Реформирование России на основе философии "экономического базиса" реализует определенную частную позицию, за которой стоят мотивы покорения мира, мотивы овладения всем вокруг. Мотивы эти не являются общечеловеческими. Более всего они развиты в традициях западных иудео-христианских религий. В этих религиях проводится сопоставление человека с Богом как творцом Вселенной. Стремление к богоподобности, хотя и несет с собой ориентацию на идеалы прекрасного, вместе с тем выражает боль противостояния человека природе. Стремление к богоподобности, выразившее себя в образе человекоподобия Бога, реализует протест людей против необходимости подчиняться отчуждающимся от них условиям жизни. Противостояние человека природе реализуется в мотивах творчества, революционном переделе общества и природы, в стремлении к безмерному богатству и максимальному овладению миром.
Можно бы не останавливаться на странности идей, заменивших детерминирующее пространство космоса и гео-биосферы узким кругом экономических процессов. Однако миф "экономического базиса", лежавший в основании реформ России в первой половине столетия, не менее жестко проявляет себя и в конце нашего века. Сегодняшние усилия реформировать страну также сосредоточены на экономической стороне проблемы. Полагается, что рынок может стать базисом рождения нового духовного пространства и нового человека. В основу реформирования российской духовности ложится философия обогащения как ведущего смысла жизни.
Мы можем видеть, как амбиция человека на роль субъекта наталкивается на слабость и ограниченность возможностей человека. И тогда, вместо бесконечного усиления своих духовных и физических возможностей, что уравнивало бы личность с образом подлинного Субъекта мира, человек начинает усекать безмерный мир до уровня своих слабых возможностей. В подчеркнутой Э. Фроммом альтернативе "Иметь или быть?", отражающей опасную деградацию мотивов западного общества, российские реформаторы выбирают примитивные цели существования, отразившие девальвацию субъектности человека – "жить, чтобы иметь". Лозунг – далекий от высших идеалов российской духовности.
Противостояние двух образов субъектности – подчинение силе космического субъекта, управляющего нами, или же признание за человеческим индивидом функций субъекта деятельности – предполагает различную организацию мотивов и разную стратегию поведения. Ценности демократии как участия народа в управлении государством могут возникнуть лишь в том случае, если люди принимают на себя функции субъектов управления деятельностью.
Противостояние образов субъектности "человек или космос" имеет выраженную географическую детерминированность. Личность как субъект активного преобразования мира – явление западной ориентации. Покорное признание космической детерминированности судьбы – традиционная позиция Востока. Россия, находящаяся в зоне взаимодействия Запада и Востока, переживает всю сложность единства этих противоположных тенденций.
Нужно вспомнить, что материальная природа едина и ее субъектные способности лишь проявляются на разных уровнях организации – от космоса в целом, до общества как субъекта и отдельного человека, получающего свои субъектные свойства от той же природы. Психика человека есть один из уровней организации природы, компонент самоорганизующейся и самодвижущейся природы. Социум, как детерминирующий человека субъект, также является органической частью природы, а не привнесенным в нее образованием, как это видится в традициях западной культуры. Противоречие между субъектностью природы и субъектностью личности – это внутреннее противоречие в организации единого космического Субъекта, частью которого мы являемся, а вовсе не противостояние изначально раздельных субъектов: "человек-природа", "человек-общество" или "человек-Бог". Поэтому механизмы формирования тех или иных субъектных качеств личности у представителей разных народов стоит поискать в особенностях организации природы, детерминирующей становление человека. Противопоставляет ли себя человек природе как самостоятельный субъект деятельности или же он признает право субъектности за природой – это, конечно, внутренняя личностная позиция. Но психология эта зависит не от капризов человеческой амбициозности, а от состояния Субъекта в целом. Человек вторичен, а природа первична. Именно в особенностях детерминирующей нас природы, заложены причины формирования у людей стремления к принятию на самих себя субъектных функций.
Ни общинная Русь, ни племенная Европа, ни Африка, ни Азия или доколумбова Америка не знали всенародных демократических устремлений. Власть и богатство не были объектом мечтаний, а были ответственной миссией единиц, сложной судьбой рожденных для этого. Человек же обычный, массовый был занят проблемами своего клана и решал их в соответствии со своей ролью и миссией в родовой структуре. Он не только не стремился к государственному управлению, но был бы просто шокирован такой неожиданной задачей, если бы ему ее предложили. Ощущая себя органической частью родовой системы, человек выполнял заданные ему функции, направлял агрессию не на разрушение или преобразование общества, а на расширение зоны жизнедеятельности рода. До идеалов "свободы личности" было еще далеко. Не было смысла "свободы", поскольку еще не сформировалось и само чувство несвободы человека от общества.
Для большинства жителей планеты такое положение дел естественно и сегодня. Миллиарды людей живут в отрыве не только от декларируемых демократических ценностей, но и вообще от текстовой культуры, формирующей эти ценности. Ф. Ницше и А. Адлер, определявшие стремление к власти в качестве одного из базовых мотивов жизни, на самом деле выразили лишь взгляды позднехристианской Европы и представления о человеке уже разрушенного родового общества.
Для большей части населения России внешне пассивное отношение к власти и государству было характерно всегда. Российская ментальность и государственность соотносятся между собой довольно своеобразно. Так же своеобразно соотносятся между собой российская психология и идеалы богоподобия, мотивы власти над миром и демократии. Ведь демократия – это "власть народа" (если он к ней стремится). Для понимания природы взаимоотношения российского сознания и власти, для понимания восприятия русскими демократии и отсутствия у многих россиян стремления к обогащению как идеалу жизни – мы должны разделить два различных типа организации общества. В прежних работах эти два типа организации общества были определены нами как "жесткая" и "жидкая" социальные структуры.
"Жесткая" структура характерна не только для социальных систем Азии и Африки, но и для всех начальных форм организации общества. Речь идет о целостных этно-родовых образованиях, изначально включающих в себя индивидов, задающих каждому место и функции в связи с его рождением и семейным положением. В таком обществе человек всегда участник общей деятельности и совместных действий, он не планирует своего будущего отдельно от жизни своего клана. В основе организации этно-родовых систем лежит деятельность, адаптированная к определенным природным условиям. Общество складывается как органическая часть общего биосферного процесса, живет мифами, организующими деятельность в соответствии в условиями лесов, степей, гор, морей. Условия природы властвовали над обществом, отражаясь в образах частных природных богов. Ни богатство, ни власть еще не были реальностью, оторванной от природы. Миром управляли силы космоса и биосферы, которые были мало похожи как на людей, так и на создаваемое людьми производство. Зависимость от природы мало способствовала вере во власть личности над природой и обществом. Стремление к власти как ценности жизни не характерно для "жестких" социальных систем. В религиях еще не было образа Бога-творца, который, с одной стороны, похож на человека, а с другой стороны, господствует над всем миром.
"Жидкие" же социальные системы формировались в Европе в течение двух тысяч лет, в ходе разрушения этно-родовых систем. В обществе с "жидкой" структурой индивиды сами планируют и строят свою деятельность, их жизненные траектории подобны свободному движению молекул жидкости. Именно в ходе "таяния" социальных систем формируются идеалы свободы и демократии, стремление личности к независимости от общества и к власти над ним.
Демократическая идеология выражает собой достаточно высокий уровень развития субъектности людей – массовые претензии на участие в управлении социумом. Формирование субъектности личности как стремления индивидов к организации деятельности было следствием глобальных изменений в организации целостного Субъекта природы. От первоначальной растворенности своей деятельности в едином гео-биосферном процессе человек переходил к психологической организации деятельности. Он постепенно забирал у природы функцию организации и локализовал субъектность в своей личности.
И события истории, и особенности формировавшейся психологии народов детерминировались изменением гео-биосферной ситуации. Разрушение традиционных биоценозов в Европе привело к распаду "жестких" этно-родовых систем, к миграциям и войнам, в ходе которых люди теряли плотную включенность в исходные родовые группы. "Таяние" социальных систем началось в приморских регионах Европы, привлекавших мигрантов и захватчиков. Особенно активно смешивание народов происходило в Средиземноморье. Истощение природного базиса деятельности разрушало прежние родовые системы и провоцировало миграцию. Люди уходили из своих общин, бродили в поисках лучшей жизни. Смешение народов и культур привело к противостоянию разных типов жизни, к напряжениям во взаимодействии личности и общества, развитию чувства несвободы, стремления к свободе и самоутверждению личности. Люди стали ощущать более тесную связь с невидимым Богом, чем со своим родом. Власть перестала быть достоянием заранее определенных природных и социальных образований, стала достигаться с участием воли людей.
Формирование образа человекоподобного Бога было определено логикой реорганизации природного Субъекта и психологической функцией этого образа. Согласно концепции П.Я. Гальперина, образы возникают при рассогласовании деятельности индивидуального субъекта с изменяющимися внешними ситуациями, к которым приспосабливается схема деятельности. Структура деятельности всегда формируется в соответствии с логикой детерминирующей ее ситуации. Но если внешняя ситуация меняется, то и структуру деятельности нужно перестраивать. Опробование новых форм действий производят с опорой не на опасную реальную ситуацию, а на замещающий ее психический образ. Образ объекта формируется вследствие рассогласований этого объекта с деятельностью.
Формирование образа Бога как единого космического Субъекта было предопределено рассогласованием прежних социальных схем деятельности с биосферными ситуациями, выражавшими логику геокосмического Субъекта. На разных уровнях эта логика отражалась и в природных ситуациях, и в деятельности людей. Гео-биосферные ситуации в регионах Европы изменялись экстремально, и адаптация к ним схем человеческой деятельности потребовала создания психического образа единого космического Субъекта, проявляющего свою власть над человеком.
Особое значение для адекватной реорганизации деятельности имеет человекоподобность Бога. Ведь образ Субъекта, формировавшийся при рассогласовании схем деятельности с геосферными ситуациями, мог бы не иметь человекоподобных черт. Но функция образа Бога как субъекта вселенной была не только в том, чтобы отразить субъектность космоса, но и в том, чтобы передать часть управляющих функций этого целого нелокального Субъекта людям – отдельным локальным индивидам, вынужденно принимающим на себя работу по организации своей деятельности. Для активизации человеческой субъектности важны были черты человекоподобности Субъекта. Если космический организатор похож на человека, следовательно, человек тоже может стать организатором и своей деятельности, и окружающих его ситуаций. Человекоподобность Бога провоцировала принятие человеком субъектных функций от детерминировавших его деятельность ситуаций.
Образ человекоподобного Творца и абсолютного властителя мира стал распространяться в религиях народов, терявших свои биосферные ниши, разрушивших природные условия хозяйства или же изгнанных со своих земель. От иудаизма образ независимого от природы Бога перешел к христианам и мусульманам, к народам, терявшим плотную связь с природой. В сознании людей распространялся миф о реальной зависимости человека не от природных сил земли, а от внеземных бого-духовных сущностей. Миф этот позволял людям не только сохранять уверенность в себе при потере привычных биосферных условий, но и компенсировать чувство собственной незащищенности представлением о своем превосходстве над природой.
Нестабильность жизни и потеря защищенности в условиях распада родовых систем породили потребность защититься, обеспечив себе особую силу над миром, иметь устойчивое социальное положение и власть. Именно потеря стабильности прежних социальных и природных ситуаций породила стремление людей к богатству и власти, реально превышающим необходимость адаптации к стабильной природе.
Иная логика субъектности развивалась в Азии. Сохранение общинных традиций и "жестких" социальных структур обеспечивалось здесь особой гео-биосферной обстановкой. Сухие и жесткие степи Центральной Азии, жаркие и влажные леса Индии, морозы Сибири, суровый Памир и Тибет не привлекали массы мигрантов, не манили к себе легкой жизнью. Выживание здесь требовало терпения и сохранения традиций. Так, например, новые земли, осваиваемые под рисоводство, часто начинали давать урожаи лишь для следующих поколений. Природа Азии не способствовала формированию индивидуализма и авантюризма.
Специфика России состоит в том, что она не принадлежит ни к странам с "жесткой" структурой, ни к странам Запада, пережившим кризис разрушения этно-родовых систем. Россия, по своему гео-биосферному состоянию, не была страной, благоприятной для заселения и массовых миграций. Непростые условия морозных лесов требовали общинной жизни крестьян, с сохранением родовых традиций и обычаев. Суровая природа сохраняла свои субъектные права в организации жизнедеятельности людей. Община и сама функционировала как целостный субъект, подчиняющий деятельность ритмам и законам природы. Индивидуализм и противостояние личности коллективу несли в себе угрозу разрушения этого субъекта и подавлялись общиной как нравственное преступление.
Но непосредственное соседство России с Европой, наполненной войнами, миграциями и преобразованиями, делало ее страной, открытой для проникновения на ее территорию волн "жидких" структур. Для пассионариев Европы Россия была открытым полигоном реализации их активности. Исторически в России сложилась двуслойная система общества. Был базовый устойчивый слой крестьянства, сохраняющего общинность и родовые традиции. И были приживавшиеся в России мигранты-пассионарии – носители наиболее радикальных идей и схем жизни, заимствованных из западного опыта. Не всегда это были завоеватели, а чаще добровольно приглашенные распространители европейских знаний и умений, исполнители функций, непривычных для самих россиян.
Такую роль выполняли в России приглашенные князья, вместе с их дружинами. Общины приглашали и нанимали власть. Таково было приглашение новгородцами Рюрика и затем, по сути, добровольное подчинение населения, как его потомкам, так и конкурирующим князьям, согласным принять на себя защиту населения и функции управления общиной. При утверждении нового князя дело, конечно, не обходилось без крови и погромов. Но речь шла, скорее, не о военном подчинении народа, а о кровавых конфликтах между претендентами на трон – часто между братьями. Вещий Олег убил бывших своих и рюриковых соратников Аскольда и Дира, захвативших власть в Киеве, и занял их пост. Владимир Красное Солнышко убил своих старших братьев, занял княжеский трон и заменил религию Руси, принародно свергая статуи богов и убивая общинных жрецов. Население достаточно отстраненно взирало на эти конфликты и принимало новых князей после убийства старых. Князья принимались на власть, но порой и изгонялись с трона, если они не соответствовали своей роли или если находился более решительный претендент на власть.
Спокойное и терпеливое отношение, как русских, так и других малых этносов России к государственным переворотам является глубинной чертой российского менталитета. Власть государства не прорастала из глубин народа, а надстраивалась над народом, импортировалась извне вместе с опытом борьбы за эту власть и опытом государственного управления. Народ принимал структуры власти, занимая по отношению к ним позицию скрытого противостояния.
Достаточно стабильный "жидкий" слой общества сложился в России после Петра I, открывшего широкий путь пассионариям в российское дворянство. До этого роль верхнего слоя принимали на себя то наемные княжеские дружины, то христианские иерархи и проповедники, распространявшие по Руси импортную идеологию. Почти триста лет такую организующую и властную роль, но конкурентную европейскому влиянию, держала на себе Орда, с ее войском. Победа Ивана IV над Казанью освободила претензии на организацию пассионарного слоя и вскоре привела к пришествию поляков, долгой войне за трон, к серии убийств всех претендентов на царство, начиная с юного Дмитрия Ивановича, и кончая казнью трехлетнего Ивана – сына Лжедмитрия.
Пушкинская ремарка в "Борисе Годунове" – "народ безмолвствует" – выражает основную черту реагирования народа на потрясения в сфере государственной власти. Гибель семьи Николая II является одной из популярнейших тем постсоветского периода. Но таким, же убийством предшествующих коронованных особ было отмечено и само воцарение романовского дома на переходе от XVI к XVII в. Затем кризисы власти следовали на каждом переходе столетий. Переход к XVIII в. был ознаменован отстранением Софьи, казнью стрельцов, глубочайшей реформой всей системы государства. Петр I повернул Россию к Западу, сделав то, что за сто лет до него не удалось сделать Лжедмитриям. На переходе от XVIII к XIX в. еще один поворот к Европе был предпринят Павлом. Готовилась новая реформа религии, соединявшая Россию с католичеством. И было очередное убийство царя, мало затронувшее чувства народа.