- А может, для этой цели сгодится молоток, который я нашла? - съязвила пани Зося, но на сей раз инженер не поддался на провокацию.
Все постепенно разошлись. "Карлтон" - большая вилла, в ней около двадцати комнат. Внизу - просторный салон, оборудованный под зимний сад. Здесь и установлен телевизор. Широкий коридор ведет из салона в столовую, которая расположена в другой стороне здания. Посередине к коридору прилегает небольшой квадратный холл с выходом на застекленное крылечко. Из холла можно также спуститься вниз, где находятся кухня и хозяйственные помещения. Рядом с холлом - маленькая комнатка с телефоном. Из коридора двери ведут в ванную и туалет, а также в четыре комнаты для гостей. Они расположены напротив холла. В каждой из комнат- выход на небольшую террасу, идущую вдоль южной стены здания. С террасы можно спуститься на газон, а затем пройти на соседнюю виллу "Соколик". Но она, из-за отсутствия гостей, в октябре пустовала: там жила только прислуга. Проволочная ограда отделяет "Карлтон" от находящегося рядом густого молодого леса. На другой стороне улицы "К Трамплину", в таком же лесочке, вытянулись в ряд несколько новых вилл.
На втором этаже "Карлтона" десять комнат. Две из них занимает директор с семьей. Здесь же две ванных. Одна - в исключительном пользовании директора, из-за чего вечно возникают конфликты с гостями, потому что в другой ванной то и дело портятся трубы, и она месяцами заперта. По странному стечению обстоятельств, ремонт и сохранность "директорской" ванной всегда на высоте. Из коридора второго этажа тоже можно выйти на большую террасу, расположенную под салоном. А кроме того, вдоль южной стены здания идет длиный, общий для всех комнат, балкон, параллельный нижней террасе.
Третий этаж поменьше. Здесь всего шесть комнат. Ванной нет, только душ. С южной стороны - такой же балкон.
В данный момент большинство помещений пустует. Хотя октябрь в Закопане - один из самых теплых и солнечных месяцев в году, ездить в это время в горы как-то не принято. Многие предпочитают дождливый август в Закопане, Кринице или Карпаче, вместо того чтобы пользоваться ласковым солнцем золотой польской осени.
Внизу жили инженер Адам Жарский, работник одного из заводов Нижней Силезии, и Мария Рогович, профессор факультета фармакологии Медицинской академии в Белостоке.
На втором этаже большую комнату занимал ювелир Мечислав Доброзлоцкий. Рядом была комната пани Зоей Захвытович, начинающей киноактрисы, супруги главного редактора одного из варшавских журналов. По соседству жил Ежи Крабе, литературный критик, сотрудник кооперативного издательства. Дальше - комната супругов Загродских. Он - директор проектного бюро в Варшаве, она - домохозяйка, мать двух дочерей. Чета Загродских на несколько дней поехала в Чехословакию. Две последние комнаты - квартира директора пансионата. Он ненадолго остался "соломенным вдовцом", так как жена отправилась вместе с Загродскими. С помощью Рузи отец кое-как опекал двоих резвых мальчуганов, но не было дня, когда бы они не напроказили.
На третьем этаже остановился варшавский журналист Анджей Бурский. Он печатался в различных еженедельниках, специализируясь большей частью на преступлениях и судебных делах. Недавно издал детективный роман, в котором описывалось загадочное убийство, совершенное в кабине для примерки мужских костюмов в известном варшавском универмаге, в часы самой оживленной торговли. Рядом с журналистом поселилась Барбара Медяновская, служащая коммерческого бюро круп-ного американского химического концерна. Как того требовала профессия, пани Медяновская владела несколькими языками и часто ездила за границу. Сверх того, занималась иногда переводами. Судя по ее нарядам, американский концерн ценил свою представительницу в Польше.
Следующий номер занимал молодой художник-ташист Павел Земак. Пан Земак был в ссоре со всеми окружающими, ибо они, как он утверждал, не понимали настоящего искусства и предпочитали ему всякие "картиночки" и прочую мазню. В ресторане "Ендрусь", куда все общество захаживало потанцевать, художник Земак демонстративно заказывал ликер под селедку или требовал подать ему грушу со стаканом водки, который и выпивал залпом. А в остальном это был славный, компанейский малый. Превосходно знал Татры. В свои, как он говорил, "младые годы" серьезно занимался альпинизмом. Именно Земак и пани Медяновская были инициаторами всех вылазок в горы. Сегодня им удалось прихватить с собой даже довольно грузную пани профессора и ювелира, который по утрам обычно работал.
И сейчас, войдя в комнату, Мечислав Доброзлоцкий извлек из шкафа набор инструментов для резьбы по золоту и, вооружившись лупой, занялся отделкой ренессансного перстня с большим, не до конца отшлифованным брильянтом. Лишь когда прозвучал гонг, ювелир запер шкатулку и спустился вниз к ужину.
Глава вторая
Рузя была довольна: к ужину гости сошлись вовремя. Только одно место поначалу было не занято. Пани Зося ждала, когда все усядутся за стол, чтобы, как обычно, устроить "большой выход" и продемонстрировать новый туалет. На сей раз - зеленое шелковое платье, узорчатое и в форме колокола, такое короткое, что едва доходило до середины бедра. Теперь стало ясно, почему пани Захвытович не пошла пить кофе с инженером. Перед ужином она побывала у парихмахера. Результатом визита была прическа высотой около четверти метра.
- Прекрасное платье! И цвет хорош, - съязвил художник. - Жаль, материи чуть-чуть не хватило.
Две другие дамы улыбнулись, а горничная отвернулась, ибо ей не полагалось смеяться над гостями. Однако самодовольства у пани Зоей нисколько не убавилось: она никак не могла согласиться с тем, что колено - отнюдь не самая красивая часть женской ноги и, выставляя его напоказ, не всякая дама делается привлекательнее. Зо-ся была счастлива, что снова обратила на себя всеобщее внимание. Она уже воображала, что входит в коротком платье в большой зал на втором этаже ресторана "Енд-русь". Все разговоры смолкнут тогда, и взоры гостей устремятся на нее, шествующую через зал в сопровождении двух видных молодых людей…
За ужином инцидентов не произошло. Ювелир возобновил беседу с пани профессором о своих драгоценностях. Пани Зося сидела не шевелясь, дабы не испортить прическу и не помять платье. Художник молчал, а пани Бася вступила в спор с паном Крабе насчет последних гастролей английского театра, приезжавшего недавно в столицу. Инженер обменялся с журналистом несколькими ничего не значащими фразами и первым встал из-за стола.
- Прошу прощения, но мне надо починить этот злополучный телевизор, а то мы не увидим "Кобры".
Слегка поклонившись, он вышел из столовой и направился в салон. Минуту спустя оттуда послышались вой и писк, свидетельствующие, что упрямый ящик без борьбы не сдавался.
Остальные спокойно закончили ужин. За чаем говорили - как и все последние пятнадцать лет - о том, что питание в "Карлтоне" стало значительно хуже. Первым поднялся пан Доброзлоцкий.
- Идете смотреть телевизор? - спросила пани Бася.
- Нет. Судя по звукам, которые доносятся из салона, идти пока незачем. Я появлюсь, когда начнется "Кобра". Пани Рузя, будьте так любезны, принесите мне через часок полстакана чаю, чтобы запить лекарство.
- Вы себя плохо чувствуете после сегодняшней прогулки? - забеспокоилась пани профессор.
- Напротив, я чувствую себя как молодой бог. Однако не забываю, что мне пятьдесят восемь лет и у меня гипертония. Надо каждый день, хочешь не хочешь, глотать свои таблетки.
Когда ювелир поднимался по лестнице на второй" таж, художник заметил:
- Интересно, сколько ему заплатили за его экспонаты? Должно быть, недурно… Ведь эти штучки стоят около миллиона злотых.
- Миллион? Ну, миллиона у меня нет. А то бы я дал такую цену за эту шкатулочку и неплохо бы заработал: миллиона полтора, не меньше.
- Но здесь бы вы не нашли покупателя.
- Как знать! У нас есть люди при деньгах. Есть и такие, кто в контакте с иностранцами. К примеру, пани Бася. Среди ее американцев наверняка нашелся бы любитель, который согласится потихоньку заплатить в долларах, а потом вывезти украшения за границу. Хотя бы в покрышке своей машины. Не так ли?
Пани Бася ничего не ответила. Взглянув на часы, она встала из-за стола и сказала:
- Уже половина восьмого. Я иду к "Кмицицу". У меня там встреча со знакомой.
Она вышла из столовой, направилась наверх и через несколько минут оставшиеся за столом увидели, как она выходила из "Карлтона".
- Интересно, сколько зарабатывает пани Бася? - спросил пан Крабе.
- Судя по ее расходам, немало, - ответил журналист. - Пользуется только парижской косметикой. Обувь у нее, как я заметил, итальянская. Платья тоже первоклассные. Она называла фамилию портнихи с улицы Хожей. Это самое элегантное и дорогое ателье в Варшаве. Надо полагать, кроме жалованья, она получает по разным поводам всякие подарки от американцев. Да и переводы дают кое-какой заработок.
- В общем, должность неплохая. Думаю, что ей платят не меньше четырех тысяч злотых, а с подарками и того больше.
Пани профессор улыбнулась:
- Как я знаю, у пани Баси сейчас серьезные денежный затруднения. Она жаловалась, что ей необходимы шестьдесят тысяч злотых, чтобы приобрести квартиру.
- Ну, я вас покидаю. Сегодня в киоске я купила "Монд". До "Кобры" успею его просмотреть.
Пани Зося нервно поглядывала на часы.
- Гуральской гвардии что-то не видать, - заметил журналист.
- Не волнуйтесь, придут. Я тоже поднимусь наверх. Надо поправить прическу.
- Стоило бы и платье удлинить, - пробурчал художник, но пани Зося его уже не слышала, и очередная колкость осталась без ответа.
- Я вот думаю, пан Павел, то ли это идиотка, то ли - хитрая баба… - произнес журналист. - Наряжается так, что проститутки у гостиницы "Полония" рядом с нею - образец скромности. Вечером по телефону говорит мужу сладкие слова, а… мы-то знаем, как обстоят дела.
- Наверняка не идиотка, - возразил художник. - Она очень неглупа. Одевайся она нормально и не веди себя столь вызывающе, ее б никто не замечал. Внешность- ничего особенного, а фигура? Я-то художник, в этом разбираюсь. До манекенщицы ей далеко, но, обратив на себя внимание, она заполучила мужа, какой ей требовался. Должность неплохая, заработки тоже, и он может ввести молодую жену в наш так называемый "свет", а ей только того и нужно. И вот эта, как вы сказали, "идиотка" теперь супруга главного редактора, бывает на приемах в посольствах и всем заправляет в редакции у мужа.
- Вы его знаете?
- Очень порядочный человек. Но наша Зосенька обвела его вокруг пальца. Когда речь заходит о жене, Анджей не способен трезво взглянуть на вещи. Во всё безоговорочно верит, даже в то, что жена его обожает.
- А это не так?
- Конечно, нет. Это женщина холодная и расчетливая. Такие по трупам идут к цели.
- Но ведь цели-то она уже достигла.
- Нет. Это лишь первая ступень карьеры. Сейчас она добивается видного положения в кино и славы большой актрисы.
- Она действительно талантлива?
- Бездарностью ее, конечно, не назовешь. Но таких, как она, и даже с лучшей внешностью, сотни, а то и тысячи. И никогда они не получат даже самой маленькой роли, хотя бы в самом скверном фильме.
- А пани Зося?
- А пани Зося, благодаря своей напористости, связям мужа, не брезгуя даже легким шантажом и намекая, что она может повлиять на критику, получила эпизодическую роль, но зато в хорошем фильме. Она сумела устроить так, чтобы каждый из критиков, писавших об этой картине, отметил ее участие и тепло о нем отозвался. Киношники быстро смекнули, откуда ветер дует, и наша героиня получила новую роль, уже побольше. И так, шаг за шагом, пани Захвытович составила себе репутацию восходящей звезды польского кино.
- Но это уже предел ее возможностей?
- Нет. Это лишь начало. Зося знает, что, как говорят французы, "даже Господу Богу нужны колокола". Она делает себе самую что ни на есть шумную рекламу. Эти экстравагантные наряды и даже ее "гуральская гвардия"…
- А это зачем?
- Чтобы все видели, каким она пользуется успехом и что это за демоническая, роковая женщина. Но даю голову на отсечение, все это - холодный расчет, и пани Зося не впутается ни в какую историю, которая поссорила бы ее с Анджеем. Муж ей еще нужен. Надолго ли - не знаю. Во всяком случае, ее принцип таков: пусть про меня говорят даже дурно, лишь бы почаще. Кроме пары поцелуйчиков, эти гурали от нее ничего не получили, но из-за них даже мы говорим про Зосеньку куда больше, чем она этого стоит.
- Я вижу, вы хорошо ее знаете?
- В прошлом году я случайно присутствовал при нескольких встречах пани Захвытович с ее приятелями. В том числе с инженером, входившим тогда в ее "свиту". Как-то раз она стала излагать свои планы на будущее.
- Весьма любопытно!
- Я сперва тоже принял ее за дуру. Но теперь, спустя год, я вижу, как последовательно эта дама претворяет задуманное в жизнь. Думаю, играя роль "идиотки", она сумеет добиться и большего.
- Чего именно?
- Ее цель - завоевать максимум популярности в стране и обеспечить себя материально, а затем выехать за границу. Она рассчитывает найти там нового мужчину, который, как Анджей в Польше, поможет ей занять соответствующее положение в мире кино.
- Вы и вправду верите, что ей это удастся?
- Почем я знаю? В наше время, судя по Зосеньке, оплачивается только наглость. И шествие по трупам.
- Однако взобраться на вторую ступень ей будет потруднее! Прежде всего, как раздобыть деньги? Карьера Золушки - это вздор, сказки! За границей для того, чтобы начать, надо располагать определенными средствами.
- Кто-кто, а пани Захвытович прекрасно это понимает.
- В Польше нет частных импресарио, которые пожелали бы вложить деньги в подобное дело. Даже если бы они существовали, сомневаюсь, что игра стоила бы свеч.
- А наша кинозвезда и не ищет импресарио. Ей нужен богатый покровитель, который бы делал рекламу своей жене или любовнице.
- Такого она здесь тоже не найдет.
- Вот она и раздумывает, где раздобыть денег для дальнейшей карьеры. Вы хоть раз видели, чтобы пани Зося за что-нибудь платила? Даже косметику ей дарят знакомые. Здесь, в Закопане, мы, мужчины, всегда за нее платим. В Варшаве она навязала мужу режим строжайшей экономии. Есть за ней всякие мелкие делишки на грани уголовного кодекса - при покупке по блату автомобиля из особого фонда и прочее, - в результате чего Зосенька загребла несколько десятков тысяч.
- Этого мало. В битве за карьеру стреляют золотыми пулями.
- Будьте спокойны. Об этом наша Жанна д’Арк прекрасно знает и пополняет боеприпасы. Вступит в бой, когда вооружится до зубов.
- Гм… - буркнул журналист. Было видно, что рассуждения пана Земака убедили его не на сто процентов.
Он потянулся за сигаретой, но пачка оказалась пустой. Художник не курил, и Бурскому пришлось встать со стула и направиться к лестнице.
- Надеюсь, - добавил он уходя, - что наш мастер все-таки починит этот дурацкий телевизор. Надо признать, он энергично взялся за работу. Писк и вой слышны на все Закопане.
Художник допил чай и пошел к себе. В столовой появилась пани Бася Медяновская. На ней была коричневая венгерская дубленка.
- Вы уже вернулись? - удивилась горничная, убиравшая со стола.
- Да. Хотела встретиться в "Кмицице" со знакомой, но она меня подвела. Я посидела минут пятнадцать и отправилась восвояси. Лучше посмотрю "Последние известия".
- Ничего не выйдет. Пан Жарский все еще копается в телевизоре.
- Раз так, пойду к себе в номер, - решила пани Медяновская. Она прошла по коридору и поднялась по лестнице. Пани Рузя вернулась к прерванной было работе. Собрала посуду и отнесла в специальный лифт, соединявший столовую с кухней, расположенной внизу. Потом сняла грязные скатерти, сложила их и тоже отправила вниз. Достала из стенного шкафа чистое столовое белье, чтобы заново накрыть столы. Гости должны завтракать на ослепительно белой скатерти! Это заняло около сорока минут.
- Пани Рузя, как там мой чай? - раздался голос ювелира, появившегося в дверях столовой.
- Вы ведь сказали - через часок, - оправдывалась горничная. - Я еще не распорядилась на кухне.
- Пустяки, - улыбнулся Доброзлоцкий. - Я ходил звонить и решил заодно вам напомнить… Так значит, через четверть часика. Ладно?
- Конечно, конечно.
Ювелир повернулся, и вскоре лестница слегка заскрипела: пан Доброзлоцкий поднимался на второй этаж. Через пару минут в столовую заглянул директор пансионата, дал Рузе несколько поручений и тоже ушел к себе. Внизу воцарилась почти полная тишина, которую лишь время от времени нарушал хрип телевизора. Было уже около девяти вечера.
- Дамы и господа! - провозгласил инженер Жарений, стараясь говорить погромче, дабы его услышали на всех этажах. - Добро пожаловать! Телевизор в порядке. Через пять минут начнется "Кобра"!
- Да здравствует гениальный механик! - откликнулся с третьего этажа журналист. На втором кто-то громко зааплодировал.
- Я же говорила, - обрадовалась горничная, - кто-кто, а уж пан инженер наладит телевизор! Вот на прошлой неделе взялся за это пан директор, так на другой день Ясику пришлось везти телевизор в город, к мастеру.
- Будь неисправность посерьезнее, я бы тоже не смог ничего поделать, - скромничал инженер… - А это - сущие пустяки. Телевизор слегка расстроился. Я просто подкрутил несколько винтиков. Зато теперь работает как миленький.
Гости мало-помалу собирались в салоне. Пани профессор жила внизу, однако почему-то спустилась сверху. Появилась и пани Зося с плащом в руках. "Гвардия", очевидно, запаздывала: было около девяти, но обожатели что-то не спешили. Следом за пани Захвытович в салон вошли художник и журналист, а чуть позже - пани Медяновская. Сломя голову ворвались детишки директора, затем пожаловал и он сам. Появился пан Крабе, но, обнаружив, что забыл сигареты, повернул обратно. Минуту спустя он возвратился с пачкой "Вавеля" и коробком спичек. Горничная Рузя и портье пан Ясик пристроились с краю.
- Не хватает только пана Доброзлоцкого, - сказал журналист.
- Ах я разиня! - вскричала Рузя. - Совсем забыла про чай для пана ювелира. А он-то, наверное, ждет! - И Рузя устремилась на кухню. Через минуту она уже бежала вверх по лестнице, неся на подносе стакан чаю. "Кобра" еще не началась. На экране мелькали кадры хроники "В стране и за рубежом". И тут сверху послышался звон бьющегося стекла и отчаянный крик пани Рузи:
- Иисус! Мария! На помощь!
Рузя, белая как бумага, сбежала вниз и стала в дверях салона:
- Беда! Пан Доброзлоцкий лежит на полу в луже крови!
Гости сорвались с мест. В дверях, ведущих в коридор, образовался затор. Каждый пытался первым выбежать из салона и устремиться наверх. Победу одержал директор. За ним выскочила паня Медяновская. Следом спешили остальные гости, портье и горничная.
Дверь комнаты Доброзлоцкого на втором этаже была распахнута настежь. У двери валялся поднос и осколки мокрого стекла. Внутри, у самого порога, ничком лежал ювелир. На голове виднелось большое красное пятно, странно контрастировавшее с седыми волосами. На полу уже образовалась густая лужа крови.