На указание горячего противника телесных наказаний Орлова, что "святители всех вероисповеданий постоянно защищали личность существа, созданного по образу и подобию Божию", митрополит Филарет, нисколько не стыдясь, ответил, что "по христианскому суждению, телесное наказание само по себе не бесчестно, а бесчестно только преступление". Где и когда было указано это Христом, Филарет не сообщил, – а впрочем, для чего только не злоупотребляли учением самой чистой любви Христа: ведь и войны, и смертную казнь подтверждают ссылками на учение Христа. В конце концов, защитники розог и плетей победили благодаря тому, что то время было еще полно ужасных привычек и духа насилия, царивших целые века в России, и вопрос о телесных наказаниях разрешился неудовлетворительной полумерой.
Законом 17 апреля 1863 года отменены все тягчайшие телесные наказания, но сохранены ужасные плети для каторжных и ссыльных, не исключая и женщин, и розги, от 5 до 300 ударов, для малолетних ремесленников, крестьян, бродяг, штрафованных солдат и заключенных в арестантские роты. Итак, область для применения телесных наказаний осталась очень обширная и качественно, и количественно: 300 розог и особенно 100 плетей не только мучительны, но и угрожают жизни, а с другой стороны – главная масса нашего населения – крестьянство оставлено под вечной угрозой позорного наказания. И притом нужно особенно отметить, что с крестьян за одно преступление, часто совершенно пустое, сдиралось сразу две шкуры: и телесное наказание, и – как результат этого – лишение общественных прав, так как крестьянин, раз высеченный, навсегда лишался права быть избранным в общественные должности.
В таком положении дело оставалось 40 лет, постепенно отменялись некоторые виды наказаний, увеличивалось число групп, освобождаемых по тем или другим причинам от сечения, создалиcь изъятые и неизъятые от позора, но бывали и возвраты к старому, возможные при административном произволе. Целых 40 лет применялись телесные наказания, поддерживали грубость и зверство в населении и позорили не только наказанных, но и совершавших это наказание, и все русское общество, относившееся равнодушно к этому варварскому пережитку рабства. И практиковались розги очень широко: так, нижних воинских чинов по суду было наказано в 1872 г. 6799 человек, не считая большого числа наказанных административно в дисциплинарных батальонах; телесные наказания в армии начали сильно падать после введения всеобщей воинской повинности, и в 1893 г. телесно наказанных солдат было только 348, не считая опять-таки высеченных в дисциплинарном порядке. Ссыльно-поселенцы в Сибири наказывались усиленно; так, за 8 лет, в 1883-1890 гг., в Красноярском округе была высечена 1/8 всего взрослого мужского населения. Про каторжан нечего и говорить: их могут наказывать все каторжные власти по своему усмотрению, и пользуются они этим правом безгранично. Все писавшие про Сахалин и другие каторжные тюрьмы согласно говорят, что несчастных порют за все про все, и к ним вполне применима специально русская поговорка: "Перевернешься – бьют, недовернешься – бьют". И к ссыльным, и к каторжанам розги применяются в очень болших количествах, опасных для здоровья; мало того, они в особых случаях (побег) наказываются и плетьми, которые в умелых руках палача лишают ягодицы наказанного всех мягких частей или совсем убивают. Наконец, крестьяне по закону 1863 года могли быть наказываемы телесно только по приговору волостных судов и не более 20 ударов розог. И волостные судьи из бывших крепостных щедро приговаривали к розгам. В 80-х годах телесные наказания в одних губерниях уменьшились, а в других еще более возросли. В эти годы сильной реакции власть и охранительная печать находили, что деревня совершенно распустилась и отбилась от рук, не признает властей и старших, пьянствует и разоряется, плохо платит подати. Решено было создать для деревни сильную власть, и законом 12 июля 1889 года были учреждены земские начальники, долженствовавшие быть отцами для деревни и вернуть распущенных крестьян к патриархальным временам. Земским начальникам было дано право бесконтрольно утверждать или отменять приговоры волостных судов к телесному наказанию; а так как большинство начальников было из военных, привыкших к рукоприкладству, и так как они призваны были для возврата патриархальных времен, которые немыслимы, по их понятию, без битья и порки, то они принялись усиленно за насаждение розог. Громадное большинство земских начальников не только утверждали все приговоры к розгам, но даже сами заставляли волостных судей приговаривать к телесному наказанию, и розги снова воскресли в таких волостях, где они не назначались судами уже много лет.
По имеющимся сведениям из нескольких губерний, в каждой было приговорено к розгам в 1891 году от 1000 до 2000 человек, что на всю Россию составит около 100000 опозоренных сечением и лишенных тех немногих гражданских прав, которыми так скудно одарено крестьянство. Вместе с тем усилились всякие и незаконные избиения, мордобойство и рукоприкладство; эти избиения обрушивались, главным образом, на низших – солдат и крестьян, но усилилась кулачная расправа и в более высших слоях общества, ибо всякие зверства, творящиеся где-либо в стране, не проходят бесследно и заражают всех остальных. Все это напугало и администрацию, и общество. Министерство внутренних дел увидало, что земские начальники превзошли все самые пылкие ожидания в насаждении сильной власти, и издало в 1891 году циркуляр к этим начальникам с предложением относиться с большой осторожностью к приговорам о телесных наказаниях, тем более что подобная операция производит развращающее впечатление на молодых людей. И несмотря на это откровенное признание развращающего влияния розог, администрация нашла возможным еще 14 лет сохранять эти позорные наказания и воспрещала всякие заявления и просьбы об отмене их. Вызванная земскими начальниками страшная вспышка телесных наказаний возбудила самые различные протесты со стороны самой избиваемой, безответной крестьянской массы. Душевные заболевания и самоубийства наказанных сейчас же после порки, а с другой стороны месть наказанных в виде оскорблений начальства, поджогов, убийств, и бурные протесты против розог целых селений ясно доказывали всем, что телесные наказания уже безвозвратно отжили свое время и что применение их является жестокой несправедливостью для наказуемых и позором для всей администрации и всего русского общества, мирящегося с этим злом и бессмысленным насилием над народом. Тридцать лет русское образованное общество малодушно проходило мимо этого позорного явления и боялось быть заподозренным в неблагонадежности, так как розга считалась чуть ли не одним из столпов, на котором покоилось русское государство. И только теперь, в 90-х годах, когда грозные признаки появились в самой деревне, общественная совесть проснулась, протесты, просьбы и ходатайства об отмене телесных наказаний стали поступать отовсюду; заговорила сильнее и печать. Несколько генерал-губернаторов настаивали на уничтожении этих наказаний в их областях; более мелкие администраторы, и в том числе вершители приговоров о розгах, некоторые земские начальники фактически отменили розги в своих участках и высказывались против них в печати. Кстати, следует отметить здесь, что в 1893 году была пробита еще маленькая брешь в этой позорной крепости: вероятно, под влиянием одной ужасной драмы, бывшей в Сибири после телесного наказания одной "политической" женщины, были окончательно отменены телесные наказания для всех женщин без исключения.
Едва ли не самую видную роль в борьбе с сечением сыграло земство. Еще в 1872 году Херсонское, а в 80-х годах еще несколько земств возбуждали ходатайства об отмене телесных наказаний, но главная земская кампания против них происходила в 1894-1897 гг., когда почти все губернские и многие уездные земства непрерывно высказывались и ходатайствовали об отмене этого позора. Выступали на собрании и заступники розог. Главные их доводы два: первый – дешевизна и быстрота наказания: "пришел, отсекся и ушел"; второй – нельзя насиловать волю и желание крестьян; раз они сами на волостных судах приговаривают к розгам, значит – они сами хотят "сечься". Это – обычная уловка грошовых либералов: раз известная, хотя бы самая отвратительная и незаконная мера им выгодна и желательна, они усиленно вопят против вмешательства власти и отмены этой меры; в других же случаях, где им выгодно давление власти, например в найме рабочих, они так же усиленно вопят за вмешательство администрации. Против этого довода по существу должно указать, что телесные наказания в последние годы назначались волостными судами почти исключительно в тех участках, где этого хотели земские начальники. Что же касается дешевизны, удобства и скорости розог, то защитникам их можно ответить одним вопросом: почему они не ходатайствовали о введении этого прекрасного наказания для себя и для всех сословий без исключений? Это было бы и справедливо, и последовательно.
Земская борьба с розгами еще раз блистательно доказала всю непоследовательность, растерянность и неумелость нашей бюрократии от низших до высших учреждений и лиц. В одних земских собраниях вопрос этот сходил благополучно, председатели собраний допускали его до обсуждения, а губернаторы не опротестовывали ходатайств об отмене телесных наказаний; в других губерниях губернские предводители дворянства с пеной у рта лишали гласных их законного права говорить о насущной нужде населения – об отмене розог, как будто это было потрясение основ; наконец, в третьих – губернаторы видели в ходатайствах об отмене телесных наказаний политическое преступление и вмешательство земства в общегосударственные дела. Министры делали внушения предводителям дворянства за обсуждение этого вопроса, и, наконец, сам сенат выносил противоречивые решения: в одних случаях он признавал за земством право говорить об этом вопросе, а в других он отвергал это право. Вообще, история телесных наказаний дает богатый материал для освещения отношений бюрократии к насущным нуждам населения.
Некоторые, но немногие, губернские дворянские собрания также возбуждали ходатайства об отмене телесных наказаний. Позже в 1900-1901 гг. подняли этот вопрос и городские думы, которые нашли, что деревенский позор вредно отражается и на городском населении, и что необходимо уничтожить эти наказания, хотя бы в память сорокалетия отмены прародителя розог и побоев – крепостного права.
Но это не все. В 90-х годах сознанием позора, вреда и несправедливости телесных наказаний были преисполнены все, и все спешили внести свою посильную долю в борьбу с этим злом. Лучшие органы печати постоянно отмечали необходимость отмены этого зла; из них особенно нужно отметить медицинскую газету "Врач", редактор которой, покойный профессор В.Х. Манассеин, горячий противник всяких насилий и несправедливости, неустанно и энергично боролся против телесных наказаний и смертной казни. Откликнулся и Л.Н. Толстой в своей горячей статье "Стыдно". "Разве об этом можно просить… Про такие дела нельзя, почтительнейшие, просить. Дела, такие дела можно и должно только обличать. Обличать же такие дела должно потому, что дела эти, когда им придан вид законности, позорят всех нас, живущих в том государстве, в котором дела эти совершаются. Ведь если сечение крестьян – закон, то закон этот сделан и для меня, для обеспечения моего спокойствия и блага. А этого нельзя допустить". И дальше он говорит: "Надо, не переставая, кричать, вопить о том, что такое применение дикого, переставшего уже употребляться для детей наказания к одному лучшему сословию русских людей есть позор для всех тех, кто прямо или косвенно участвует в нем".
Что русское общество в последнее десятилетие сознало наконец этот свой позор, доказывается общеизвестным фактом, что всевозможные специалисты, самые разнообразные съезды и общества заговорили о телесных наказаниях, писали доклады, заявляли ходатайства. Из обществ особенно работали в этом направлении юридические с правовой точки зрения и врачебные с медицинской; врачи рядом фактов и наблюдений доказывали весь вред телесных наказаний для душевного и физического здоровья наказуемых; сумасшествие, тяжелые физические заболевания и даже случаи самоубийства и смерти наблюдались после сечения. И это за какую-нибудь драку, пустое воровство и прочие незначительные проступки, за которые назначалось телесное наказание! Почти ни один съезд также не проходил мимо этого вопроса: пожарный, ремесленный, учительский, технический, горнозаводский, врачебные, совещания по сельскохозяйственной промышленности и прочие, – все занимались им и возбуждали соответственные ходатайства.
Особенное внимание на телесные наказания обратил Пироговский съезд врачей, который четыре раза настаивал на необходимости отмены этих наказаний. По поручению этого съезда, врачи Д. Н. Жбанков и В. И. Яковенко собрали большой материал по этому вопросу и издали его особой книгой "Телесные наказания в России в настоящее время". Сообщаем из этой книги интересные статистические данные, полученные из официальных источников – 20 губернских присутствий. Оказывается, что, несмотря на энергичную борьбу общества и общественных учреждений, несмотря даже на вышеупомянутое признание самим министерством телесных наказаний развращающими, эти наказания свирепствовали в России.
В 1896 году в 20 земских губерниях было приговорено к телесным наказаниям 6780 человек, из них около половины действительно подверглись этому поруганию. Стало быть, во всей России приговоренных было не меньше 20000 и наказанных не меньше 10000 человек, и эти несчастные, кроме того, были обесславлены и лишены своих гражданских прав на всю жизнь! И это позорище было так недавно, всего 8 лет тому назад! Но, во всяком случае, общественное движение против телесных наказаний, хоть и не сразу, сказалось сильно на сокращении их; имеющиеся у нас данные по нескольким губерниям за 1893 и 1900 годы показывают, что число телесных наказаний в них сократилось в 2-4 и даже более раз. Однако рассчитывать на произвольное прекращение было нельзя, нужно было бы ждать еще многие десятки лет, пока вывелись бы все любители сильных ощущений за чужой счет, все защитники розог, все проповедники насилий для безответного народа! Напомним епископа Серафима, защищавшего телесные наказания в 1902 году. В этом же году было ужасное административное сечение крестьян во время аграрных волнений в Полтавской и особенно в Харьковской губерниях.
И все-таки телесным наказаниям подходил конец. Общественная борьба оказала свое влияние, и правительству пришлось уступить, но, как и всегда оно делает это, не сразу, а постепенно и с большим запозданием против требований жизни. Сначала закон 2 июня 1903 года отменил тягчайшие виды телесных наказаний для ссыльных, ссыльно-каторжных и ссыльно-поселенцев, а именно бритье головы и наказание лозами, плетьми и приковывание к тележке. Уничтожив страшные плети, закон сохранил для каторжан и ссыльных телесные наказания в очень мучительной форме: ручные и ножные оковы на долгое время, от одного до двух лет, и розги до 100 ударов. Наконец, через год совершилось еще более великое и радостное событие: манифестом 11 августа 1904 года отменены телесные наказания для корабельных служителей, малолетних ремесленников, штрафованных солдат и моряков, инородцев и для всех крестьян. К сожалению, манифест остановился и на этот раз на полдороге, и сохранилось телесное наказание для различных заключенных и преступников-бродяг, каторжных и ссыльно-поселенцев (ст. 952 и 443), и для них оно может назначаться в огромных размерах – до 100 ударов розгами, размерах, дающих большие мучения и часто опасных для здоровья и даже для жизни: сильный и озлобленный палач 100 ударами может засечь до смерти даже здорового человека, не говоря уже о различных больных.
Приветствуя этот важный законодательный акт, мы высказали, что он является хотя и крупной, но только полумерой, и что пока в нашем законодательстве совершенно не вычеркнуто самое слово телесное наказание, до тех пор не может быть и речи о полном его прекращении. Настоящие условия русской жизни и неравноправное или, вернее, бесправное положение крестьян мешают полному искоренению всяких законных и беззаконных насилий и побоев; только при полном равенстве всех перед законом разовьется сознание своих прав и обязанностей, уважение к личности каждого гражданина, и не может быть надругательства и насилий над телом и честью сограждан. Наши опасения оправдались очень скоро; не успели еще высохнуть чернила манифеста, как из разных мест стали получаться вести о продолжающихся телесных наказаниях и избиениях.