Если магия в своём истинном и первоначальном значении приравнивалась к высшей мудрости, то, очевидно, у нее не было ничего общего с теми многочисленными ритуалами и церемониями, которые и составляют практическую магию. Будучи мистиком, я уверен – это была, и остается его поныне, святая наука древности и она выразилась в том опыте, с которым приходит мудрость; но ни упомянутые мной ритуалы и церемонии, ни благоговение перед ними не имеют отношения к истинно великому знанию. Таким образом, в данном исследовании мы не станем рассматривать даже возможность взаимосвязи между ними. Я также отвергаю – и далее мы увидим это – различие между светлой и темной сторонами магических процессов, но не потому, что его не существует вовсе, а потому, что их добро и зло растворяются одно в другом и происходят из одного источника. Вопрос в том, имели ли магические ритуалы вообще какое-либо отношение к древней тайной традиции и, таким образом, являлась ли практическая магия частью этой традиции до или во времена христианства. Если и являлась, то только -тем более что история подтвердила это – бесполезной ее частью; и хотя это не прибавляет ей почтения, тем не менее, разъясняет нам истинное положение вещей. Судя по всему, всякий мистический вздор с самых древних времен незаметно проникал в Гримуары, Ключи Соломона и другие бесчисленные ритуалы, которые являются письменными источниками магии.
Эта книга, изданная впервые в 1898 году, выходит теперь под новым заголовком и с многочисленными добавлениями; в ней я воспользовался возможностью прояснить, какое же место занимают гораздо более значительные работы, в которых выражено мое понимание Тайной Традиции в Христианские Времена. Цель моя очевидна: я вовсе не отказываюсь оттого, что написал в первом издании, а хочу показать в кратком введении, почему феноменальный оккультизм и все его процессы, являющиеся результатом деятельности темных сторон психической природы человека, почти не связаны с мистической традицией. Необходимость представить в исследовании старинные тексты актуальна и для нынешнего, переработанного варианта книги; я добавил несколько новых разделов, что позволило представить предмет более характерно; и если мне простят лёгкий налёт фантазии в начале книги, который вовсе не свидетельствует о несерьезности, то увидят что сама работа есть попытка аргументированной интерпретации древних текстов.
В 1889 году некий толкователь бесплодной и бесполезной части каббалы, издал на английском языке один из текстов церемониальной магии, озаглавленный Clauicula Salomonis, или Ключ Царя Соломона. Во введении к своей работе он утверждал, что у него не было причин сомневаться в авторстве Соломона, что, с точки зрения критики, дает основание оценить его квалификацию исследователя как mentor stultorum (от лат. stultus – дурак). Добавим к тому же, что он предпринял свой перевод скорее для тех людей, которые всерьез верят в действенность магических обрядов и могут, дабы получить подтверждение своей вере, пожелать убедиться в этом на практике.
За этим исключением основная часть литературы о теургическом церемониале в различных его проявлениях осталась недоступной большинству читателей. Помимо тех, кто увлечен оккультизмом, вероятно, есть многие, кому цельное исследование магической процедуры покажется небезынтересным, главным образом, возможно, в качестве редкого примера доверчивости наших предков, но также и как имеющее историческое значение; такие издания, правда, скорее отталкивают, нежели привлекают тех, кто интересуется оккультизмом. В представленной работе было, насколько возможно, рассмотрено несколько важных аспектов. Предмет рассматривается с библиографических и критических позиций; чтобы сделать исследование более полным, автор задействовал все те источники информации, которые за многие годы работы стали ему известны. В то лее самое время, зная, что есть разряд читателей, которые не считают ниже своего достоинства называться приверженцами оккультизма, независимо от моего отношения ко всему этому, я проанализировал тексты, на которые распространяется их интерес, в двух важных отношениях, что, надеюсь, не оскорбит представителей исторической науки. Если для них важно строгое соблюдение принципов научного подхода, то церемониал, представленный в этой книге, абсолютно соответствует оригиналам и поэтому нет нужды обращаться к первоисточникам для определения любых сомнительных моментов древних магических обрядов. Следует сказать - хотя бы в расчете на скромное признание ими моих трудов, – книга на самом деле не хуже оригиналов, потому что она составлялась системно. Так что те, кто считает себя имеющим отношение к ритуалу церемониальной магии, обнаружат, что его бесчисленные обряды в целом не искажены.
Другой вывод, касающийся интересов приверженцев оккультизма, более важен, хотя, скорее всего, они не согласятся с тем, что за ним кроется. Роберт Тернер, английский переводчик Магических Элементов, написанных или, вернее, якобы написанных, несчастным Питером Абано (Peter Abano), характеризует этот трактат как пример "магического тщеславия". Этот термин, возможно, использовался в символическом смысле, с намеком, что большинство вещей, которые имеют отношение к окружающему нас миру явлений, слишком тривиальны. Итак, главная цель данного исследования состоит в том, чтобы показать, основываясь на первоисточниках, полную ничтожность церемониальной магии и иллюзорный характер различия между белой и черной магией. Церемониальная магия, возникшая благодаря истинному магическому знанию, не имеет с этим знанием ничего общего; скажу лишь, что судя по плодам, которые она произвела, она дважды заслуживает смерти. Исходя из моих убеждений, было бы недостойным отрицать, что существуют разные магии, или что даже внутри святая святых оккультизма есть свои секреты и тайны. Но письменные ритуалы, представляющие из себя низкую и скандальную, тривиальную и едва понятную пародию на истинную магию, живы еще только благодаря своим самозваным толкователям или, если пощадить их самолюбие, они соотносятся с подлинной мудростью "как лунный свет и солнечный, как вода и вино". Их толкователи не утруждают себя доказательствами; но в любом случае можно сказать, что если тайны и таинства есть результат проявления не величия человеческого духа, а неизведанных сторон его психики, то Богу здесь нет места. Как мистик, я уверяю приверженцев оккультизма, что здесь они имеют дело именно с отвратительными проявлениями психического безумия, так что, когда они начинают знакомиться с учениями, возникшими на этой почве, – если есть такая возможность-они сталкиваются с теми же самыми глупостями, только в ne plus ultra (высшей) степени. Тексты, по этой причине, можно считать более безобидными, потому что они вызывают смех и имеют то преимущество, что им – как правило – невозможно следовать. Это объясняет, почему позволительно извлечь из глубины веков разнообразные обряды, что было бы недопустимо, если, хотя бы гипотетически, кто-то воспринял их всерьез. Такая критика распространяется на все сохранившиеся ритуалы, независимо от их конечных целей и различий между ними. Одни более абсурдны, другие, возможно, более жестоки, но все они пропитаны черной магией так же, как любое нецензурное слово -упоминанием греха. Различие между белой и черной магией подобно различию между безобидным и злым словом.
Конечно, было бы неосмотрительно утверждать, что всякий, кто сможет исполнить все без исключения предписания ритуалов, ничего не добьется. Возможно, в прошлом в большинстве случаев такие эксперименты и сопровождались какими-то результатами. Обман начинается с внутренней готовности обманываться – известны случаи ясновидения и тысячи подобных фактов в состоянии гипноза, так что нелепо предполагать, что ритуалы древней магии – которых немало – не давали примеров пророчеств в таком состоянии самогипноза, которое магический ритуал вызывал и, очевидно, не только в предрасположенных этому людях. Они опасны в той степени, в какой они применимы.
Для удобства настоящая работа разделена на две части. Первая содержит аналитическую и критическую оценку известных автору главных магических ритуалов; вторая составляет полный гримуар черной магии. Важно при этом не забывать, что занятие ими дало оружие инквизиторам и оправдывало в. глазах современников жесточайшие приговоры гражданских трибуналов против ведьм, магов и колдунов. Это, по правде говоря, очень странная и темная страница в истории человеческих заблуждений, а не некое легкое дело, справиться с которым можно в одночасье и без особого труда.
ВВЕДЕНИЕ
Со времени появления христианства мистическая традиция сохранялась, как и история церковных таинств, в литературе христианского мистического богословия; это огромное количество текстов, в большинстве своем не связанных между собой, их язык едва ли может быть понятен современному читателю; они нуждаются в систематизации и, честно говоря, даже в ином выражении. Изучение этих документов во всей их полноте должно быть уделом специалистов, но сегодня в Европе, наверное, не осталось ни одного человека, который хотя бы однажды не соприкасался с этими текстами, пусть и не с самыми важными из них. Число этих письменных свидетельств огромно, и в целом они дают представление о содержании и истории развития мистической традиции. Если бы меня попросили в нескольких словах определить всю эту литературу, я бы назвал её текстами пути, истины и жизни, выраженными в терминах мистики. Эта литература не просто полна, а всеобъемлюща в том, что касается пути духовного мира, воспоминаний, размышления, созерцания, отречения от всего низкого в поисках высокого – лучше всего это можно определить как "духовное сосредоточение". Эта литература возникла в поисках той фундаментальной истины, которая гласит: существует некий путь, и путь этот открыт. Во всей своей простоте эта истина, которой пронизана вся эта литература, выражена в Послании евреям- Бог есть, и воздастся тем, кто не оставляет упований. Я уже несколько раз цитировал эти слова в той же связи и не боюсь повториться, ибо необходимо чаще напоминать себе, каким образом Божественные пути открываются человеку, который ищет Бога. Наконец, эта литература о том, что понимается как жизнь, но это – Жизнь Божественная; это – молитва, которая наполняет сердце; это – Святой Божественный Дух, который делает святым и дух человеческий; это – жизнь в Боге. Несомненно, что жизнь в Боге для христианского мистицизма предстала в образе Христа, и этот невыразимый образ воплотился в таинстве символической смерти, подспудно присутствующей во всех религиозных церемониях. Это положение христианства и догмат, на котором оно строится, определены Посланием Иоанна, где утверждается, что: (1) Бог дал нам вечную жизнь; (2) Эта жизнь есть Его Сын; (3) Кто бы ни обрел этого Сына, он обрел жизнь; (4) Кто бы ни был без Сына – без жизни также. Все это логично проистекает из свидетельства четвертого Евангелия: (1) Человека, говорящего Божественным голосом – Я есмь Путь и Истина и Жизнь: Я есмь Воскресение и Жизнь: Я есмь Хлеб Жизни; (2) Его современника, говорящего: В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков.
Нет никакого сомнения, далее, что для христианского мистицизма воплощением Божественного голоса был Иисус из Назарета, и мы не должны соглашаться с теми лживыми свидетелями, которые заявляли время от времени, что со времен Христа хранители тайных учений стали духовно совершенными настолько, что их вера и религиозные взгляды уже не нуждались во внешних атрибутах. Этот момент намного важнее, чем может показаться на первый взгляд, потому что то, о чем я говорю, есть некая точка отсчета для критики. Приведу два типичных, хотя и разных по времени, примера. Облако Незнания (The Cloud of Unknowing)- произведение неизвестного автора, относящееся, как я думаю, к началу пятнадцатого столетия, в нем представлена модель Единения с Богом, наиболее примечательная из всех, какие я встречал в христианской литературе. В этом произведении способ Единения выражен более ясно, чем многозначительные намеки Дионисиуса (Dionysius), и поэтому кажется мне более приемлемым. Единение основано на тождестве нашей сущей природы с Божественной Природой и исходит, следовательно, из вечного бытия человека: "Все, что ты есть – все из него, и Он" и еще: "Однако твоя жизнь – с начала и до конца – в Нем, который без начала и конца, и, значит, бесконечна как сам Он". На первый взгляд эти положения достаточно похожи; не очень сведущий и не слишком внимательный читатель увидит в них простой образец пантеистической доктрины тождества; но в них присутствует тот важный момент, что – несмотря на состояние вечного Божественного пребывания – человек имел "реальное начало создания, которое когда-то было ничто". Это начало выражает выдвижение духа человека в состояние полностью или частично обособленного самосознания; этот процесс невыразим данным нам языком -я имею в виду, что вообще нет языка, который смог бы предложить удовлетворительное объяснение высшим сферам нашего разума. Если мыслимо, что есть возможное состояние различия в Божественном сознании, когда наш дух уже начинает осознавать себя как "самость", еще не являясь таковой, то именно это состояние названо в Облаке Незнания "началом реального творения". Очевидно, что этот пассаж – не просто о физическом рождении души. Я не думаю, что мистик, кого привлекают, главным образом, экзотические темы, предложил бы подобное различие в качестве определения вечности души как соединения с Богом или, вернее, единства сущности Бога и человека. Я полагаю, следовательно, что автор говорит о скрытом, но вечном пребывании всех душ в Божественном бытии и, во-вторых, об их становлении – подобно тому, как мысль превращается в слово; хотя таких аналогий в книге и нет. Начало "бытия, которое когда-то было ничто", дало нам возможность различать прошлое и настоящее во времени разлучения с Богом. Такое разлучение – наша болезнь, а исцеление – это путь возвращения. Возвращение, согласно Облаку и его аналогам в этой великой литературе, является "высокой мудростью Божественности… милостью по отношению к душе человека… и соединением ее с Самим Богом". Но этот путь одновременно и путь уничтожения, поэтому многие мистики страшатся того, что с необходимостью следует из их собственных учений: возвращения бытия в ничто; вступления в темноту; акта незнания, когда душа полностью освобождается от всего земного, что возможно лишь в полном слиянии с Богом.
На первый взгляд может показаться, что старый порядок в этом доме мистики с ее невообразимо сложной типологией рухнул. Тайна достижения знания не в медитации или размышлении, не в реализации Божественных качеств, обращении к святым или ангелам; она- только между самой душой и Богом в Его высшей сущности, в сущности настолько высокой, что "совсем немного выгоды в том, или ее вообще нет, чтобы думать о доброте и любви Бога, или об ангелах и святых, или о славе и радостях небес". Все это – настоящий, честный и добродетельный труд, но не материал для создания Самого Тайного, Самого Святого Храма, в который Бог и душа входят, но выходит только Бог. Эта доктрина, хотя и старая, но истинная; ничего не изменилось. Почти во всех важных начинаниях правильно и полезно искать ангелов-заступников и святых, переживать в душе Страдания Христа и т.д. Эти древние истории звучат так же, как и когда-то; Страдания Христа не были какой-то мрачной мистерией; Христос умер и возвысился во плоти; во плоти Он взошел на Небеса, и именно в своем прежнем теле Он сидит по правую руку от Всемогущего Отца.
И все же, как холмы вокруг Иерусалима не есть сам святой город, так и все эти разговоры о теории и практике, символах, обрядах и церемониях не имеют никакого отношения к тому, о чем мы говорим. И они не были изъяты – их просто там нет, потому что и быть не может. Повторяю, это- отношение только между Богом и душой. Как если бы по дорогам одновременно шествовали пышные процессии представителей Небесных и Церковных Иерархий; словно изумительные и величественные Мессы и Утреня и Вечерня были посвящены Святой Троице, восхищению разумными творениями Божьими, невыразимой тайне зарождения, развития и гибели всего в бесконечности Божественной природы. И как будто вдруг, после всех этих чудес, бесчисленного количества Благословенных Ангелов, великолепия Белого Трона, возник некий центр притяжения, и в одночасье, в полном безмолвии, привлек к себе душу огоньки, мерцавшие в ней, превратились в яркий свет, словно разрозненные фрагменты сложились в единую картину – как будто душа поняла, что существуют лишь единый Бог и тот, кто его почитает. Но вскоре и само поклонение растворилось в божественном, и с этого момента и навсегда осталось только сознание Бога. Это- познание себя, достигаемое уже не посредством рефлекторных актов сознания, а прямым обращением к высшему разуму; такой способ познания подразумевает, что знание существует независимо от познающего, и достоинство этого способа в том, что единение с высшим разумом исключает субъективность. Следовательно, Святое Единение, в той мере, в какой я попытался очистить это понятие от окончательных, по утверждению моих предшественников, определений (на деле же, я думаю, что нет ни одного) – это нечто большее, чем Блаженное Видение, которое сверкает всеми цветами радуги на вершине горы богословия. То Видение исходит от св. Фомы, Ангелического Доктора, Божественного Основателя [религиозных- прим. пер.] школ, который объяснял для себя Трансцендентность в самых блистательных и высоких понятиях разума. Радикальное различие между этим толкованием и понятием, абсолютно полно отражающим это Единение, – в том, что первое выражает состояние созерцания, а второе – состояние бытия; первое как бы наблюдает Видение со стороны, а второе стремится им стать. Благословенны и святы те, кто познают Бога посредством непрерывного размышления, но истинные святость и благословение – это состояние, когда созерцание соединяется – через невыразимую любовь – с тем, кто является ее объектом; и в этой любви, и в этом единении уже нет ни субъекта, ни объекта. А только – Божественность.