Мать же спьяну совершенно забыла про лестничную площадку, где у батареи обычно ночевала дочь. Но высоченную наглую девицу узнала и темпераментно высказалась по поводу ее непрошеного вторжения.
Само собой, для начала напомнила, кому именно принадлежит девчонка. Красочно описала, что сделает с негодной Лизкой - если уже не сделала, голова что-то с утра тяжеловата, не вспомнить ничего толком! - как только эта маленькая дрянь здесь появится.
Кто начал драку, Лизавета не знала. Но серьезно подозревала гостью, мать трусовата, на более сильного бы не полезла. Вот на нее, Лизавету, запросто. А на чужого, который может ответить…
Сама Лизавета приплелась к концу разборки. Пришла на поднятый шум, завернувшись в одеяло и безудержно зевая. Кеша неохотно трусил следом, он тоже не выспался.
В родной квартире, к изумлению Лизаветы, находилась милиция. Потрепанная безобразной дракой Татьяна орала так, что крепкие широкоплечие парни в форме лишь переглядывались и стыдливо прятали глаза. Растерянные соседи жались к стенам. Татьяна требовала со всех присутствующих ответа, где ребенок, и не желала слышать никаких оправданий.
Лизавета оскорбленно насупилась: это она-то беспомощная, одинокая малышка?! Это она нуждается в присмотре, теплой постели и ежедневном трехразовом питании?! Это ее Кеша - единственная близкая душа, пусть он всего лишь собака и безрогий крокодил?!
Татьяна топала ногами и клялась - если ей тут же не предъявят ребенка - обратиться в мэрию, на телевидение, в газеты и даже в ФСБ. Обвиняла всех в бездушии, бездеятельности и в других смертных грехах.
Никто оправдываться не пытался.
Татьяна была удивительно красноречива: все чувствовали себя виноватыми.
Матери Лизавета не увидела, о чем ничуть не сожалела. Позже сосед пугливым шепотом сообщил: ее увезли в отделение. Причем в наручниках, потому что злющая, как змея, нетрезвая женщина набросилась и на милиционеров. Да еще попыталась схватить кухонный нож, пусть и достаточно тупой.
Татьяна заметила Лизавету случайно: вскрикнул один из милиционеров, едва не наступив бультерьеру на хвост. Кстати, полусонный Кеша даже не обратил на виновного внимания, в этой квартире случались сборища и побольше, он и не к такому привык.
В ту же секунду Татьяну будто выключили. Она перестала размахивать руками, разъясняя присутствующим пагубность равнодушия, и коршуном бросилась на оторопевшую девочку. Сорвала с нее одеяло и принялась тщательно осматривать и ощупывать, проверяя на целостность руки и ноги.
Лизавета процедуру перенесла стоически, даже Кеша не пикнул, лишь озабоченно пыхтел рядом.
К счастью, переломов и других тяжких повреждений Татьяна не обнаружила, на что присутствующие ответили облегченными вздохами.
Что случилось потом, Лизавета почему-то помнила смутно. Слишком много событий свалилось на ее голову в это утро, и в одно мгновение изменилась ее судьба. И Кешина соответственно.
Началось с того, что притихшую Лизавету отправили умываться. А Татьяна и представители власти пошли в соседскую квартиру оформлять какие-то бумаги, в этой не оказалось даже стола.
Понятно, Лизавета не такая дурочка, чтобы висеть над раковиной в такие ответственные минуты! Она шлепнула себя по бедру, призывая пса, и на цыпочках прокралась следом. Как чувствовала, что разговор пойдет о ней.
И не ошиблась.
Говорили действительно о ней.
В общем-то Лизавета не удивилась: ее собирались отправить в детскую комнату милиции. Сказали: временно пристроят в детский дом, раз она дошкольница. Пока суд да дело…
Никто не сомневался, что мать Лизаветы лишат родительских прав. Говорили, что и без того непростительно затянули, ребенок уже несколько лет, по сути, беспризорничает.
Вначале Лизавета протестовать не собиралась. Она сама иногда подумывала, что в детском доме им с Кешей будет лучше. Даже как-то бегала смотреть на приютских детей - понятно, из-за забора - и после часа наблюдений сочла, что они выглядят вполне благополучными, веселыми и уж, по крайней мере, сытыми. Это просто бросалось в глаза.
В тот холодный осенний день жизнь Лизавету не баловала. Они с Кешей разделили на двоих лишь горсть мелких печений, пожертвованных старой соседкой с пятого этажа.
И когда - рано утром! Есть хотелось настолько сильно, что на играющих сверстников девочка смотрела с нескрываемой завистью и даже враждебностью.
Нет, Лизавета совсем не против отправиться в детский дом!
Впрочем, рановато девочка радовалась. Тут же выяснилось, что Кешу с ней оставлять не собираются.
Никто и мысли об этом не допускал!
Ошеломленной Лизавете очень понятно объяснили, что бойцовую собаку не разрешат держать вместе с детьми. И даже во дворе Кеше жить не позволят, потому что он потенциально опасен. Вот если бы у собаки не было ни одного зуба…
Наверное, добродушный милиционер пошутил. Вот только Лизавета никаких шуток понимать не хотела.
И наотрез отказалась идти куда-либо без Кеши. Заявила, что прожила шесть лет без детского дома и практически без помощи взрослых и проживет так еще двенадцать.
До совершеннолетия.
Но с Кешей.
И точка.
Никакие уговоры Лизавета слушать не желала. Смотрела поверх голов, судорожно стиснув губы в одну тонкую линию, а к ее ногам жался насупленный бультерьер, почуявший неладное. Пес злобно рычал, стоило кому-либо сделать шаг в сторону девочки.
Ситуация зашла в тупик. Милиционеры ругались меж собой громким шепотом, опасливо глядя на собаку.
Лизавета слышала: какой-то умник предложил пристрелить пса. На него зашикали, а Татьяна грозно рявкнула, что сама сейчас успокоит любого, причем простым ударом кулака в лоб - мол, у ребенка и без того психика травмирована.
Потом вспомнили, что собаку можно просто усыпить, а значит, нужно пригласить ветеринарную службу. Там, кажется, есть специальные пистолеты, стреляющие шприцами…
Побледневшая от страха Лизавета затопала ногами и сообщила, что жить без Кеши нигде не будет. Просто сбежит. И если Кеше нельзя в детский дом, тогда ей, Лизавете, наверняка можно в приют для бродячих животных.
Она обещает там не кусаться!
Милиционеры шутку оценили и нервно захохотали.
А Татьяна холодно предложила Лизавете пожить с ней. Мол, все равно собиралась снять квартиру, сколько можно ютиться у родителей, ей давно не восемнадцать лет…
Соседи взволнованно загомонили. Представители власти переглядывались и говорили что-то об опекунстве. А Лизавета в упор смотрела на странную тетку и не знала что сказать.
- Ну? - хмуро спросила Татьяна, обращаясь только к ней. - Твое решение?
- Ты мне совсем не нравишься, - угрюмо буркнула Лизавета, исподлобья рассматривая неожиданную благодетельницу.
- Ты мне тоже, - тем же тоном сообщила Татьяна и брезгливо поморщилась: девчонка с прошлой встречи чище не стала.
Обе помолчали. Наблюдающая сторона (милиция и соседи) затаила дыхание. Кеша тяжело сопел, ему хотелось поскорее отсюда сбежать, возбужденная толпа раздражала, но оставить маленькую хозяйку без защиты он не мог.
- Я правильно поняла, - звонко спросила Лизавета, - ты приглашаешь и Кешу?
- Да.
- И ты его не выгонишь?
- Только вместе с тобой.
Кеша нервно пукнул и удивленно оглянулся: что за звук? Лизавета покраснела и торопливо сказала:
- Я согласна.
И вот теперь бежала за хмурой теткой сама не зная куда.
Время от времени находила взглядом Кешу и моментально успокаивалась: пес выглядел на удивление безмятежно, Лизавета и не помнила, когда в последний раз видела его настолько расслабленным.
"Может, все и обойдется, - с надеждой подумала она. - Я с мамкой как-то уживалась, а с этой… Не пьет же!"
Главное, Кеша остался с ней.
Глава 11
ФОРС-МАЖОРНЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
Сауле сидела в приемной и затравленно смотрела на телефоны. Они звонили один за другим, а то и несколько одновременно, приходилось извиняться и отвечать по очереди.
Изредка заглядывали сослуживцы. Сауле мучительно краснела и косноязычно сообщала, что шефа нет, обещал подойти только к обеду. На нее бросали изумленные взгляды: уж очень не на месте была эта странная девица в своей мешковатой старушечьей одежде и с манерами дичка.
Сауле в какой-то момент даже пожалела, что не послушала Татьяну и не надела лиловый брючный костюм с белой блузкой, подруга принесла их вчера вечером, как и аккуратные туфельки на невысоких каблучках.
Причем угадала с размерами, все сидело как влитое. Сауле себя не узнала, когда Татьяна подтащила ее к зеркалу.
Опять зазвонил телефон. Сауле подняла трубку и испуганно привстала со стула: Векшегонов! Она слушала и все больше бледнела: ну почему ей так не везет? Первый день за секретаря и…
- …Так что подготовьте все и не подведите меня, - сухо закончил Сергей.
Временная секретарша молчала как рыба - хорошо, хоть на работу вышла вовремя! - и он чуть мягче добавил:
- Да не волнуйтесь вы так! Совещание продлится не больше часа, это даже не совещание, а так, рабочая встреча с заказчиками. Ну и Колыванов обещал подъехать, само собой, он же владелец фирмы, не знаю, в курсе ли вы…
Собственная фамилия заставила Сауле вздрогнуть, и она что-то невнятно прошелестела. Сергей раздраженно воскликнул:
- Вы что там, готовитесь упасть в обморок? Саша, нельзя же так! Не забывайте, вы на работе!
- Я… помню, - пролепетала Сауле.
- Поверю на слово, - буркнул Сергей. - Короче, я от вас никаких подвигов не жду. Исключительно кофе или чай - это уж как пожелают гости - плюс тонко нарезанные лимоны, вскрытая коробка конфет, хорошее печенье, можно пирожные, только если у вас есть свежие…
Сауле молчала.
- Я понятно изъясняюсь?
- Д-да…
- Прекрасно! Совещание начнется в два часа, так что у вас есть время прийти в себя и все подготовить.
Сергей отключился и обеспокоенно подумал, что неплохо бы за час-два до встречи с заказчиками и шефом заскочить в офис. Проверить, как там эта несуразная девчонка.
"Надеюсь, - хмуро подумал Векшегонов, - она переоденется. Вероника должна была поговорить с ней на эту тему, я, кажется, специально просил…"
Сауле смотрела на замолчавшую трубку, не в силах положить ее на место и тупо слушая короткие гудки.
Противно скрипнула дверь. В приемную заглянула пожилая дама - вроде бы главный бухгалтер - и, кивнув в сторону кабинета, строго поинтересовалась:
- У себя?
Сауле помотала головой.
- А когда обещался?
- К двум. - Сауле заставила себя улыбнуться. - Только на это время назначено совещание.
- Понятно, - недовольно пробормотала дама. Смерила Сауле оценивающим взглядом и вышла, громко хлопнув дверью.
- Он планирует освободиться к трем, - жалко сообщила Сауле опустевшей приемной.
К ее изумлению, дверь приоткрылась, и из коридора сказали:
- Спасибо, детка. Я подойду к половине четвертого, предупреди Сергея Анатольевича, будь добра.
Сауле аккуратно вернула трубку на место. Посидела, глядя в окно пустыми глазами. Равнодушно посмотрела на часы: десять.
Всего десять. До назначенной "рабочей встречи" четыре часа, целая пропасть времени, она тут с ума сойдет.
Сауле дрожащими руками налила минеральной воды и залпом выпила. Стало легче, хотя бы перестала мучить сухость во рту.
"Зря я согласилась на эту аферу. - Сауле уронила голову на руки. - Думала, дурочка, отсидеться у телефонов…"
Сауле с бессильной злостью вспомнила подругу: с Танькиным напором только танки останавливать! Впрочем, сама виновата, поддалась на уговоры, знала же - это не для нее…
Или двадцать пять тысяч зарплаты соблазнили?!
Да нет, просто Татьяна, как всегда, уболтала. Темпераментно кричала что-то о новой жизни с завтрашнего утра, о перспективах, о престижной работе и о бедном Китеныше без собственной комнаты.
Сауле безрадостно усмехнулась: интересно, сама-то забежала к Лизавете утром - ночевала Татьяна у нее - или так и не собралась? Кажется, планировала разобраться с Лизаветиной матерью, чем-то девчушка Татьяну тронула, да и похожи они, действительно похожи…
Думая о своем, Сауле машинально сняла трубку и так же машинально сообщила, что Векшегонова на месте нет и раньше двух часов дня не будет. Лучше господину Шульцу - так представился абонент - перезвонить после трех, на два назначено совещание.
Лишь услышав радостно-изумленное "филен данк", Сауле сообразила, что говорила на немецком. Растерянно пожелала неизвестному абоненту "айнен шоунен таг нох" - так всегда говорила, прощаясь на день, Анна Генриховна - и опрометью выскочила из приемной. Ей нестерпимо захотелось хоть на десять минут закрыться в своей комнате, чтоб никто не мог внезапно зайти или позвонить.
Сауле выглянула из приемной: никого - и тенью скользнула вдоль стены в самый дальний конец коридора. Дважды повернула в двери ключ и заметалась по крохотному помещению подстреленной птицей.
Взгляд случайно зацепился за собственное отражение, Сауле неохотно остановилась перед зеркалом: ну как, как она в таком виде будет подавать гостям кофе или чай?! Что они подумают о Векшегонове, ведь обычно секретарша - лицо фирмы, с ней первой сталкивается любой посетитель…
- Может, сбегать домой переодеться? - пробормотала она, тоскливо рассматривая вытянутый от частых стирок свитер, мешковатую юбку и древние пластмассовые очки с перетянутой грубой ниткой дужкой. - Или лучше костюм сюда принести, надену перед самым совещанием, чтоб не слишком светиться…
"Вот они, настоящие форс-мажорные обстоятельства, не успела выйти на работу за секретаря…"
Сауле вдруг нервно хмыкнула: как она могла забыть о Татьяне? Ведь та клялась подстраховать, и сейчас самое время выполнить обещание. Внезапную встречу с заказчиками - в первый же день! - иначе как форс-мажорными обстоятельствами не назовешь.
Представив, что скажет подруга, застав ее здесь в таком виде, - как объяснить, почему не надела новый костюм? - Сауле решила все же немного улучшить свой облик, чтобы Татьяна не слишком плевалась, когда примчится.
Все-таки вчера Сауле почти согласилась с ней: мол, да, конечно, каждая работа имеет свои особенности, свои традиции в одежде и нужно соответствовать занимаемой должности хотя бы минимально.
Сауле грустно усмехнулась: легко сказать - улучшить свой облик! Выбирать-то не из чего, сейчас она способна изменить лишь прическу.
Сауле тщательно расчесала волосы щеткой, стряхивая ненавистную пудру, и задумалась: стягивать их в пучок или оставить распущенными?
Впрочем, очки она все равно ни за что не снимет, а в них можно и рискнуть - глаз не видно, лица практически тоже…
Ну ладно!
Кудри тяжелой волной упали на плечи, и Сауле раздраженно поморщилась: чересчур яркие, слишком бросаются в глаза. Неестественно светлые при ее смуглой коже, почти белые.
Зато отвлекают внимание от убогого платья! Так она Татьяне и скажет, если та раскричится.
Подруга так долго не отвечала, что Сауле забеспокоилась: мало ли что могло случиться, если Татьяна, в самом деле, побежала утром разбираться с матерью Лизаветы. Вспыльчивости у нее хоть отбавляй, тормозов никаких…
Правда, Татьяна вполне могла забыть сотовый дома, такое уже случалось.
Сауле терпеливо перезвонила на рабочий телефон и растерянно намотала на палец самый длинный локон, не зная, что и думать. Ей сказали, что Колыванова взяла два дня в счет отпуска, что-то, видимо, случилось. Она толком и не объяснила, приболела, кажется…
Сауле недоверчиво посмотрела на трубку: чтобы Татьяна заболела?!
Она позвонила подруге домой, но там тоже к телефону не подошли, что понятно - все на работе.
Сауле помрачнела: дома Татьяны нет, на работе нет.
Где же тогда? В поликлинике, больнице, морге?!
Сауле затрясло от волнения: похоже, она осталась со своими проблемами один на один. Придется брать себя в руки и играть роль образцовой секретарши до конца.
Если получится.
Сауле судорожно вздохнула: и ладно, лишь бы с Татьяной ничего страшного не случилось!
Просто на всякий случай она снова позвонила на сотовый и едва не всхлипнула от облегчения, услышав раздраженный голос подруги:
- Чего тебе вдруг приспичило обрывать телефон с утра пораньше?
- Почему "с утра пораньше"? Почти одиннадцать.
- Саулешка, мне некогда, быстро говори, чего надо? Сауле отстранила грозно рыкнувшую трубку подальше от уха и неуверенно пробормотала:
- У меня форс-мажорные обстоятельства.
- У тебя… чего? Что за бред?!
- Вовсе не бред, а ты вчера обещала…
- Что я тебе вчера обещала?!
- Подстраховать, - почти твердо произнесла Сауле. Татьяна громко засопела в трубку. Сауле моргнула: ей показалось, что совсем рядом гавкнула собака.
- Уже умираю от любопытства. И что у тебя за форсмажорные обстоятельства? - недобро поинтересовалась Татьяна.
- Совещание в два часа, вот что у меня! Будут заказчики и хозяин фирмы! Я должна принести им чай с конфетами и улыбаться при этом искательно, а я не смогу, поняла?! - закричала Сауле. - Только не вздумай заявить, что все это пустяки, у меня с самого утра руки трясутся и спина мокрая!
- На мой взгляд, действительно пустяки, - фыркнула Татьяна. - Работа официантки, всего лишь.
- Вот ты и выполни ее!
- Я?!
- Да, ты!
- И как ты себе это представляешь?
- Очень просто! Ты окажешься вместо меня в приемной, а Векшегонову скажешь: я пошла к стоматологу с острой болью, и ты меня подменяешь. Думаю - нет, уверена! - он лишь обрадуется!
- Не ори, - мрачно сказала Татьяна.
- Я не специально. Просто нервничаю. Лучше скажи, когда придешь?
- Я?!
- Что ты заладила "я" да "я"? Не папа же римский?!
- Опять орешь.
- Не ору, просто повысила голос.
- Хрен редьки не слаще!
- Когда тебя ждать? Я должна где-то за час уйти, чтобы случайно с Векшегоновым не столкнуться. Или с Колывановым, правда, я его в лицо не знаю… - Сауле нервно хихикнула. - Представляешь, хозяин фирмы - мой однофамилец, как и ты, весело, да? Я смотрю, Колывановы в этом городе через одного!
Татьяна молчала. Сауле встряхнула трубку, вдруг показалось, что их разъединили.
- Тань, - неуверенно окликнула она.
- Я не приду, - угрюмо буркнула подруга. - Не могу.
- Что?!
- Оглохла, что ли? - разозлилась Татьяна. - Не могу я, поняла?
- Что-то случилось? - испуганно прошептала Сауле, только сейчас вспомнив, что подруга зачем-то отпросилась с работы. Да и где она, если не дома?
- Угадала.
- Ты в больнице?! - ахнула Сауле.
- Здрасте, приехали, - возмутилась подруга. - Чего я там забыла?
- Тогда… в милиции? - еле слышно выдохнула Сауле, зачем-то оглядываясь, будто ее могли подслушать.
- Ага, сижу в обезьяннике, песни с алкашами кричу, - хмуро хохотнула Татьяна. И насмешливо констатировала: - Ты там со своим совещанием совсем с ума сошла!