии он рассказывал: "В машине скорой помощи, по дороге в больницу, я придавал большое значение своей просьбе передать Дженни, что я её люблю. Я чувствовал своё сердце: я на самом деле её любил. В приёмном покое, оглядываясь по сторонам, я думал: "Кого я могу здесь полюбить?" Дело было в том, что моя жена в течение последнего месяца не позволяла проявлять мою любовь. Она была разгневанной и ревнивой, так как думала, что у меня есть другая женщина. Я держался на дистанции и не ощущал потребности в сексуальном сближении. В течение этого дня я чувствовал, что во мне что-то умирает. Во время разговора с женой в больнице у меня было чувство, что я могу отдать за неё жизнь. Это означало, что я мог бы отдать жизнь за свою мать для того, чтобы сделать её счастливой или вернуть её. Я вспомнил, как, будучи ребёнком, решил посвятить часть своей жизни тому, чтобы мои родители жили сотни лет. Это было проявлением опасения потерять их, так как где-то в глубине я чувствовал, что без них умру. Я помню, как переживая проблемы с женой, однажды ночью я плакал, чувствуя, что без нес могу умереть. Я хотел позвать кого-то в отчаянии, например, мать, но со страхом осознавал, что она не придёт, не услышит, что мой голос и чувства уйдут в никуда. Это было ужасное чувство одиночества, боли, депрессии, отвержения, хотя эти слова не передают того ужасающего переживания, что я могу умереть. В тот же период я пережил два ужасных ощущения, которые сопровождали меня во сне целую ночь. Одно из них основывалось на том, что моё горло и пищевод повреждены, н я умру; другое было чувством, что если я не переоденусь и не спрячусь, меня убьют. Я теперь понимаю это как приказ скрывать своп чувства и потребности, за несоблюдение которого мне грозит смерть. Мне каким-то образом удалось выжить. Я себя чувствовал так же, как когда испытал гнев жены, с которым она обрушилась на меня, обвиняя за связь с другой женщиной. Она была в панике, что вызывало панику также у меня. Я осознал, что моя мать также бывала в подобных состояниях. Я осознал, как отчаянно старался в то время помочь матери и каким бессильным себя чувствовал. Это бессилие позволило мне плакать над собой и ощущать собственное одиночество. Я почувствовал и осознал себя в этот момент таким несчастливым, каким был большую часть своей жизни, о чём стыдился думать, как будто я не имел права быть несчастным. С этим несчастьем я никогда не умел справляться, так как это было несчастье моей матери. Я присвоил его себе и ощущал как своё".
Идентификация ребёнка с чувствами матери происходит из их симбиотической связи. Это не психологическое явление. В течение девяти месяцев, пока ребёнок развивается в лоне матери, его тело находится в таком близком контакте с её телом, что реагирует на каждое чувство. После рождения тело младенца так настроено на тело матери, что буквально вибрирует с ним на одной волне. Если мать печальна и несчастна - ребёнок переживает то же самое. Если она возбуждена - ребёнок чувствует себя так же. Её чувства создают настроение в доме. Если она несчастна - это бросает тень на настроение домашних, как детей, так и взрослых.
Взрослый может выйти из дома и найти себе какое-то развлечение, но маленький ребёнок пойман в ловушку. Он не может чувствовать себя хорошо, если мать не чувствует себя хорошо, и должен сделать все, для того чтобы улучшить настроение матери. Однако он не в состоянии этого сделать и вследствие этого становится несчастным человеком, у которого тяжело на сердце. Он присвоил себе несчастье матери. Это ощущение несчастья ребёнок не может разрядить через плач. Как он может отягощать бедную несчастную мать своей печалью, когда у неё достаточно своей? Интуитивно ребёнок чувствует, что мать не в состоянии реагировать на его потребности.
Морис осознавал эту дилемму. Он сказал: "Я знаю, что сейчас я могу что-то сделать с собственным несчастьем - я могу плакать". Этому осознаванию сопутствует обычно специфическое ощущение в горле: "Я заблокировал горло для того, чтобы подавить плач и поэтому ощущал себя пойманным в ловушку". Роль Мориса, заключающаяся в помощи женщинам, была продолжением его роли, когда он был ещё мальчиком. Быть может, она повлияла также на его выбор профессии. Приход по первому зову матери позволяет ребёнку побороть чувство одиночества и отверженности, угрожающие его жизни. Отречение от себя и принятие ответственности за другого человека становится способом выживания.
Как мы увидели, ребёнку легко попасть в ловушку связи с матерью, освободиться из которой потом очень не просто. Будучи взрослым, он может вступить в связь, не приносящую удовлетворения, в которой будет играть роль благодетеля партнёра с целью достижения собственного удовлетворения. Но это только частичное объяснение. Клетка, которая неволит сердце, не разрушается с окончанием эдипальной фазы. Мальчик, который приходит по первому зову матери, обычно находится в ситуации, окрашенной сексуально. Морис осознавал, что мать вела себя с ним соблазняюще, и что её поведение вызвало то, что он называл "безумием на почве секса".
"Моя мать развлекалась мной: дразнила, искушала, играла со мной, а потом становилась недоступной. У меня было впечатление, что этим своим соблазняющим поведением она доведёт меня до сумасшествия. Я сейчас осознаю, что большая часть моего сексуального возбуждения связана с ласками, играми, обещаниями, а не с самой сексуальной активностью как таковой".
В результате у Мориса, как и у любого ребёнка в такой ситуации, возникло чувство вины, связанное с его сексуальностью. Можно размышлять, почему виноватым чувствовал себя он, а не его мать. Он был жертвой её поведения. Немногие родители имеют чувство вины в связи со соблазняющим поведением по отношению к своим детям. Они не осознают того, что их поведение аморально и вредно для ребёнка. Для них это только невинное возбуждение, которое они контролируют так, что до инцеста дело не доходит. К сожалению, ребёнок не контролирует своё возбуждение. Он подвергается чрезмерному возбуждению, что создаёт дополнительные трудности, так как у него нет способов разрядки, которыми располагают взрослые. Часть его существа может отчаянно желать сексуального контакта с родителем, но от этой мысли он также испытывает ужас, так как знает, что это плохо. А поскольку это плохо - кто-то должен быть виновным. Взрослые не имеют проблем, с приписыванием ребёнку ответственности за свой сексуальный интерес. Перекладывая чувство вины на ребёнка, родитель отрицает собственную ответственность. Ребёнок не имеет выбора - он должен принять на себя вину, что нарушает его невинность, и ставит крест на детстве.
Мы уже имели возможность познать последствия таких переживаний. Когда ребёнок, получивший подобный опыт, становится взрослым, его сексуальность отщепляется от любви. Человек может получить сексуальное удовлетворение с подходящим партнёром, но ему трудно достичь сильного возбуждения с кем-то, кого он на самом деле любит. Слишком сильно его убедили в детстве, что такие сильные чувства по отношению к объекту любви являются табу.
Отщепление секса от любви подвергает сердце опасности, так как оно не может реализовать своих глубочайших стремлений. Выход - стать любящим человеком, сердце которого открыто целой гамме чувств. Для того чтобы этого достичь, следует жить, согласуясь с правилами, которые поддерживают интеграцию личности. В следующем разделе мы займёмся некоторыми из них.
Раздел 10
Здоровое сердце любящего человека
Сердце имеет свои пути, неизвестные разуму.
Паскаль
Существует убеждение, что заболевания сердца связаны с жизненными позициями и стереотипами поведения человека В связи с этим люди, заботящиеся о здоровье, не только стараются уменьшить стрессы современной жизни, но и укрепить тело, для того чтобы оно противостояло этим стрессам. Для многих это ограничивается приобретением физической формы. Они соблюдают диету, регулярно занимаются гимнастикой, бросают курение, регулярно проходят контрольные обследования, а иногда практикуют медитацию или другие релаксационные техники. Все эти практики заслуживают похвалы, однако они не имеют отношения к ключевому фактору, приводящему к заболеванию сердца, о котором мы говорили на протяжении всей этой книги, то есть, к недостатку любви. Я утверждаю, что у человека, сердце которого открыто любви, не разовьется ишемическая болезнь сердца. Такой человек не будет жестким, будет свободно дышать и не будет иметь преувеличенной потребности к достижениям, что характеризует стереотип поведения типа А. Если это оценка верна, те из нас, которых заботит здоровье собственного сердца, должны сосредоточиться на том, как открыть собственное сердце любви. Проблемой большинства из нас является то, что защитные механизмы, которые мы создали для того, чтобы защищать наши сердца, стали их тюрьмой. Мы не осознаем эти механизмы. Многие люди не отдают себе отчет даже в том, что их грудная клетка напряжена и они не способны открыть своё сердце. Большинство людей считает, что если бы только их любили, они были бы вполне способны к любви. Они путают тоску по любви с самой любовью. Они чувствуют в своих сердцах любовь, но не могут до нее добраться, потому что отделены от сердца барьерами, которые возвели для того, чтобы его сохранить.
Недостаточно принять решение для того, чтобы стать более любящим. Силой воли мы не в состоянии принудить себя к любви или к счастью. Чувства по самой своей природе происходят из глубины организма; мы можем их подавить, но мы не можем их преднамеренно создавать. Хотя можно пробудить чувства при помощи фантазии и разыгрывания, они не будут подлинными, пока действие не коснется их подавленной основы. Временами можно продраться через барьеры, сдерживающие чувство любви, так что оно появится на поверхности, но такой опыт, хотя он и важен, не изменяет личность, если мы не поймем, что барьеры существуют и не уберем их. Например, многие люди получили опыт огромной радости, которую дает влюбленность. Однако это чувство носит детский или романтический характер и ломается в обличий зрелых обстоятельств жизни, оставляя человека таким же закрытым к любви, как и прежде.
Для того чтобы открыть сердце, чтобы оно давало человеку чувство смысла и жизнь его телу, мы должны определить, почему и как оно стало закрытым и какие силы и страхи эту замкнутость поддержали. Без понимания этого терапевт не может "снять" защитный панцирь, и убрать баррикады в себе или в своем пациенте. Первым шагом является исследование и анализ прошлого человека, особенно детских переживаний. Одновременно мы должны углубить понимание физических процессов, которые создают защитный панцирь. Мы должны рассмотреть тело не как механизм, а как живое свидетельство истории личности. Как мы убедились, любое хроническое напряжение в теле - это след какого-то прошлого конфликта, который оставил в человеке живущие до сих пор опасения. Если он хочет открыть сердце жизни, следует проанализировать эти опасения и прекратить их парализующее влияние. Для того чтобы это сделать, следует освободить мышечные напряжения и дать возможность подавленным чувствам достичь сознания. Оба процесса, аналитический и физический, происходят в психотерапии одновременно, так же, как это происходит в жизни.
Следующий отрывок терапевтической сессии иллюстрирует эту связь. Одной пациентке - женщине после 30 лет, которую я буду называть Барбарой - я предложил во время сессии лежа протянуть руки и сказать, чего она хочет. Она сказала: "Я хочу чувствовать любовь в сердце". Как она пояснила мне позже, она имела в виду своего мужа и сестру. Выраженное ею желание породило чувство печали, но она не могла плакать. Сжатые челюсти и напряженное тело не давали ей возможности расплакаться. Когда мы анализировали ее неспособность к плачу, она сказала: "У меня та же самая проблема, когда я нахожусь в постели с мужем и начинаю расслабляться под влиянием сексуального желания. Я становлюсь жесткой, отделяюсь от своих чувств и становлюсь враждебной. Если бы я проявила свои чувства, люди бы хорошо позабавились и получали бы какое-то извращенное удовольствие от моего бессилия". Затем она добавила: "Если я потеряю контроль, то окажусь в невыгодном положении". "И буду унижена", - дополнил я.
Барбара жаловалась ранее на недостаток самостоятельной личной жизни в детстве. У нее было сильное чувство, что мать постоянно за ней наблюдает, и что отец обращает слишком много внимания на ее сексуальность. Став взрослой, Барбара все еще вела себя так, как если бы какое-либо проявление чувств обрекало ее на унижение. Конечно она знала, что на самом деле это не так, но ее сознание не могло побороть чувство страха, закодированного в хронических напряжениях тела.
Чувства, как мы указали ранее, это проявление того, что происходит в теле. В случае Барбары подавление чувств было сигналом страха перед уличением и унижением. Если бы она плакала, она чувствовала бы себя униженной, а унижение было чувством, которое она старалась подавить. Но даже если бы она никогда не плакала, она всегда опасалась бы уличения и унижения. Была ли эта ситуация ловушкой? Не обязательно, при условии, что Барбара нашла бы в себе отвагу попробовать стать взрослой. Чувство унижения, которое она могла бы испытать, решаясь на плач, было бы только минутным. Оно быстро уступило бы чувству облегчения и радости, так что близкие отреагировали на ее плач симпатией и пониманием.
Барбара нуждалась в таком облегчении, поэтому её не трудно было к этому склонить. Я предложил ей снова вытянуть руки и на этот раз попросить меня о помощи. Несмотря на то, что она испытывала в этом отчаянную потребность, ей было трудно выполнить этот жест с чувством. Когда она произносила слова: "Помоги мне, прошу", я стал надавливать сбоку на её челюсти, благодаря чему они расслабились. Не прошло и минуты, как она начала плакать Когда Барбара выплакалась, она сказала, как прекрасно иметь возможность расслабиться. Она знала, что без моего вмешательства она была бы на это не способна.
И не она одна. Многих людей парализует конфликт между "хочу" и "не хочу, и они нуждаются во вмешательстве психотерапевта для того, чтобы перенести центр тяжести с подавления чувств на их проявление.
Исключение составляют маленькие дети. Когда младенец испуган, травмирован или фрустрирован, его челюсть начинает дрожать, что тут же приводит к глубокому рыданию. Этот плач выражает чувство несчастья, и одновременно конвульсивно разряжает напряжение.
Когда младенец подрастает, он учится другим методам разрядки напряжения. Например, он впадает в злость, когда кто-то травмирует или оскорбляет его. Ребёнок, испуганный неожиданным движением, может ударить человека, который его испугал. Выражение злости, проявляющееся в физической атаке, разряжает напряжение. Ребёнок также учится разряжаться, отдаляясь от стрессогенной ситуации. Когда он вырастает, он может также использовать смех.