Потому, что я был там сегодня утром, виделся с этой "тетей" и попросил ее помочь мне в воспитании своих ребятишек, и еще объяснил ей, как нужно мне помочь. Почему я так поступил? Потому, что обязан педагогизировать, по мере возможностей, ту среду, в которой воспитываются мои дети. А вдруг эта "тетя" (которая, к счастью, легко и сразу поняла всю важность своего участия в моих педагогических намерениях) оказалась бы непонятливой, какими порой бывают некоторые взрослые, когда им приходится сталкиваться с ребячьей жизнью, и высмеяла бы моих Илико, Лери и Зурико? Могла же сказать эта "тетя": "14 рублей... Ха-ха!.. Купили бы себе шоколадки... мир и без ваших денег будет защищен! Ишь какие нашлись государственные деятели!" И в каком настроении тогда вернулись бы мальчики в класс? Вернулись бы с чувством горькой обиды. Об этом они и рассказали бы нам, и тогда я был бы вынужден согласиться с детьми, что эта "тетя"... Ну что поделаешь, приходится мне порой недобро отзываться о некоторых взрослых, чтобы дети знали, какими не надо быть. Я бы каждому взрослому сунул в карман нотацию строгих правил о том, что ему категорически нельзя делать на виду у детей, как он не должен поступать в обществе детей и как он должен общаться с любым ребенком, с группой детей. В этих нотациях записал бы я и такое строгое предупреждение:
Дорогой Взрослый Человек! Не позволяй себе высмеивать ребенка, подшучивать над ним, когда он верит, что совершает общественно значимое, государственно важное дело. Не смей в это время смотреть на него снисходительно, пусть даже с покровительственной улыбкой, не напоминай ему, что он еще ребенок и не выгоняй его из мира взрослых! Твой долг заключается в том, чтобы отнестись к такому поведению ребенка со всей серьезностью, с чувством гордости за него и поставить умную, мудрую точку над сложным педагогическим i!
...Вот и вернулись мальчики, все в поту, задыхаясь:
- Вот квитанция... Тетя... Всем привет... Патриоты... - Подождите, отдохните сперва. Ребята, давайте отложим письма к Диме и послушаем, как они перечисляли деньги, хорошо? Значит, тетя назвала нас патриотами? Это большая честь для нас! А вы поблагодарили ее за добрую услугу?.. Спасибо вам, мальчики, за хорошее выполнение задания...
Здравствуй, Дима!
О чем писать Диме?
Обо всем, что у нас происходит.
Ну, конечно, еще надо пожелать ему скорого выздоровления, ободрить.
Ваши письма к товарищу, который вот уже больше месяца как лежит в инфекционной больнице, куда нас не пускают, должны нести ему облегчение, радость. Письмо от друга больному человеку - это как самое драгоценное, самое настоящее лекарство...
Вот увидите, Дима скорее выздоровеет, когда получит ваши письма... Давайте вообразим, что там может произойти, когда Диме вручат письма! Ну, Русико, у тебя богатое воображение, и, кроме того, ты уже получала такие лекарства... ой, такие письма, когда лежала в больнице, куда нас тоже не пускали. Скажи, что там будет, когда Дима получит эти письма.
- Что там будет? Дима страшно обрадуется, он сядет на кровать, ему подложат подушки, чтобы удобнее было, и начнет читать письма. Так зачитается, что даже не заметит, как проглотит горькие пилюли, как ему сделают уколы... К нему будут приходить больные из других палат, чтобы посмотреть, кто этот мальчик, который получил за день столько писем... А врачи, медсестры придут в восторг от скорого выздоровления Димы. Придет к нему главный врач узнать, какими лекарствами вылечили мальчика. А Дима скажет: "Меня вылечили письма!" Врач же удивится: "Ты что, - скажет, - глотал письма вместо пилюль?!" Ой, если бы я не получала от вас писем, я бы до сих пор болела... Я и сейчас читаю ваши письма... Знаете, мечтаю заболеть еще раз, чтобы получать письма от вас... Очень интересно болеть, если получаешь письма...
Вот видите, дети, какое лекарство получит от вас Дима!
Как оформлять письма? Красочно, конечно! Можно и в виде книжки...
Хочешь послать свои рисунки? Пожалуйста!
Так, вы уже готовы писать?.. Я тоже напишу Диме длинное письмо. Начнем, что ли?..
Дима... Соскучился я по тебе, мальчик! Мне не хватает твоих умных вопросов, твоих шалостей, твоего остроумия. А какой мы прошли с тобой путь за эти два с половиной года! В первый день ты даже не подал мне руки, не поздоровался. "Мы долгое время жили за границей, - объяснила мама, - а там у Димы не было друзей. Он такой необщительный!" Потом ты еще долго оставался необщительным. Сперва не хотел сидеть на уроках без мамы, не разговаривал с детьми, не отвечал ни на какие вопросы. На переменах стоял один где-то в углу, и как будто ничего тебя не интересовало, не задевало, не радовало и не огорчало.
Пробовал я разные педагогические приемы, чтобы как-то расшевелить тебя. Подходил к тебе и шептал на ухо: "Как ты сегодня мне нравишься!" Но ты все равно не хотел шепнуть мне взамен ответ на простейший пример 2+2. Потом я решил не обращать на тебя никакого внимания. И это не повлияло. Может быть, тебе было все безразлично?
Все время ждал, когда придет мама и заберет тебя. "А как он ведет себя дома?" - спросил я у твоей матери. "Он такой тихий, никогда ничего не испортит, говорит мало..."
Но как же с развитием? Если мальчик не шалит, мало разговаривает, не задает тысячу несуразных вопросов, ничего не просит, то как с развитием?
И я пришел к тебе домой в гости. Ты так удивился!.. Мама работала на кухне, папа - в своем кабинете, а ты разглядывал том детской энциклопедии.
Значит, тебя не пускают поиграть во двор с ребятишками? Значит, папе некогда шалить вместе с тобой? И мама тоже строга? Так прошли годы за границей? В конце концов, и самому, значит, расхотелось играть и прыгать вместе со сверстниками? Может быть, ты чем-то напуган?
В твоей комнате, которая напомнила мне золотую клетку для канарейки, я заставил тебя показать все твои игрушки (некоторые были даже не тронуты) и поиграть со мной. Я так шумел, восторгался игрушками, что ты смотрел на меня с явным недоумением. "Подари, пожалуйста, мне эту игрушку!" Разве ты мог отказать мне.
Затем я открыл дверцу твоей золотой клетки и выпустил тебя оттуда. "Папа, выйди, пожалуйста, из своего кабинета! Дима еще не ходил в зоопарк, а мы завтра будем говорить на уроке о животных. А эту заводную игрушку, уважаемая мама, Дима подарил мне!"
На другой день я сказал детям: "Посмотрите, какая интересная игрушка! Ее подарил мне Дима. У него есть удивительные игрушки попросите, он принесет их, и вы поиграете вместе с ним. А эту игрушку оставлю здесь, чтобы играли все..."
В тот день ты впервые заговорил с ребятами. Правда, неохот но, с каким-то недоверием, но заговорил...
Потом - помнишь, мальчик? - я дал тебе конверт. "Передай, пожалуйста, отцу!" - сказал я тебе. Знаешь, что я тогда послал твоему отцу? Ультиматум: "Если хотите, чтобы ваш сын Дима воспитывался в моем классе, я требую от вас: каждый день играйте с сыном в шумные, веселые игры, шалите сами и научите его тоже шалить; приходите в класс и расскажите ребятам о чем-нибудь очень интересном, помогите мальчику подружиться с ребятами во дворе; пригласите их к себе домой и дайте им поиграть с этими удивительными заводными и электронными машинами, роботами. Учтите, каждый день я буду расспрашивать Диму, как он вчера провел время с отцом".
Молодец твой папа, мальчик! В школе ты стал таким же веселым и шаловливым, как, например, Лери и Зурико, Гоча или Котэ.
У нас с тобой были и другие сложности: надо было выправить речь, не давались тебе чтение, русский язык. Но все осталось позади. Ты теперь у нас и шаловливый, и разговорчивый, любишь читать и с азартом рассказывать товарищам о прочитанном.
У меня опять заботы о тебе. Ты очень легко обижаешься и затем долго дуешься на товарищей, быстро возбуждаешься и переходишь в драку.
Выйдешь из больницы, и мы серьезно займемся исправлением твоего характера. Ты должен сдерживать себя, быть уступчивым, чутким...
У меня много записей о тебе. Хочешь, познакомлю с некоторыми из них? Вот, к примеру: "I класс. 30 октября. Димы в классе нет. "Где Дима?" - спрашиваю у детей. Девочки говорят, что Дима только что играл с ними. Мальчики тоже видели, как Дима с Майей о чем-то спорили. "О чем вы спорили, Майя?" "Он хотел отнять у меня марку, а я не дала". "А потом?" "А потом был звонок, и я побежала в класс". Выхожу в коридор, а мальчика не видно. Несколько ребятишек бегают вместе со мной по этажам, по двору. Наконец Диму мы нашли на чердаке школы. Там он сидел на лестнице надутый. На наши вопросы не отвечал, не хотел идти в класс. Урок математики, конечно, сорвался. Дети злятся. "Тебя обидела Майя?" Кивает головой. "Она не дала марку?" Кивает головой. "Тебе очень хочется иметь такую марку?" Опять кивает головой. "Майя, - говорю я девочке, очень тебя прошу, подари Диме эту марку, я же знаю, какая ты добрая девочка". Майя дает ему марку. "А ты, Дима, завтра принеси свою электронную игрушку - помнишь танцующую девочку? - и подари Майе. Ей тоже будет приятно получить от тебя подарок! Договорились?" Кивает головой. "А теперь скажи, как нам вернуть потерянный по твоей вине урок математики?" Молчит. "Что делать, ребята?" "Используем большую перемену" - сказали они. Я так и сделал. "А Диму простим, правда? Думаю, он сам жалеет, что так получилось". "Простим!" - говорят дети без охоты. Сандро откровенен: "Я бы не простил. Он еще не знает, сколько мы бегали и как Вы волновались. Но раз все простили, я тоже прощаю"." "31.X. Утром Дима протянул мне электронную игрушку. "Зачем мне она, ты ее Майе дай, только с улыбкой". Майя и ребята весь день развлекались игрушкой. Майя не взяла ее домой. "Пусть будет общей игрушкой всех девочек!" - сказала она..."
Ты помнишь эту историю? Что ты пережил тогда, когда стоял перед товарищами? Я все боялся, чтобы они не напали на тебя. Молодец, мальчик, что не пожалел игрушку! Легкая обидчивость у тебя еще не совсем прошла, но вижу, порой ты находишь силы перебороть себя.
Вот еще другая запись, которую я сделал совсем недавно.
"II класс. 19 января. Дети приступили к решению задачи, а Диму я попросил решать задачу на доске за занавеской. Дима юркнул под занавеску и приступил к решению задачи. Вскоре он вышел из-за занавески, видит, что товарищи еще работают. Я удивлен, мальчику вообще трудно дается решение задач, и жестом подаю знак: "В чем дело?.. Уже?" Дима подходит ко мне и шепчет на ухо: "Я сам удивляюсь. Когда дома решаю задачи, все время допускаю ошибки, не получается. А за занавеской задачи решаю легко!" Потом мы проверили, задачу он решил правильно, хорошо рассуждал. Надо почаще давать ему решать задачи за занавеской..."
Знаешь, мальчик, этим своим откровением ты еще раз убедил меня, как порой простой игровой прием помогает ребенку проявить сосредоточенность и проницательность...
А вот последняя запись. После этого тебя положили в больницу. "II класс. 19 февраля. На большой перемене Дима подрался с мальчиком из параллельного II класса. Девочки разняли их. Как мотом выяснилось, виноват был Дима, он мешал мальчику прыгать в длину. Учительница пожаловалась мне. Однако Дима всю вину свалил на избитого им же мальчика. Девочки возмутились поведением Димы. "Ты же сам мешал ему, ты набросился на него, он даже пальцем не притронулся к тебе!" Но Дима упорно оправдывался. Почему он так поступил? Боялся? Стыдился? Может быть, это и есть нечестность? Надо проследить за дальнейшим поведением Димы". И тут, мой мальчик, я записал мысль великого педагога Якова Семеновича Гогебашвили, которой я руководствуюсь в твоем воспитании и воспитании твоих товарищей:
"Воспитание честных и благородных чувств в сердцах детей нужнее и дороже, нежели обогащение разными знаниями".
Пройдут годы, ты вырастешь, и я мечтаю, чтобы ты стал честным и благородным и, конечно же, хорошим специалистом в выбранной тобою профессии. Вот тогда, может быть, я пошлю тебе, как и другим твоим товарищам, эту тетрадь с моими записями о тебе. Как ты тогда оценишь мои нынешние тревоги и заботы о формировании твоего характера? Как важно не промахнуться сегодня, ибо моя ошибка в твоем воспитании и воспитании твоих товарищей - эта не та "ошибка", которую я допускаю каждый день, стоя у доски и решая простые примеры...
Вот с этими размышлениями о тебе я и собираюсь написать сейчас длинное письмо, которое начну так же, как и другие: "Здравствуй, Дима!" Мое письмо не будет набором наставлений. В нем я поделюсь с тобой о том, что меня радует и огорчает.
Болезнь, конечно, нехорошая вещь, но надеюсь, что она останется для тебя таким же приятным воспоминанием, какой она осталась для Русико. Эти 38 писем, я верю, тебя вылечат не только от болезни, но и от некоторых отклонений в характере и ты вернешься в школу более добрым и благородным...
По личным вопросам
После обеда до начала занятий в продленке остается 40 минут.
Это время дети обычно проводят свободно: играют во дворе, читают в библиотеке, обмениваются марками, спорят о чем-то, играют в шахматы, в настольные игры, заняты книгами собственных "сочинений", просматривают диафильмы и мультфильмы, упражняются на шведской лестнице и, конечно, шалят тоже.
Но эти 40 минут у нас нашли и другое применение: каждый день в это время - после обеда до начала занятий в продленке - я принимаю детей по личным вопросам. Нет, это не какая-то форма педагогической бюрократии! Дети имеют свои проблемы, они нуждаются в помощи, совете, поддержке, улыбке, утешении. У них имеются свои секреты, им хочется сказать о них человеку, которому верят, это им нужно для успокоения души. Возникает необходимость поговорить со мной обстоятельно, наедине. Когда все это сделать? Во время перемен? На уроках? После уроков? Не получается, не всегда получается так, чтобы в процессе работы со всем классом я выкроил хотя бы пару минут для обстоятельного и "секретного" разговора. Поэтому предпочел выделить для этого специальное время.
Когда я впервые назначил им часы приема по личным вопросам (в октябре этого учебного года), они пришли в мой кабинет все. Мне пришлось объяснить им, что значит личное дело и как я их буду принимать... И дети начали ходить ко мне - в день 2-3, может быть, и 5-6 человек. Иногда я сам приглашал кого-нибудь поговорить. По мере того как углублялось наше взаимопонимание, дети все больше и откровеннее доверяли мне свои тревоги и переживания, свои надежды и ожидания.
"Какое личное дело может иметь ребенок?" - скажет мне раздраженно иной педагог. До этих приемов я сам об этом не имел представления.
Придут ли дети к своему императивному педагогу для душевного откровения? Нет, не придут, какое бы время им ни назначили. Не придут потому, что дети от этого не ждут добра. Они уже приучены к тому, что их педагог не умеет прощать и, вообще, с ним можно говорить только об учебе, общественной деятельности. Они и понятия не имеют о том, что можно поделиться с ним своими другими проблемами. И педагог сделает вывод, что у ребенка не возникает личных вопросов. Сказать откровенно, когда я разъяснял моим ребятишкам, по каким делам они могут приходить ко мне за советом, помощью, то сам разволновался: а придут ли они ко мне?..
- Можно? - заглядывает ко мне Кетино. Она стесняется, чем-то озабочена. Лицо опухшее. Я и сегодня утром, увидев ее, хотел спросить: не упала ли она, не ударилась ли?
- Можно, конечно, входи. Садись поближе!.. Почему у тебя такие грустные глаза, откуда эти синяки на лице?
Девочка опускает голову, затем вдруг начинает плакать, и я еле различаю, что она бормочет. А бормочет она вот что.
- Папа меня побил... Не люблю больше папу.. Не хочу его видеть...
- У тебя же такой хороший папа, как он мог побить тебя?!
- Прежде он был хорошим... теперь плохой, ругается...
- Подожди, прежде всего давай вытрем слезы... - я достаю из кармана чистый носовой платок и вытираю ей слезы - и ...успокоимся... Вот так. Смотри мне в глаза... А теперь расскажи мне все, как было!..
- Папа пришел с работы и начал кричать на маму, я защищала ее, а ему сказала, что он плохой... Тогда он и ударил меня по лицу, еще раз ударил... Ты, говорит, тоже такая, как твоя мать... Я сказала, что мама очень хорошая... Он выгнал меня из комнаты... Я испугалась, а вдруг и маму тоже побьет, и начала кричать... и тогда отец избил меня.
И девочка опять собирается плакать.
- Не плачь. Он и раньше бил тебя?
- Я не хотела Вам говорить, он часто меня бьет. За все бьет...
- А если он извинится перед тобой и перед мамой, ты сможешь его простить?
- Не знаю... Не люблю я его больше...
И из ее опухших глаз хлынули слезы. Слезы эти обжигают мое сердце. Они уводят меня в жизнь ребенка, заставляют пережить детское страдание, понять, что это такое. Можно ли выразить его словами? Это смесь физической и духовной боли, когда так легко хочется умереть, что и глазом не моргнешь. Слезы Кетино заставляют меня действовать.
- Прости, пожалуйста, мне нужно срочно позвонить товарищу, сейчас вернусь... Ты подожди меня здесь, ладно? И посмотри этот журнал!..
И я бегу к телефону. Бить ребенка... В каком веке, в каком обществе он живет?! Такого случая у меня еще не бывало. Ну, пришла ко мне на днях Лела, тоже надутая на своего отца. Он, говорит, отшлепал меня, и я больше не хочу с ним говорить. Я пошел к отцу, рассказал о переживаниях дочери. Он страшно обеспокоился. Да, говорит, было такое, но ведь прошло время, неужели она еще переживает?! Вот почему она неприветлива со мной в последние дни! Обещаю Вам, сказал отец Лелы, такое никогда не повторится. На другой день девочка пришла радостная и, улучив момент, шепнула мне: "Спасибо! Мы с папой весь вечер гуляли, он такой хороший!.." Но отец Кетино - редкое исключение. На лице девочки - синяки, в сердце - адское страдание! Как же отец может быть спокоен в это время? Избил девочку ради ее же воспитания?! Ложь, ложь! Такого не бывает... Не бывает, чтобы восьмилетняя девочка воспитывалась лучше оттого, что от побоев отца она вся в синяках... "Алло! Секретарь парторганизации завода? С вами говорит Учитель... Да, да, именно ваш завцехом... И прошу Вас немедленно промыть ему мозги!.." "Алло! Директор завода?.. Говорит Учитель... Прошу самому разобраться в этом деле и принять административные меры, касающиеся вашего завцехом!.." "Алло!.. Это завцехом? Вас еще не вызывали?.. Так вызовут... Предупреждаю, девочка о нашем разговоре ничего не знает, она мне ничего не говорила, все написано на ее лице... Вы сегодня же извинитесь перед дочкой, а завтра сами ее приведете в школу!.." Вот так - такой отец должен хорошо знать, что не будет ему пощады от общества...
- Ну как, Кетино, нравится тебе этот журнал? Ты забери его себе, он мне не нужен, а наш разговор перенесем на завтра, хорошо? Только прошу тебя, не думай об отце плохо, наверное, он сам жалеет о происшедшем... Будь к нему великодушна, договорились?..
...Заходит Ника. Он скромный, застенчивый мальчик. Я все думаю, как вселить в него больше смелости, уверенности в себе.
- В чем дело, Ника?
- Хочу, чтобы Вы посоветовали мне...
- Что?
- Можно ли сделать доклад о моей собачке?
- А какие у тебя наблюдения?
- Знаете, она очень забавная, я многому ее научил!
- И ты можешь рассказать, как и чему учил свою собаку?
- Да.
- Слушай, это очень интересно! А что она умеет?