Корпореальная теория значения
В работах Хорста Рутрофа даётся обоснование необходимости восстановления роли тела как базы для языковой коммуникации. По его мнению, тело присутствует в дискурсе во многих формах невербального "прочтения мира": корпореальность всегда была частью языка и только описания языка потеряли из виду тело и ту роль, которую оно играет в языковых текстах. Рутроф считает концепцию корпореальной семантики вкладом в теорию языка, семиотику и особенно – в теорию значения. Суть этой концепции состоит в том, что невербальные знаки составляют глубинную структуру языка, а значение – это ассоциация между невербальными и вербальными знаками. При актуализации значения тело обеспечивает квазиперцептивное отображение мира; необходимо восстановить роль тела в теориях языка и значения.
Различные проблемы значения подводятся Рутрофом под единый "зонтичный" вопрос: как вообще язык способен что-то означать? Чтобы ответить на него, необходимо пересмотреть наши ответы на такие вопросы: Как язык соотносится с миром? Являются ли значения дефинициями? Являются ли значения концептами? Являются ли концепты медиаторами (посредниками) между языком и миром? Играет ли язык определённую роль в том, как мы воспринимаем мир? Как язык соотносится с невербальными системами знаков? Все ли они "значат" одним и тем же образом? Являются ли невербальные знаки независимыми от языка или, возможно, язык паразитирует на невербальных знаках?
В поисках ответов на эти вопросы Рутроф критически анализирует различные подходы к значению, чтобы найти объяснение тому, как и почему в семантических теориях был утрачен учёт роли тела, проследить тенденции возрождения интереса к телу, в том числе – в работах М. Хайдеггера и М. Мерло-Понти, а также показать отличие своей концепции значения от взглядов других авторов. Рутроф показывает, что "поворот к лингвистике", имевший место в начале ХХ века, постепенно сменился "корпореальным поворотом", а ныне наблюдается стремление к определённому балансу.
Рутроф даёт обоснование своего убеждения в том, что язык – это не более чем синтаксическая решётка пустых звуковых схем, которые сами по себе ничего не означают, если они не активированы невербальными знаками, а это происходит под контролем семиотического сообщества.
Вербальные знаки трактуются Рутрофом как полностью паразити-рующие на невербальном семиозисе. Системы невербальных знаков способны заменять друг друга (как, например, ощущение и запах заменяют зрение), но языковые выражения неспособны даже к ограниченной автономии. Чтобы перевести языковые цепочки или синтаксические схемы в значения, требуются невербальные знаки. Исходя из того, что значение гетеросемиотично, Рутроф детально рассматривает разные виды означающих (от высоко иконичных репрезентаций до символических отношений) и показывает эволюцию от зависимых от тела репрезентаций до постепенно приобретающих независимость от него конвенциональных означающих. При этом иконичность остается "живой", она интериоризируется.
Рутроф демонстрирует, что корпореальная семантика может объяснить, какую роль играет тело не только в конкретных концептах, но и в абстрактных терминах и функциональных словах. Чтобы избежать обвинений в "ментализме" и "субъективизме" ориентированной на тело теории значения, Рутроф обсуждает роль общества и показывает, что ментальные репрезентации в большей мере, чем это принято считать, создаются под социальным контролем, и, наоборот, так называемые "дефиниции" языковых выражений, якобы разделяемые членами семиотического сообщества, подвержены значительному варьированию. Те и другие являются интерсубъективными и находятся под контролем сообщества.
Отвергая традиционный подход к значению через понятия истинности и условий истинности, Рутроф показывает, что в социальном дискурсе фигурируют такие сложности интерпретации, к которым неприменимы условия истинности (последние подходят только в случаях, когда примеры из естественного языка обрабатываются так, чтобы они выглядели, как это требуется). Он полагает, что необходима прагматическая теория значения, опирающаяся на социальное общение, а не на дефиниции и точные механизмы для проверки их истинности. Различные виды семантической неоднозначности требуют обращения к подходящим для их интерпретации невербальным знакам вместе с языковыми схемами. Вопрос о том, как же оказывается возможной коммуникация в подобных условиях, решается с помощью понятия "достаточного семиозиса" (к этому вопросу мы вернёмся позже, см. 3.2.1.В).
Рутроф полагает, что в работах М. Джонсона, М.Тёрнера, Ж. Фоконье, Дж. Лакоффа когнитивная наука сделала мощный прорыв в изучении значения. Однако его собственная концепция значения отличается от взглядов названных авторов; это прежде всего касается трактовки того, как мы "видим мир" и "говорим о мире", и понятия "достаточного семиозиса". Под "видением мира" Рутроф подразумевает многие пути, посредством которых мы находимся в контакте через тело с нашим окружением: касание, запах, вкус, ощущение земного притяжения, тепла, относительности и движения, времени, звука, зрения. Каким-то образом наш мозг делает возможным для сознания объединение этих разнообразных прочтений в более или менее связный "мир". По убеждению Рутрофа, именно связь между языком и невербальными структурами составляет суть значения.
Обращаясь к вопросу о том, как корпореальная семантика трактует отношение между словами и миром, Рутроф поясняет, что язык – это схема, посредством которой мы можем отсылать к миру, если мы знаем, какие невербальные знаки используются для того, чтобы заполнить эти пустые языковые формулы. Невербальное "схватывание" составляет базу и для языка, и для образа мира.
Концепция Х. Рутрофа непосредственно связана с рядом затрагивавшихся выше вопросов, так или иначе связаных с проблемой живого слова, живого знания. Заинтересованному читателю может быть также интересно ознакомиться с мнением Б. М. Величковского [2006] о "телесной заземлённости значения" и о теории перцептивных символьных систем Л. Барсалоу.
Сетевая теория значения
Кристина Харди полагает, что теория, объясняющая специфику формирования, организации и функционирования значений у человека, должна учитывать такие особенности познавательной деятельности индивида, как сочетание осознаваемых и неосознаваемых когнитивных процессов и их динамику, взаимопереплетение ощущений, переживаний и абстрактных понятий в мыслительных процессах, взаимодействие между сенсорно-аффективно– ментальным сознанием (mind) и значимым для него окружением. В основу разрабатываемой ею теории легли коннекционистские представления о сетевой организации системы "узлов" с "взвешенными" связями между ними, теория семантических полей, идеи динамической самоорганизующейся системы, синергии, хаоса и т.д.
Харди разработала концепцию семантических констелляций (далее – СеКо), под которыми понимаются специализированные сети, объединяющие и организующие все возможные типы элементов, в том числе не только языковые, но и любые физиологические, психологические и мозговые процессы (т.е. ощущения, аффект, процедуры, жесты, поведение и соответствующие нейрологические процессы). Малая сеть может быть включена в более обширную, хотя сама она тоже может включать подсети, т.е. модель семантического поля подразумевает архитектуру типа "сеть–в–сети", вплоть до сетевой организации всей психики как семантической решётки. Харди выделяет также так называемые ноосемантические поля (от греч. noesis – ‘акт мышления’), под которыми понимаются активированные части семантической решётки, и эко– поля – связи семантической решётки за пределами индивида, устанавливаемые при взаимодействии с другими людьми или объектами. При этом выясняется, что констелляции значений существуют и на коллективном уровне – в идеологии, культуре, искусстве и т.д. Харди называет их коллективными СеКо.
Харди подчёркивает, что подобный подход придаёт особое значение взаимодействию тела и мозга, интегрированию соответствующих процессов в единую многократно и многообразно пересекающуюся сеть. Отсюда следует, что знание у человека никогда не бывает строго абстрактным, оно непременно увязано с множеством сенсорно-аффективных процессов. Абстрактные рассуждения (логические, математические и т.п.) вовсе не превалируют у индивида; скорее – это то, чему мы с трудом учимся и чем заставляем себя заниматься. Базовые, естественные процессы реализуются через динамику спонтанного установления взаимодействий между семантически связанными кластерами, или СеКо. Такое взаимодействие характеризуется большой гибкостью, пластичностью, способностью к адаптации, ассоциированию, сопоставлению, рекомбинации и т.д., что обеспечивает возможность подлинно динамичных и творческих ментальных процессов.
По мнению Харди, сложные динамические процессы составляют основу для креативных и порождающих возможностей сознания, а теория хаоса, исследующая то, что лежит за явным беспорядком, подсказывает путь для изучения особенностей развития и самоорганизации широкого круга сложных систем, в том числе – и ментальных систем, их "нелинейности" – способности давать различающиеся ответы при наличии постоянных условий. При этом важны: а) свойственный теории хаоса акцент на взаимодействии разнообразных сил в сложной системе (именно отсюда проистекает её самоорганизация) и б) развиваемая этой теорией идея аттракторов: речь идёт о математической модели, которая описывает движение объекта в пространстве (в каком– то специфическом участке этого пространства некоторый аттрактор "залавливает" объект, влияя на траекторию его движения). Тем самым описывается развитие системы во времени. Подобным образом СеКо функционируют в качестве аттракторов, организуя сходный предшествующий опыт. Значительные расхождения в контексте или параметрах опыта могут вызвать модификацию аттрактора и привести к бифуркации. Взаимодействие конвергентных и дивергентных сил такого рода обеспечивает гибкость соответствующих процессов, их способность к развитию.
Харди высказывает уверенность в том, что необходимо проводить междисциплинарные исследования, рассматривающие сознание (mind) в качестве целостной, живой, постоянно изменяющейся динамической системы, интегрированной с социальным и физическим окружением. При этом особое внимание она уделяет функционированию значений как одному из самых парадоксальных процессов: кажущийся мгновенным, он в то же время является сложным и многоэтапным, задействующим множество параметров; безусловно личностный, он в то же время базируется на межличностных факторах и на окружающей реальности.
Рассматривая концепты как строительный материал для процессов сигнификации, Харди трактует их как сложные, организованные семантические сущности – динамичные по своей природе СеКо. Она прослеживает динамику научных трактовок концепта: от приравнивания к лексическим дефинициям как перечням признаков, необходимых и достаточных для отнесения некоторого объекта к той или иной категории, через замену "дефиниционной модели" более гибкой моделью "семейного сходства" и добавление "сетевой архитектуры" к статичному семантическому картированию концептов, к разработке моделей "пропозициональных сетей", распространивших теорию семейного сходства на кодирование отношений между концептами. Однако остаётся ещё долгий путь от таких моделей до понимания познания как живого процесса, поскольку, как и в более старых дефиниционных моделях, концепты здесь остаются безнадёжно застывшими сущностями, не испытывающими влияния со стороны взаимосвязей с другими концептами (они трактуются как стабильные, инвариантные сущности, которые просто принимают некоторые дополнительные качества в зависимости от контекста и устанавливаемых связей). Для преодоления такого подхода, в котором структура превалирует над процессом, необходимо ввести временной параметр, непосредственно связанный с динамикой и трансформацией концептов. Концепты не только имеют расплывчатые границы, они также склонны к модификациям: они расширяются, сливаются, разбиваются на части, а также подвергаются искажениям и мутациям (например, обязательным признаком концепта "стул" долгое время было "наличие четырёх ног", однако теперь это далеко не так). Следует сделать ещё один шаг вперёд и признать наличие синергии взаимных трансформаций между концептами, т.е. учитывать не просто связи между концептами как таковыми, но и то, как они влияют друг на друга, вызывая соответствующие трансформации. Такой подход заставляет перенести акцент на формирование концептов и их эволюцию в течение жизни индивида. Концепты не только изменяются, но и порождают новые концепты; они не только склонны к трансформации, но и влияют на трансформацию других концептов; это не просто пассивные инструменты или средства дескрипции, используемые сознанием, а составляющие процессов порождения значения, интегрированные в динамические процессы мышления, активно стимулирующие новые связи, ассоциации, новую ментальную (само)организацию.
Харди подчёркивает, что даже звуки, которые не имеют закреплённых за ними имён, могут выступать в качестве ядра некоторой констелляции; это помогает понять, что сенсомоторные процессы также нагружены значениями далеко за пределами их связи с языком. Подобным образом функционируют аффекты и чувства как наиболее значимый личностный опыт, также в основном выходящий за пределы языка; т.е., то, что имеет смысл для индивида, не ограничено языком и даже знаками. Харди указывает также, что, по мнению многих исследователей, естественные процессы мышления в большой мере являются алогичными: основные спонтанные ментальные процессы базируются на ассоциациях, алогичном и метафорическом мышлении, которые протекают быстрее и целостнее, чем линейные исчисления. Исследования процессов принятия решений показывают, что даже эксперты в значительно большей мере, чем это кажется с первого взгляда, опираются на нерациональные или интуитивные ментальные процессы. В исследованиях творчества имеется много свидетельств тому, что мышление, базирующееся на символах, аналогии или метафоре, не следует линейной логике или применению фиксированных правил; оно включает качественные "скачки" и неожиданные повороты (внезапные переходы) в рассуждениях. Известно также о существовании параллельных неосознаваемых процессов. Даже в нашем повседневном решении жизненных проблем мыслительные процессы продолжаются в случаях, когда мы перестаем их осознавать: на следующее утро после того как ничего не получалось решение приходит как бы само собой. Вполне очевидно, что поиск решения с опорой на семантическую решётку продолжается, хотя мы этого не осознаем; неосознаваемые ментальные процессы протекают параллельно с осознаваемыми. Исследования в области восприятия показывают, что мы не замечаем, как в мозге активируются сенсорные связи. Осознанное описание того, как эксперты достигают решения проблемы, является очень далеким от того, что происходило в действительности, ибо они опираются на имплицитное эвристическое знание.
Признавая, что для некоторых может показаться странным и противоречивым выражение "неосознаваемые мыслительные процессы", К. Харди уточняет, что противоречие в терминах "неосознаваемые" и "мыслительные" имеет место только при условии, если речь идёт только о рациональном сознании, продуцирующем мышление. Если же мы учитываем всю семантическую решётку как динамическую самоорганизующуюся систему, то оказывается, что осознаваемая мысль представляет собой лишь конечный продукт глубинных процессов, протекающих в целостной сети связей. С этой точки зрения, в окно сознания попадают те СеКо, которые оказываются в фокусе; в поток мысли также вклиниваются продукты неосознаваемых процессов, получаемые из активированного ноополя (т.е. с более "глубокого" уровня). Акцентирование внимания на некоторой теме не исключает возможности параллельного поиска решения по другим проблемам и соответствующей динамики связей в глобальной семантической решётке, что может привести к появлению (или "выскакиванию") в основном потоке мысли результатов неосознаваемых процессов, протекающих в активированных констелляциях. Иногда решение приходит внезапно, как "ага" – эффект, поскольку имеет место "инкубационный период" между осознаваемым анализом проблемы и моментом, когда решение приходит внезапно и полностью вне контекста.
К. Харди уточняет, что система типа глобальной семантической решётки может быть самоорганизующейся без логической согласованности её элементов. Даже для каждой отдельной СеКо характерно большое разнообразие связей, включая непостоянные и даже противоречащие друг другу. Подобным образом семантическая решётка может включать чрезвычайно различающиеся СеКо; некоторые из них тесно связаны друг с другом, другие полностью независимы. Такой тип организации делает возможным высокий уровень лабильности системы и обеспечивает её развитие и адаптивность.