Любые осложнения в отношениях с союзниками вызывали изменение тона советской прессы, в том числе появление критических карикатур. Особенно "благодарной" для официальных карикатуристов оказалась тема задержки "второго фронта". Так, в 1942 г. в "Известиях" было опубликовано несколько карикатур Б. Ефимова на эту тему, в частности "Гитлер собирает [войска на Восточный фронт - авт.], Черчилль наблюдает", "Пришивание последней пуговицы" (Черчилль и Эйзенхауэр неторопливо пришивают пуговицы к мундирам). Особое раздражение союзников вызвала карикатура "Совещание военных экспертов", на которой были изображены английские генералы "Авдругпобыот", "Стоитлирисковать", "Ненадоспешить", "Давайтеподождем", "Какбычегоневышло". Впрочем, там же присутствовали генералы "Смелость" и "Решимость", которые настаивали на открытии "второго фронта".
Начиная с конца 1943 г. выходит целая серия карикатур, посвященная профашистским настроениям в США. Герои этой серии не только узнаваемы, но, как правило, названы по имени. Большинство карикатур обличают небезызвестного газетного магната У.Р. Херста, который, по мнению авторов, "продался" Геббельсу, вещает с его голоса и т. п. Одна из карикатур от имени Колумба даже предлагала закрыть для Херста и его единомышленников Америку.
Если с Херстом все было ясно (его правые взгляды никогда не являлись секретом), то выбор второго персонажа для данной серии объяснить труднее. Им оказался известный журналист и дипломат У.К. Буллит. Известна "миссия Буллита" в Советскую Россию в 1919 г.; позднее он сыграл видную роль в установлении дипломатических отношений между СССР и США, в 1934–1936 гг. был первым американским послом в Москве. В годы войны Буллит занимал должность посла по особым поручениям, являлся личным представителем Рузвельта на Ближнем Востоке, позднее специальным помощником морского министра, в 1944–1945 гг. был одним из представителей США во французской армии. Казалось бы, нет никаких оснований причислять доверенного сотрудника Рузвельта к сторонникам Гитлера и врагам СССР; тем не менее, дважды Буллит предстает на страницах "Крокодила" именно в этой роли. Объяснением может служить сюжет второй карикатуры, на которой Буллит торгует клеветой на СССР - очевидно, его критические высказывания вызвали раздражение в Москве. А любая критика в адрес СССР автоматически рассматривалась советской пропагандой как играющая на руку Гитлеру.
Еще один повторяющийся сюжет - эмигрантское польское правительство в Лондоне. Главная мысль нескольких карикатур на эту тему - "реакционное" правительство никого в Польше не представляет. Хотя именно польский вопрос был, может быть, самым болезненным в межсоюзнических отношениях, позиция британского, тем более американского правительства в этой связи никак не затрагивается.
В конце 1944 - начале 1945 г. несколько карикатур затронули тему освобождения Франции, которая, таким образом, возвращалась в число союзников. Главным персонажем этой серии была Марианна, символ Франции, которая выгоняла из своей квартиры непрошеных гостей, присутствовала на казни Лаваля и т. п. Англо-американские союзники в этой связи не упоминались; нельзя не вспомнить саркастическое замечание Баргхорна о том, что в советской прессе тех дней освобождение Парижа было приписано французским партизанам и победам Красной армии.
В карикатурах, посвященных освобождению Франции, возник еще один сюжет, связанный с перспективами послевоенного развития. На рисунке буржуа, возвращающийся в освобожденную Францию осведомляется у встречающих его франтиреров относительно немцев. Уверившись в их изгнании, он удовлетворенно замечает: "Я отдохнул, теперь начну наводить порядок".
Карикатуры, которые публиковались в "Крокодиле" в первые месяцы 1945 г., были посвящены большей частью послевоенным проблемам и при этом отличались откровенно критическим настроем. Главная мишенью являлись "примиренческие" настроения на Западе, прежде всего в Англии. Особый сарказм вызвали высказывания по этому поводу небезызвестной леди Астор, ставшей героиней четырех карикатур; на одной из них она подводит к женщине с убитым ребенком на руках немецкого солдата с автоматом, с окровавленными руками, и предлагает помириться. Другие британские "миротворцы" жалели немцев - им так жарко было работать у печей крематория, их бросили вывезенные из Восточной Европы работники (кстати, именно сюжет о работниках завершает ряд карикатур военных лет).
И первые послевоенные карикатуры летом 1945 г. во многом продолжали уже наметившиеся линии - они разоблачали клевещущих на СССР реакционных журналистов; леди Астор и ее единомышленников, призывающих к примирению с немцами; эмигрантское польское правительство. Некоторые карикатуры, впрочем, выпадали из этого ряда - они были посвящены Потсдамской конференции и победе над Японией.
Очевидно, что в целом советская карикатура в годы войны повторяла основные линии официальной пропаганды. Вместе с тем, абстрактные политические характеристики и оценки приобретали на страницах "Крокодила" и других изданий эмоциональный, образный характер, что облегчало их восприятие и усвоение. Как отмечает А.В. Дмитриев, "из-за использования визуального канала воздействия или критически нацеленного на отдельную важную тему символа политическая карикатура становится действенным средством формирования общественного мнения. Ее апелляции к эмоциям вообще трудно противостоять". Именно поэтому не стоит недооценивать роль политической карикатуры в формировании образа союзников в годы войны.
* * *
В своих воспоминаниях старейший советский карикатурист Б.Е. Ефимов со знанием дела утверждает: "Образная форма карикатуры понятнее, эмоциональнее и, главное, нагляднее любой литературной формы, так как сатирический рисунок конкретизирует явления и ситуации, приближает их к глазу читателя, переводит факты с языка логических понятий на язык зрительных образов".
С этим согласно и большинство исследователей. Как отмечает А.В. Дмитриев, "из-за использования визуального канала воздействия или критически нацеленного на отдельную важную тему символа политическая карикатура становится действенным средством формирования общественного мнения. Ее апелляции к эмоциям вообще трудно противостоять, и ее воздействие довольно заметно до нашего времени [курсив мой - авт.]".
К сожалению, имеющиеся источники не позволяют проиллюстрировать эти положения конкретными примерами.
Упоминания о политических карикатурах в мемуарах или дневниках современников встречаются крайне редко; никаких материалов, фиксирующих визуальные образы мира в массовом сознании советского общества в межвоенный и даже военный период, не существует. И тем не менее можно предположить, что образы внешнего мира, созданные советской карикатурой 20–30-х годов (в гораздо меньшей степени - в годы войны), во многом определили внешнеполитические стереотипы значительной части советского общества тех лет.
"Война - это наихудший способ получения знаний о чужой культуре":
Вместо заключения
Вторая мировая война многое изменила в представлениях о внешнем мире.
Прежде всего, как справедливо заметил Г.А. Бордюгов, "если, к примеру, после Первой мировой, быть может, война и воспринималась как фактор нормализации жизни, то после Второй мировой, затронувшей все сферы жизни людей, война постепенно вытесняется на периферию, идея войны уступает место идее мира, которая становится почти нормативной". Действительно, "идея мира" (выраженная в массовом сознании устойчивой поговоркой, "лишь бы не было войны") на несколько десятилетий стала для народов СССР, прежде всего русского народа, чем-то вроде национальной идеи.
Далее, сотрудничество в рамках антигитлеровской коалиции, особенно среди представителей интеллигенции, расценивалось как начало нового этапа взаимоотношений СССР и ведущих стран мира. Оставили след не только межсоюзнические отношения, сопровождавшиеся изменениями в пропаганде, а в ряде случаев - прямыми контактами советских граждан с союзниками, но также и личные впечатления от увиденного в Европе в 1944–1945 гг., которые резко контрастировали с советской действительностью и весьма разнились от удручающих картин западной жизни, тиражируемых официальной пропагандой. Не впервые в истории России победоносный заграничный поход привел к серьезным изменениям в массовом сознании. Конечно, по меткому выражению С. Лема, "война - это наихудший способ получения знаний о чужой культуре", но для многих советских граждан он оказался единственно доступным.
В первые послевоенные годы советское руководство активно пыталось свести к минимуму последствия знакомства многих советских людей с повседневной жизнью Запада (отсюда - идеологические кампании конца 40-х - начала 50-х годов, в том числе "борьба с космополитизмом"). Но такие меры давали лишь ограниченный и временный эффект.
В течение следующего этана, с конца 1950-х по 1985 г., в СССР постепенно рушились преграды в области международного общения, происходило неформальное налаживание контактов советских граждан с иностранцами, создавалась атмосфера доверия, ширилось количество неформальных общественных организаций. Другими словами, возникали элементы гражданского общества. Это, а также появление альтернативных источников информации о западном мире, привело к постепенной эрозии устоявшихся внешнеполитических стереотипов. Как уже отмечалось, именно в это время они в значительной мере (хотя, конечно, далеко не полностью) вытесняются инокультурными стереотипами. Теперь, например, Италия вызывала ассоциации не столько с Муссолини и фашизмом, сколько с Феллини и Данте, Англия - не с Чемберленом или Черчиллем, а с Шекспиром, футболом и "Битлз", и т. д. Конечно, здесь сыграло свою роль и повышение уровня массового образования в СССР, но не только.
Происходит почти незаметный, но постоянный по своей динамике процесс открытия советского общества внешнему миру. Нарастает количество фильмов, книг, разнообразных выставок; все больше советских людей выезжает за рубеж в туристические поездки, в командировки, все больше проникает, с одной стороны, реальная информация о жизни на Западе, а с другой - представление 30-х годов о Западе как об антимире, где все "не так", где все не по-человечески и все страшно, сменяется обратным мифом: этот Запад для значительной части населения уже предстает сказочным миром, где все не просто по-иному, но и намного лучше, чем у нас.
И вместе с тем опасения войны, сформированные в первую очередь памятью о Великой Отечественной, продолжали доминировать в массовом сознании. В эту эпоху трудно найти следы предвоенных иллюзий или особые разногласия относительно предполагаемого противника. В качестве такового рассматривались США, НАТО, Запад в целом; сама же гипотетическая война почти однозначно воспринималась как катастрофа.
С 1985 г. начинается сложный, противоречивый, но довольно быстрый, и, как тогда казалось, необратимый процесс ликвидации стереотипов "холодной войны" как на Западе, так и в СССР. Столь же противоречивым являлось становление новых внешнеполитических приоритетов в мире, которое определило более трезвый, хотя и не лишенный предубеждений, взгляд Запада и России друг на друга в связи с попытками установить баланс глобальных и национальных интересов.
"Минусы" сменяются "плюсами"; появляется новое, почти повсеместное определение "цивилизованные страны", из числа которых СССР, а затем и Россия, автоматически исключались. От Запада ждали кредитов, инвестиций, гуманитарной помощи, и в результате - резкого повышения уровня жизни.
В 1994 г. социологи подсчитали баланс симпатий и антипатий граждан России в отношении ведущих зарубежных стран. На первом месте оказалась Франция с оценкой +60 (т. е. превышение позитивных оценок над негативными составило 60%), за ней следовали Великобритания (+53), США и Япония (+48), Германия (+43).
Но, как записал однажды в дневнике М.М. Пришвин, "красота далеких стран непрочная, потому что всякая далекая страна рано или поздно должна выдержать испытание на близость".
Близкое знакомство с реальным Западом, а главное, результаты "перестройки" и последовавших за ней "рыночных реформ" привели к тому, что инверсия произошла еще раз, и вновь возродились традиционные стереотипы, демонизирующие Запад, порой отдающие средневековьем и мало свойственные даже позднему советскому обществу.
О масштабах и скорости этой вторичной инверсии свидетельствует, в частности, такой пример. В 1994 г. на вопрос "Вы согласны, что Россия всегда вызывала у других государств враждебные чувства, что нам и сегодня никто не желает добра?" ответили "совершенно согласен" и "скорее согласен" 42% опрошенных, а "целиком не согласен" и "скорее не согласен" - 38% (т. е. мнения разделились почти поровну; затруднились с ответом 20%). В 1995 г. этих точек зрения придерживались соответственно 66 и 27% при 7% воздержавшихся. Другими словами, всего за год вчера еще расколотое общественное мнение определилось и в результате поддержало по сути изоляционистское отношение к внешнему миру, прежде всего Западу.
Особенно наглядно эти изменения получили отражение в отношении к США, главной и единственной ныне супердержаве, своего рода олицетворению Запада и одновременно традиционному "потенциальному противнику" последних десятилетий.
Если в 1995 г. положительное отношение к США высказывали 77,6% респондентов, то в 2002 г. лишь 38,7, а в 2003-м - 24%; с другой стороны, негативное отношение к США в эти же годы демонстрировали 9,45,5 и 55,7% соответственно.
Но не менее важна динамика отношения в эти же годы к другим странам Запада. Так, количество положительно воспринимающих Англию уменьшилось с 1995 по 2003 г. с 76,6 до 50,5%, а доля ее противников выросла с 4,2 до 20,6%. Те же показатели относительно Франции составляют 78,9 и 74% относящихся положительно, 3 и 5,2% - относящихся негативно; относительно Германии - 69 и 62,2% относящихся позитивно, 11,5 и 14,6% - относящихся негативно. Другими словами, общая тенденция ухудшения отношения прослеживалась, хотя и в гораздо меньшей степени, в отношении Англии, и была почти незаметна применительно к Франции и Германии.
Если взять самые последние данные (август 2007 г.), то эти тенденции стали еще более определенными: так, США и Великобритания занимают высокие места в списке потенциальных противников (антирейтинг США в 2006 г. составлял 45%, в 2007 г. снизился до 26%, но по-прежнему остается самым высоким; Великобритания с 7% антирейтинга оказывается на третьем месте наряду с Прибалтикой и Украиной). Зато Франция и Германия прочно обосновались в списке самых дружественных стран - Германия на втором месте с позитивным рейтингом 14% в 2006 и 12% в 2007 г.; Франция в 2006 г. занимала третье место.
Следовательно, вышеупомянутая "ретроградная инверсия избирательна и непрочна; более того, она скрывает вполне реальный, хотя далеко не всегда осознаваемый, процесс восприятия западной системы ценностей, продолжающий сходные процессы советской эпохи в гораздо более благоприятной для этого внешней среде. Можно сказать с большой долей уверенности, что она затрагивает прежде всего внешнеполитические стереотипы; однако одновременно идет процесс формирования инокультурных стереотипов, а личный опыт знакомства с внешним миром способствует их превращению в образы.
Если говорить о перспективе, отношение к Западу будет меняться скорее в благоприятную сторону. Но главное, оно будет определяться не столько стереотипами, сколько какими-то реальными событиями и реальным пониманием того, каковы российские национальные интересы. Другое дело, что в массовом сознании представление о наших подлинных интересах может быть самым неожиданным и самым причудливым. Речь идет о мотивации. Т. е. российское общество будет руководствоваться не тем, что Америка враг или друг России, а тем, что Америка делает в данный момент и какой результат это будет иметь для России. И хотя стереотипы внешнего мира как таковые сохранят свою значимость, они будут гораздо более противоречивы, гораздо более сложны и гораздо более разнородны. И общей тенденцией будет их постепенное превращение в образы внешнего мира, подкрепленные не только информацией, полученной из различных источников и таким образом изначально разносторонней, лишенной однозначной эмоциональной или смысловой окраски, но зачастую и личным опытом - опытом общения с иностранцами, опытом посещения тех или иных стран, опытом работы и жизни в этих странах наконец.
Отсутствие всеохватывающей пропаганды, многообразие источников информации, а главное, возможность реальных контактов и просто смена поколений, ведут к тому, что процесс размывания старых стереотипов ускоряется, Запад в значительной степени теряет свою "мифологическую составляющую", по крайней мере, в глазах значительной части российского общества.