XIV. Второй прыжок
Перед полетами планеристов вывезли в Усть-Орду. Нужно было сделать два обязательных прыжка с парашютом.
Инструктор, невысокий, похожий на цыгана крепыш, сразу же после приезда разделил людей, часть из них послал за водой, других отправил наводить порядок в палатках. Сережку Жигунова с Васькой Косачевым оставил разгружать машину, нужно было снять и уложить парашюты.
После обеда прикатил еще один автобус. Из него высыпали парни и девчонки из парашютного кружка, которые должны были прыгать вместе с планеристами.
Жарко. Солнце забралось почти на самую макушку, и тени почти нет.
Косачев покрутил по сторонам головой, облизнул пересохшие губы, глянул на Сережку.
- Ты отдохни, - сказал он, - а я схожу посмотрю, кто там приехал. Может быть, Федька прикатил. Так я его сюда притащу. Вместе-то мы мигом закончим.
- Ладно, вали, - согласился Сережка. Он подошел к фляге, прополоскал теплой водой горло, потом заглянул в кузов. Разгружать осталось еще полмашины.
Косачев вернулся минут через двадцать.
- Вот он, герой-стахановец, - тыкая пальцем в сторону Жигунова, громко крикнул он, - смотрите, даже не присел, работает как слон.
Из-за палатки вышел Федька Сапрыкин, а за ним Светка. От неожиданности Сережка выронил на землю парашют.
- А ты как здесь очутилась? - удивленно протянул он.
- Да разве я сама, меня автобус привез, - виновато улыбаясь, быстро проговорила Светка. - Ой, Сережка, как я рада тебя видеть, ты бы знал! Спасибо Феде, взял меня с собой. Ты бы ни за что не взял. Да? Вот Федя - это человек. Настоящий товарищ.
- Да она все сама, - заметил Федька. - Все разузнала и записалась. Мы с ней в автобусе встретились.
- А то как же! Вы разве додумаетесь? Сами прыгать, а мне сидеть, - вновь завелась Светка. - Не выйдет! - И показала Сережке язык.
- Сережка, смотри, смотри, знакомый, - неожиданно прошептал Косачев.
Сережка оглянулся. Прямо к ним через поле, размахивая руками, быстро шел летчик, с которым он познакомился на танцплощадке. Из-под форменной фуражки лихо торчал соломенный чуб.
- Привет, десантники, - приподняв руку к фуражке, сказал он. Заметив Сережку, улыбнулся: - Ну вот, теперь-то посмотрим, на что вы способны. Я вас бросать буду.
- Нас бросать не надо. Мы сами прыгнем, - сказал Сережка.
- Ну, это кто как, - покусывая травинку, сказал летчик. - Иногда приходится и под зад давать. В прошлом году один вот такой же петушился… На земле бил себя в грудь, а в самолете, когда подошла его очередь, ухватился за скобу. Трактором не оторвешь. В следующий полет посадили с одними девчонками. Думали, мужское самолюбие взыграет. Не прыгнул. Собрал вещички и укатил. Вот так бывает.
- Посмотрим, - сказал Сережка. - Не для того сюда ехали.
- Андрей Петрович, а вы сами, случаем, не боитесь? - спросила Светка. - Отец мне говорил: летать - одно, а прыгать - другое. Я, признаюсь честно, боюсь.
- Надо будет - прыгну, - сказал летчик и вразвалку, походкой бывалого человека, пошел к самолету.
Все молча посмотрели ему вслед. Подождав, когда летчик отойдет подальше, Косачев тихо проговорил:
- Ребята, убей меня бог, но мне показалось: ему не понравилось, что наша Светлана по отчеству его назвала.
- Правильно сделала, - улыбнулся Сапрыкин, - начальство уважения требует.
Косачев поправил воображаемую на голове фуражку, выпятил грудь.
- Бросать вас буду, - передразнил он летчика. - Как там у вас с запасным бельем?
- Перестань, Васька, кривляться, - одернула Косачева Светка. - Андрей - парень неплохой, отец его хвалит. Но порисоваться любит - хлебом не корми. А мне такие не нравятся.
И Сережка почувствовал: последние слова она сказала только для него, мол, не думай зря, не ради него я сюда приехала.
- Ну что рты разинули, - улыбнулся Сережка. - Помогайте. Как раз каждому по парашюту осталось.
Вечером они вновь собрались все вместе. Жара наконец-то спала, воздух посвежел. Очнувшись от сонной дневной одури, вновь застрекотали кузнечики. Между палаток, осмелев, носились воробьи.
- Если бы я не была девчонкой, то я бы обязательно пошла в летчики, - говорила Светка. - Все самой посмотреть, потрогать хочется.
- Летчики мало живут. Чуть отказал мотор, и все - крышка, - заявил Васька Косачев. - Парашютов-то им не дают.
- А правда, почему не дают? - простодушно спросила Света. - Я бы всем выдавала: и летчикам и пассажирам.
- Тогда нужны были бы и грудные парашюты, - ответил за Косачева Федька. - Вон, слышала, здоровые парни и то не все решаются. А ты хочешь, чтоб старики и дети прыгали?
- Страшно, - согласилась Светка. - Я бы хорошим людям все парашюты отдала, а плохих бы без них выбрасывала.
- Это другое дело, - одобрительно прогудел Сапрыкин. - Знайте, ребята, у меня такая мысль. - Федька помолчал немного, опустил голову, тихо произнес: - Я отца хочу разыскать. Надоело мне выслушивать всякую ерунду. Мол, твой родитель чуть ли не за границу улетел. Я недавно с Глухаревым разговаривал. Он на гидросамолетах летал. Так вот, он моего отца хорошо знал. Говорит, надо искать между Гольцом и Леной. Где-то там они упали. Честно говоря, я и в авиацию из-за отца решил пойти. - Федька неожиданно замолк, затем хлопнул Сережку по спине: - Пошли спать, завтра рано подниматься.
Подняли их в пять утра. Построили и повели в квадрат, обозначенное флажками место, где лежали уложенные парашюты.
Тихо на аэродроме. Застывший сонный купол неба, да нерастревоженный воздух, и ровная как стол, зеленая гладь аэродрома.
Покачиваясь под тяжестью парашюта, Сережка зашел в самолет. Сзади, отрезая путь, захлопнулась дверь. Загрохотал мотор, и самолет покатил к взлетной полосе.
Минут через пять после взлета загудела сирена, инструктор открыл дверь.
Сапрыкин стоял впереди. Сережка следом за ним, тыкаясь лбом в ранец Федькиного парашюта. Под ногами, покачиваясь, гудел пол.
- Пошел! - крикнул инструктор, и Сапрыкин рухнул в бездну. Согнувшись, Сережка бросился за Федькой. Его рвануло и потащило куда-то вбок, мелькнул и тут же пропал хвост самолета. Вцепившись руками в запасной парашют, кувыркаясь и не понимая, что же ему делать дальше, он летел к земле. Но уже в следующую секунду его дернуло, над головой раздался мягкий хлопок. Поглядев вверх, увидел рассеченный пополам купол парашюта.
"Перехлест, - определил Сережка, - этого еще не хватало, нужно сдернуть стропу".
Он попытался подтянуть лямку и тут же с ужасом увидел, что догоняет другой парашют, который висел прямо под ним. В следующее мгновение ноги коснулись и утонули в пружинистой ткани. И тогда, догадываясь, что сейчас он погасит купол товарища, Сережка побежал к краю. Ноги скользили, проваливались в мягкую ткань. Купол его собственного парашюта гас, но он не замечал этого. Наконец-то он добрался до края парашюта и скользнул в бездну.
"Запасной нужно выпускать, запасной", - шаря по груди, думал Сережка. Но тут его снова тряхнуло, и он почувствовал, что падение замедлилось. Подняв голову, он увидел: Федька держит стропы его парашюта, который обмяк и свисал как обыкновенная тряпка.
- Серега, держись! - крикнул Федька. - Дойдем на одном.
Так и долетели до земли. Приземлились они на пашню, недалеко друг от друга. К ним бежали: впереди всех инструктор, а за ним Косачев, Светка.
- Ну, подняли панику, - собирая парашют, оказал Сережка.
Вечером Косачев отозвал Сережку за палатку.
- Ну как, будешь еще прыгать или домой поедем? - спросил он.
- Ничего, прыгнем еще раз. Первый блин комом, второй должен получиться.
- И охота тебе жизнь тряпке доверять? - протянул Косачев. - Все равно ведь на самолете парашютов не дают. Может, уедем, а?
- Да ты что, сдрейфил? - воскликнул Сережка. - Куда ехать? Светка и та прыгнула. А мы обратно. Нет, ты что-то не то говоришь. Будем прыгать.
30 июня, вечер
Сегодня вдруг вспомнил, как я попал в летное училище. Мы с Павлом тогда в кавалерии служили. Приехало как-то начальство, нас построили. Спрашивают, кто желает в авиацию, - два шага вперед. Видимо, считали, что между конем и самолетом большой разницы нет. Мы с Павлом переглянулись и вышли. Все просто, всего два шага. Был кавалеристом, стал летчиком, а вот теперь еще Робинзоном. Никудышным, правда. Для бывалого человека тайга, говорят, мать родная. Для нас - мачеха. Сил уже почти нет.
XV. Медицинская комиссия
Комиссию проходили в аэропортовской поликлинике. Приехали с утра, сдали анализы, потом стали ходить по кабинетам. Раздетые по пояс, оглядывая друг друга, сидели в коридоре на стульях. Первым обычно шел Сапрыкин, за ним Сережка с Косачевым. Особенно боялись кабинета "Ухо, горло, нос", где крутили на кресле. Немало парней выходили оттуда бледными, невидящими глазами смотрели поверх голов и уходили в регистратуру забирать документы.
Но все обошлось. Жигунова посадили на стул, нагнули голову почти до самих коленей, покрутили немного, потом велели пройти и сесть на другой стул. Ничего страшного. Сережку это даже позабавило. На качелях они выделывали и не такое. Он так и сказал Косачеву, когда вышел из кабинета.
- Не дрейфь, забава для ребятишек.
Осталось пройти терапевта. Им сказали, чтоб пришли завтра, когда будут готовы анализы.
На другой день вышла осечка. Молоденькая врачиха измерила у Сережки давление, стала долго и внимательно слушать его. Она посмотрела анализы, покачала головой:
- Лечиться тебе, парень, надо, а ты в летчики собрался.
- Это я вчера мороженого наелся.
- Нет, это у тебя хроническое, видно, когда-то болезнь перенес. Шумы в сердце.
Окно в кабинете было открыто, из скверика пахло медуницей. Сережка почувствовал, как к горлу подкатил комок. Почему именно его? Он и не представлял, что из-за каких-то шумов в сердце может не пройти. Сердце никогда не подводило его, семнадцать лет он попросту не ощущал его.
- Тамара Михайловна, может, вы обследуете?
Сидевшая в глубине комнаты русоволосая женщина заглянула в Сережкину карту, наморщила лоб, пытаясь что-то вспомнить, посмотрела на него внимательно.
- Это ты Жигунов Сергей?
- Я.
- Боже ты мой! - выдохнула женщина. - Похож, ой как похож!
Сережка приподнял голову. Пусть охает, ахает, признает в нем кого угодно, лишь бы пропустила, подписала медицинскую карту.
- А ну, подойди ко мне.
Она уложила его на кушетку, стала внимательно слушать.
- Спортом, наверное, занимаешься? - спросила она.
- Ага. Легкой атлетикой и в футбол с ребятами играем.
- Мария Прокопьевна, - обратилась она к молоденькой врачихе, - я считаю, его можно пропустить. Это у него спортивные шумы. Ты посиди здесь, - сказала она Сережке. - Я сейчас на минуту выйду.
Тамара Михайловна взяла Сережкины документы, вышла из кабинета. Через минуту хлопнула дверь, в комнату впорхнула Светка.
- Мария Прокопьевна, а где мама?
- Сейчас придет.
Светка кивнула головой удивленному Сережке, подошла к окну, помахала кому-то рукой. Он привстал со стула, увидел на скамейке Сапрыкина - он уже прошел комиссию и ждал его. Вскоре вернулась Светкина мать.
- Все в порядке, - сказала она, подавая ему карту. - Можешь идти на заключение.
Сережка чуть не пустился в пляс, ему захотелось обнять Тамару Михайловну.
- Света, познакомься, это сын Павла Жигунова, я тебе рассказывала, - обернулась к дочери Тамара Михайловна.
- Мы уже знакомы, - улыбнулась Светка. - Я у них в планерном кружке вахтером работаю, двери открываю.
- Вот как! - удивилась Тамара Михайловна. - Что же ты мне раньше не сказала? Тогда приглашай в гости.
- Я его приглашала, он стесняется.
На заключение к главному врачу попало сорок человек, в училище лишь двенадцать, и среди них Сережка с Федькой Сапрыкиным. А вот Васька Косачев не прошел по конкурсу. Он забрал документы и укатил домой, не попрощавшись с друзьями.
1 июля
У меня, кажется, гангрена. Я боюсь в этом сознаться самому себе. Отнимут ногу - я уже не летчик. А это все.
XVI. В училище
В училище они приехали ночью. Дежурный посмотрел документы, наморщил лоб, размышляя, куда бы их определить. Затем повел в казарму, нашел там свободную, без матрацев, двухъярусную кровать, тихо, почти шепотом, сказал:
- Располагайтесь пока здесь. До подъема два часа. Утром зайдите в отдел кадров, сдайте документы.
Парни сняли пиджаки, разулись. Что ни говори, а спать хотелось страшно. Последнюю ночь в поезде они не ложились, боялись пропустить станцию.
Сережка расположился внизу. Федя забрался на второй ярус. Под ними, будто жалуясь, выгнулась, загудела сетка. Они подождали, когда стихнут шаги дежурного, и тут же, почти мгновенно, уснули.
- Подъем! - мальчишечьим петухом закричал кто-то рядом.
Сережка вскочил, ударился головой в провисшую стальную сеть. В проход свалился Сапрыкин, сонно захлопал глазами, недоуменно огляделся. По коридору неслись курсанты, на ходу одевая на себя белые нательные рубашки.
- Вот так новость, - охнул Сережка. - Настоящая армия.
Когда они ехали сюда, то не представляли, что это за летное училище: размягчало слово "гражданское", а от него попахивало чем-то мирным, нестрогим.
Через час в местной парикмахерской их подстригли "под нуль", завхоз выдал форму, ботинки, нижнее белье. Старшина построил прибывших курсантов и повел в баню. В бане они начали меняться одеждой, завхоз не очень-то беспокоился о номере, прикидывая на глазок, - главное выдать, а там сами разберутся.
В первые дни на построении Жигунов никак не мог отыскать свое отделение, все время пристраивался к чужим, но потом все-таки нашел выход из положения. Федя Сапрыкин был покрупнее других, его круглая, кирпичного цвета голова заметно выделялась среди молочно-серых голов курсантов и действовала на него как на шофера стоп-сигнал. Он отыскивал ее взглядом, пробирался среди курсантов и пристраивался к своему товарищу в затылок, зная, что Федя в общем-то человек опытный, с ориентировкой у него в порядке, он свое место знает.
С этим дело как-то наладилось, но вот утром он вставал в строй самым последним, и тогда Сережка решил просыпаться за несколько минут до подъема и, одевшись, вновь ложился в постель. Но его быстро раскусили. Засек старшина и дал три наряда вне очереди. Федя Сапрыкин попытался заступиться за друга и тоже получил такое же наказание.
- Бог создал отбой и тишину, а черт - подъем и старшину, - ворчал Федя.
На другое утро провинившихся отправили в колхоз на уборку кукурузы. Стояли теплые дни, в воздухе летала паутина, пряно пахло палой листвой. Машина неслась по дороге, вокруг, сколько хватал глаз, шли поля, разлинованные лесопосадками. Вскоре они приехали в деревню, там им выдали по мешку и направили на кукурузное поле. Початки были длинные, тяжелые, как артиллерийские снаряды. Дело шло споро, они едва успевали таскать мешки на дорогу в машину. Вскоре поле закончилось, они вышли к аэродрому.
Неподалеку был разбит старт. Самолеты, поурчав немного, поднимались в воздух, делали круг и вновь заходили на посадку. Чуть подальше, над плоской горой, делая маленькие круги, летал еще один самолет.
- Вот это да! - завертел головой Сережка. - Мы вкалываем, а там летают.
- Ничего, через год другие будут кукурузу убирать, а мы летать, - кивнул в сторону аэродрома Сапрыкин. Но он просчитался. На занятиях у него скрутило живот, и он потерял сознание. Федьке сделали операцию. Больше месяца пролежал он в городской больнице. В начале зимы приехал в училище худой, осунувшийся.
- Списали, - горько махнул он рукой. - Поеду домой, видно, не судьба.
- Езжай в Москву, - советовали курсанты. - Там работает центральная врачебная комиссия.
- Да они говорят, слава богу, живой остался.
Курсанты сбросились по десятке Феде на дорогу, он собрал нехитрые свои пожитки в чемоданчик. Сережка проводил его до вокзала. Постояли, поджидая поезд.
- Может, и вправду в Москву съездишь? - спросил Жигунов.
- На какие шиши? - прищурил глаза Федька.
- Вот тебе раз! - воскликнул Сережка. - Да мы бы собрали.
- Удивляюсь я на тебя, Серега, - погрустнел Сапрыкин. - Прежде всего будут смотреть мои документы. Там мне такое понаписали! Перестраховщики.
Федька уехал и замолчал почти на целый год. Письмо от него пришло летом, когда Сережка собирался сделать первый самостоятельный полет.
"Устроился я, Сережа, в лесавиабазу парашютистом, - писал он. - Комиссию прошел нормально. Ну, в общем, сам понимаешь, требования не те, что в училище. О том, что со мной было, я им, естественно, не сказал. И я летаю, хоть не так, как мечтал, но летаю, прыгаю на лесные пожары. Жаль, конечно, что не довелось мне с вами учиться, не судьба, видно. В бригаду не пошел, стыдно было чего-то, да и не осталось там никого, разъехались кто куда. Тушим пожары по всей матушке-Сибири. Кстати, могу сообщить: Гриша-тунгус у нас инструктором. Он, оказывается, во время войны десантником был, в тыл к немцам прыгал. Вот уж не ожидал! Видел Светку - учится в медицинском. Говорит, ты пишешь редко. Ты что же это, брат, ленишься? Ты ей пиши, а то уведут, она девка видная, парни за ней гуртом ходят. Шучу, конечно. Недавно была командировка в Рысево. Тушили небольшой пожар. Отец твой там командует. Развернул он авиационное хозяйство, на все управление гремит. Лучший аэропорт местных воздушных линий! В тайгу нас сбрасывал Худоревский. Он летает на маленьких, говорит: "Хочу спокойно дотянуть до пенсии". Ребята рассказывают: они с Бурковым злейшие враги. Худоревский хотел переучиться на реактивный самолет, а Бурков проверил у него технику пилотирования и поставил тройку. Сам знаешь, в школе переведут в другой класс, а в авиации шиш. Так что не получай троек. Видел Ваську Косачева. Он на Сахалин подался, деньгу заколачивать. Машину хочет купить. Утру, говорит, вам нос. Давай приезжай скорее, может, с тобой выпадет полетать".
Жигунов тут же решил написать письмо другу. Многое хотелось сказать ему. И о своем первом ознакомительном полете. Все было как во сне: забрался на плоскость, перелез через борт и уселся в кабину. Хлопнул, закрылся фонарь над головой, взревел двигатель, навстречу побежало поле, быстро надвинулись лесопосадки. Но в следующее мгновение его легонько вдавило в кресло, капот уставился в небо. Самолет стал двигаться медленнее, земля удалялась.
- Как себя чувствуешь? - крикнул инструктор Харченко.
- Нормально.
- Смотри, сейчас я тебе покажу переворот, потом боевой разворот.
Самолет повалился на бок, капот вычертил в небе огромную запятую, лобовое стекло уперлось вертикально в землю, она растягивалась во все стороны, стремительно мчалась навстречу. В следующее мгновение голова отяжелела; Жигунов хотел поднять руку, но не смог, не было сил оторвать ее от колена. Юлой завертелась вокруг него земля, и только два цвета - синий и зеленый - запомнил он, уже не понимая, где верх, где низ.
Рядом через наушники слышался голос инструктора, тот о чем-то спрашивал его, но Сергей не мог ответить: его стошнило, приборная доска поплыла перед глазами.
- Жигунов, что с тобой? - закричал инструктор.
- Нормально, товарищ инструктор, давайте поскорее на землю, - пробормотал курсант.