Поляки и финны в российской науке второй половины XIX в.: другой сквозь призму идентичности - Мария Лескинен 15 стр.


В самом известном труде А.Н. Пыпина по этнографии – "Истории русской этнографии", материалом которой провозглашались главным образом "народно-поэтические воззрения и обрядовый быт", ей приписывалась главная роль в определении "народности". Следует обратить внимание на использованное автором словосочетание "народ и народность" – Пыпин, как и его предшественники и многие современники (1860-70-х гг.), отличал эти два понятия как номинацию и определение (качественную характеристику). Ученый использовал термины "народная психология", "характер" и "воля народа", видя возможности их исследования в народном творчестве, быте и обрядности. Они, по его мнению, создают "бытовые и политические формы". Однако понимание ученым народности и национальности не стало предметом отдельного изучения. Используя оба термина, Пыпин не до конца дифференцировал их употребление. В своей полемике со славянофилами он писал, что народность ("народные начала", "содержание народных идей") не является постоянным признаком народа или этноса, а воплощает изменяющуюся в процессе развития племен форму. Он признавался, что "скептически" относится к этим понятиям, полагая, в частности, что "народность" "придумана известной школою" (т. е. славянофилами) и потому ее трактовка несет отпечаток ненаучной доктрины. Кроме того, Пыпин указывал на "хорошие" и "дурные" (с точки зрения критериев цивилизованности) свойства "народных начал", но не отрицал "всякое историческое значение "народности"", т. е. "национальных свойств, которые определяют деятельность народа". "Элементами" народности учёный считал происхождение народа, закономерности его исторического развития, народного быта, преданий, обрядов и т. п.. Формирование и развитие наций (особенно в поздних работах) он связывал с более широким спектром факторов, нежели складывание народностей: это язык, религия, обычаи, промышленная деятельность, война и государство, подчеркивая также значимость условий их экономической и политической жизни. Можно предполагать, что разделение Пыпиным значений "народности" и "национальности" было основано на идее стадиального развития; национальные интересы и национальное самосознание он так или иначе связывал с этнокультурной, а позже – и политической самоидентификацией, осуществляемой национальной интеллигенцией.

Особое место трактовка "народности" занимала в исторических сочинениях, посвященных славянским народам. Этот круг проблем хорошо исследован в российской историографии, посвященной истории славяноведения в России, поэтому отметим лишь несколько принципиально важных дефиниций этого термина, оказавших влияние на этнографические репрезентации славянских народов Российской империи.

А.Ф. Гильфердинг утверждал, что народность ("как ее понимают западные славяне") "есть право каждого племени на свое индивидуальное существование, право быть самим собою, т. е. говорить и писать на своем языке, сохранять свои предания и быть управляемым как особое племя". Казалось бы, такое определение не отличается оригинальностью, если не считать введение условия "независимого политического" существования, что заставляет прочитывать народность в данном контексте не как "этнографическое состояние", а как национальное (по аналогии с предшествующими трактовками). Трагическим разъединением "нравственных и общественных начал", с одной стороны, и комплекса элементов народности ("сходство языка, обычаев и преданий"), с другой, он объяснял отсутствие чувства славянского единства у западной ветви. Гильфердинг, в сущности, свел "народность" к этнической самобытности (т. е. с доминантой внешних признаков), которая никак не может быть ни условием, ни гарантом оснований, способствующих сплочению различных родственных элементов в нацию – ведь для нее необходимы "общественные начала" (политические формы). Понимание Гильфердингом народности свидетельствует о появлении важной тенденции: размышления о стадиях развития народности на этапе ее национального развития демонстрируют наличие пока еще не вербализованного критерия классификации, связанного с государственностью.

Весьма критично оценивал использование в русском языке термина "народность" В.Д. Спасович. В одной из рецензий 1872 г. на книгу о "польском вопросе" он так отзывался о ней: "Народность в каждом отдельном лице вмещает в себе два элемента: пассивный и активный. Пассивный состоит в известных привычках мысли, чувства и воли, которые присущи человеку вследствие воспитания, хотя бы он был отступником, и проявляется невольно в том, что мысль все-таки отливается в родные слова… Активный элемент в народности заключается в возлюблении народных идеалов, в проникновении себя этими идеалами до того, что человек готов ими жертвовать… Привычки сохраняет даже изменник… но патриотом не может быть человек без народных привычек, в особенности без привычек родного языка". Активная, т. е. истинная народность осмыслялась Спасовичем как сознательный патриотизм.

Не отрицая в народности элементов, обозначаемых как нрав (мысль, чувство и воля), он видел в ней не врожденные свойства, а социально формируемые качества (привычки, воспитание), разделяя, таким образом, внешнюю (объективную) и внутреннюю (субъективную) идентификации. Согласно этой логике, если человек не осознает – т. е. не признает – своей принадлежности к определенному народу, даже если по "объективным признакам" (язык) она не вызывает сомнений, и не стремится защищать интересы своей группы, то и говорить о его "народности" как отдельного индивида нельзя. Таким образом, интерпретация Спасовича оказывается еще одним звеном в новом осмыслении народности как этничности: его интересует самоопределение индивида, его осознание себя причастным к народности. Следует отметить, что кроме Спасовича главным критерием народности считал самоидентификацию и А. Д. Градовский.

Народность: между этнографией и "культурой". Еще на этапе собирания этнографических материалов в России с ее особым вниманием к духовной (в том числе и к религиозной) культуре народов этнографы во многом предвосхитили решение методологических задач сравнительного (кросс-культурного) исследования. Компаративный метод – как уже было показано – представлялся в 1870-80-е гг. важнейшим для установления этапов развития самых различных явлений во всех сферах науки – и в первую очередь в естественных и исторических дисциплинах. Его можно считать второй (после концепции географического детерминизма) – методологической – константой в исследованиях народности, которая не претерпела изменений за полвека. Эта доминанта обусловила ту особенность этнографических исследований, которая имела определяющее влияние на представление об этносе и нации: в этносе на первое место выходили этнодифференцирующие признаки, в реконструкциях национального – идеи этноцентризма.

В 1870-80-е гг. – также под влиянием эволюционистских идей – формировалась теория истории культуры, в которой "культура" понималась широко, и ее дефиниции отчасти совпадали с полем значений надеждинской "народности". М.И. Кулишер в 1887 г. отмечал, что сопоставление различных народов между собой в их развитии и изменении дает возможность избежать широко распространенного в науке и в обществе (не только в российском) заблуждения об оригинальности собственной народной культуры – "искони предопределенной, из века в век установленной национальной исключительности".

Он развивал важную для эволюционистской теории идею о том, что все народы проходят определенные стадии формирования, и на каждой из них культура демонстрирует отчетливое сходство с другими; общее перевешивает особенное, поскольку все присущие данному этапу формы – и материальные, и духовные – развиваются в соответствии с универсальными законами. И хотя под "национальной исключительностью" автор, как явствует из его рассуждений, понимал именно "народность", он трактовал ее не как этнокультурную оригинальность: "Лица, которым случалось у нас встретить какую-либо неизвестную им дотоле черту народной жизни… принимали эту черту… за особенность, присущую исключительно русскому народу, и на этих мнимых особенностях сооружали целые здания, целые научные теории…". Логика автора проясняет последствия применения теории эволюционизма и идеи прогресса к этнографии: отличия между народностями связаны с возможностями человека в заданных природных условиях, но не с оригинальностью некоего Духа.

Неясно, однако, как именно меняется образ жизни народа, когда он начинает осваивать новые территории или в связи с вытеснением вынужден переселяться в новые области. Что в народности остается неизменным, а что легко изменяется под натиском внешнего воздействия? Эти вопросы приобретали особую, болезненную актуальность в условиях изменения традиционного русского крестьянского общества в период пореформенной модернизации. Сложности вызывал и вопрос, какие народы с какими сравнивать. М.И. Кулишер, например, ратовал за сравнение русских с родственными европейскими народами; известно, что в 1830-80-е гг. активно осуществлялись компаративистские исследования славянских народов и этносов финно-угорской группы.

Народность, таким образом, интересовала представителей многих дисциплин, но в подавляющем большинстве случаев они пытались трактовать ее прежде всего в отношении к "своему" – т. е. к русскому – народу, или, во всяком случае, подразумевали именно такое понимание. Применение понятия "народность" к другим народам-этносам не вызывало сомнений тогда, когда речь шла о реализации надеждинской программы их описания, но в других смысловых сферах оно сополагалось лишь с народами / нациями.

Мы не затрагивали, однако, вопроса о политическом значении, которое стало придаваться народности с середины столетия. А. Реннер пишет об этом процессе так: "В набирающем силу общественном мнении "народность", с одной стороны… была утрачена как концепт воспоминания элитарного дискурсивного сообщества. С другой стороны… "народность", пусть даже с опозданием, оказалась в перспективе политики… Она представляла собой… легитимизирующую ценность все более политизированной или рефлектирующей общности".

§ 2. На смену народности? Нация и национальность

Поле значений. Понятия "нация" и "национальность" в 1830-50-хгг. ХІХ в. – когда Надеждин только формулировал концепцию "народности" (как было показано ранее) – использовались наряду с лексемами "народ" и "народность", но не всегда трактовались как синонимичные. В словарях они присутствовали в качестве употребительных начиная с середины века, но в научно-популярной литературе встречались реже. Так, в Карманном словаре иностранных слов 1845 г. "нация" определялась как синоним слова "народ" ("употребляется вместо слова народ"). Оно использовалось "в тех случаях, когда имеют в виду обратить внимание… на племенную родственность членов какого-либо народа, на происхождение от одного общего родоначальника или указать на происхождение оттуда общности языка, обычаев и нравов". Далее следует важное уточнение: всякий народ (нация) находится в таком же отношении к человечеству, что и "вид в отношении к роду", т. е. представляет собой элемент антропологической иерархии человеческих сообществ.

Весьма показательна дефиниция "национальности". Национальность, как отмечено в словарной статье, порождена общностью указанных выше элементов, характеризующих народ, они порождают одинаковость и некий общий отпечаток на все лица, принадлежащие к нему. "Эти-то общие отличительные черты, по которым можно узнать, к какому народу принадлежит по своему происхождению известное лицо, и называются типическими или национальными признаками. Совокупность таковых типических признаков…, отличающих один народ от другого и дают ему как бы самостоятельное значение среди человечества, и называется национальностью". Таким образом, отличие "нации" от "национальности" заключено в области функционирования: наименование "нация" фиксирует "объективно существующую" общность, "национальность" же определяет ее своеобразие в сфере материальной и духовной. Другими словами, национальность сближается по значению с надеждинской народностью – т. е. является качественной характеристикой народа, но сводит проявления этой самобытности, в сущности, к особенностям проявления нрава.

Национальность неизгладимо отпечатывается на всех индивидуумах, принадлежащих одному народу, "так что в выражении физиономии, манерах, акценте всегда почти остаются некоторые особенности, по которым нетрудно бывает человеку опытному узнать, к какому народу… принадлежит лицо". Таким образом, в отличие от "народности", "национальность" более очевидна и визуально более отчетлива: "опыт" позволяет легко ее установить (внешность, манеры и т. п.). Не указаны и социальные отличия внутри этнокультурной общности. Однако краткое определение "национальности" очень близко пониманию термина "народность": "Совокупность… типических признаков (как, например, образ жизни, нравы, социальные убеждения, религиозная настроенность духа, обычаи и т. п.), отличающих один народ от другого, и дает ему как бы самостоятельное значение среди человечества – и называется его национальностью". В таком толковании и "народность", и "национальность" выражают отличительные характерные черты и свойства отдельных народов.

Характерно, что термины "нация" и "национальность" приведены в Словаре иностранных слов, но отсутствуют в одном из самых масштабных изданий до Брокгауза и Эфрона – в Справочном энциклопедическом двенадцатитомном словаре. Во второй половине XIX в. они объяснялись как слова иностранного происхождения, синонимичные русским словам "народ" и "народность". В рассмотренной ранее работе К.Д. Кавелина 1847 г. понятия "национальность" и "народность" использовались именно в таком значении, но с существенным уточнением, обращающим нас к цитируемой выше словарной статье 1845 г.: "Национальность становится выражением особенности нравственного, а не внешнего, физического существования народа". В этой фразе отмечено, таким образом, стадиальное различение народности и национальности, которое было представлено в работах так наз. "шеллингианцев" 1830-х гг. – оно явно апеллирует к "народности" в этнографическом значении, воплощающей в себе "господство внешних форм".

Показательна интерпретация обеих пар значений в более поздних общих справочных изданиях. Примером может служить Настольный словарь 1863–1866 гг.. Народ в нем трактуется как "часть племени, отделившаяся и под влиянием своеобразных условий своеобразно развившаяся". Он может состоять из нескольких племен, но "народом становится… только в таком случае, если эти части неразделимо сольются одна с другой и составят единообразное целое (французы, итальянцы…)". Слово "нация" истолковано иначе: "народ, достигший национальности. Отличается от народа высшею степенью развития элементов народности и приближением к общечеловеческому типу. Англия есть нация, Ирландия – народ, Великобритания – государство".

Назад Дальше