Ягуа не раз присутствовал на таких церемониях и считал их делом неизбежным. Придет время, и сам великий жрец уйдет к Вечным Теням с удавкой на шее, настанет пора, и та же участь постигнет Ягуа.
Конечно, жаль покойника. Нрав у старика был веселый, одно удовольствие было ходить с ним на рыбную ловлю, а занятнее всего оказывалась охота на гуакамайо - длиннохвостых попугаев. Старик знал за большим озером места, где птиц этих тьма-тьмущая, а силки он расставлял даже лучше, чем это делал Гуаяра, великий жрец и великий птицелов.
Все это так. Но в стране Коаиваи тучные земли, там клубни юкки с человеческую голову, а в Море Теней гуляют косяки жирной макрели и любая рыба сама плывет в сети. Стало быть, покойнику будет на том свете весело и сытно. А коли так, то стоит ли о нем горевать?
Жрец скоро пришел в себя и отправился домой. Большой круглый каней Гуаяры был заказан простым смертным, но Ягуа принадлежал к числу немногочисленных избранников великого жреца и мог посещать его в любое время. Гуаяра, впрочем, не испытывал теплых чувств даже к тем людям, которым дозволен был вход в его дом. Он был угрюм, жил бобылем и отличался одной лишь слабостью - любовью к своей Утии. Утии - зверьки величиной с крысу. Они донельзя пугливы, и, несомненно, Гуаяра, приручивший свою Утию, был большим волшебником.
На Гуанахани все чистоплотны. В бохио и канеях воздух всегда свеж, все лишнее выбрасывается вон, семейные земи протерты тряпками, гамаки каждодневно проветриваются.
Великий Гуаяра высоко парил над миром, не соблюдая обычаев простых людей. Его каней являл собой печальное зрелище. Высокая коническая крыша протекала, из стен вываливались целые связки тростника, над дырой, заменяющей дверь, висели клочья пожухлых пальмовых листьев. На грязном полу валялись обрывки сетей, обглоданные кости, сальные тряпки, истерзанный гамак чудом держался на покосившихся столбах. Пахло Утией. Она невозбранно оскверняла помещение, следы ее не убирались никогда.
Вдоль стен громоздился колдовской реквизит: мараки-погремушки, новые и старые, целые и разбитые, барабаны, пучки перьев, драные пояса и золотые маски-гуаясы. Под гамаком скучали священные скамейки-духо. На одной из них восседал Гуаяра, и на плече у него спала Утия.
Гуаяра устал. Нелегкая это работа - отправлять людей в страну Коаиваи. Пришел Ягуа. Закурили. Не рогатые трубки, а туго свернутые листья кохибы. Утия сердито сказала "ррррр", спрыгнула на пол и, стуча кривыми когтями, протрусила к выходу.
- Говори, - произнес великий жрец.
- Духи Вечных Теней воздают тебе хвалу. Глаза мои видели: ты сегодня был велик.
- Кхе?! - Морщинки у глаз Гуаяры разгладились. - Кхе. - Гуаяра был таким, как всегда. - А это что? - Гуаяра пальцем дотронулся до рубца на плече юноши. Ягуа коротко рассказал о вчерашней рыбной ловле и о встрече с акулой.
- Глупец, трижды глупец! Скажи, чем акула отличается от человека?
- Ну, акула, она ведь рыба, а человек - это человек…
- Кхе. Знай же, сытая акула никогда не нападает первой. На тебе была кровь. Не было бы ее, и акула на тебя не кинулась. Ну-ка, покажи руку? - Гуаяра поднял затоптанную тряпку, опустил в кувшин с каким-то зеленым отваром и сказал:
- Прижми тряпицу к ране. А теперь дай мне корзинку с травами. Вот ту, что под гамаком. Таких трав ты еще не видел. Гуаяра собрал их за Озером Духов.
Великий жрец часто давал уроки своим избранникам, и уроки эти Ягуа очень любил. Гуаяра высыпал травы на пол и, перебирая сухие стебельки, повел речь о целебных свойствах разных видов гуанаханийской зелени.
Под конец, когда Гуаяра заговорил об одном чудо-корне с полночных островов, Ягуа спросил:
- Слышал я, что за этими островами в Стране Заката лежит большая земля. Верно ли это?
- Да. Люди с тех островов ходили туда, люди с большой земли у них не бывали. А нам эта земля ни к чему.
- А в стороне Восхода, за Большой Соленой Водой есть ли какие-нибудь земли?
- Гуаяра этого не знает. Не раз духи Урагана уносили рыбаков в сторону между полночью и восходом, назад никто не возвращался.
Подумав, великий жрец нерешительно добавил:
- В старых песнях, деды их пели, поминаются пришельцы из Страны Восхода. А в одной песне были такие слова: "Снова на горе потомкам злосчастным люд белокрылый придет от Восхода…" Забыто это все. Гуаяра устал. Уходи.
Гуаяра вытянул губы трубочкой и пронзительно свистнул. Утия ворвалась в каней и, радостно повизгивая, уселась на обычном месте - правом плече хозяина.
- Я ухожу, о мудрейший из мудрых. Скажи мне только, не придут ли к нам белокрылые?
- Духи тьмы и света наделили твоего наставника даром прорицания. Гуаяра великий пророк, и он говорит: никогда не придут к нам люди из Страны Восхода. Уходи, уходи. Пророк уже спит.
До дня "Икс" оставалось четыре дня.
День четвертый
Дневник Колумба
Понедельник, 8 октября. Плыли к запад-юго-западу и прошли за день и ночь 11 1/2 или 12 лиг, и порой казалось, что ночью делали по 15 миль в час, если только запись эта не ошибочна. Море же было как река в Севилье. "Благодарение господу, - говорит адмирал, - воздух очень мягкий, как в апреле в Севилье, и одно наслаждение дышать им. Такой он душистый". Появилась очень свежая трава, и показалось много полевых птиц (одну из них поймали). Летели же они на юго-запад. То были чайки и утки. Видели одного глупыша.
Шел шестьдесят седьмой день плавания. Вероятно, в эти дни капитан "Пинты" Мартин Алонсо Пинсон сказал: "Птицы знают свое дело". Да, они знали свое дело, указывая кораблям путь на юго-запад.
8 октября флотилия шла вдоль Северного тропика, и в четырех градусах к югу оставался остров Пуэрто-Рико. Дыхание не слишком далекой земли доносилось до кораблей, а юго-восточные ветры гнали от берегов этой земли водоросли, возможно сорванные недавним ураганом с пуэрториканских рифов.
Впрочем, начало октября было на редкость маловетренным. Великому мореплавателю везло. Ведь именно осень, и особенно октябрь, - время, когда на американском Средиземноморье - в Антильском и Карибском морях - свирепствуют ураганы, куда более сильные, чем равноденственные бури у берегов Европы.
До Гуанахани оставалась 141 лига.
Они пришли к Ягуа рано утром. Три младших внука старого Гуакана. Якобы по своей воле, но нетрудно было догадаться, что послал их древний глава рода. Это был необычный визит. Редко, очень редко чужаков посвящают в семейные дела, с этими делами принято справляться без посторонней помощи.
Гуакан, однако, был великим дипломатом. В Бухте Четырех Ветров назревали неприятные события. Кто знает, какой они еще примут оборот, и на всякий случай полезно было заручиться содействием человека из рода самого Гуабины.
Внуки стояли перед бохио Ягуа, вели беседу о попугаях, девушках и погоде.
Наконец самый младший и самый решительный внук, отбросив дипломатические тонкости, сказал:
- Пойдем с нами. Будем его бить.
- Кого? - спросил Ягуа, отлично зная, о ком пойдет речь.
- Гуакана.
- Как, старого Гуакана?
- Причем тут старик? - пробормотал средний внук. - У нас много Гуаканов, и бить надо нашего двоюродного брата, это ведь он захватил лучшую полоску кануко.
- Неудобно, - сказал Ягуа. - Ваше кануко, ваша полоска - и ваше дело бить этого Гуакана. Я же ведь не вашего рода.
- А все-таки? - Младший внук взглянул на Ягуа и похлопал его по плечу.
Ягуа потоптался на месте и сказал:
- Подождите. - Не спеша он проследовал в дом к главе великого рода.
Гуабина через щелку в стене уже успел разглядеть людей из Бухты Четырех Ветров. Не теряя времени, он взял дубину и вложил ее в руки племянника.
- Значит, можно? - спросил Ягуа.
Гуабина, ни звука не проронив, повернулся к нему спиной. Зелен еще, ох как зелен этот Ягуа. Слова ему нужны, они-то как раз тут и ни к чему…
Ягуа, помахивая дубиной, вышел к гостям.
- Я готов. Куда идти?
Четверка заговорщиков углубилась в лес и окольными тропами вышла к Бухте Четырех Ветров.
- К чему эта спешка, - ворчал Ягуа, - ведь тут места открытые, все видно.
Внуки молча провели его на берег. Здесь на небольшом мыске стоял шалаш-барбакоа. В таких барбакоа держат сушеную рыбу, и в них в пору созревания маиса сидят живые пугала - мальчишки, наводящие страх на птиц.
Также молча внуки ввели Ягуа в шалаш.
- Сразу же за барбакоа, - сказал младший внук, - начинается полоска, которую захватил Гуакан. Он сидит и сторожит ее день и ночь, но по утрам отлучается в селение. Зачем, мы знаем - там у него Каона, но только не твоя, а другая. Когда солнце поднимется вот над той рощей, Гуакан явится сюда и полезет в барбакоа. Тут-то мы и разделаемся с ним.
- Будет шум, - проговорил Ягуа, - шум на совете старейшин. Но не думайте, что я боюсь шума, я боюсь за вас.
Старший внук, который до сих пор молчал, процедил сквозь зубы:
- Ничего не будет. Маски на что?
Действительно, в одном из темных углов уже приготовлены были четыре маски: куски хлопчатой ткани с прорезями для глаз.
Солнце взошло над рощей, и появился Гуакан-младший.
- Маски! - Команда старшего внука была исполнена мгновенно.
Нарушитель, не подозревая о засаде, бодрым шагом приближался к своему наблюдательному пункту. Он просунул голову в шалаш, и мигом восемь рук втащили его внутрь. Кто-то из внуков засунул ему в рот кляп. Из-за тесноты борцы мешали друг другу, и в какой-то момент Гуакану удалось на короткое время выскользнуть из их цепких объятий. Его снова скрутили, но он успел нанести Ягуа удар в плечо, и при этом в плечо больное. Рана раскрылась, и Гуакан-младший это заметил.
Связав нещадно избитого, друзья удалились. Спустя полчаса они прогуливались по селению, а Ягуа сидел у своей Каоны.
Вечером потерпевший, опираясь на палку и прикрывая рукой подбитый глаз, явился к великому вождю Гуабине.
На батее перед бохио Гуабины топталось десятка два зевак. Среди них не было людей из рода старого Гуакана.
- Меня бил сын твоего младшего брата, - заявил Гуакан-младший великому вождю.
- Возможно, - спокойно ответил Гуабина. - И ты это можешь доказать?
- Могу!
- Пусть придет Ягуа!
Ягуа пришел. Гуакан-младший, задыхаясь от ярости, проговорил:
- Вот он, злодей. Видите - у него на плече кровавый рубец. Это дело моих рук.
- Видим, - хором ответили зрители.
- Вижу, - сказал Гуабина, - но совсем не то, что видишь ты.
Двадцать и еще трое молодых островитян прошли друг другу в затылок мимо великого вождя. У всех были кровавые рубцы на правом плече.
- Ты великий воин, Гуакан, внук Гуакана, - улыбаясь проговорил Гуабина. - Двадцати и еще четырем молодцам оставил ты по себе отличную память. Мой совет тебе: отправляйся за Большое озеро и пережди, пока стихнет молва о твоих подвигах. Я сказал!
До дня "Икс" оставалось три дня.
День пятый
Дневник Колумба
Вторник, 9 октября. Плыли к юго-западу. Прошли 5 лиг. Ветер переменился, и (корабли) приняли направление на запад, четверть к северо-западу и так прошли еще 4 лиги. Всего же за день сделали 11 лиг, а за ночь - 20 1/2. Людям насчитали 17. Всю ночь слышали, как пели птицы.
Шел шестьдесят восьмой день плавания. Давно уже на кораблях назревала смута. Чем дальше уходила в море-океан флотилия, тем громче моряки выражали свои опасения. "Куда ведет нас генуэзец?" - ворчали они. "Когда будет конец этому плаванию?" Позади 800 с лишним лиг, а земли, к которой вел их безумный иноземец, нет как нет. Кто знает, быть может, она плод его досужего воображения.
9 октября страсти накалились. Что именно произошло в этот день на кораблях, мы доподлинно не знаем. Испанский историк Гонсало Фернандес Овьедо-и-Вальдес - он не раз встречался с участниками великого плавания - писал, что на шестьдесят восьмой день пути моряки потребовали, чтобы адмирал взял курс на Испанию, и что с большим трудом он убедил их дать ему три дня отсрочки. В самом дневнике запись о мятежных настроениях команды помечена десятым числом, но, очевидно, критическими были оба этих дня - 9 и 10 октября.
До Гуанахани оставалось 109 1/2 лиг.
Время, когда бог Ураган выпускает из своей сумы злые ветры, - сезон сбора диких лесных плодов. Занимаются этим юные девы, и занимаются с удовольствием.
Леса на Острове Людей всякие. За Большим озером на восточной стороне, где нет селений, на полдня пути тянется непролазная, знойная и пьяная чащоба. Там огромные деревья перевиты цепкими лианами, через них надо прорубаться топорами, а попробуй прорубись, когда гибкие зеленые петли арканят ноги, а кожу раздирает густая колючая поросль.
Но за Большое озеро девушки не ходят. К самому селению подступают тихие и светлые леса с бархатистыми лужайками и звонкими ручейками. И чего только нет в этих лесах! Тут и гуанабаны - зеленые шишки с сочной мякотью, и кругленькие хикако - кожица у них сморщенная, а в середине большая косточка, и чудесные плоды хагуа - испей их сок, и усталость с тебя снимет как рукой. И конечно, дары красавца мамея, дерева с густой и ветвистой кроной. Они круглые, эти рыжеватые с кулак величиной плоды, и мякоть в них цвета меда, и ни с чем не сравнить ее нежный вкус и тонкий аромат. И пахучие зерна корбаны в длинных стручках, и желтые, чуть кисловатые асаны, и буроватые каймиты - от этих сладковатых рожков без ума все дети, и сочные плоды аноны…
Голова кружится от сладкого аромата цветов, и приятно обнять шершавый ствол и карабкаться к самой кроне, сбивая палкой спелые плоды.
Каона оторвалась от своих подруг, зашла далеко в чащу и спохватилась, только когда в просвете листвы увидела Озеро Духов. Это маленькое озерцо, круглое, как луна, лежало в стороне от торных лесных троп и считалось местом нечистым. Говорили, что в озере живут какие-то беспокойные чудища и что в темные ночи они до смерти пугают людей жалобными воплями.
Каона бродила по лесу с двумя тяжелыми корзинками - сбор был на редкость удачным, и она очень устала. Пристроив корзинки в тени высокой сейбы, она растянулась на мягкой траве, и дух сна увел ее в свое волшебное царство. Засыпая, она не без удивления заметила, что у ее ног безбоязненно суетится пушистая Утия.
Проснулась Каона от сильного толчка. Она попыталась подняться, но не тут-то было. Как поднимешься, если у тебя связаны руки и ноги. Перед ней стоял Гуакан-младший. Стоял и насмешливо улыбался.
- Духи озера привели тебя сюда, - сказал он. - Воля их свершилась.
- Какие духи, какая воля? Отпусти меня! Слышишь, отпусти сейчас же! Я буду кричать…
- Кричи, кричи, это можно. А кто тебя услышит? Накричишься, а после я отнесу тебя к Большому озеру. Там теперь мой дом.
- Но у тебя есть своя Каона!
- А мне нужны две Каоны.
- Две - это слишком много, - пролепетала Каона.
- Почему? У Гуабины три жены. Целых три. Зато у сына его младшего брата не будет ни одной. Молчишь? Хорошо. За твоими корзинками я приду после.
Взяв на руки Каону, Гуакан двинулся в сторону солнечного восхода. На берегу остались две корзинки и деловитая Утия. Запустив в одну из корзин лапы, она не спеша отобрала самые сочные плоды.
Пронзительный свист сорвал зверя с места. Молнией кинулась Утия в кусты, а оттуда выглянула нечесаная голова ее хозяина.
Схватив Утию под мышку, великий жрец побежал к селению. Сын младшего брата Гуабины лежал в гамаке и думал о Каоне. Блаженная улыбка озаряла лицо героя вчерашней схватки, и он все еще улыбался, когда Гуаяра вытряхнул его из гамака.
- Иди!
- Куда?
- К Большому озеру.
- Зачем?
- Бить Гуакана.
- Не пойду, я его уже бил вчера.
- Пойдешь. Он унес Каону. Твою Каону.
- Как, когда?
- Унес силком. Связал. Схватил на Озере Духов. Гуаяра был в своем канее, но он видел, ибо видит он через стены.
- Я бегу, - вскинулся Ягуа.
- Не беги, ты настигнешь Гуакана. Он с живой ношей.
Ягуа налетел на похитителя, как смерч, и сбил его с ног.
Он разорвал путы на Каоне и снова бросился к поверженному Гуакану.
- Подожди, - решительно сказала Каона. - Я сама!
Разукрасив лицо Гуакана, Каона приказала:
- Иди с нами. Возьмешь обе корзинки. Понесешь их в селение. А твоей Каоне мы найдем другого мужа. Я не хочу, чтобы у Гуакана, внука Гуакана, была жена.
Вечером обе корзинки Каона и Ягуа принесли в каней Гуаяры.
- Это тебе, - в один голос заявили влюбленные. - Тебе и твоей Утии. За то, что ты великий всевидец.
До дня "Икс" оставалось два дня.
День шестой
Дневник Колумба
Среда, 10 октября. Плыла к запад-юго-западу, шла по 10, а порой по 12 а по 7 миль в час а за день а ночь прошла 59 лаг. Насчитала людям не более 44 лаг. Люди теперь уже не могла больше терпеть, жалуясь на долгое плавание. Но адмирал ободрял ах как нельзя лучше, вселив в них добрые надежды на большие выгоды в будущем. Он добавил, что тщетно было бы жаловаться, так как он уже прибыл к Индиям, а следует продолжать путь до тех пор, пока Индии не будут, с помощью господа нашего, найдены.
Шел шестьдесят девятый день плавания. Самый тяжелый день. Если бы назавтра не показалась бы земля или по крайней мере надежные ее признаки, мятежные команды кораблей повернули бы на восток… Индии. Так адмирал называл все дальние восточные земли Азии. Он был твердо убежден, что эти Индии лежат прямо по курсу кораблей и что до них день-два пути.
В этом убеждении он оставался до конца своих дней, не подозревая, что западный путь к берегам Дальней Азии куда длиннее пути восточного, и, быть может, лишь смутно догадывался, что открытые им земли вовсе не те Индии, о которых некогда писал великий венецианский странник Марко Поло.
До Гуанахани оставалось 60 1/2 лиг.
Гуакан-младший меньше всего хотел, чтобы обо всем, что случилось близ Озера Духов, узнали в селении. Того же желали и остальные участники ночных событий. Все они держали язык за зубами, надежно хранила тайну и Гуаярова Утия. И все же слух о последнем приключении злодея Гуакана каким-то образом дошел до Бухты Четырех Ветров. Каона Вторая, подруга незадачливого похитителя чужих невест, узнала о подвигах своего возлюбленного. Она пришла в шалаш Гуакана-младшего незадолго до полудня. Пробыла она там недолго, и после ее ухода Гуакан-младший отправился на поиски плодов хикако - их сок исцелял свежие раны и ушибы…
Ничего достойного внимания в этот день больше не произошло. Но быть может, именно в те часы, когда Гуакан-младший залечивал следы своих встреч с обеими Каонами, кое-что изменилось в судьбе великого жреца Гуаяры. Пока об этом он не знал, зато важные решения, которым суждено было нарушить привычный образ его жизни, приняла Каона Вторая…
До дня "Икс" оставался один день.