- Огромное вам спасибо, уважаемая, непременно куплю. - Векшегонов склонился в шутовском поклоне. Выпрямился и сочувственно поинтересовался: - Вы ведь уже опробовали на себе и ноотропил, и "Гинкго билоба", поэтому так уверенно рекомендуете, я правильно понял?
Таня нехорошо покраснела, причем - как изумленно отметил Векшегонов - лишь одной стороной лица, правая щека осталась ровно смуглой.
- Ах, на себе… - прошипела она, сползая со стола.
- Я не имел в виду ничего плохого, уважаемая, - поспешно заверил Векшегонов, отступая к двери кабинета.
- Напротив, я искренне восхищен вашей добротой…
- Добро… добротой?!
- Вашей чуткостью!
- Моей… чем?! - Таня нечаянно смахнула со стола электронные часы, но даже головы не повернула на шум.
- Вашей отзывчивостью! - Векшегонов всхлипнул от смеха и схватился за ручку двери.
Таня набычилась, губы ее мгновенно вспухли, покраснели. Она нащупала на столе мраморную статуэтку танцовщицы - еще один подарок благодарного заказчика! - пальцы удобно сомкнулись на тонких щиколотках.
- И вашей неземной красотой! - выкрикнул Векшегонов, мгновенно закрывая за собой дверь кабинета.
Таня зарычала и бессильно посмотрела на статуэтку: опоздала. И хорошо, наверное. Угоди она этому… этому… - подходящих слов не находилось - в голову, и что тогда?
Нет, ну каков гад!
Таня с трудом разжала пальцы и вернула танцовщицу на место. Подошла к двери кабинета и в сердцах двинула кулаком по косяку. Взвыла от боли и затрясла рукой. Покосилась на зеркало и торопливо отвернулась: ну и уродина! Красная, потная и рожа какая-то кривая…
Таня с ненавистью посмотрела на кабинет. Взяла со стола салфетки, приготовленные Сауле для гостей, и ожесточенно принялась оттирать тональный крем со щеки и подбородка.
Подумаешь, две-три царапины! Все равно этот… противный, мерзкий, лощеный тип уже видел ее фингал под глазом!
Таня жевала второе яблоко, удобно устроившись на подоконнике, и без всякого интереса смотрела на машинный поток внизу. Время тянулось удивительно медленно, заняться было нечем, в кабинет пока не приглашали, и Таня лениво размышляла о Саулешке.
Она и жалела подругу, и злилась на нее: ну что за несовременное, прямо-таки ископаемое чучелко? Двадцать четыре года, а ведет себя…
Таня негодующе фыркнула: девчонки в четырнадцать больше похожи на женщин, чем глупая Саулешка в свои двадцать четыре. Они красятся, стараются модно одеваться, учатся кокетничать, нравиться парням, а Сауле…
Саулешка и не знает толком, что такое зеркало! Если и подходит к нему, то хорошо на минуту, взмахнуть несколько раз расческой. Ни хитрости в ней женской, ни лукавства, ни осознанного интереса к себе или мужчинам. Одни акварельные краски на уме да книжки дурацкие!
Динамик на столе сыто заурчал, и Таня вздрогнула. Ненавистный голос насмешливо пропел:
- Прошу минут через пять принести чай и кофе!
- Ага - спешу и падаю, - огрызнулась Таня с подоконника.
Неохотно сползла с него и включила чайник. Критически осмотрела поднос, приготовленный Сауле, и поменяла местами блюдца с тонко нарезанным сыром и печеньем.
Подошла к зеркалу и снова скривилась: ну и физиономия! Сняла очки и мстительно фыркнула: чего ради в них маяться? Все равно царапины на виду - крем-то стерла со щеки! - синяк как раз "до кучи". Пусть этот холеный тип оправдывается перед гостями, ей-то что?
Таня криво улыбнулась: вдруг подумают - его рук дело? Она несчастная, затюканная девушка, а он - настоящий монстр, скрывающий свой страшный оскал под маской респектабельного гражданина.
Таня подмигнула себе: а что, классно придумано! И слова-то какие на ум идут: "страшный оскал", "респектабельный гражданин"… Может, ее призвание журналистика, раз газетные штампы на язык просятся?
Динамик снова захрипел, Векшегонов вкрадчиво поинтересовался:
- Вы о нас не забыли?
- О тебе забудешь! - проворчала Таня и прошлась щеткой по волосам.
Поднос показался тяжеловатым, и Таня сочувственно подумала, что хрупкой Саулешке удержать его будет еще труднее.
Чтобы открыть дверь, поднос пришлось поставить на стол. Проклиная все на свете, Таня, опасно балансируя на высоких каблуках, вплыла в кабинет. Поймала на себе изумленные взгляды двух незнакомых мужчин, оторопелый - Женькин, смеющийся - ну и зараза же! - Векшегонова, и слащаво пропела-протянула:
- Добрый день! А я вам чай принесла! Или кофе, это как пожелаете…
Пожилой полный мужчина раскашлялся, прикрывая лицо белоснежным носовым платком. Второй - смуглый и горбоносый - в открытую рассматривал Танины синяки и царапины, его темные глаза показались Тане откровенно недоумевающими. Женька, братец дальноюродный, изо всех сил делал невозмутимое лицо. Векшегонов бессовестно веселился, Таня едва удержалась, не опустила тяжелый поднос ему на голову, поставила на стол.
Она разлила чай, от кофе все почему-то дружно отказались, широко улыбнулась растерянным гостям и пошла в приемную. Закрывая дверь, услышала безмятежный голос Векшегонова, и ее затрясло от злости.
Саулешкин шеф заговорщицки сообщил клиентам:
- Девочка у меня спортсменка, только что после соревнований, так что сами понимаете…
- О-о, - уважительно протянул полный.
- Такой синяк, царапины, ай-ай-ай, - покачал головой смуглый.
Братец дальноюродный хрипло раскашлялся, подавившись чаем.
- Бои без правил, что вы хотите. - Векшегонов усмехнулся. - Моя девочка обожает драться…
- Это ты о платных боях? - изумленно спросил Женька. - На ринге, в грязи, полуголыми?!
- Ну… не обязательно платных, - хмыкнул Векшегонов и нагло подмигнул потрясенной его коварством Тане, она как раз обернулась. - Я как-то наблюдал и за бесплатным представлением: девочка своему противнику так щиколотку каблучком обработала, любо-дорого посмотреть…
Женька побледнел и украдкой показал Тане кулак. Он не сомневался, сумасшедшая сестрица - никаких тормозов! - свое опасное увлечение от родителей скрывает.
Гости восторженно загомонили, так называемые "бои без правил" они видели только по телевизору. Бессовестный Векшегонов сочувствовал изо всех сил: опоздали, мол, ничего не попишешь, сезон закрыт до следующей зимы. Вот если они встретятся за этим столом поздней осенью…
Таня с силой захлопнула за собой дверь и горячим шепотом высказала все, что думала о Векшегонове.
Жаль, он не слышал!
Колыванов быстро выпил свою чашку чая и извинился перед гостями: ему нужно выйти. Неожиданная встреча с сестрой - он и не знал, что Татьяна дружит с Вероникой, - вдруг показалась знаком свыше.
Он давно хотел поговорить с ней о разводе, так почему не сейчас? Не то чтобы Колыванов собирался прямо завтра бежать расписываться с маленькой уборщицей, он вообще не будет спешить с браком, дурное дело нехитрое, всегда успеется, но…
Он не женат, и точка.
Пусть документы соответствуют факту.
Фиктивный брак исчерпал себя!
Колыванов нашел взглядом Татьяну и невольно улыбнулся: снова на подоконнике, как всегда. Любимое место с раннего детства, Танины родители проиграли войну, едва начав, девчонка умела настоять на своем.
- Не ожидал тебя здесь увидеть, - добродушно сказал он.
- Секретарша к зубному помчалась с острой болью, - хмуро бросила Таня, по-прежнему глядя на поток машин внизу, - уговорила подменить.
- Не думал, что ты дружишь с Вероникой…
- А я и не дружу!
- Ну да: постель - не повод для знакомства…
- У вас у всех одно на уме!
- Вовсе нет…
- И шутки у тебя дурацкие, даже пошлые!
- Послушай, я не хочу с тобой ссориться…
- Собираешься мирно разобраться: сколько мне платят за синяки и в курсе ли мамочка?
- Тебе не пять лет, чтобы я вмешивался в твою личную жизнь…
- Что, серьезно не с этим пришел?!
Девушка наконец обернулась к брату, и Колыванов нервно сглотнул: солнечный свет безжалостно высветил все кровоподтеки, в затененном кабинете Танино лицо производило менее шокирующее впечатление.
- Нет, мне, понятно, любопытно, кто это тебя так отделал, - Колыванов осторожно дотронулся до ссадины на подбородке, - но лезть с допросом… не буду.
- Тогда чего ради удрал с совещания? - примирительно проворчала Таня. - Не успел пересчитать мои царапины, слишком быстро сбежала?
- Как вы любите переводить разговор на себя!
- Мы - это, естественно, женщины?
- Угадала.
- Хочешь сказать - у тебя ко мне дело?
- Снова угадала.
- И какое?
Таня пошлепала рукой по подоконнику, и Колыванов послушно сел рядом, он не собирался спорить с Татьяной по пустякам. С ней вообще лучше не спорить.
Колыванов улыбнулся в настороженно поблескивающий серо-голубой глаз - второй было не разглядеть, настолько распухла щека, - и коротко сказал:
- Развод.
- Чей?!
- Мой, конечно. Тот, что ты обещала оформить по первому требованию.
Таня по-детски приоткрыла рот. Колыванов невольно хохотнул: здоровый глаз стал совершенно круглым, и синевы в нем прибавилось.
- Ах, то-от… - пробормотала Таня. - На Нинке, значит, женишься…
- Ошибка.
Таня смотрела непонимающе. Колыванов любезно пояснил:
- С Ниной мы расстались.
- Тогда… зачем?
- Какая тебе разница?
- Ну… - замялась Таня, с любопытством изучая излишне невозмутимую физиономию брага. И потрясенно воскликнула: - Ты влюбился в другую?!
- Допустим. И что?
- Да нет, ничего. Твое дело. Просто вы так долго встречались с Нинкой, я думала…
- И напрасно!
- Что - напрасно?
- Думала! Думать вообще вредно, разве не знаешь?
Таня показала брату кулак, чтоб не забывался, и почему-то шепотом поинтересовалась:
- И кто она?
- Ты о ком?
- О девчонке, на которой женишься.
- О женитьбе речь не идет, - хмыкнул Колыванов. - Я говорил лишь о разводе.
- Да ладно тебе, - отмахнулась Таня. - Лучше скажи: она красавица? Красивее Нинки, да?
- Почему обязательно красавица? - поморщился Колыванов. И с неожиданным сарказмом воскликнул: - Может, наоборот - я нашел наконец свою Золушку? Работницу, так сказать, тряпки и швабры. Маленькую, тощенькую и пугливую. Да, и еще - в очках!
- Так я тебе и поверила, - рассердилась Таня. - Это после Нинки?!
- Ага. - Колыванов обреченно уронил голову на грудь. - Именно после нее.
Таня негодующе фыркнула. Колыванов состроил печальную рожицу и шепотом признался:
- У меня, детка, аллергия, представляешь?
- Аллергия? - не поняла Таня. - При чем тут аллергия? И на что? На тополиный пух, что ли?
- Не на "что", а на "кого"!
- Ну, на кого? На кошек?
- Вовсе нет.
- На собак?
- Опять-таки нет.
- А на кого?
- На красавиц.
- Шут!
Таня в сердцах замахнулась на брата, но не ударила, слишком была заинтересована. Помолчала и спросила:
- Так ты насчет развода серьезно, что ли?
- Да, - кивнул Колыванов. - Хоть сам себе не верю.
- И насколько все срочно?
- Ну… лучше не тянуть.
- Понятно.
Таня задумалась. Колыванов посмотрел на часы, но торопить не стал: обойдется Векшегонов и без него. Вопрос в принципе решен, а нюансы пусть обговорит с заказчиками сам, уже три года филиал возглавляет, пора учиться принимать самостоятельные решения.
- Может, на моем дне рождения все обсудим, неделя всего осталась. - Таня машинально поправила галстук, вечно он съезжал у Женьки набок.
- Почему не сейчас?
- Ну, тебе же с Сауле встретиться нужно, я так понимаю. Вы должны вместе в ЗАГС пойти, заявление на развод подать, не через суд же вам разводиться…
- Странное имя - Сауле, не находишь?
- Казахское, - вздохнула Таня. - Саулешка говорит - никакой экзотики.
- Ну, Восток - дело тонкое, - непонятно к чему заметил Колыванов.
Лицо его показалось Тане отстраненным, Женька явно думал о чем-то своем, и Тане внезапно стало обидно за подругу: побывала замужем, называется! Женька, бессовестный, даже в лицо ее не видел, а уже разводиться собрался, ишь - торопится…
A-а, ладно!
- Сауле тоже приглашена на день рождения, - хмуро сказала Таня. - По-моему, очень удобно получится. Я вас оставлю в своей комнате, и вы договоритесь, когда все это, - она неопределенно взмахнула руками, - можно провернуть. Ну, вы же оба работаете, как минимум нужно время согласовать…
- Ладно, - рассеянно кивнул Колыванов, - неделя меня вполне устроит…
Глава 13
ЗАПАХ ПОЛЫНИ
Сауле с трудом улыбнулась сыну: Китеныш снова рассказывал о своем новом друге, да как рассказывал - взахлеб, а она не знала, что ответить.
С одной стороны, Сауле вроде бы радовалась - у мальчика появился взрослый друг, наконец, мужчина, а не женщина. С другой стороны, она чувствовала себя виноватой, Китенышу явно не хватало отца.
Сауле впервые задумалась, так ли была права, сбегая от Нурлана. Нет, она не сомневалась, что с ним была бы глубоко несчастна, ее отвращение носило чуть ли не физиологический характер, он никогда не нравился ей, с самой первой встречи, но…
Имела ли она право думать только о себе? Не зря ведь на Востоке похищенную женщину скрывают лишь до появления ребенка или явной беременности, что одно и то же. Потом практически всегда следует брак, считается: малыш цементирует семью. Брак по расчету, не по любви - самое естественное дело на юге, и появление ребенка мирит всех.
Сейчас, через семь лет, повзрослев, Сауле понимала: Нурлан Мазитов вовсе не плохой человек. Это любовь к ней сломала его, а ответь Сауле взаимностью…
Сауле вздрогнула, услышав скандал за стеной: снова сосед напился и начал "наводить порядок" в семье. Снова мат-перемат, снова драки, снова, захлебываясь, плакал младший ребенок и угрюмо огрызался, изредка срываясь на крик, старший.
Кивая сыну, Сауле увела его в комнату - незачем Китенышу слышать это непотребство - и села с ним в одно кресло. Привычно сунула нос в пушистый затылок и хмуро подумала: "Ненавижу пьяных. Ни дня не осталась бы с мужем, веди он себя так по-скотски. Не удалось бы развестись, взяла бы детей и ушла в никуда, не пропали бы, руки есть, ноги есть, без работы я бы не осталась. Пусть не так сытно ели бы, зато малыши не дрожали бы от страха…"
Она с сожалением покосилась на незапертую дверь, крики пусть глухо, но доносились и сюда.
Никогда раньше Сауле не видела столько пьяных. Не то чтобы в Казахстане совсем не пили, но не напивались так по-свински - это точно. Пьянство считалось позором, может быть, влияние мусульманского окружения? Ведь и христиане там не пьют, как здесь, в России, - не принято. Ну, рюмку-другую за столом, ну, хорошее вино к мясу, ну, для настроения или чтобы подчеркнуть торжественность момента…
Сауле вдруг улыбнулась, вспомнив Анну Генриховну - старуха на все имела свое мнение. И о религии говорила как о чем-то важном, нужном, но несостоявшемся в современной России. Мол, желание верить в Бога есть, а вот самой веры…
То ли разучились за семьдесят лет советской власти, то ли это естественный процесс "взросления" человечества. Мол, и дети малые вначале верят родителям на слово, а едва подрастут, начинают думать, слепой вере места уже нет, как и слепой любви, обожанию, всему тому, на чем стоит религия.
По ее мнению, множественность религиозных конфессий тоже мешает, особенно когда между священнослужителями нет взаимного уважения: мол, одному делу служим, одному Богу молимся, пусть по-разному, что объясняется лишь обычаями данной местности и менталитетом народа. А то: не молишься как я, значит, неверный или еретик, не будет тебе прощения Господа! Вот думающий человек и шарахается.
Сауле тряхнула головой, пытаясь прогнать мучительные для себя сомнения - ну, не умела она верить в Бога, хоть и хотела! Все время прикидывала: вот если бы взять от мусульманства уважение к старшим, отрицание спиртного и утерянную Западом мораль - Сауле современное телевидение приводило в ступор, - а от христианства - сегодняшнюю терпимость к наукам…
И смеялась над собой: вот если бы приставить нос…
И завидовала Анне Генриховне, старуха как-то совершенно спокойно примирила в собственной душе все конфессии. Могла запросто зайти в любой храм, не делая разницы между католиками, православными или мусульманами, она же к Богу шла, а не к священнослужителям с их вечными заморочками. А раз Бог един…
Сауле так не умела. Ей проще было найти Бога в весеннем лесу, на берегу неспешной северной реки или под бесконечным куполом неба в родной степи, чем в душной, набитой потеющими людьми церкви. Ее завораживали и в то же время пугали суровые или скорбные лики святых, она бродила по храму больше как художник, восхищенный чужими талантами, чем как верующий. С замирающим сердцем Сауле рассматривала очередной шедевр и ругала себя за неумение проникнуться святостью места, и жалела себя за это же. И бессовестно завидовала верующим, склонившим голову, а то и колени перед образами. И сочувствовала им, пришедшим сюда с просьбами, а не с благодарностью Господу за этот созданный мир, за все красоты в храме, за дарованный талант зодчему и живописцам, за ту божью искорку, которой Он так щедро делился с людьми…
- Ты представляешь, - Таня заглянула в комнату: Китеныш с Лизаветой сидели за компьютером, - она уже несколько дней ночует у мамы!
- У мамы? - рассеянно пробормотала Сауле, переворачивая блин. - Почему у мамы?
- А я знаю? - рассердилась Таня. - Едва переехала - мама притопала посмотреть, как я устроилась, ну и…
- Что - "ну и"?
- Нарвалась на Лизавету, естественно! Ее ведь в шкаф не спрячешь, я уж о Кешке и не говорю. Этот гад кривоногий на любой звонок в дверь так зверски лает, будто в лоскуты гостей порвать готов!
Сауле налила в сковородку новый блин. Обернулась к подруге и с любопытством спросила:
- И что ты сказала маме?
- Ну, правду… почти.
- Почти - это как?
- Что девчонка у меня поживет, пока с ее матерью разбираются. Мол, в детский дом пса брать отказываются, а без него Лизавета туда не пойдет, сбежит, чертовка. Вот я ее и пригрела… временно!
- А Лизавета слышала, что ты несешь?
- Вот еще! Мы на кухне разговаривали, они с Кешкой в комнате телевизор смотрели.
- А потом?
- Потом - суп с котом. Мама Лизавету рассмотрела и сразу сюсюкать принялась - мол, солнышко, деточка, да разве так можно… - Таня смущенно хмыкнула. - В ванну ее потащила!
Сауле вздрогнула и едва не уронила на пол готовый блин. Уложила его на высокую парующую стопку и изумленно воскликнула:
- Разве ты ее не выкупала, как в квартиру привела?
- Помоешь эту дикую кошку, как же! - возмутилась Таня. - Я ее честно в ванную загнала, мочалку дала, шампунь, мыло, что еще нужно нормальному человеку? Футболку чистую купила, трусики, шорты, носки, тапочки…
- Нет слов! Ты ж сама должна была ее отдраить, ребенок еще маленький, Лизавете только шесть!
- Ребенок! Убоище это, а не ребенок! И потом - шесть лет, это не два и не три. Ей осенью в школу!
- Кто бы спорил, - проворчала Сауле, возвращаясь к сковородке. Налила следующий блин и буркнула: - А дальше что?