О чем говорит теория
На самом деле это немного не так. Ричард Левонтин (Richard Lewontin), Конрад Уодцингтон (Conrad Waddington) и другие биологи подчеркивали значение поведения в эволюции. Ричард Докинз, ставший одним из самых резких критиков теории формирования ниш, до этого написал книгу под названием "Расширенный фенотип" ("The Extended Phenotype"), в которой предвосхитил определенные аспекты этой теории. Докинз хотел преобразовать понятие фенотипа, - раньше это была просто экспрессия генов животного, выражавшаяся в особенностях формы его тела и его способностях, - чтобы включить в него все, что создают животные, если они это делают. Другими словами, дамба бобров - такая же экспрессия генов бобра, как и его хвост. Но подход Докинза все еще был сфокусирован исключительно на генах и том, что они делали; по его собственным словам, "поведение животного имеет тенденцию к увеличению выживаемости генов, отвечающих за это поведение". Согласно теории формирования ниш, это лишь самое начало истории.
Основная идея, про которую не нужно забывать, заключается в том, что животные сами способны изменять среду, в которой они живут, и что эта модифицированная среда, в свою очередь, отбирает определенные генетические изменения у животных. Так начинается процесс формирования обратной связи, протекающий в обоих направлениях, в котором животные способствуют развитию ниши, а ниша способствует развитию животных до тех пор, пока не наступит соответствие животных и ниши, словно ключа и замка, глядя на которое, люди воскликнут: "Но ведь должен был быть творец\" Животные - не просто пассивные переносчики генов, они играют активную роль в формировании своей собственной судьбы.
И все-таки, а что же такое ниша?
Согласно Юджину Одуму (Eugene Odum), автору "Основ экологии" ("Fundamentals of Ecology"), "экологическая ниша организма зависит не только от того, где он живет, но также и от того, что он делает. Проводя аналогию, можно сказать, что среда обитания организма - это его "адрес", а ниша - его "профессия", только в терминах биологии". На самом деле можно выделить не два, а целых три важнейших компонента ниши:
• Среда обитания: определенный тип среды, который может быть и крупным (саванна, тропический лес, горы, тундра, кочевой образ жизни…), и/или небольшим (плодородный слой почвы, древесная кора, слой тины, гнездо, нора, термитник…).
• Питание: определенный тип пищи (трава, мясо, насекомые, мед, микроорганизмы, фрукты, кровь… или некоторая комбинация этих и/или других вещей).
• Средства: определенные способы добывания этой пищи (приготовление запасов, извлечение из отходов, выслеживание, групповая охота, нападение из засады, фильтрация, выкапывание…).
Поэтому ниша гиены будет складываться из проживания на открытых пространствах саванн, поедания мяса павших животных и групповой охоты. Ниша гладких китов - из проживания на открытых пространствах океанов и питания морскими микроорганизмами, добываемыми при помощи фильтрации морской воды. Ниша лягушки - из пруда или болота, насекомых и неподвижного ожидания, пока они появятся.
Обычно люди представляют себе ниши не как нечто активно формируемое. Скорее их считают уже готовыми, просто жаждущими, чтобы какое-то животное пришло и вселилось в них, а бобров рассматривают как причудливое исключение из этого правила. Это не так, и авторы "Формирования ниш" приводят в качестве примера сотни видов, которые в той или иной степени сами конструируют для себя ниши. Бобры, некоторые виды муравьев (например, листорезы, строящие подземные грибные плантации), дождевые черви - лишь некоторые из наиболее тяжелых случаев.
Возьмем, к примеру, дождевых червей.
Дарвин очень любил дождевых червей. Он изучал их, пожалуй, больше, чем все другие организмы. Его последняя опубликованная книга была посвящена червям. Если бы червяки привели его к инсай-ту той же глубины, что и галапагосские вьюрки, эволюционная биология, вероятно, развивалась бы совершенно иначе. Но они не привели. Чтобы понять, почему же они такие особенные, вам необходимо знать кое-что о современные версиях эволюционной теории, отводящих важную роль генам.
Они называются дождевыми, или земляными, червями, но они не всегда были такими. Они начинали свою жизнь как водяные черви. Но так же, как предки китов и дельфинов переместились с суши в воду, эти червяки проделали обратное путешествие. Правда, они не смогли сделать то, что сделали киты и дельфины и что они должны были сделать, согласно эволюционной теории, - просто и непосредственно адаптироваться к новой среде. Вместо этого они, по крайней мере отчасти, приспособили новую среду к себе.
Это имеет смысл, если вдуматься хорошенько. С водой вы не очень-то много способны сделать. А почва пластична, в ней можно рыть норы, менять ее форму, даже есть ее, если у вас приспособленный для этого желудок. Итак, будущие земляные черви приступили к изменению земли.
Они не изменили свои почки. Не изменили количество выделяемой мочи (водные организмы выделяют больше мочи, чем наземные, в основном для того, чтобы избавляться от излишков солей). Не изменили ни одну из прочих форм или функций своего тела так, как можно было предположить при настолько радикальной смене места жительства. Вместо этого они преобразовали саму почву. Они начали с выделения определенного количества слизи, которая смягчала почву и делала ее скользкой, чтобы они могли прокладывать в ней систему тоннелей. Потом они начали перетаскивать в эти тоннели кусочки гниющих растений и смешивать их с неорганикой, а затем питаться полученной смесью. Их экскременты, называемые "выбросами дождевых червей", настолько богаты минералами и тонки по своей текстуре, что увлеченные садоводы, не исключая и мою жену, хранят жестяные банки, полные червей, кормят их отбросами и получают самый прекрасный компост из всех известных (более того, коричневая жидкость, которая скапливается на дне жестянки и в которой, по словам Ивонн, "они любят купаться", является великолепным органическим удобрением).
Но подождите, это же одомашненные черви. Диким червям приходится рыхлить гораздо более твердую почву, и тем не менее они все же не настолько отличаются. Воткните острую палку в плотно утрамбованную землю, из которой даже не растет трава, и вы, скорее всего, не увидите червей. Но воткните ту же самую палку в рыхлый суглинок, и вы каждый раз будете натыкаться на пару червяков. Вы можете решить, ну да, конечно, это все потому, что я перекапывал и удобрял этот участок сада. Может, и так, однако почва на нем была удобренной и рыхлой задолго до того, как пришли садоводы, потому что над ней работали поколения червей, разрыхляя ее и удобряя своими выбросами. Это взаимный процесс, организмы и их ниши изменяются совместно - черви выделяют больше слизи, начинают переваривать больше разных субстанций, в то время как почва вокруг них становится все более богатой питательными веществами и более пригодной для рытья тоннелей. Эти процессы взаимного преобразования длились на протяжении бесконечного количества поколений червей, прилаживая червей к почве, а почву к червям и внезапно сделав мир более приятным местом обитания для насекомых, растений, садоводов и других организмов, которые извлекают пользу из удобренной почвы.
Теперь мы подобрались к наиболее противоречивой части теории формирования ниш.
Делать что-то, что имеет благоприятные последствия для вашего собственного вида, - это одно. Делать же то, что влечет за собой пользу и для других видов, - это как скажут критики, - две большие разницы. Особенно если большая часть пользы достается другим видам, а не вашему.
К примеру, существует фотосинтез - способ использования растениями солнечной энергии для превращения воды и диоксида углерода в углеводы, необходимые для их роста. Кислород выделяется как побочный продукт этого процесса. Но наибольшую выгоду от этого кислорода получают не растения, а другие живые организмы - а именно все организмы, которые дышат воздухом. До появления растений в атмосфере не было достаточного количества кислорода, чтобы обеспечивать жизнедеятельность подвижных, активно поглощающих энергию созданий, если они состояли больше чем из одной клетки. И только когда растения подняли уровень содержания кислорода, многоклеточные создания смогли расти и процветать. Ниша, которую сформировали растения, - оставаясь на одном месте, поглощая ингредиенты из почвы и воздуха и используя солнечную энергию, чтобы их перерабатывать, - изменила генетическое будущее не только их самих, но и бесконечного числа видов.
Но это же не эволюция, начали протестовать некоторые биологи. Эволюция - это индивиды, которые могут воспроизводить самих себя. Индивиды одного и того же вида, разумеется. Если поведение индивида А, принадлежащего виду X, влияет на гены потомков А, это одно дело. У них похожие гены, и вариабельность от одного поколения к другому можно измерить, сопоставить это различие с поведенческим, сделать научные выводы, возможно, даже выдвинуть гипотезы. Но если поведение индивида А из вида X влияет на гены индивида Б из вида У и его потомков, в этом нет никакой общей причины. Нет ничего объективного, такого, как генетические различия, что можно было бы измерить, и нет никакой физической связи причины и следствия. А теория, которая объясняла бы оба процесса - воздействие формирования ниши на формирующие ее виды и воздействие ниши этих видов на другие виды, была бы, по Докинзу, "вредной".
По счастью, нам нет нужды ввязываться в этот спор, потому что дальше мы будем рассматривать только один вид, или, скорее, последовательность видов - наш собственный и наших непосредственных предков. И будут иметь значение только те гены, благодаря которым родились мы с вами. Мы также не собираемся бороться с серьезнейшей математикой, которую Одлинг-Сми и его коллеги используют для доказательства своей теории популяционным генетикам. Все, что нам действительно потребуется, - это следующее кратко сформулированное положение.
Не только виды формируют ниши, но и ниши также формируют виды.
К чему приспособился человек
Я смутно воспринимал в Барселоне (мне потребовалось несколько месяцев, чтобы окончательно разобраться, что к чему), что без теории формирования ниш вы никогда не добрались бы до более или менее удовлетворительного объяснения того, как люди обзавелись языком.
Достаточно долго я считал, что одним из наиболее слабых мест в исследованиях эволюции языка является неспособность интегрировать их в общую теорию эволюции человека в целом. Вы можете найти кучу не только статей, но и целых книг, посвященных эволюции языка и ни словом не упоминающих того, какими были предки человека и что они делали, когда развивался язык. Будто бы авторы пишут о том, как язык развился у вида X на планете У. Или еще хуже - поскольку даже на планете У существовали бы некоторые физические ограничения, они, похоже, пишут о том, как могли получить язык абстрактные существа из мира идей Платона. Лингвисты не единственные, кто это делает, но они среди самых злостных нарушителей.
Но это же не может быть правдой. Язык не развивался в вакууме. Он был, он должен был быть механизмом адаптации, точно так же как и прямохождение, или отсутствие волос на теле, или противопоставленный большой палец. И больше нельзя продолжать утверждать, что наших знаний о предках недостаточно для того, чтобы сделать какой-то существенный вывод. Верно, наших знаний мало, и точка. До тех пор, пока мы не изобретем машину времени или не найдем способ клонировать наших предков из ДНК ископаемых, - а это просто бредовые фантазии на сегодняшний день, - мы никогда не узнаем все, что нужно. И даже если бы мы клонировали тех самых предков, мы не смогли бы клонировать и их среду обитания, поэтому вопросы всегда оставались бы. Но сейчас мы знаем достаточно, чтобы нарисовать большую, хоть и схематичную картину нашего прошлого и использовать эту информацию для отделения правдоподобных гипотез от не имеющих смысла. Нам не хватает не столько фактов, сколько способа собрать их воедино, выстроить из них логичную цепочку.
Теория ниш, похоже, способна нам его обеспечить, причем не только для языка, но и для эволюции человека в целом.
Нигде это не проявляется так явно, как в области человеческой культуры. Человек и созданная им культура всегда были источником проблем для биологических наук. Культура и цивилизация, со всей ее многогранной сложностью, вниманием ко всему, что мы делаем и о чем думаем, похоже, не имеет аналогов в природе. А наша наука просто не знает, как работать на выборке из одного экземпляра.
Конечно же, есть и такие, кто заявляет, что некоторые животные тоже обладают культурой. Если определять культуру так, как это делают они, в терминах передачи некоторых выученных форм поведения от одного животного к другому, это, очевидно, так. Пример - японские макаки, одна из которых научилась смывать песок с батата, прежде чем есть его, а другие, наблюдая за ней, делали так же, и это вошло в привычку. Или шимпанзе с Берега Слоновой Кости, которые разбивали кокосовые орехи и учили этому своих детенышей. Но эти примеры "культуры животных" настолько скудны и убоги рядом с необъятным и постоянно возрастающим количеством человеческих традиций, историй, ремесел, искусств и наук, что любое сравнение выглядит как отчаянная попытка выполнить какой-то божественный план.
Так и есть на самом деле. Тысячелетиями религии говорили нам, что человек - это особое создание, нечто, божьей волей отделенное от остальной природы. Теперь, когда мы знаем, что это не так, маятник качнулся в сторону другой крайности. Рационалисты, жаждущие подтвердить то, во что слепо верят, считают себя обязанными настаивать, несмотря на огромный массив аргументов против, что человек ничем не отличается от любых других видов. Всякая черта, которую имеем мы, также обязана быть и у других животных, а если у них она не настолько хорошо развита, как у нас, - если мытье картошки и раскалывание орехов немножко не дотягивают до уровня формул Эйнштейна или сонат Бетховена, - ну что ж, зато и наша способность к плаванию не так хороша, как дельфинья, а различать предметы по их тепловому излучению мы можем несколько хуже, чем гремучие змеи. У каждого вида есть действия, которые его представители выполняют лучше всех других, и кто мы такие, чтоб считать, что наши лучшие трюки обладают большей ценностью, чем лучшие трюки других животных?
По иронии судьбы, теория формирования ниш связывает человека с остальными созданиями гораздо более тесной и обоснованной связью, чем любые попытки представить культуру у шимпанзе.
Культура человека - это просто-напросто случай построения ниши.
Противопоставление научения и инстинкта - а так ли оно важно?
Однажды, когда я не знал ничего лучше, а теории формирования ниш Джона Одлинг-Сми еще и в проекте не было, я написал под влиянием Джорджа Уильямса и подобных ему: "В то время как другие виды приспосабливаются к среде, мы приспосабливаем среду к себе". Теперь я знаю кое-что получше. Я знаю о том, что многие виды, если не большинство, приспосабливает среду к своим собственным нуждам, насколько это позволяют их способности. Некоторым позволяют не очень. Нам - больше многих других, но то, что мы делаем, по сути не отличается от того, что делают они.
Мы строим огромные здания с системами климат-контроля, чтобы защититься от летней жары и зимнего холода. Термиты делают то же самое. Они строят курганы, размер которых в сравнении со строителями так же велик, как и высота наших небоскребов. Они регулируют температуру внутри множеством способов: располагают свои термитники вдоль оси север-юг (тем самым уменьшая количество падающего на них света в полуденный зной), возводят более толстые внешние стены, закрывают на ночь входы, создают кучу приспособлений для охлаждения воздуха: вентиляционные камеры, охлаждающие лопасти, воздуховоды и трубы. Они также придают своим строениям форму гриба или конуса, чтобы внутрь не попадала вода во время дождя.
Мы развили сложные формы сельского хозяйства, чтобы обеспечивать себя пищей сверх того, что может поставить нам природа. И то же сделали муравьи-листорезы. Они строят огромные подземные фермы, и для создания всего одной они могут перемещать до сорока или пятидесяти тонн (да, тонн!) почвы. Такая ферма может обеспечить работой гораздо больше особей, чем любая из человеческих корпораций (ну, за исключением, может быть, гигантской сети супермаркетов Wal-Магt: или китайской армии). Эти рабочие взбираются на растения, отгрызают листья, опускают их в специальные помещения, пережевывают до мягкой кашицы, укладывают в углубления, помещают в них плесневые грибы, закрывают углубления и затем собирают созревшие грибы и распространяют их среди своих товарищей.
Что ж, вы можете сказать, что муравьи и термиты делают все это благодаря инстинктам, а мы - благодаря научению. Если вы возьмете необразованных людей, живущих в арабской пустыне или джунглях Амазонки, людей, никогда не имевших никаких контактов с цивилизацией, и научите их делать эти же вещи, они будут их делать. Но вы не можете ничему научить термита и муравья.
Это верно, но к делу совершенно не относится. Инстинкт - это просто поведение, закрепленное в генах. Муравьи и термиты вынуждены начать делать те вещи, которые они делают (конечно, в несколько более простой и рудиментарной форме), из-за генов, уже имеющихся у них до начала какого-либо взаимодействия генов и поведения, способного вломиться и внезапно сформировать новые сложные виды поведения. Точно так же, как нам приходилось строить грубые временные укрытия из камней и веток задолго до того, как мы смогли возводить прекрасные храмы и шикарные апартаменты. Точно так же, как нам пришлось начать собирать и жевать дикие семена задолго до того, как у нас получилось засеять большие участки земли. Никогда не было такого, чтобы кто-то взял и сказал: "Эй, ребята, охота и собирательство - это полная фигня, не пора ли нам заняться фермерством?"
На самом деле к сельскому хозяйству мы пришли постепенно и достаточно случайно, как и муравьи. Различие лишь в том, что наша способность обучаться новым вещам и передавать это знание другим (способность, основанная исключительно на нашем владении языком, как мы увидим в последних главах этой книги) позволила нам развиваться намного быстрее, чем любым другим видам, - мы способны строить свои ниши без необходимости ожидания очередного поворота колеса обратной связи между генами и поведением. Но, помимо этого, все остальное - мотивация, процесс построения ниш сам по себе и даже, как мы только что убедились, некоторые его результаты - сходно у всех видов, даже настолько различных, как термиты и мы с вами.
Действительно, ритуалы и предметы, создаваемые пчелами или термитами, напоминают построение ниши человеком намного больше, чем раскалывание орехов у шимпанзе или мытье картошки у макак. Соответственно, процесс создания ниши связывает нас более тесно с остальной природой, чем любые заявления о "культуре животных". И верно, если внимательно присмотреться, становится понятно, что те, кто делает такие заявления, - просто человекоцентристы, о которых я говорил в предыдущих главах.