Интервенция и Гражданская война - Василий Галин 14 стр.


Ситуация осложнялась тем, что Российская империя была уникальным государством – она изначально формировалась как многонациональное государство в отличие от мононациональных государств Запада и Востока. Многонациональная природа русского государства не позволила сформироваться общей национальной психологии, подобно, например, немецкой, английской или французской. В России отсутствовала общая консолидирующая национальная идея подобно мононациональным государствам. Русская интеллигенция вообще была ненациональна (космополитичной или, скорее, прозападной), а русский мужик шел умирать за царя и всю Россию целиком. Прямое следование принципам национализма в этих условиях неизбежно вело к распаду и исчезновению самого русского государства. П. Столыпин, понимая это, говорил 13 марта 1907 г. в Государственной Думе: "Государство может, государство обязано, когда оно находится в опасности, принимать самые строгие, самые исключительные законы, нарушать и приостанавливать все нормы права, для того чтобы оградить себя от распада. Это было, это есть, это будет всегда и неизменно. Этот принцип в природе человека, он в природе самого государства. Когда дом горит, господа, вы вламываетесь в чужие квартиры, ломаете двери, ломаете окна. Когда человек болен, его организм лечат, отравляя его ядом. Когда на вас нападает убийца, вы его убиваете. Этот порядок признается всеми государствами. Это, господа, состояние необходимой обороны… Бывают, господа, роковые моменты в жизни государства, когда государственная необходимость стоит выше права и когда надлежит выбирать между целостностью территории и целостностью государства… Временная мера – мера суровая, она должна сломить преступную волну, должна сломить уродливые явления и отойти в вечность…"

Россия не могла стать подобно США "плавильным котлом" культуры, сплавлявшим переселенцев в одну американскую нацию. Для этого нациям и народам, составлявшим Российскую империю, необходимо было бы отказаться от своей истории, культуры. В этом случае необходима была бы и новая объединяющая база – в США ею стал деловой успех.

Необходимость сохранения целостности государства отразилась на том, что имперские функции стали все больше осуществляться за счет дальнейшего обнищания и ограничения свобод (порабощения) самого "имперского народа" – русских. На Западе такое "самопожертвование" получило отражение в расовой теории, приписывающей русскому народу одновременно рабский и имперский характер. Содержание империй требует огромных материальных затрат, и эти средства изымались у имперского – русского народа и в том или ином виде передавались окраинам. Но эти инвестиции уже не приносили прибыли. В результате русский народ, являвшийся основой российской государственности, все сильнее отставал в своем развитии от народов, населявших западные территории империи. Русское государство само подрывало свои основы. После гибели Столыпина с трибуны Думы Шульгин с болью говорил о русском народе, о его безнадежном отставании не только от западных соседей, но и от поляков, евреев, финнов, жителей Российской империи… "При этих условиях нужны героические усилия, чтобы вывести русское племя на путь. И вот этих героических усилий, этого творчества, этой вдохновенной личности, этого человека, который будет день и ночь сидеть и думать, что сделать в этом отношении, человека, которого я бы назвал, с вашего разрешения, политическим Эдисоном, такового у нас нет. И колонны слышали ответ: – От меня требуют, чтобы я был каким-то государственным Эдисоном… Очень был бы рад… Но чем я виноват, что я не Эдисон, а только В. Н. Коковцев. Конечно, В. Н. не был виноват. Как не был виноват весь класс, до сих пор поставлявший властителей, что он их больше не поставляет… Был класс, да съездился…"

Царское правительство и аристократия абсолютно сознательно консервировали отставание в развитии прежде всего русского народа как основу сохранения своей власти. Этой цели в частности служил циркуляр от 18 июня 1887 г., гласивший: "…Гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детей коих, за исключением разве одаренных необыкновенными способностями, вовсе не следует выводить из среды, к коей они принадлежат, и через то, как доказывает многолетний опыт, приводить их к пренебрежению своими родителями, к недовольству своим бытом, к озлоблению против существующего и неизбежного, по самой природе вещей, неравенства имущественных положений". В эту социальную нишу попадало прежде всего русское население империи, так как оно находилось в худших экономико-географических и исторических условиях, чем другие народы империи. Крестьяне совершенно четко видели причины своей отсталости, вторым вопросом после земли и воли они ставили образование. "Одною из главных причин нашего бесправия,- отмечалось на одном из крестьянских сходов в Курской губернии,- служит наша темнота и необразованность, которые зависят от недостатка школ и плохой постановки в них обучения". Витте писал Николаю II в 1898 г.: "А просвещение? О том, что оно находится в зачатке, это всем известно, как и то, что мы в этом отношении отстали не только от европейских, но и от многих азиатских и заатлантических стран… Наш народ с православной душой невежествен и темен. А темный народ не может совершенствоваться. Не идя вперед, он потому будет идти назад сравнительно с народами, двигающимися вперед".

Под политическим Эдисоном Шульгин понимал Столыпина

Только после революции 1905 г. под нажимом Думы и Столыпина началась реформа начальной школы. В 1912 г. был принят закон о начальных училищах и введении обязательного начального образования, но времени оставалось слишком мало, для того что бы решить вопрос, в котором русские отставали на многие десятилетия…

Царское правительство совершенно сознательно глушило и индивидуалистические инстинкты русских крестьян, препятствовало развитию органов государственного местного самоуправления и поощряло общинные. Государство стремилось, как справедливо указывает Грациози, "изолировать или сегрегировать российское крестьянство как от гражданского общества, так и от политического ядра… ради гарантии политической стабильности". Крепостное право в России было отменено почти на 50 лет позже, чем в прибалтийских губерниях, а искусственно сохраняемая община дожила до начала XX века.

Основы самоуправления в царской России были заложены земской реформой 1864 г. Дворянство удерживало господствующие позиции в земствах вплоть до Февральской революции 1917-го, о чем свидетельствуют результаты выборов гласных в губернские и уездные земские собрания по 29 губерниям на 1865-1867 гг. В губернские было избрано помещиков-дворян – 74,2%, купцов – 10,9%, крестьян (в основном кулаков, сельских старост) – 10,6%, прочих – 4,3%; в уездные – помещиков-дворян – 41,7%, духовенства – 6,5%, купцов – 10,4%, крестьян – 38,4%, прочих – 3%… Контрреформы 1887-1892 гг. усилили позицию дворянства в земствах и бюрократический контроль за ними, но одновременно и привели к проникновению в земства третьего элемента – интеллигенции, давшему новый толчок развитию земств, особенно в области медицины и образования. К началу капитализма XX века правовое положение земств сохраняло все черты полуфеодализма середины XIX века, именно поэтому к 1905 г. земства стали оплотом либерализма, выразившемся в организации Земского союза, открыто выступившего против царизма. С либералами в данном случае были согласны социалисты и даже прогрессивные консерваторы.

Так, В. Ленин писал: "Земская реформа была одной из тех уступок, которые отбила у самодержавного правительства волна общественного возбуждения и революционного натиска… Итак, земство с самого начала было осуждено на то, чтобы быть пятым колесом в телеге русского государственного управления, колесом, допускаемым бюрократией лишь постольку, поскольку ее всевластие не нарушалось… Земства не имели своих исполнительных органов, они должны были действовать через полицию, земства не были связаны друг с другом, земства были сразу поставлены под контроль администрации. И, сделав такую безвредную для себя уступку, правительство на другой же день после введения земства принялось систематически стеснять и ограничивать его: всемогущая чиновничья клика не могла ужиться с выборным всесословным представительством и принялась всячески травить его".

С классиком коммунизма полностью солидарен царский премьер Витте: "Участие крестьян в земстве ограничено. Мировые судьи были для крестьянского населения заменены земскими начальниками… В сущности, явился режим, напоминающий режим, существовавший до освобождения крестьян от крепостничества; но только тогда хорошие помещики были заинтересованы в благосостоянии своих крестьян, а наемные земские начальники, большей частью прогоревшие дворяне и чиновники без высшего образования, были больше всего заинтересованы в своем содержании". Витте продолжал: "Крестьянство находилось вне сферы гражданских и других законов. Для крестьянства была создана особая юрисдикция, перемешанная с административными и попечительными функциями,- все в виде земского начальника, крепостного помещика особого рода. На крестьянина установился взгляд, что это, с юридической точки зрения, не персона, а полуперсона. Он перестал быть крепостным помещика, но стал крепостным крестьянского управления, находившегося под попечительным оком земского начальника".

В то же время западные окраины Российской империи интенсивно развивались под воздействием близости европейской цивилизации, легкости сообщения с нею и благодаря целенаправленной деятельности царского правительства, пытавшегося путем повышения образования и предоставления всевозможных национальных, государственных и прочих свобод отвлечь окраинные народы от сепаратизма и национализма. К первой русской революции 1905 г. процесс зашел слишком далеко. Столыпин предпринимал отчаянные усилия, чтобы предотвратить надвигающийся исход, но был остановлен в самом начале…

К XX веку оставалась только одна сила, способная обеспечить единство русского государства, но и ее репутация была поколеблена во время русско-японской войны 1905 г. С. Витте писал: "Психика всех обывателей России начала перевертываться, все начали сбиваться с панталыку, и в конце концов можно сказать: Россия сошла с ума. Действительно, чем, в сущности, держалась Российская империя? Не только преимущественно, но исключительно своей армией. Кто создал Российскую империю, обратив московское полуазиатское царство в самую влиятельную, наиболее доминирующую, великую европейскую державу? Только сила штыка армии. Не перед нашей же культурой, не перед нашей бюрократической церковью, не перед нашим богатством и благосостоянием преклонялся свет. Он преклонялся перед нашей силой, а когда в значительной степени преувеличенно увидели, что мы совсем не так сильны, как думали, что Россия – "колосс на глиняных ногах", то сразу картина изменилась, внутренние и внешние враги подняли головы, а безразличные начали на нас не обращать внимания".

Из внутренних врагов наибольшую опасность, по мнению Витте и Столыпина, представляли не столько социалисты, сколько либералы. С. Кара-Мурза точно отмечает эту "сторону конституционализма кадетов, которая выяснилась сразу после обнародования их программы – его несовместимость со сложившимся в России типом сосуществования народов. Беря за идеал государственного и общественного устройства Запад, либералы заведомо принимали перспективу разрушения России как многонациональной евразийской державы. Таким образом, их программа обрекала Россию на катастрофу… Это предвидел П. Столыпин, который в 1908 г. предупреждал либералов: "Но не забывайте, господа, что русский народ всегда сознавал, что он осел и окреп на грани двух частей света… Наш орел, наследие Византии,- орел двуглавый. Конечно, сильны и могущественны и одноглавые орлы, но, отсекая нашему русскому орлу одну голову, обращенную на восток, вы не превратите его в одноглавого орла, вы заставите его только истечь кровью". С. Кара-Мурза пишет: "Сейчас кажется поразительным, как они (кадеты.- В. Г.) могли не видеть несовместимости главных целей движения (либерально-буржуазный порядок – и "единая и неделимая Россия"), Но они действительно ее не видели".

С Витте и Столыпиным был солидарен будущий начальник штаба Верховного главнокомандующего царской армии и основоположник белого движения генерал Алексеев, который после Манифеста 17 октября 1905 г. писал, что русский либерализм "тем и отличается от либерализма разумного европейца, что последний признает идею национализма, любит свое отечество, радеет о его славе и благе. Наш – отрицает Россию, печется о ее падении и унижении. Все стремления "либерализма русского человека" – дискредитировать армию, офицеров – направлены именно к этому; не будет надежной военной силы – и как быстро пойдет разрушение государства!"

Именно на национальных особенностях России строились планы немецкой политики с началом Первой мировой войны. Людендорф писал: "Я был полон решимости восстановить на оккупированной территории цивилизаторскую работу, которой немцы занимались здесь многие столетия. Население, представляющее собой такую смесь рас, не может создать собственную культуру…" Литва и Курляндия должны управляться германским принцем и быть колонизованы германскими фермерами. Сама же Польша "должна признать германское главенство".

"Видный идеолог Шиман предлагал превратить российские национальные окраины в марионеточные государства, управляемые Германией "на римский манер". Его предложения поддерживал целый ряд таких столпов пангерманизма, как Рорбах, Хадлер, Клас, Лезиус. Вторая группа идеологов – Майнеке, Дельбрюк, Шефер – выступала за прямую колонизацию". М. Эрцебергер еще в сентябре 1914 г ставил цель: "Освобождение нерусских народов от московского ига и реализация самоуправления каждого народа. Все это под германским верховенством". При этом ставилась цель "отрезать Россию от Балтийского и Черного морей". 19 апреля 1917 г. штаб генерала Людендорфа выпустил брошюру "Будущее Германии", в которой помещалась красочная карта России с обозначениями мест проживания "нерусского населения", объяснялись возможности колонизации России. Уголь, железная руда и нефть России сделают Германию самодостаточной экономической величиной*. Будущую границу с Россией предполагалось провести по линии "озеро Пейпус (Чудское) – Двина – Ровно – река Збруч".

Главными целями германского "освоения" должны были стать Литва и Курляндия. Отмечалось, что в Курляндии 10% немецкого населения, уже имевшихся там, "будет достаточно для германизации крестьян, рабочих и интеллигенции. Экономические меры и германские средние школы сделают свое дело". В оккупированных немцами Польше, Литве и Курляндии была запрещена политическая деятельность. Учителями могли быть только немцы, язык обучения – только немецкий. Основой судебной системы стал военный трибунал. Для колонизации уже в декабре 1914 г. предполагалось переселить в Польшу и Литву около 2 млн. российских немцев, и, как утверждал Серинг, "через 2-3 поколения Курляндия станет полностью германской". Польшу предполагалось сделать буферной зоной между Европой и Россией. При этом Гофман считал ошибкой стимулировать дружбу литовцев и поляков: "Литовцы должны быть нашими союзниками в борьбе против поляков". Серинг предлагал сделать "немцами" наиболее производительных литовских крестьян, а поляков из Литвы "депортировать"… Гинденбург поддержал идею: "Для управления этими элементами необходима политика по принципу "разделяй и властвуй".

3 августа 1914 г. Циммерман указывал, что следует поднять против России Кавказ. Были созданы грузинские антироссийский фонд и легион во главе с германским капитаном. Немецкое правительство, несмотря на протест Турции, обещало грузинским националистам признать независимость Грузии от России. Еще в конце XIX был создан германо-армянский комитет… а видный экономист Г. Гроте писал: "Овладение Арменией даст нам большое преимущество для овладения Месопотамией… для господства даже над всем Ближним Востоком". "Перед войной на Кавказ хлынули турецкие агенты и немецкие геологи, археологи, востоковеды, туристы… Была создана "Лига инородческих народов России"… по сообщению русской разведки от 16.9.13, немецкий консул в Эрзеруме Андерс потратил на шпионаж и подобную деятельность 10 млн. марок. Турция, в свою очередь, также поднимала против России Армению и Азербайджан.

Однако сепаратистские настроения на Кавказе в то время разжигались с трудом. Гофман указывал на то, как неожиданно упорно сражались за Россию кавказцы. Затея с "Грузинским легионом" закончилась неудачно. Набрать в него удалось всего 400-500 чел.- в основном из грузин-мусульман Лазистана; при вторжении "Легион" встретил к себе такую ненависть и презрение соплеменников, что его побыстрее отправили в Европейскую Турцию.

6 августа канцлер Бетман-Гольвег обещал финнам создание "автономного буферного государства". Руководитель германского МИДа Ягов 11 августа 1914 г. выдвигал дополнительные меры: "Очень важна реализация революции не только в Польше, но и на Украине: 1. Как средство ведения военных действий против России. 2. В случае благоприятного для нас завершения войны создание нескольких буферных государств между Россией, с одной стороны, Германией и Австро-Венгрией, с другой, желательно как средство ослабления давления русского колосса на Западную Европу и для отбрасывания России на восток настолько, насколько это возможно".

Таким образом, с первых дней войны Германия проводила активную целенаправленную сепаратистскую работу, которая становилась инструментом войны, а ее результаты одновременно – целью войны. Идеологическую базу раздела России в 1915-1916 гг. подвел Т. Шиман, "полагавший, что русское государство не является продуктом естественного развития, а конгломератом народов, удерживаемых вместе искусственно монархией, которая дегенерировала в деспотию". Шиман был до известной степени прав – свержение монархии и революционная либерализация означали уничтожение единого русского государства.

Назад Дальше