А ведь когда-то Кусково напоминало отдельное княжество. В те времена в Шереметевском дворце хранилось седло шведского короля Карла XII, рубашка Бориса Петровича Шереметева, прострелянная в Полтавской битве, два золотых ключа от города Риги, преподнесённые Борису Петровичу в 1710 году с надписью "Преданность города Риги завоевателю" в знак благодарности "за снисхождение" к побеждённым, и прострелянный в 1812 году каким-то французом портрет сына фельдмаршала - Петра Борисовича. Возможно, француз, поселившийся в доме графа, от кого-то узнал о том, что граф открыто ругал французов за их вольномыслие, и решил отомстить ему.
А кто не слышал о сказочной истории русской Золушки - Параши Жемчуговой, в которую влюбился молодой граф Николай Петрович Шереметев? Параша эта воспитывалась в доме княгини Долгоруковой, дочери брата Николая Петровича - Михаила. В 17 лет она стала актрисой крепостного театра, а в 21 год - фактической женой графа. Чтобы избежать людских сплетен и зависти, молодожёны переехали в другое имение, Останкино. Здесь их посетил император Николай и беседовал с Парашей как с ровней, а митрополит Платон после беседы с ней так расчувствовался, что встал и поцеловал ей руку. В ноябре 1801 года в церкви Симеона Столпника на Поварской состоялось венчание и Параша стала графиней Шереметевой. Ну чем не сказка? Однако нельзя забывать, что девушка была не только хороша собой, но и своим умом, образованностью, душевными качествами и воспитанием была вполне под стать графу.
Как же было не грустить москвичам, после всего этого, по былой жизни Останкина? Вспоминали с благодарностью его хозяев и богомольцы, отправлявшиеся на богомолье в Косино: для их отдыха в Останкине при Николае Петровиче был построен специальный дом.
Веками, в холод и зной, по пыли и слякоти, здоровые, больные и увечные шли по России, со своими узелками и котомками, крестясь и прося милостыню, богомольцы. Миллионы верующих по железным дорогам, трактам и просёлкам совершали паломничество к мощам и иконам, ожидая от них чуда спасения души и тела. Странники и богомольцы составляли одну из особенностей русского быта. Чем была вызвана эта особенность? Стремлением к истине, к душевной чистоте? А может быть, просто бедностью, отсутствием заботы государства о людях, неустроенностью, одиночеством и неприкаянностью?
Косино, конечно, не Троице-Сергиева лавра, куда стекались богомольцы со всей России. Сюда больше шли люди из окрестных сёл и деревень, из Москвы. Местечко это неказистое и ничем не примечательное. Когда-то оно принадлежало помещикам Телепнёвым, а потом перешло во владение купца Лухманова. Купцы не имели права владеть крестьянами, а потому ещё лет за десять до Крестьянской реформы 1861 года какой-то ловкий ходатай выхлопотал здешним крестьянам полную свободу. В благодарность за это крестьяне построили ему на берегу Белого озера домик, где этот благодетель и жил до самой смерти.
Добраться сюда из Москвы можно через Рогожскую Заставу, по Владимирской дороге до Кускова и дальше. Кто не хотел идти пешком, мог доехать до полустанка Косино на поезде, в котором пассажиры (а ведь это происходило в праздничные дни) стояли не только на площадке, но и на ступеньках вагонов и даже в переходах между вагонами. Сойдя на полустаночке, можно было на "линейке" за 10 копеек доехать до самой косинской церкви. Церковь эта каменная, построена в 1827 году и освящена в честь Успения Божией Матери.
Построена она была упомянутым выше Лухмановым. Он здесь, возле неё, и похоронен, а на чугунной плите, установленной над его могилой, было написано: "Здесь погребено тело почётного гражданина и коммерции советника Д. А Лухманова, скончавшегося 18 августа 1841 года, 77 лет".
Что же привлекало сюда паломников? Оказывается - две иконы. Одна икона - Моденской Божией Матери, подаренная церкви Петром Великим, привёзшим её из Италии, другая - святителя Николая Чудотворца, явилась в этих местах в глубокой древности на одном из косинских озёр, получившего после этого название "Святого". Иконы эти были украшены дорогими ризами, жемчугом, драгоценными камнями и ниспадающими драпировками.
На том месте, где теперь это озеро, рассказывали старики, давным-давно, среди дремучих лесов, поселился старец-священник, который ушёл из города, разорённого междоусобной войной между князьями. Он построил здесь церковь и посвятил её Божией Матери. А помогал ему во всём пустынник Букал. Потом Букал ушёл от священника и поселился в том месте, где позже был построен Московский Кремль. Здесь ему было видение о том, что на занятом им месте возникнет город, который перенесёт много испытаний, но потом прославится и станет выше всех городов русских. Букал пришёл в Косино и рассказал об этом старцу. Тогда они оба пошли в церковь и стали со слезами молить Бога и Пресвятую Богородицу за будущий город. И вот, когда священник стал совершать литургию и дошёл до херувимской песни, над ним появилась Матерь Божия, а церковь стала медленно опускаться под землю. Из-под земли появилась вода, которая затопила церковь, и образовалось озеро. Много лет прошло с того времени, но не умолкала под волнами озера молитва святого старца за православный народ и город Москву, а село Косино с тех пор так и осталось под особым покровительством Божией Матери. Утренней ранью, когда тишину нарушали только птичьи голоса, кое-кто из богомольцев, сидя на берегу озера, слышал молитву старца из водной глубины. Озеро действительно было глубокое, а вода в нём холодная, чистая и никто не помнил, чтобы она когда-нибудь зацвела. Над водой, у берега, был устроен деревянный помост, а на нём часовня, иордань и две купальни: мужская и женская. Пользоваться ими все могли бесплатно. Зато в каждой купальне была прибита кружка для "посильных подаяний". Когда кружек не было, люди бросали монетки в воду - это было хорошей приметой. Некоторые бросали в воду свои рубашки, крестики и пояса, надеясь вылечиться или исправить уродство. Многие женщины опускали в воду озера своих младенцев.
Искали спасения страждущие и в молитвах перед чудотворными иконами. Летом в церкви пел хор московских певчих. По праздникам пели в полном составе, а по обычным дням - по несколько человек. Для богомольцев, опоздавших к службе, церковь открывалась во всякое время дня. Была здесь ещё одна церковь, зимняя. Находилась она под колокольней. Сюда в холодное время года переносились и чудотворные иконы. Около церквей - кладбище. Церковный двор окружён каменной оградой с бойницами, башенками и железными воротами.
Когда летом паломников было особенно много, народ, не поместившийся в церкви, располагался на папертях, на кладбище, на зелёных лужайках. Калеки, карлики, слепцы, старики, старухи и дети перед началом службы выстраивались от ворот церковной ограды до входа в храм и на разные голоса просили подаяния. Потом всё как-то стихало, с озера ветерок доносил прохладу, слышались тихие разговоры богомольцев, да из церкви доносилось стройное пение. И было во всём этом какое-то особое очарование. И в тёплом, жёлто-оранжевом свете уставшего за день солнца, освещающего храм, и в лазури уходящего в бесконечность неба, и в тихих голосах певчих, и в этих нищих, ожидающих подаяния, чувствовалось что-то неповторимое, русское. Когда в 1960-х годах я в первый раз за свою жизнь попал в Троице-Сергиеву лавру, то впервые ощутил состояние умиротворения и покоя. Красота, которая меня окружала, люди, которых в суете городской жизни я не замечал, открыли мне другой мир, мир, с которым я оказался связанным невидимыми нитями. Запомнился мне и услышанный в одном из храмов рассказ пожилой женщины о том, как она в Ленинграде во время блокады стояла в очереди за хлебом. Сначала все долго ждали когда его привезут, а когда привезли наконец, все кинулись к прилавку. Возникла давка, свалка. Женщина оказалась на полу, по её телу заходили чьи-то ноги. Встать она не могла, и тогда она стала молиться: "Николай-угодник, спаси и сохрани меня!" - и тут люди расступились и кто-то поднял её, и кто-то дал хлеб….
А здесь, в Косине, в конце XIX века, после обедни и молебна, богомольцы шли на село пить чай. Небольшое село это стояло на берегу, только не Святого, а Белого озера. В эту пору у каждого крестьянского домика были расставлены столы и самовары. Богомольцы обычно приходили вечером, по холодку, и крестьяне встречали их, давали ночлег в домах, сараях и на сеновалах. Желающих помолиться у святых икон приходило довольно много. В середине века их набиралось за лето до ста тысяч. Такое паломничество приносило здешним крестьянам приличный доход. В конце XIX века, когда в Косине поезда стали делать остановку, в нём появились и дачники. Они занимали помещения в крестьянских домах и в дачах за озером.
Появление в здешних местах дачников и праздношатающейся публики добавило в богомольную жизнь Косина ложку довольно чёрного и вонючего дёгтя. Чай кое-где стал заменяться спиртным, старушки, скромно предлагавшие чай, - разбитными бабёнками, предлагающими хмельное, а иордань и часовня - портерной, поставленной недалеко от церковной ограды. Одним словом, "цивилизация" наступала.
Если бы мы от Святого озера пошли по лесной тропинке направо, то, пройдя километра полтора, оказались бы на ржаном поле, за которым находилась деревня Кожухово, ничем, в общем-то, не примечательная. Далее, на правом берегу реки Пехорки, раскинулась деревня Фенино, состоящая из двух рядов крестьянских изб, тянущихся вдоль дороги. В конце этой деревни стояла винная лавка, а напротив неё памятник на мраморном пьедестале бюст Екатерины Великой и ангел, попирающий ногой змея. Из надписей, сделанных на мраморе, следовало, что памятник сей возведён в честь побед графа П. А. Румянцева-Задунайского над турками и заключения с ними выгодного для России Кючук-Кайнарджийского мирного договора, а поставлен он здесь потому, что крестьяне этой деревни ещё в 1833 году были отпущены сыном фельдмаршала, графом Сергеем Петровичем, на волю.
В том же направлении, но гораздо ближе к центру Москвы, находятся Люблино и Кузьминки. До Люблино можно было доехать из Москвы за 20 минут на поезде. Поезд ходил туда два раза в день: в половине двенадцатого и в половине четвёртого. На станции приехавших ждал местный гужевой транспорт, чтобы доставить в Кузьминки. Умные люди услугами этого транспорта не пользовались, поскольку на конечный пункт они прибыли бы серыми от пыли и одуревшими от тряски. Кроме того, они не увидели бы самого Люблино. А так, пройдя немного пешком по чудесной лесной тропе, можно было полюбоваться барским домом, который 100 лет назад воспринимался как мраморный дворец. Само Люблино в начале XIX века принадлежало богачу Н. А. Дурасову. Дурасовы, вместе с их родственниками Мельгуновыми и Козицкими, слыли в Москве "евангельскими богачами" за свою доброту и барски широкую жизнь. Отец Н. А. Дурасова был женат на дочери Мясникова, а Мясниковы были богатейшими людьми в России: 76 тысяч крепостных, медные и железные заводы, денежные капиталы и пр. Все эти богатства со временем перешли к хозяину Люблино. И возникли здесь тогда крепостной театр (здание его сохранилось, это дом 6 по Летней улице), и крепостной оркестр, и оранжереи с тропическими садами и рощами, в которых росло десять тысяч разных деревьев. Зимой в этих оранжереях среди лавров, цветов, апельсинов, мандаринов и лимонов хлебосольный Дурасов любил устраивать обеды, как говорится, "запросто". Если же он замечал, что кому-то из гостей особенно понравилось то или иное вино, то приказывал несколько бутылочек его положить гостю в экипаж.
Но прошли годы, крепостные стали свободными, барский дом опустел, в Люблино появились дачи. Днём дачники искали грибы среди берёз и сосен, а под вечер собирались в танцевальном павильоне. Иногда они ходили в Кузьминки, до которых по лесу всего 3–4 километра.
Название "Кузьминки" это место получило не сразу. Сначала оно прозывалось Мельницей. Находилась эта мельница около плотины, разделяющей два пруда. Потом по имени одного из мельников, Кузьмы, возникшее здесь село стали называть Кузьминки. Именовали его и Влахернским. В 1716 году Строгановы соорудили здесь деревянную церковь, освященную в честь своей фамильной святыни - Влахернской иконы Божией Матери. 2 июля, в день празднования иконы, в Кузьминках собирались тысячи москвичей. Устраивались ярмарка и гулянье. С годами обычай этот ушёл в прошлое. Не прижилось и само название - Влахернское.
Когда-то Кузьминки принадлежали князьям Голицыным. Один из них, как рассказывали, С. М. Голицын, из-за того, что друзья прозвали его мельником, приказал мельницу у плотины снести. Барский дом возвышался на пригорке у пруда, в середине которого, на маленьком островке, стоял памятник побывавшему здесь Николаю I. В конце XIX века в доме жили дачники, а последний хозяин, тоже С. М. Голицын, вице-президент Императорского Скакового общества, переехал в другое своё имение, Дубровицы, под Подольском.
На противоположной стороне пруда находилось большое каменное здание Скотного двора, в котором с 1889 года размещалась земская больница. За ней - небольшая будочка с флагом. Это буфет. Здесь, сев за столик, можно было попить чаю. И всё было бы прекрасно, но людей возмущало то, что в сём богоугодном заведении, как и в некоторых других, к тому времени ввели гнусный порядок устанавливать таксу за услуги и торговаться из-за цен на продукты. Получалось, что в буфете этом за самовар надо было платить втридорога! И всё это благодаря монополии, которой пользовался здесь буфетчик По наивности люди полагали, что если бы здесь были два буфета и два буфетчика, то чай обходился бы дешевле. В борьбе за покупателей буфетчики то и дело снижали бы цены. Интересно, до чего бы они себя довели этой конкуренцией?
Раз уж мы заговорили об экономике, то не заглянуть ли нам в Измайлово? Оно было поистине сельскохозяйственной вотчиной русских царей. Ещё Михаил Фёдорович поселил на этих землях крестьян из других деревень. Сказывали, что и название "Измайлово" это место получило потому, что так называлась деревня, в которой раньше жили переселенцы из Нижегородской губернии. При Алексее Михайловиче крестьяне сами сюда потянулись. Тогда же на пашнях царские слуги стали ставить так называемые "смотрильни" - башни, с которых они наблюдали за работой крестьян. В Измайлове существовали все отрасли сельского хозяйства того времени и руководили этими отраслями, по указанию царя, весьма сведущие люди. Мельницу здесь построил англичанин, аптекарские огороды развели немцы, за парниками и бахчами присматривали представители южных народов, а виноград разводили астраханские садовники. Сам царь в своих указах давал разъяснения по сельскохозяйственным вопросам, указывал подданным на лучшие способы обработки земли, предписывал им, в какое время нужно пахать и жать, какие семена употреблять для сева и пр. В неурожайные годы крестьянам выдавалось зерно для посева из царских житниц, а после сбора нового урожая крестьяне сдавали часть зерна в специально для этого построенную житницу - "запасный магазин" Здесь, в Измайлове, юный Петр I как-то заметил на льняном дворе, под навесом, ботик корабельного мастера Брандта. По его приказу ботик извлекли из хлама и пустили в пруд. Корабль этот позже назвали "дедушкой русского флота". Это он, став музейным экспонатом, стоит теперь на берегу Невы в Санкт-Петербурге.
В середине XIX века село Измайлово, в котором проживало около двух тысяч душ, делилось на две половины. В одной - грязной, с соломенными крышами изб, жили крестьяне, занимавшиеся хлебопашеством или работавшие на фабриках. В другой, называемой "Конюшки", жили придворные лакеи, имевшие "подаренную" им ещё Петром I землю и получавшие жалованье. Они не занимались хлебопашеством, а держали коров, разводили малину. Они брили бороды, ходили в сюртуках и фуражках с бархатным околышем. Их женщины имели вид благородных дам, носили платья с турнюрами, однако по сути своей были простыми бабами.
А вот прошлое района Ростокино связано не столько с царским, сколько с уголовным обликом столицы. Здесь, в Ростокине, действовала знаменитая девка Танька, разбойница ростокинская. Она стояла во главе большой шайки, скрывавшейся в окрестных лесах. Один из таких лесов, существовавших в те годы (в конце XIX века), назывался Татьянкиной рощей. Современником Таньки был Ванька Каин, мошенник и агент полиции. Он сначала прикрывал злодеяния Таньки, а потом выдал её. Разбойница была повешена. Предание уверяет, что когда Таньку повесили и оставили на ночь в петле, то к утру под её ногами оказалась гора трупов, на которых она стояла. Так бандиты отомстили властям за жизнь своей предводительницы.
Не менее страшные дела творились и в селе Тайнинском, расположенном неподалёку. Здесь, на берегу пруда, при Иване Грозном находились тайные землянки-тюрьмы, а Малюта Скуратов чинил суд и расправу над опальными боярами, которых после пыток зашивали в мешки и топили в болоте. Здесь, надо рвом, стояла и "Содомова палата", в которой пировали опричники. Здесь же, в Тайнинском, Лжедмитрий заставил (или уговорил) царицу-инокиню Марфу признать в нём своего сына, царевича Дмитрия, погибшего (или убитого) в Угличе.
Что касается Петровско-Разумовского, то в середине XIX века здесь были дремучий лес, пруд, напоминающий озеро с красивым таинственным гротом на берегу, о котором ходили разные легенды. Владела теми землями какая-то старушка. Её управляющий, немец Шульц, купил это заброшенное поместье всего за несколько тысяч, которые тотчас же и вернул себе, продав под вырубку участок строевого леса. Потом казна приобрела эту местность для Петровской земледельческой и лесной академии. Тогда проложили здесь прямой Новый проспект. Рассказывали, что проведён он был среди лесов с помощью астролябии от креста местной церкви на крест храма Христа Спасителя. Тогда же стали заселять и местность по обе стороны проспекта через сдачу лесных участков в аренду на 99 лет. Постепенно здесь возник целый город, протянувшийся до Дмитровского шоссе.
В конце 1880-х годов здесь, от Бутырок до Петровско-Разумовского, стал ходить паровозик с несколькими маленькими вагончиками на 28 мест каждый. Называли этот поезд "паровой конкой" или "паровым трамваем". Ходило это транспортное чудо очень редко, и поэтому посадка на него начиналась до того, как оно останавливалось у платформы. "Люди, - как писала газета в 1887 году, - набрасываются на поезд. Кондукторы стоят на ступеньках вагонов и отгоняют их. Можно подумать, что это нападение шайки диких индейцев под предводительством Орлиного Глаза. Причём лезут не только мужчины, но и женщины, и дети вскакивают на ступеньки. Многие, в результате борьбы с кондуктором, падают. В вагонах давка. Нельзя сойти на нужной остановке. При посадке бывает, что муж сядет в вагон, а жена и дети останутся".