Стяжал он поздний опыт свой?
С кем прохпекли его боренья?
С самим собой, с самим собой.
Пастернак
Этот человек уже покинул земной мир. То, что я о нем сейчас расскажу - не развернутое воспоминание, а лишь беглая выборка, несколько малосвязных строк из книги его таинственной жизни, еще слишком близкой к нам, остающимся пока тут, слишком еще живой, чтобы можно было что-то итожить…
Прокручу стрелку времени снова назад - к четвертому курсу, когда я определился в специализации. Тогда по неведению я еще не проводил грани между психиатрией и психотерапией (и то, и другое буквально означает "душелечение"), а уже сознательно не провожу и сейчас, хотя жизнь их, увы, разделяет.
На занятии психиатрического кружка знакомлюсь с одним студентом нашего института.
Давид Черняховский приехал из Киева - покорять Москву. В группе наших кружковцев он единственный к тому времени имел практику самостоятельного врачевания и был вхож в кафедральную клинику, в закрытую среду врачей-психиатров. Имел репутацию - нет, уже славу - потрясающего гипнотизера. Ходили слушки, что пользует важных секретных персон.
(Таким я видел Давида. Набросок по памяти - ВЛ.)
Нам, студентикам, непонятно было, как он все это успел и вообще - откуда взялся?.. Печать посвященности, отблеск избранности… Уже к 15 годам Давид умудрился прочесть все, что можно было тогда прочитать о гипнозе и психотерапии. С шестнадцати неофициально вел пациентов. Держался так, чтобы мы могли почувствовать, что он мэтр: вежливо, сдержанно, без фамильярностей.
У него была в то время яркая младосемитская внешность: долговязый, гибко-прямой, шея длинная, руки изящные и не очень сильные, шапка черных жестко-волнистых волос, очки, загадочные аккуратные усики…
Южно-восточный брюнет если не откровенно-хищный самец, то немножко бес, если не бес, то суровый демон, если не демон, то божий воин, святой - Давид был всем понемножку и даже помножку. Экстремист-холерик в основе, весь из углов внутри, глубочайше вжился в овал флегматического благодушия. Из него лучился вкрадчиво-располагающий" обволакивающе-притягательный-пульсирующе-проникающий-сексуально-магнетический интеллектуализм (все прилагательные можно менять местами и добавлять по вкусу).
Размеренная, литературно поставленная речь с просторными паузами и киевским шелковичным акцентом.
Тембр голоса шоколадно-замшевый, с йодистым запашком свежевыловленных креветок.
Немножко размазывали этот балдеж глаза - небольшие, прищурно-примаргивающие, слегка куриные, в себя прячущиеся… Он и сам чувствовал, что глаза у него дырявенькие, со слабинкой: очки снимал неохотно.
…Задачка на сообразительность: каким одним русским глаголом можно исчерпывающе обозначить методику колдунов, магов, шаманов, факиров, фокусников, донжуанов, гипнотизеров, артистов, художников и проходимцев всех времен и народов, всех уровней?..
Ответ: охмурить.
Молодому Давиду, наряду с другими его талантами (важно! - не на пустом месте!..), искусство сие было присуще врожденно в той совершенной степени, когда оно не только незаметно для окружающих (по определению) - но и для себя самого.
Прошу тонкого внимания. Охмурить - не значит ввести в заблуждение, обмануть, нет! - но значит произвести впечатление столь далеко идущее, что реальность уже не имеет значения. Первооснова всех на свете чудес, охмуреж начинает действовать задолго до начала гипноза и даже до встречи с гипнотизером.
Суть: не давая понять, что делаешь, приведи человека в вероготовность, наибольшую из возможных, предельную - а затем уж и запредельную.
Изначальная вероготовность, она же внушаемость, есть у каждого - как у каждого есть пупок. Вероготовность и есть наш психологический пуп с тайным ходом вовнутрь - да, астральная пуповина нашего вечного вселенски-зародышевого состояния.
Чтобы добраться до вероготовности и завладеть ею, нужно одной рукой водить перед носом, другой убирать защиты. В коммерческом жаргоне сегодняшних дней близкий вульгарный термин - "понты", наводить понты, давить на понты и т. п. Именно этим и занимается любая реклама, успех коей напрямую зависит от того, насколько ей удается скрыть, чем и как занимается. Гипноз, зомбирование, охмурение, обольщение, очарование… Лишь по-разному окрашиваемые слова, обозначающие одно.
Дилемма Великого Инквизитора, психодиалектика: зло и добро пользуются одной и той же входной дырой - вот этой самой внушаемостью, вероготовностью.
Чтобы обмануть и использовать, чтобы уничтожить, человека требуется охмурить, требуется обольстить.
Чтобы вылечить, чтобы выучить и развить, чтобы приобщить к истине, чтобы освободить, одухотворить, оживить - человека требуется… Да-да, тоже охмурить, обольстить, очаровать, только в другую сторону. За очарование многое прощается. Взыскивается еще больше…
Все это молодой Давид не столько понимал, сколько чувствовал: кровью, позвоночником, нутряным нюхом.
Женщины от него хмелели, переполнялись зноем и косяками впадали в транс, мужчины обалдевали и превращались в восторженных кроликов. Давид был создан для очарования, рожден для гипноза; охмуризм был его генетикой и способом существования.
Но продлилось это лишь до излома судьбы…
Внезапно оставив прекрасную, любящую, бесконечно преданную ему жену с маленьким сыном, Давид женился на одной из своих пациенток. Не могу позволить себе подробностей и оценок, скажу лишь одно: во втором браке он доверху нахлебался опыта собственной любовной зависимости, опыта жестокой беспомощности.
С ним произошла личностная мутация.
(Для любопытных: никакого прототипного отношения к героям моих книг - Кетонову, Лялину, Клячко и Калгану Давид не имеет.)
…Мы пробирались сквозь джунгли своего странного ремесла соседними, иногда пересекающимися тропами: то общие пациенты, то общие знакомые и друзья, то нечаянно общие женщины. Не берусь определить, как Давид относился ко мне - всегда сдержанный, ироничный, он звал меня не иначе как шуточно-церемонно: "сэр" и очень редко по имени. А я его просто любил как брата, любил некритично, люблю чуть потрезвей и сейчас…
Прошло некое время, прежде чем догадался, что в нем погибает гениальный актер собственной жизни.
Не хватало, наверное, Режиссера.
В одной из ранних книг я описал его гипносеанс. "Сэр, не хотите ли посмотреть гипноз?" - пригласил он меня. Пригласил, чтобы мальчишески хвастануть мастерством - охмурить, но тогда я этого не уловил…
Репортаж из гипнотария
…Первое впечатление: как легко дышится в присутствии этого человека. Какое спокойствие, какое приятство… Но - ощутимое "но": холодок дистанции. Будь любезен, рядом дыши, но не прикасайся…
Д. тягуче-медлителен: на пять движений обычного человека приходится у него одно. В такую медлительность погружаешься как в перину. Стремительно-четким, впрочем, я его тоже видел.
…Звуконепроницаемый гипнотарий. Полутемно. Кровать и два стула, ничего больше.
Сейчас я впервые увижу ЛЕЧЕБНЫЙ сеанс гипноза. И даже приму в нем участие…
Медсестра приводит пациентку. Женщина лет тридцати в больничном халатике с простоватым, округло-помятым лицом буфетчицы. Оживленно сообщает, что стала лучше спать, настроение чудесное, чувствует себя хорошо… Голос немного хриплый. (Пьет?.. Курит?..) Ясно, что обожает Д., а что больна, непохоже…
Д. не глядит на нее, вернее, не смотрит глазами, но мне показалось, что смотрит мозгом - между ним и пациенткой, почудилось мне, протянулась легчайшая прозрачно-радужная дуга…
- Полежите немного… Женщина легко легла на кушетку.
Медленная тишина. Д. медленно берет руку пациентки. Медленно приподнимает… Считает пульс…
Затем эту же руку вытягивает под острым углом к телу и вкладывает в ладонь ключ. Предмет мне знакомый: это входной ключ в отделения клиники, ключ врачей. Сейчас он служит взородержателем.
- Внимательно… Пристально… Смотрите.
Смотрите на ключ. Внимательно… Пристально… Смотрите… На ключ…
Время стало пульсировать. Я не мог понять, быстро оно течет или медленно… Я пульсировал вместе с ним…
- Теплые волны покоя… Туман в голове… Я считаю до десяти… С каждым моим счетом вы будете засыпать… Засыпать все глубже…
"Слова могли быть о мазуте", а действовал гипнотический темпоритм, гипнотический тембр - роскошно сотканный голосом музыкальный рисунок сеанса. Теплые волны покоя вибрировали в груди, горле, обволакивали мозг, тело… Паузы между словами заполнялись вибрациями…
- …десять… Рука падает… Глубоко и спокойно спите…
Пациентка уже посапывает. Д. медлит еще немного и начинает с ней разговаривать:
- Как себя чувствуете?
- Прекрасно… Хр… х-х-х…
- Прочтите стихотворение. Любое.
- У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том. И днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом… Как ныне сбирается вещий Олег…
- Хорошо, довольно…
- Хрх… хр…
- Кто это вошел в комнату? (Никого, разумеется.)
- Женька. Племянник мой.
(Наведенная гипнотическая галлюцинация.)
- Поговорите с ним.
- Привет, Женьк… Что сегодня в школе получил, а ну признавайся. Отметку какую?..
Д. кивает мне, чтобы я ответил. Я теряюсь, мешкаю, глотаю слюну…
Наконец, выдавливаю:
- Три балла по арифметике… А как у тебя дела?
- Х-ф-х…
Д. улыбается: забыл передать связь, "рапОрт" - перевести гипнотический контакт на другого человека - пациентка меня не слышит, она глубоко спит.
- Сейчас вы услышите голос другого доктора и поговорите с ним.
- Здравствуйте, доктор. (Это уже мне.)
- Здравствуйте… Как чувствуете себя?
- Отлично. Погулять хочется…
Разговоры кончаются - начинается лечебное внушение. Голос Д. излучает торжество органной мессы.
- С каждым днем вы чувствуете себя лучше. Становитесь увереннее, спокойнее. Растет вера в свои силы. Улучшается настроение. Вам хочется жить, радоваться, работать… Вы чувствуете себя способной ко всему, чего сами хотите. Ко всему нужному и всему хорошему…
Несколько вот таких простых слов. Очень уверенно. Очень мощно. Красиво по звуку, точно по смыслу…
Потом Д. сделал паузу, спокойным и твердым тоном сказал пациентке: МОЖЕТЕ СПАТЬ - и умолк.
- Сейчас она уже нас не слышит, - пояснил он шепотом, - но все же лучше потише… Пускай поспит, этим закрепится внушение. Я выйду минут на пятнадцать, а ты, сэр… а вы, доктор, посидите, пожалуйста…
Вышел. Вернувшись (мне показалось, он и не уходил…), легко дотронулся до руки пациентки и начал… Уверенно, сдержанно-торжествующе:
- Вам легко и хорошо… Вам радостно жить… Наш сеанс завершается. Вы проснетесь бодрой, веселой. Сейчас я просчитаю от десяти до одного. На счете "один" вы проснетесь с прекрасным самочувствием.
Считает ровным механическим гопосом с нарастанием темпа и громкости:
- Десять… семь… пять……три, два, один!..
На счете "три" пациентка пошевелилась, на счете "один" открыла глаза. Сладко потянулась, зевнула:
- А-в-в-в… А!.. Хорошо выспалась…
- Видели какие-нибудь сны? - спрашивает Д.
- Что вы, как убитая спала. (Так называемая спонтанная, не внушавшаяся специально, постгипнотическая амнезия, непроизвольное забывание. Так мы сразу и начисто забываем большую часть своих сновидений. Но некоторые можно и удержать, запомнить.)
- Сеанс окончен. Всего вам доброго.
- До свиданья, спасибо, доктор…
Насчет диагноза и судьбы этой пациентки, типичной сомнамбулы, я остался в неведении; припоминая, соображаю: после какой-то душевной травмы у нее развился психоневроз так называемого конверсивного типа ("превращательного" буквально) - когда тело в ответ на безысходную для души ситуацию воспроизводит любую болезнь, вплоть до настоящего умирания. В таких случаях гипноз может сработать как психический скальпель - но суть исцеления вовсе не в нем, а в особой связи врачующего и врачуемого - в этом самом рапОрте…
Актерские трюки подсознания Давид чуял как пес и до излома лечил фантастически успешно. Он сам был к ним весьма расположен. Однажды (еще до) я был свидетелем его страшненького судорожного припадка после неудачного любовного приключения…
Тарапунька любил чинить штепсели.
Нет-нет, ни эпилептиком, ни истериком Давид не был. Но задатки демонстративной личности в нем в то время играли вовсю - и более того: культивировались, амплуа обязывало. Гипнотизер - это же ведь сплошная самоподача вовне, особый род сценического искусства, а подсознание слишком легко заигрывается.
Давид был младше меня на два года; казался же - не из-за физических признаков - старше, и всеми воспринимался как недосягаемо старший. Потом и телесно начал догонять и обгонять свой образ-для-других; в 30 смотрелся уже на сорокапятилетнего профессора, в 45 - на шестидесятилетнего.
А в то молодое время мы сблизились, дружили первыми своими семействами, гуляли на дачах, дурачились, боролись, как пацаны, дулись в шахматы.
Домашний Давид оказался полной противоположностью своей врачебно-гипнотической ипостаси: ничего магического - уютный, теплый, смешной, рассеянный, грустно шутливый, мальчишески азартный, глупо завистливый, подтрунивающий над собой…
Нежный папаша, заботливый муж, веселый бытовой комик, иногда вдруг зануда, ворчун, страшный тем, что голоса никогда не повысит…
В те времена популярен был украинский сатиро-юмористический дуэт дылды и коротышки: Тарапуньки и Штепселя, и долговязый Давид, стоило ему снять очки, чуть наклонить набок голову и приподнять одну бровь, становился вылитым Тарапунькой, один к одному. Подыгрывая своему персонажу, импровизировал на полуукраинском наречии преуморительные байки.
Рассказчик был потрясающий, многожанровый, с даром артистического перевоплощения, с превосходным вкусом к сочной подробности, с отменным умением распределять слушательское внимание, держать паузы. Иной поведает тебе душераздирающую историю, и ты сдохнешь со скуки; Давид же мог рассказать всего лишь о том, как встал утром, сходил в туалет и почистил зубы - но рассказать так, что ты обо всем забудешь, впадешь в экстаз или помрешь со смеху.
Он жил тогда еще безалаберно, юношески открыто и был центром притяжения для обширной и разношерстной публики: для одних Додик, для других Дима, для третьих Давид, для четвертых (и для меня) Давидушка, для пятых, коих прибывало все более, - Доктор…
В доме беспрестанно трещал телефон, его спрашивали на разные голоса, разыскивали, допекали пациенты и особенно пациентки, от самых что ни на есть нормальных стерв-истеричек до вполне сумасшедших шизух… Интересно было наблюдать, как после дежурного, мягко-профессорского "да-да…", сразу славшего на другой конец провода магнетическую волну и одновременно сигнал дистанции, он мгновенно перевоплощался в Того, Кто Нужен Тому, с Кем говорит. То строг, сух, лаконичен, то мягко-проникновенен и до бесконечности терпелив, то ласково-ироничен, то бесовски-игрив…
А еще был Давид рукоделом - все, от детской соски до автомобиля, умел и любил чинить, разбирать-собирать, налаживать, конструировать разные приспособления и прибамбасы. Внимание его было пристальным, вникающим, методически-обстоятельным.
Странно: его техническую одаренность потом, через много лет, мгновенно просекла Ванга, великая слепая ясновидица и пророчица, у которой он побывал, будучи в Болгарии, как позднее и я.
А врачебную одаренность отвергла.
Инженер человеческих душ в прямом смысле?..
"Никакой ты не врач, - прокричала ему сухонькая слепая старушка со свойственной ей разящей резкостью, - не врач ты, а инженер. Хороший инженер".
Давид возмутился. О Ванге с тех пор, понятно, и слышать не хотел - "обычная знахарка и шарлатанка".
Встреча с Вангой произошла, важно заметить, уже после излома судьбы. К этому времени Давид имел лысину, седину и солидненькое брюшко; давно оставил гипноз ("детские глупости, напрасная трата энергии"), лечил пациентов только лекарствами и собой.
Да, собой, как и всякий психотерапевт - но не тем собой, что блистал в густоволосые годы, а полным наоборотом. Строгая прохладная отстраненность, застегнутость на все пуговицы. Трезвые житейско-психологические советы. Никаких охмурежей, ни-ни.
Может быть, Ванга почувствовала его душевную израсходованность на тот миг, потерю огня, порыва - влиять, воздействовать, вторгаться вовнутрь - порыва небескорыстного и небезопасного, замешенного на самоутверждении, грешного, подчас низкого и грязного, но врачебно работающего, черт подери, ибо грязен и мир.
Сама Ванга была гением полнейшего и чистейшего сопереживания, абсолютным медиумом - ее вхождения в людские миры были молниеносными, космически обжигающими - для нее не было границ времени и пространства, границ языка, культуры, границ тела, границ души - медиумическая сверхпроводимость…
Давид же сокровенное зерно этой всеведческой способности после излома в себе заморозил.
Амплуа сверхчеловека таит разнообразные разрушительные и саморазрушительные возможности. Давиду пришлось, как и мне, испытать это на себе…
Выдавить из груди змею..
Кто посоветовал "познай самого себя", забыл договорить главное: "через познание другого". Познавать себя, упершись в себя, - вернейший способ свихнуться. Почти все убеждены, что психологи и психиатры обязаны обладать сверхъестественной способностью самолечения - "врачу, исцелися сам", не иначе. Стоматолог по этой логике должен сам вырывать себе зубы, нейрохирург - делать операции на собственном мозге, реаниматор - самовоскрешаться из мертвых…
Давид кучу народу вытащил из пропастей, а ему самому помочь было некому - или было (я, может, смог бы?, нет, без должной дистанции как же…), но он, гордец-одиночка, не рисковал довериться никому.
Многолетний психосоматический невроз, обратившийся в тяжелую астму с декомпенсациями, в конце концов его доконал. Он еще тогда, во дни наших молодых приключений, после любовной накладки, о которой я помянул (его как щенка охмурила и отдинамила обольстительная умная стерва, наша сотрудница-психиатрисса, которая потом то же вытворила со мной и еще одним другом-коллегой, ныне священником…), - да, после одной лишь дурацкой ночки с игривой дамочкой выдал сокрушительный срыв: сперва судороги с "дугой" (еще раз: не истерия в вульгарном смысле), а потом с полгода ходил как потоптанный и надсадно кашлял, словно выдавливал из груди змею…
В темных корнях таких состояний обычно прячутся внутренние конфликты, столкновения разных сторон души, раздоры с собой. У Давида таких тайных душеразрывных ошибок была уйма, как и почти у всякого современного человека; вопрос всегда в том, как конкретный, этот вот человек эдакую жизнь принимает, с какой борьбой и решениями, каковы издержки…
"Больше всего мы зависим от того, чему сопротивляемся". Давид с юности поставил себе запредельно высокую планку на все: на профессионализм и всяческие достижения, на социальный статус, на честь, на любовь, на цельность и осмысленность жизни, а подлая жизнь то и дело ставила подножки, заводила в болота, стучала мордой об стол, расползалась по вшам (когдатошнее выражение маленького сына Давида, теперь уже тоже доктора)…